Обострение классовой борьбы в xiv в. восстание 1381 г.

Маиориальная система в Англии в XIV в. переживала период, глубокого кризиса. Подневольный труд крепостных крестьян ста­новился все менее производительным, лорды маноров в большин­стве районов страны решительно стали на путь коммутации, хотя па юго-востоке бароны и монастыри все еще стремились сохра­нить барщину. Крупные феодалы, а также рыцари и фригольдеры широко применяли наемный труд. Появление массы батраков осо­бенно ярко отражает кризис манора.

Разбогатевшие вилланы нередко выкупались на волю и прев­ращались в лично свободных земельных держателей — йоменов. Вилланы, лишившиеся земли, бежали в города либо в другие рай­оны страны, где нанимались к купцам или феодалам, т. е. стано­вились городскими чернорабочими или сельскохозяйственными рабочими. Сельская община быстро разлагалась, и пользуясь этим, бароны захватывали общинные земли.

Как разбогатевший виллан, который приобретал личную сво­боду, так и совсем разорившийся крестьянин, ставший наемным работником, уже не были крепостными. Личная свобода начала рассматриваться как одно из высших благ, и в сознании народа героями были те мужественные люди, которые отстаивали свою свободу даже ценой потери собственности, ухода с насиженного места, бегства в леса, где формировались отряды вольных стрел­ков. Если в XI—XII вв. вилланская мечта о свободе воплощалась в старинных песнях и сказаниях, прославлявших свободную об­щину (и героями были родовые вожди типа Беовульфа), то те­перь народ создает песни и баллады о легендарном Робине Гу­де — предводителе вольных стрелков.

Цикл баллад о Робине Гуде, написанных на понятном всем на­родном языке, — без латинских либо французских слов и рече­вых оборотов — создавался самим народом и был широко известен и в крестьянской хижине, и на городских улицах, где ютились беднота, и в среде бродячих монахов и школяров. Эти великолеп­ные творения народной поэзии полны здорового оптимизма, люб­ви к природе и — прежде всего — к справедливости и свободе.

Сопротивление крестьян было настолько мощным, что фео­далы все реже могли собственными силами заставить их подчи­ниться и все чаще вынуждены были прибегать к государственным органам. Развитие государственных органов было необходимо гос­подствующему классу и для осуществления захватнической внешней политики.

В 1282—1283 гг. король Эдуард I, разгромив кельтских фео­далов, завершил начатое еще в XII в. покорение Уэльса, оконча­тельно включив его в состав английского государства. Уэльс был объявлен владением наследного принца, который с тех пор полу­чил титул «принца Уэльского».

В 1286 г. умер король Шотландии Александр III, не оставив наследников. Около десятка крупных шотландских феодалов предъявили претензии на престол; воспользовавшись усобицей, Эдуард I вторгся в Шотландию и заставил магнатов признать его «верховным правителем» страны. Однако уже в 1296 г. в Шотлан­дии началось восстание, переросшее затем в войну за независи­мость. Война проходила с переменным успехом и завершилась лишь в 1314 г. крупной победой шотландской армии во главе с Робертом Брюсом. Англия признала его шотландским королем, и Шотландия, народ которой героически сражался, сохранила свою независимость.

С 1337 г. начинается так называемая Столетняя война с Фран­цией (до 1453 г.). До 1360 г. война развивалась успешно для Анг­лии. В битве при Креси (1346) английские войска нанесли же­стокое поражение французам, а спустя 10 лет при Пуатье были взяты в плен король Франции и множество представителей знати и рыцарства. В 1360 г. был заключен мир, по которому Англия получила всю Юго-Западную Францию, а также важный в стра­тегическом отношении район Кале. Кроме того, за короля Фран­ции и других феодалов был получен огромный выкуп. С 1369 г. французы возобновили военные действия и в течение пяти лет освободили почти всю территорию страны (за исключением Кале, Бордо и некоторых других районов). Теперь уже французская сторона перешла к нападениям не только на английские гарнизо­ны во Франции, но и на саму английскую территорию.

