Массовое сознание как объект деятельности массовой коммуникации

Определив субъектов массово-коммуникативной деятельности, сле­дующим логическим шагом предположим рассмотрение ее объекта.

Любое исследование, связанное с анализом духовно-практических разновидностей социальной деятельности, рано или поздно вынужде­но обратиться к рассмотрению проблемы массового сознания. Слой сознания общества, в котором функционируют знания, превращенные в убеждения, традиции и т. д., то есть сознание, непосредственно включенное в практическую деятельность, называется массовым со­знанием.

Проблема массового сознания является весьма сложной и актуаль­ной, о чем свидетельствует солидный объем публикаций, посвящен­ных этой тематике. «Вопрос этот был и остается одним из самых труд­ных для мыслителей всех веков и народов. Какого-либо четкого ответа на вопрос, что же такое масса и массовое сознание, можно с уверенно­стью сказать, нет и по сей день»[118].

Поиски решения этой задачи велись учеными всегда. Можно выде­лить несколько направлений, в которых велись данные исследования.

1.Религиозное.В этом направлении за основу массового сознания принималась господствующая в данном обществе религия, составля­ющая основной мировоззренческий стержень. Соответственно, под массой понималась вся совокупность верующих, а структура соответ­ствовала иерархической организации церкви.

2.Национальное,где для классификации и выделения массового
сознания используется национальный признак. Нация — это масса,
национальное сознание есть массовое сознание.

3.Государственное,опирающееся на понимание того, что в основе
массового сознания — принадлежность граждан к одному государству.

[114]

4. Классовый подход, распространенный марксизмом. Класс является массой, классовое сознание есть массовое.

5. Во всех вышеуказанных подходах прослеживается примерно одинаковая структура массового сознания: вожди, руководители, признанные авторитеты плюс масса. Такая структура послужила причиной для выделения еще одного подхода, названного элитарным. В его основе лежал тезис о том, что понятие «масса» надо искать в сопоставлении с понятием элиты, и понятие «массовое сознание» сопоставимо с понятием «элитарное сознание». Именно распространенность этого подхода лежит в основе выделения так называемой массовой культуры как чего-то второстепенного.

Существуют и другие подходы и попытки определить и структурировать массовое сознание. Условно их можно разделить на два типа.

Первый — определение массового сознания по субъекту отражения. В качестве такового выделяется масса, которая и является основным звеном исследования. Представителями этого подхода являются Б. А. Трушин, Н. П. Кириллов и др.

Второйтип — основанием для классификации служит объект массового сознания[119].

Внутри этого типа тоже существуют два направления. Одно из них предлагает структурировать массовое сознание по различным ориентациям людей: социально-культурным, повседневным и социально-институционным (А. И. Вишняк, Л. И. Чечело и др.). Второе предлагает структурировать массовое сознание, приняв за основу внутреннюю структуру психических процессов личности и исходить из того, что существующие в массовом сознании установки соединяют в себе когнитивный (рассудочный), аффективный (эмоциональный) и конативный (поведенческий) уровни (М. Смит, Д. Креч, Р. Крачфилд и др.).

Разнообразие подходов обычно для науки, но оно не вносит никакой ясности и не дает ответов на сложные вопросы, возникающие по поводу массового сознания. Единственное, что кажется совершенно очевидным, так это на редкость единодушное мнение исследователей массового сознания о том, что этот феномен является чрезвычайно сложным и, конечно же, требующим дальнейшего изучения. Несомненно, что для внесения некоторой определенности в понимание этой проблемы необходимо обратиться к рассмотрению феномена сознаниявообще.