Для ведения войн, а главное — для подавления нараставшего сопротивления крестьян, феодалам необходимо было совершен­ствовать парламент как орган, представлявший интересы всех со­словий господствующего класса. Уже в 1297 г. парламент приоб­рел право контролировать налоги: иначе говоря, каждый новый налог вводился с санкции парламента. Постепенно парламент превращался в законодательный орган.

По образцу парламентов 1265 и 1295 гг. города и графства по­сылали в парламент по два представителя; к середине XIV в. это стало уже обычаем, и от короля практически не зависели норма и характер представительства. Но баронов, епископов, аббатов ко­роль приглашал по собственному выбору; это считалось правом

короля, которое лишь постепенно ограничивалось традицией. Так, традицией стало приглашение архиепископа Кентерберийского, епископов, канцлеров университетов, представителей самых знат­ных фамилий; но никто не мог помешать королю вызвать в пар­ламент любого угодного ему феодала. В 1343 г. парламент разде­лился на две палаты. Верхняя палата состояла из лиц, пригла­шенных королем, т. е. никем не избранных; поскольку это были, как правило, крупные землевладельцы, ее назвали палатой лор­дов. В нижнюю палату входили избранные представители графств и городов, т. е. рыцари и крупные торговцы. Решающий голос в парламенте принадлежал палате лордов. Но и роль средних и мел­ких помещиков — сквайров, сельских джентльменов, так называ­емых джентри, в государственном управлении постепенно возра­стала.

Сквайры держали в своих руках управление графствами. Именно они представляли «общину» в парламенте, к ним же по­степенно перешли и судебные функции. В 1360 г. была проведена судебно-административная реформа, по которой часть судебных дел была передана мировым судьям, назначаемым из числа мест­ных сквайров и выполнявшим свои обязанности бесплатно.

Феодалы и верхушка купечества использовали государствен­ную машину для усиления эксплуатации трудящихся. Особенное значение внеэкономическое принуждение приобрело после того, как «черная смерть» (эпидемия чумы в 1348—1349 гг.) унесла не менее трети населения страны. Ни цеховым мастерам, ни земле­владельцам не хватало рабочих рук. Работники теперь не согла­шались на нищенскую оплату. В 1349 г. король Эдуард III издал ордонанс, положивший начало жесточайшему кровавому законо­дательству, направленному против рабочих. Каждый, кто не имел земли или других источников существования, обязан был нанять­ся на работу за ту плату, которую обычно получал рабочий до эпидемии. С 1351 г. бароны, сквайры и купцы, заседавшие в обеих палатах парламента, стали издавать парламентские статуты, каж­дый из которых усиливал наказание за отказ работать за старую нищенскую плату, вплоть до клеймения каленым железом и объ­явления вне закона. Подчеркивая классовый характер этих стату­тов, Маркс отмечал, что в них «государство устанавливает лишь максимум заработной платы, но отнюдь не ее минимум» ¹.

Как это было и в XIII в., обострение борьбы между крестьяна­ми и феодалами осложнялось и борьбой внутри самого господст­вующего класса. Примерно треть земель королевства находилась в руках церкви, и как лорды, так и сквайры непрочь были завладеть хотя бы частью этих богатств. Однако у светских феодалов, как и у определенной части духовенства, были и другие, не менее серьезные основания выражать недовольство чрезмерным обога­щением церкви, роскошью, в которой жили епископы и аббаты,

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23, с. 749.

безнравственностью, царившей в монастырях. Ведь религия была основным идеологическим оружием господствующего класса, и па­дение авторитета церкви и ее служителей представляло опасность для самого феодального строя.