[115]

Социальная деятельность, как уже было отмечено, есть целенаправленное и, более того, целеполагающее изменение действительности. Таковой она является в силу своего сознательного характера. В самом деле, мир существует для человека только субъективно, то есть только в форме сознания, отражающего мир. Сознательность есть имманентная характеристика социальной деятельности. Более того, сама деятельность возможна только как сознательная, ибо специфика деятельности как активности заключается, в частности, в том, что отражение реального мира в форме чувств и идей предвосхищает действия конкретного субъекта, чем и придает им не только целенаправленный, но и целеполагающий характер. С другой стороны, сознание, как момент социальной деятельности, вне и помимо социальной деятельности не существует вообще, выступая в качестве ее внутреннего опосредования.

Многоаспектность сознания является основанием многоаспектности его анализа различными науками. Нас в данном случае интересует теоретико-социологическая сторона дела, поэтому мы отвлекаемся от собственно социально-философских и гносеологических аспектов проблемы сознания, связанных с рассмотрением субординационно-координационных связей социальной материи и общественного сознания, отмечая только, что сознание как один из моментов способа бытия социума, то есть как один из его атрибутов, неотъемлемых свойств, является отображением последнего в голове субъектов, его рефлексией, и в качестве таковой — одной из форм социальной деятельности.

Для анализа сознания наукой выработан целый ряд парных категорий, характеризующих ту или иную сторону этого явления:

♦ общественное сознание и сознание общества;

♦ обыденное и теоретическое (научное);

♦ эмпирическое и теоретическое;

♦ чувственное и рациональное;

♦ специализированное и массовое сознание;

♦ идеология и общественная психология и т. д.

Все эти категории описывают и объясняют феномен сознания с разных сторон и в разных аспектах. Исследователю, использующему эти категории, важно не впасть в методологическую крайность, когда совокупность, точнее система, категорий строится исключительно в зависимости от тех или иных познавательных задач. Безусловно, автор волен выбирать и использовать ту или иную систему понятий для адекватного описания и объяснения исследуемого объекта, однако

[116]

этот выбор — отнюдь не самодовлеющ, он обязан учитывать логику самого объекта и именно ей подчинять логику исследования. В этой связи встает методологическая проблема, связанная с необходимостью определиться с вопросом о моноструктурности-полиструктурности объекта.

В самом деле, одну или несколько структур имеет тот или иной объект, а, стало быть, одну или несколько систем понятий необходимо (и возможно) строить, чтобы воспроизвести данный объект в теории?

В данном случае представляется методологически правильным со­гласиться с учеными, считающими, что качественная определенность объекта исключает возможность его полиструктурности, а значит, и система категорий, теоретически реконструирующих его, тоже дол­жна быть одна — учитывающая логику самого объекта. Очевидно, только такую систему категорий можно считать научной.

Возвращаясь к проблеме структурирования сознания, необходимо отметить, что система категорий, предлагаемая наукой для объясне­ния сознания, только тогда будет «работающей» в методологическом и содержательном плане, когда категории и понятия будут суборди­нированы согласно логике самого исследуемого объекта, то есть, в на­шем случае, — сознания.

Как представляется, основные положения такой логики могут за­ключаться в следующем.

1. Деятельность как способ бытия социальной реальности имеет в ка­
честве своих противоречивых сторон познание и практику. Результатом
познавательной деятельности (познания) является знание, включа­
ющееся в практику в форме деятельности со знанием, то есть в форме
сознательной деятельности. Иначе говоря, сознание есть осознанное
знание и в качестве такового является формой деятельности. Созна­
ние не существует вне знания, знание есть способ существования со­
знания, материализованный в языке.

2. Категории чувственное и рациональное характеризуют процесс
познания с точки зрения структуры, выступая как его формы. Стало
быть, данная пара категорий характеризует не собственно сознание,
как осознанное знание, а процесс получения, возникновения знания,
то есть процесс познания.

3. Категории эмпирическое и теоретическое, в свою очередь, харак­
теризуют не структуру познания, а структуру знания, то есть содержа­
ние познания.