Влияние церкви на разум и чувства как верхов общества, так и трудящегося населения все еще было очень велико. Весь строй мышления средневекового человека был сугубо религиозным, и даже самый решительный социальный протест обычно выражался в форме обращения к принципам раннего христианства либо к библейским легендам. Ненавидя возникшее социальное неравен­ство, английский крестьянин задумывался над тем, что «бог соз­дал всех людей равными». Недаром в те годы широкую извест­ность приобрело двустишие: «Когда Адам копал землю, а Ева пря­ла, кто был тогда помещиком?» Сохранить религиозный характер мышления, направить его на путь догматического повторения наи­более соответствующих феодальной системе формул, не допу­стить использования библейских текстов для обоснования анти­феодальной борьбы — такова была задача церкви в эту бурную эпоху, когда впервые зашатались устои феодального строя. Как и прежде, церковь пыталась использовать могучие силы искусства.

Еще в конце XII в. английские архитекторы стали переходить от сооружений романского стиля к готике.

Для готического стиля характерны поиски синтеза архитек­туры, скульптуры и живописи, причем ведущее место остается за архитектурой. Особенно широко английские архитекторы исполь­зовали скульптуру для украшения западных фасадов соборов. К этой передней стене необходимо было привлечь внимание зри­теля. Высокие порталы, небольшие башни со шпилями, и в осо­бенности — скульптура служили этой цели. Например, фасад со­бора в Личфилде покрыт в четыре яруса статуями в узких стрель­чатых обрамлениях.

Украшая скульптурами западные фасады соборов, мастера да­вали волю своей фантазии и, наряду с сюжетами, заимствованны­ми из библии, нередко использовали фольклорные мотивы. Эле­менты реализма пробивались сквозь христианскую символику и в скульптурных портретах, которые помещались на надгробных плитах в тех же соборах. Вместо условной фигуры — скорее сим­вола, чем образа, — появляются изображения людей в непринуж­денной позе, с чертами если не портретного сходства, то все же какой-то индивидуальности.

Здоровая народная тяга к реализму более всего проявилась в живописи, которая достигла известных успехов в XIII—XIV вв. главным образом в области книжной миниатюры.

Блестящим образцом мастерства миниатюристов XIV в. явля­ется «псалтырь королевы Марии»; в этой рукописи проявились все характерные черты английской школы миниатюристов той эпохи. Здесь 60 больших миниатюр и свыше 600 рисунков, в том числе свыше 200 — раскрашенных. Это, по существу, целый цикл

миниатюр, в которых встречаются одни и те же персонажи, по­ставленные в различные ситуации. Именно в этих бытовых сцен­ках (работа вилланов под бичом бейлифа, состязания в стрельбе из лука, прядильщица за работой и т. д.) особенно ярко прояви­лись начавшееся освобождение умов от церковной догматики, из­вестный протест против христианского аскетизма.

Таким образом, хотя и в XIV в. искусство, как и идеология, в целом, по-прежнему контролировалось церковью, в нем значитель­но усилились светские и реалистические черты. Однако социаль­ная и политическая борьба, как и в другие эпохи, более непосред­ственно проявлялась в политической и философской литературе.

Во второй половине XIV в. наиболее видным сторонником ре­формы существующей церкви был профессор Оксфордского уни­верситета Джон Виклиф (1320—1384). Основной его тезис в обла­сти богословия сводился к тому, что духовенство, вопреки устано­вившимся представлениям, не должно быть посредником между человеком и богом, что оно не обладает «благодатью», дающей ему возможность «отпускать грехи» мирян.

Люди сами должны читать Священное писание, утверждал он, а для этого надо перевести Библию на общепонятный англий­ский язык. Сделанный под его руководством перевод Библии час­тично лишал клириков монополии на толкование основных поло­жений христианства, так как несколько расширился круг лиц, которым стало доступно чтение этого, по мнению Виклифа, единс­твенного источника вероучения. Вместе с тем Виклиф осуждал рос­кошную жизнь клириков, монастырский разврат, пышность цер­ковных обрядов. Городским богачам учение Виклифа давало на­дежду на создание «дешевой церкви», стремление к которой всегда было характерно, как отмечал Энгельс, для ереси городов ¹. Перед магнатами и сквайрами оно открывало перспективу расширения земельных владений за счет церкви, тем более что Виклиф прямо высказывался в пользу права короля на секуляризацию церковных земель.

Внутриклассовая идеологическая и политическая борьба, раз­горевшаяся вокруг Виклифа и его идей, отнюдь не затрагивала ос­нов феодального строя. Но идеи Виклифа приобрели немалое зна­чение в борьбе крестьянства и городской бедноты, направленной против самих коренных принципов феодальной эксплуатации. Хо­тя последователи Виклифа — лолларды — вели пропаганду среди всех слоев общества, наибольшее распространение эта «ересь» по­лучила в массах крестьянства и городской бедноты. По всей стране пешком и на лошадях путешествовали «бедные священники» — люди духовного звания, но не имевшие ни должностей в церковной или светской администрации, ни приходов. К их проповедям жадно прислушивались деревенские и городские бедняки, которым давно уже надоело бессмысленное латинское бормотание их приходских

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 7, с. 362.

2—127

священников. Проповедуя основные идеи Виклифа, лолларды шли гораздо дальше своего учителя. Они не ограничивались критикой папства и пороков служителей церкви, но говорили и о несправед­ливости господ, о произволе чиновников и гнете барщины, о бес­чинствах лордов и бесправии крестьян. Не следует забывать, что лоллардов слушали те же люди, которые распевали песни о Робине Гуде, смотрели веселые представления жонглеров, высмеивающих церковные и рыцарские обряды, знали на память или хотя бы слы­шали отрывки из популярной поэмы Уильяма Ленгленда «Видение о Петре Пахаре».

Эта поэма принадлежит к числу наиболее значительных явле­ний английской культуры XIV в. Написанная бывшим крестьяни­ном, который получил образование в монастырской школе, бедня­ком, прожившим жизнь в среде лондонских низов, поэма Ленглен­да сочетает реалистические сцены из жизни всех слоев английского общества с характерными для средневекового мышления религиоз­но-мистическими представлениями и образами. Наряду с реальны­ми персонажами — простолюдинами и рыцарями, судьями и мона­хами, ремесленниками и купцами, в поэме фигурируют Церковь, Правда, Совесть, Обман и т. д., причем эти аллегорические фигуры также наделены реальными чертами. Но в центре поэмы — образ простого крестьянина, Пахаря Петра, который олицетворяет все лучшие человеческие черты. Когда огромная толпа, включающая людей всех званий и профессий (английский народ), решает пус­титься на поиски Правды, обнаруживается, что только Петр Па­харь может указать к ней дорогу. Прославление простого и честно­го труженика, который поднимается на такую нравственную высо­ту, что ведет за собой все слои населения, было подлинным худо­жественным и этическим открытием. И сатирические образы продажных судей, лицемерных клириков, развратных монахов, надменных рыцарей, и, особенно, привлекательный образ Петра Пахаря, были широко известны английскому народу; в сельских церквах даже появились изображения Христа в виде простого па­харя.

С конца 70-х годов XIV в. ко всем бедствиям английского наро­да добавилось еще одно — резкое увеличение налогового гнета. Возобновившаяся война с Францией потребовала новых пополне­ний королевской казны.

В 1377 г. парламент ввел подушный (поголовный) налог: обло­жению подвергались все лица, начиная с 14-летнего возраста, не­зависимо от имущественного и социального положения. Этот не­справедливый принцип налогообложения вызвал волну возмуще­ния, тем более что в 1379 г. налог был взыскан вторично, а в 1380 г. его размер был утроен.

Новые налоги заставляли крестьян и горожан еще больше за­думываться над несправедливостями общественного строя и — коль скоро приходилось отдавать так много государству — искать пути сокращения повинностей и платежей феодалам. Во многих де-

ревнях возникали тайные крестьянские союзы, ставившие своей целью сопротивление феодалам и королевским чиновникам. Нара­стал протест и среди городской бедноты, учеников, подмастерьев. Между крестьянскими союзами начали устанавливаться некоторые связи; благодаря близости к движению бедных сельских священ­ников возникла возможность переписки и распространения воз­званий.