4. Относительно категорий обыденное и теоретическое (научное)
необходимо заметить, что данная пара категорий характеризует созна-

[117]

ние с точки зрения методов получения знания, являющегося спосо­бом его существования. Один из исследователей, придерживающихся данной точки зрения, так определяет эту категорию: «Обыденное со­знание — это такое сознание, которое направлено на круг явлений, не обязательно требующих для своего практического использования на­учного подхода, которое основано на житейско-эмпирических знани­ях и навыках, добытых вненаучным путем»[120].

Автор данной цитаты приводит в качестве иллюстрации следующий пример: «Домашняя хозяйка покупает на рынке товары, нужные семье, не руководствуясь экономическими законами стоимости и законами спроса и предложения, а исходя из чисто эмпирически наблюдаемых колебаний в рыночных ценах. Качество пищевых продуктов эта хозяйка определяет не путем химических анализов, а по внешним признакам. Готовит обед она на основе "рецептов" и "технологии", которым ее обу­чили мать и соседки»[121].

На первый взгляд может показаться, что пример опровергает теоре­тическое положение, иллюстрацией которого он, по мнению автора, является, ибо в примере речь идет как раз не о сознании, обыденном или каком-либо другом, а о знании, полученном нашей хозяйкой вне-научным способом и применяемом ею в своей практической дея­тельности по обеспечению семьи средствами существования (в дан­ном случае — продуктами питания).

А если бы наша хозяйка для тех же целей применяла научные мето­ды, например, при покупке продуктов исходила непосредственно из закона стоимости, а при определении их качества использовала не вне­шние признаки, а, скажем, спектральный анализ или еще что-нибудь из арсенала органической химии, биохимии, — в этом случае могла бы идти речь о научном сознании нашей героини? Ответ, казалось бы, вполне очевиден и однозначен: нет, не могла. Ведь речь снова должна идти о научном знании, применяемом хозяйкой в своей сугубо практи­ческой деятельности. Поэтому когда тот или иной автор говорит о та­ких разновидностях общественного сознания, как обыденное и науч­ное, то не ведет ли он речь об уровнях знания (в данном случае об эмпирическом и теоретическом), а не о разновидностях сознания?

Присмотримся к ситуации внимательнее. С одной стороны, это дей­ствительно так, ибо знание есть способ, которым существует сознание, и способ, которым что-либо существует для самого сознания. С дру-

[118]

гой стороны, сознание определяется не только лежащим в его основа­нии знанием. Важными компонентами сознания (как индивидуального, так и группового) являются социальные установки субъектов (носите­лей сознания), существующие как состояния готовности, предраспо­ложенности субъектов к определенной активности в определенной ситуации,[122] иначе говоря, имеющиеся у людей определенные взгляды, позиции, убеждения, вера и т. п.

5. Некоторые авторы считают, что формой существования соци­альных установок являются стереотипы, например, этнические стерео­типы поведения, описанные Л. Н. Гумилевым[123].

То есть речь идет о сознании, вплетенном непосредственно в прак­тическую деятельность людей, сознании, являющемся моментом, сто­роной, аспектом собственно практической деятельности, отдельных ее актов, сознанием, в основе которого лежат знания, полученные обы­денным путем. И в качестве такового, вплетенного непосредственно в практику сознания, обыденное сознание (знание) является практи­ческим сознанием, противостоящим (категориально) сознанию (зна­нию) теоретическому. В этом аспекте рассмотрения обыденное созна­ние предстает как массовое сознание (знание), а теоретическое — как специализированное сознание (знание).

Следует отметить, что в основе массового (практического) созна­ния, лежат знания, полученные как обыденным путем, так и внедрен­ные, перенесенные, адаптированные с уровня специализированного сознания и превращенные в социальные установки, убеждения, соци­альные мифы и т. д. «Для соотнесения сознания, функционирующе­го в системах практической и духовной деятельности, может быть использовано представление об уровнях. Тогда сознание, живущее в системе практики, выступает как практическое (массовое), а соз­нание в системе духовной деятельности выступает как специализированное»[124].