Особую популярность приобрел в эти годы народный проповед­ник Джон Болл, один из армии «бедных священников». В течение десятилетий бродил он по деревням, ярмаркам, городам и, вопреки угрозам церковных властей, отлучению от церкви и неоднократно­му тюремному заключению, проповедовал идеи социального равен­ства и справедливости. В листовках, которые переписывались его сторонниками и распространялись среди членов крестьянских сою­зов, он прямо призывал к восстанию.

Вот один из образцов таких посланий: «Джон Пастух, некогда священник церкви св. Марии в Йорке, а ныне в Колчестере, при­ветствует Джона Безымянного и Джона Мельника, и Джона Воз­чика и просит их, чтобы они помнили о коварстве, господствующем в городе, и стойко держались во имя божие, и просит Петра Пахаря приняться за дело и наказать разбойника Хоба и взять с собой Джона Правдивого и всех его товарищей и больше никого — и зор­ко смотреть на одну только голову и ни на какую больше». Как бы странно ни выглядел этот текст сегодня, английский крестьянин XIV в. прекрасно понимал, что все перечисленные Джоны — это трудящиеся, к которым обращается Джон Болл, что Петр Па­харь — собирательный образ земледельца, что разбойник Хоб — казначей королевства Роберт Хелс, ненавистный всем глава сбор­щиков налогов. Читатель этой листовки знал, что его призывают хорошо подбирать себе товарищей — надежных людей («Джона Правдивого») и подчиняться избранному руководителю, сохраняя единство («смотреть на одну голову»).

Когда в конце мая 1381 г. сборщики налогов попытались аре­стовать в одной из деревень Эссекса крестьян, отказавшихся пла­тить недоимку, восстание вспыхнуло почти мгновенно. Первое не­большое сражение с отрядом сборщиков произошло 20 мая, а уже к началу июня все графство стало ареной массового восстания. Вслед за Эссексом восстание охватило Кент, а затем в течение пер­вой половины июня — более 20 из 40 графств Англии. Восставшие были вооружены дубинками, кинжалами, самодельными шпагами и, главное, луками, этим традиционным оружием английских кре­стьян.

В то время как более половины страны было охвачено одновре­менным, но не имеющим общего руководства восстанием, в Кенте и Эссексе движение приобрело более организованные формы. В первые дни восстания из тюрьмы был освобожден Джон Болл; он стал одним из признанных руководителей движения. Но воен­ным вождем был кентский ремесленник Уот Тайлер, способный

2*

«Св. Павел». Фреска в соборе Кентербери

организатор, бывший солдат, сумевший сплотить разрозненные от­ряды в большую армию. Поскольку он сгоял во главе главных сил, все движение принято называть восстанием Уота Тайлера. Уже 12 июня повстанцы стали лагерем под стенами Лондона и готови­лись к захвату города, где находился король и почти все государст­венные деятели. Благодаря помощи столичной бедноты 13 июня повстанческая армия без боя вошла в Лондон. Король и двор с не­большой охраной всего в 600 человек укрылись в крепости Тауэр. Централизованная государственная власть была, по существу, па­рализована, и хозяевами положения в столице стали восставшие. Они разгромили район судебных учреждений Темпль, разрушили несколько тюрем, казнили некоторых чиновников, смотрителей тю­рем, спекулянтов, а также архиепископа Кентерберийского, канц­лера Сэдбери и лорда-казначея Хейлса. Но повстанцы не взяли в свои руки дела управления, надеясь получить все требуемое от короля. 14 июня состоялась встреча повстанцев с королем в Майл-Энде, на одной из зеленых окраин Лондона. Здесь Уот Тайлер вру­чил королю заранее подготовленные петиции, и на глазах у воору­женных крестьян король принял все требования восставших. Впо-

следствии эти требования получили название Майл-Эндской про­граммы. Вилланство и любые иные формы личной зависимости, сказано в программе, должны быть отменены, а вместо всех видов повинностей устанавливается денежная арендная плата в размере не выше 4 пенсов с акра, т. е. крайне низкая рента.