Деление сознания на массовое (практическое) и специализирован­ное (теоретическое) есть, таким образом, деление, связанное с разли­чением практической и духовной деятельности, где «с точки зре­ния целого материальные компоненты функционально преобладают

[119]

в практической деятельности (практике), поскольку ее целью является преобразование действительности, а в духовной деятельности, наобо­рот, функционально преобладают духовные компоненты, поскольку ее цель — отражение действительности»[125].

Именно понимание массового сознания как сознания практиче­ского, «где связь практического действия и мышления имеет непос­редственный характер»[126], является адекватным пониманием этого объекта, снимающим теоретические и методологические трудности, связанные с объяснением этого феномена, возникающие у многих ав­торов, исследующих его.

Большинство трудностей в определении массового сознания возни­кает при попытке вскрыть сущность массового сознания, принимая в качестве исходного пункта анализа терминологическое допущение, что центральным понятием, лежащим в основе выделения (определе­ния) массового сознания, является понятие «масса»[127].

Принятие «массы» за исходный пункт исследования массового со­знания вынуждает авторов проводить, в конечном счете, бесплодный поиск места массы среди других социальных общностей (групп) и, ста­ло быть, нахождения ее специфицирующих свойств, закономерным результатом которого появляется вывод о том, что массовое сознание является «эксгрупповым», «разрушающим границы» всех существу­ющих вобществе групп[128].

Невозможность определить понятие массы с неизбежностью при­водит авторов к выводу о невозможности определения понятия массы логическими и теоретическими средствами.

Иного результата и быть, очевидно, не может, ибо категория, соот­носительная «массовому сознанию» есть не «групповое сознание» или «индивидуальное сознание», а «специализированное сознание», и, со­ответственно, деление сознания на массовое и специализированное — это деление не по субъектам сознания, а по его уровням, а именно по уровням его вовлеченности в практику — непосредственному (массо­вое сознание) и опосредованному (специализированное сознание).

В определении массового сознания посредством выделения поня­тия «масса» теория, на наш взгляд, имеет два недостатка методологи-

[120]

ческого характера. Стремление совместить в понятии «массовое со­знание» и онтологический и гносеологический аспекты массового сознания заранее обречено на неудачу. Совершенно очевидно, что в научный обиход должно быть введено еще одно понятие, отражающее онтологический аспект массового сознания, так как соотнесение по­нятия массового сознания со специализированным, а не с групповым или индивидуальным (что, собственно, и является, на наш взгляд, уст­ранением второго методологического недостатка существующих тео­рий) представляет собой гносеологический срез исследуемой проблемы.

В этой связи необходимо добавить также, что специализированное, теоретико-научное сознание (знание) связано с практикой опосредо­ванно. «Массовое сознание, таким образом, соотносительно со специ­ализированным сознанием. Различие между ними состоит в том, что первое непосредственно определяет действия и поступки больших масс людей, выступая в качестве "сознательного побуждения", а вто­рое, прежде чем выполнять такую функцию, должно еще стать мас­совым»[129].

Собственно отсюда возникает общественная потребность в транс­ляции, передаче специализированного сознания в массовое, то есть непосредственно в практику. Этот процесс осуществляется массовой коммуникацией и журналистикой как одной из ее сторон.

Причем именно МК и журналистикой, но вовсе не наукой о журна­листике, как утверждает, например, Е. П. Прохоров: «Журналистская наука обращена к массовой (притом не только по количеству, но и по характеру) аудитории, она затрагивает вопросы общественной жизни в широком и разнообразном спектре ее актуальных для массоёого со­знания проблем и явлений, благодаря чему в изданиях и программах создается панорама текущей жизни общества, образ современности»[130].

Ясно, что какие бы вопросы ни затрагивала та или иная наука, она, принадлежа к сфере специализированного знания, обращена к специа­лизированному, а не массовому сознанию, даже если эти вопросы и про­блемы актуальны, в том числе и для массового сознания. Для того что­бы «обратиться» к массовому сознанию и, что самое главное, быть им адекватно воспринятой, науке (и наука о журналистике в этом отно­шении исключения отнюдь не представляет) необходимо трансфор­мировать свои результаты в форму, адекватную массовому сознанию.

Не все объективированные знания могут сразу осознаваться, осваи­ваться субъектом и, тем более, участвовать в процессе формирования

[121]

различных духовных образований. Часть знаний очень долгое время может не выступать объектом массового сознания. На этом этапе очень важна роль массовых коммуникаций, популяризирующих продукты деятельности специализированного сознания. В свою очередь, для того чтобы быть переведенными, транслированными с уровня специализированного сознания в массовое, продукты специализированного сознания должны быть адаптированы к восприятию массовым сознанием, то есть они должны принять такие формы, которые бы могли быть усвоены массовым сознанием. Массово-коммуникативный процесс, а именно журналистика, как одна из его сторон, является одним из тех видов деятельности, который занимается по преимуществу адаптированием для массового сознания тех продуктов специализированного сознания, которые признаны актуальными. Но она (не СМК, а именно журналистика) не является, в то же время, механическим «адаптером» идеологически актуальных продуктов. В этом отношении журналистика как творческая сторона деятельности массовой коммуникации является средством в руках субъекта, осуществляющего целеполагающую и целенаправленную идеологическую и политическую деятельность. Именно поэтому те продукты, которые актуальны для массового сознания (массовой аудитории), массовая коммуникация не просто транслирует в неизменном виде, а еще более актуализирует под углом зрения, необходимым субъекту деятельности.

6. Рассмотрим далее еще одну пару категорий, характеризующих сферу сознания и имеющих непосредственное отношение к интересующему нас массовому сознанию. Эта пара — «идеология» и «общественная психология».

Литература, посвященная этой проблематике, поистине огромна, что, отчасти, свидетельствует о ее научной и особенно социальной значимости. В нашу задачу не входит подробный анализ всех аспектов данной проблематики[131], равно как и теоретическая дискуссия с целым веером точек зрения на каждый из ее аспектов; нас интересует в данном случае только связь указанных явлений духовной жизни с массовым сознанием как объектом массово-коммуникативного воздействия.

Для того чтобы уточнить смысл этих категорий, необходимо обратиться к такому феномену сознания, как мировоззрение, общепринятой трактовки которого в науке тоже пока не выработано, несмотря на

[122]

всю важность и актуальность данного понятия для социальной науки и практики.

Внимательный анализ этого явления позволяет заключить, что мировоззрение как феномен духовной жизни естьфункция специализированного сознания (знания), в частности такой его составляющей, как наука. Именно теоретическое знание в целом выполняет функцию мировоззрения, то есть вооружает человека системой взглядов на мир в целом, на мироздание и на место самого человека в нем. Ядром мировоззрения, как известно, выступает, в частности, философия как теория всеобщего, как предельный вид теоретизирования.

Мировоззрение не есть, как иногда полагают, сумма или даже система взглядов на отношение человека к миру, рядоположенная теории и, таким образом, содержательно отличная от последней. Оно есть теория, взятая с функциональной стороны, функция теории, то есть роль теории в социуме. Эта роль заключается в необходимости дать человеку (человечеству) целостное представление о мире, чтобы определить ориентиры для деятельности и поведения в этом мире.

Именно в этом плане мы говорим о функциях теории (в частности философии), важнейшими из которых являются мировоззренческая и методологическая[132].