Богатые крестьяне начали расходиться по домам, унося с собой тут же, на поле Майл-Энда, составленные грамоты, даровавшие им все, из-за чего они взялись за оружие. Наивная вера в королевские обещания была так велика, что получение этих грамот рассматри­валось крестьянами как абсолютная гарантия победы.

Разошлись, однако, не все. Были среди восставших и более дальновидные люди, которые отнюдь не считали дело законченным. Свои новые требования повстанцы предъявили во время второй встречи с королем и его свитой 15 июня в Смитфилде — в открытом поле за стенами города. Смитфилдская программа в гораздо боль­шей степени посягала на основы феодального строя, чем Майл-Энд-ская, и, главное, выражала интересы не только крестьянской вер­хушки, но и бедноты. Все церковные земли должны быть отняты у церкви и «разделены в соответствии с нуждами народа в каждом приходе» — так формулировалось требование, истоки которого не­трудно найти в учении Виклифа и лоллардов. Но если Виклиф имел в виду передачу церковных земель королю и светским феодалам, то Смитфилдская программа предполагала раздел части феодальных земельных владений (именно той, кторая находилась в руках церк­ви) между крестьянами. В Смитфилдской программе фигурировал пункт и о возвращении общинных угодий.

Хотя король и на Смитфилдском поле из тактических сообра­жений заявил, что принимает все требования, именно здесь, во время смитфилдского свидания, мэром Лондона был предательски убит Уот Тайлер. Находившиеся довольно далеко отряды восстав­ших не могли разглядеть, что произошло в группе, окружавшей ко­роля и Ричарду II удалось успокоить крестьян и убедить их разой­тись. Вскоре придворная клика уже не находила нужным скрывать убийство. Голову Уота Тайлера, насаженную на пику, показали восставшим, и они, деморализованные, потрясенные вероломством, обманутые вновь повторенными обещаниями, лишенные вождя, по­корно разошлись.

Как только отряды восставших отошли на несколько миль от Лондона, в городе началась кровавая расправа над городскими участниками восстания. Королевские войска и присоединившиеся к ним магнаты и рыцари направились в графства и, ломая очаги сопротивления, громили и уничтожали крестьянские отряды, ве­шали, четвертовали, сжигали повстанцев, мстя за дни унизительно­го страха. 15 июля в присутствии короля был казнен Джон Болл. Вплоть до осени 1381 г. продолжалась зверская расправа.

Итак, великое крестьянское восстание было подавлено. Хотя крестьянство было настроено революционно, оно лишь на непродол­жительное время смогло сплотиться в большую армию для сколь-

ко-нибудь регулярных военных действий. Основные же массы кре­стьян ограничивались нападениями на своего помещика, на близ­лежащий монастырь, на шерифа своего графства. Во время восста­ния не было и речи о создании своего правительства, своих рево­люционных органов управления. Наивная вера в «доброго короля», естественная для психологии средневекового крестьянина, также была серьезным препятствием на пути к успеху.

Однако если крестьянство как класс собственными силами не могло добиться победы, оно своей борьбой подтачивало основы фео­дализма и подготавливало переход к новому социальному строю. Феодализм в Англии выстоял, не рухнул под ударом крестьянской армии, но один из важнейших элементов феодального строя — кре­постное право, и без того расшатывавшееся на протяжении XIV в., после восстания Уота Тайлера пришло к быстрому концу. Лорды и сквайры все реже решались отказывать крестьянам в праве выкупа на волю. Как отмечал Маркс, в Англии крепостная зависимость исчезла фактически в конце XIV столетия, хотя самостоятельное хозяйство свободных крестьян скрывалось еще за различными «феодальными вывесками» ¹.