При этом важно отметить, что специализированное сознание (знание) не обязательно может быть научным знанием, научной теорией. Теории могут быть и ненаучными, частным случаем которых являются антинаучные (религия) и вненаучные (когда-то выступавшие как донаучные, а ныне сосуществующие с собственно наукой как вненаучные). Примером вненаучной теории может служить так называемая народная наука. «Наука необязательно должна быть специализированной. Ее могут развивать, например, такие группы общества, для которых познание не является основной целью деятельности. Наука может быть делом всего общества (неспециализированная «народная наука») или же, наоборот, личным делом человека в том смысле, что каждый вправе создавать свою собственную науку»[133].

Специализированное знание, будучи транслировано в массовое сознание, приобретает статус миросозерцания. Иначе говоря, массовое

[123]

сознание имеет функцию миросозерцания, то есть миросозерцание— есть функция массового сознания, подобно тому, как мировоззрение— есть функция специализированного сознания.

Разумеется, различие между понятиями мировоззрение и миросозер­цание — весьма относительно, это, скорее, — терминологическое раз­личение между мировоззрением, возникающим на базе научной теории, и мировоззрением, существующим как функция донаучного знания и ненаучной теории, для обозначения последнего.

Мировоззрение и миросозерцание — понятия, связанные с категори­ей общественное сознание, то есть с социально-философским уровнем рассмотрения сознания. В социологическом аспекте рассмотрения, то есть на уровне рассмотрения, связанном с анализом конкретных форм бытия и функционирования сознания, где понятие общественное со­знание выступает как сознание общества (общества вообще или от­дельного конкретного социального организма), понятия, в которых специализированное сознание (знание) и массовое сознание не толь­ко отражает бытие, но и выступает выражением потребностей данного общества, точнее потребностей социальных общностей, групп, состав­ляющих его, понятия мировоззрение и миросозерцание конкретизиру­ются до понятий идеология и общественная психология. Поэтому по­нятия мировоззрение и идеология — разноуровневые, разноаспектные и, стало быть, — не тождественные. Идеология есть конкретизация ми­ровоззрения, его особая форма, существующая в обществе с неодно­родным составом, то есть в обществе, разделенном на группы, облада­ющие различными интересами.

Иначе говоря, идеология— есть функция специализированного созна­ния (знания) в социально неоднородном обществе. Она есть мировоззре­ние, дающее знание о мире в целом, но с точки зрения интересов той социальной группы, мировоззрением которой она является и интере­сы которой она с необходимостью выражает. «Продукты духовной де­ятельности используются в случае, когда они являются эффективным средством реализации интереса и, наоборот, отвергаются, когда инте­ресу не соответствуют. Поэтому каждый класс создает свои специали­зированные системы деятельности там и постольку, где и поскольку интересы различных классов оказываются несовместимыми. Так воз­никает идеология как особый тип специализированной духовной дея­тельности, опосредующей реализацию классовых интересов»[134].

[124]

Точно так же, как и мировоззрение, идеология не есть нечто содержательно отличное от специализированного знания. Различие специализированного знания (теории) и идеологии — функциональное. Теория, выполняющая функцию мирообъяснения, является мировоззрением. Мировоззрение, преломленное сквозь «призму» групповых интересов, конкретизированное оценками и отстаиванием миропонимания (особенно понимания социальной реальности) с точки зрения интересов данной группы, выступает как ее идеология.

Когда мы говорим, например, о буржуазной идеологии, имеем ли мы в виду нечто содержательно отличное от теории (по преимуществу социальной теории — экономической, политической и т. д.), выражающей в систематизированной форме интересы именно буржуазии как социальной группы, социального класса, в отличие от класса феодалов или пролетариата?

Очевидно, нет. Буржуазная идеология есть функция социальной теории, заключающаяся в осмыслении социальной действительности, обосновании и оценке ее с точки зрения интересов именно этой социальной группы и никакой другой и защите этих интересов средствами теории.

Поэтому, когда говорят, например, что либерализм есть одна из разновидностей типично буржуазной идеологии, имеют в виду экономические, политические и иные либеральные теории, объясняющие и оценивающие социальную действительность, обосновывающие соответствующие изменения в этой действительности и теоретически отстаивающие необходимость таких изменений в полемике с иными взглядами, иными оценками, иными подходами к этим вопросам, а не что-либо иное, специально идеологическое, в отличие от вышеперечисленного.

Мы неспроста оговариваем роль именно социальных теорий, функционирующих как идеологии. Относительно естественнонаучных теорий можно говорить лишь об их мировоззренческом значении, не имеющем непосредственного выраженного отношения к интересам той или иной социальной группы. Поэтому мы не можем говорить о групповой (классовой) физике, химии или геометрии.

Идеология возникает как функция специализированного сознания (знания), разумеется, только тогда, когда возникает само специализированное знание. Специализированное знание возникает тогда и только тогда, когда общество, вследствие разделения труда, само делится на группы, получая возможность предоставлять отдельным группам людей заниматься теоретической деятельностью, выделенной из потока

[125]

синкретичной практической деятельности, где теория была встроена в практику как ее момент, в специализированный вид — деятельность теоретическую, которая, хотя, как и прежде, сориентирована, в конечном счете, на практику, тем не менее связана с нею не непосредственно, как момент ее самой, но опосредованно, и следовательно, вызывает необходимость в специальном опосредовании, в духовно-практической деятельности.

Выше уже шла речь о том, что важнейшей дифференциацией социальной деятельности вообще и любой ее конкретной разновидности, в частности, является ее дихотомия на практическую и духовную (теоретическую), где «духовная деятельность представляет собой рефлексию по поводу соответствующей (под)системы практической деятельности. Так в системе экономических отношений над экономической практикой возникает специализированная духовная экономическая деятельность, а например, в системе политических отношений можно выделить сферы практической и духовной (идеологической) деятельности.

Практическая политическая деятельность осуществляется массой класса, специализированная духовная политическая деятельность — особым слоем, идеологами класса. Первая состоит в практической борьбе за захват, удержание и использование власти, вторая — в идейном обеспечении этой борьбы»[135].

Именно в этом смысле говорят:

♦ идеология является сердцевиной, теоретическим ядром сознания той или иной социальной группы, ее самосознанием;

♦ выработкой идеологии занимается специальная группа людей — идеологов, которые, впрочем, не представляют собой некую специальную, отдельную от теоретиков группу людей, создающих идеологию, содержательно отличную от теоретических концепций социальной науки.

Таким образом, специализированноезнание, взятое с функциональной стороны, как средство сознательной ориентации субъекта в мире, выступает, в частности, в виде мировоззрения, принимающего в социально неоднородном обществе форму идеологии.

Однако для того чтобы это знание функционировало в практической деятельности, оно должно быть транслировано, перенесено из спе-

[126]

циализированного знания в знание практическое, то есть функциони­рующее в рамках самой практики. Такая трансляция, повторим, про­исходит в рамках духовно-практической деятельности, деятельности по переводу специализированного сознания в массовое, где мировоз­зрение принимает форму миросозерцания, а идеология, превращенная в убеждения и готовность действовать соответственно им, принимает форму общественной психологии. «Особенность общественной психо­логии состоит также в том, что она есть проявление массового обще­ственного сознания. Специализированное и массовое сознание явля­ются структурными образованиями общественного сознания. Массовое сознание — это широко распространенное сознание. Идеологические концепции, выступая в форме специализированного сознания, перво­начально являются, как правило, достоянием немногих. Иное дело — общественно-психологические образования»[136].

Отметим сразу недостатки самого термина общественная психоло­гия, на что, кстати, неоднократно обращалось внимание в соответству­ющей литературе[137].

В самом деле, понятие психология означает науку о психике, поня­тие социальная психология — науку об общественной психике. Поэ­тому объектом социальной психологии как науки является именно социальная психика, а не общественная психология, и именно о соци­альной психике, по сути, идет речь, когда говорят об объекте, который является предметом нашего рассмотрения.

Именно так понимает общественную психологию ряд ученых, ис­следующих данную сферу сознания[138]. Так будем понимать ее и мы, хотя и, сугубо для удобства читателя, будем пользоваться традицион­ным, устоявшимся термином общественная психология.

Итак, чтобы быть переведенными в область массового сознания, то есть практического сознания, функционирующего непосредственно в системе практики, и, стало быть, являющегося побудительной силой для практически действующего субъекта, теоретические идеи должны принять соответствующие общественной психике формы и быть реа­лизованы посредством соответствующих же механизмов такого пере­вода.

[127]

Возможности распространения в массовом сознании теоретических, художественных и иных идей, возникающих на специализированном уровне, всегда имеют конкретно-исторический характер. Они более или менее адекватно усваиваются массой и используются в практической деятельности. Механизмы трансляции идей со специализированного уровня различны и также имеют конкретно-исторический характер: от церковных проповедей, оглашения манифестов и указов на площадях вплоть до современных средств массовой коммуникации, таких, как радио и телевидение.

В обществе должна быть обеспечена взаимосвязь идеологии и общественной психологии (социальной психики). Такая взаимосвязь осуществляется, в частности, посредством пропаганды.

Мы употребляем термин пропаганда в категориальном, теоретико-социологическом смысле слова, не несущем собственно оценочной характеристики содержания этого явления социальной жизни, хотя в реальной практике пропагандистской деятельности сам термин пропаганда порой приобретает выраженный негативный оттенок. «На Западе это отчасти связано с тем, что там понятие самой пропаганды обычно носит "ругательный" характер, так как ассоциируется с представлениями об обмане, "промывке мозгов", манипуляции сознанием и т. д. Поэтому не только практики, но и некоторые теоретики на Западе предпочитают этим понятием не пользоваться, когда речь идет о деятельности собственных пропагандистов. Тем не менее пропаганда как метод влияния на сознание и поведение людей существует и будет существовать»[139].

Исходя из целей настоящего пособия, в данный момент мы отвлекаемся также от рассмотрения технологии пропаганды, методов, применяемых в этой деятельности, определении факторов ее эффективности и т. д.[140] и вернемся к ним позже.

В данный момент наша задача — определить место пропаганды в системе сознания общества, ее роль в функционировании массового сознания.

Итак, пропаганда — есть метод, обеспечивающий процесс трансляции, перевода, продвижения специализированного знания (в форме

[128]

мировоззрений отдельных социальных групп — идеологий) в массовое сознание. Формой же трансляции специализированного знания, не являющегося собственно идеологией, например, специализированного естествознания, выступает научная популяризация, которую иногда в средствах массовой информации совершенно справедливо квалифицируют именно как пропаганду научных знаний.

Как представляется, духовно-практическая деятельность, посредством которой обеспечивается трансляция специализированных знаний в форме мировоззренческих установок на уровень массового сознания, выступает своеобразным промежуточным звеном между системой духовной деятельности и системой практики, элементом, моментом которой является массовое сознание. Такой процесс движения знаний происходит, как минимум, двумя потоками: как пропаганда, отражающая групповое мировоззрение и как движение знаний из сферы специализированного, научного естествознания в сферу производственно-трудовой деятельности, частным случаем которого являются научные популяризации.

В процессе перевода со специализированного уровня на уровень массового сознания, чтобы функционировать непосредственно в системе практической деятельности, знания могут принимать соответствующие общественной психике формы, превращаясь в соответствующих случаях из знаний-описаний в знания-предписания. «Обслуживая социальную деятельность, сознание познает (отображает) действительность, обеспечивая субъекта той или иной совокупностью знаний-описаний... На основе знаний-описаний вырабатываются знания-предписания, составляющие в своем единстве программу, которая непосредственно направляет действия субъекта»[141].