Истина как цель доказывания

ЕЕ СООТНОШЕНИЕ С ЦЕЛЯМИ И ПРИНЦИПАМИ

УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА

Цель доказывания, как известно, — установление истины. По­этому понятие истины является одним из ключевых в теории доказа­тельств.

Однако эта цель промежуточна, подчинена другим, более общим целям. В связи с этим встает проблема ее соотношения с общими (конечными) целями (задачами) уголовного процесса.

К сожалению, эти цели (по новой терминологии — «назначе­ние») определены в УПК РФ крайне ограниченно — только как за­щита прав и интересов сторон — потерпевшего и обвиняемого (ст. 6). Исключены все социальные цели — защита интересов госу­дарства (можно подумать, у нас нет ни шпионажа, ни других госу­дарственных преступлений), воспитательное значение уголовного процесса, предупреждение преступлений и др. В этом отношении действующий УПК не выдерживает никакого сравнения с преж­ним, в котором эти цели были определены гораздо более полно и в целом (если отвлечься от социалистической терминологии) грамот­но (ст. 2 УПК РСФСР). Совершенно непонятно, зачем нужно было уродовать столь важное и принципиальное положение, определяю­щее саму суть уголовного процесса. Такое куцее определение задач уголовного процесса абсолютно не согласуется и с реальным поло­жением вещей. Видимо, поэтому в УПК РФ все-таки остались не­которые нормы, направленные на достижение более общих, соци­альных целей (защита государственной тайны, представление следователя об обстоятельствах, способствовавших совершению преступления, и др.). Однако эти разрозненные и редкие положе­ния, более похожие на реликты, не меняют общей безотрадной картины.

Все цели уголовного процесса сведены исключительно к защите прав сторон. Зачем тогда весь этот ритуал — «встать, суд идет», «Ваша честь», та же мантия, наконец. Какая, в конце концов, разни­ца, в чем будет одет судья — в мантию, смокинг с бабочкой или по­трепанный пиджачок? Как это может отразиться на правах сторон, их равенстве, состязательности и проч.? Видимо, здесь преследуется все-таки другая цель — воспитание уважительного отношения к

Доказывание и доказательства в уголовном процессе

суду. Но даже и эта, вроде бы нейтральная и безобидная цель, пол­ностью лишенная какой-либо идеологической подоплеки, в УПК не указана.

В качестве грустного курьеза можно отметить такой факт: в граж­данском процессе, где действует принцип диспозитивности, а не публичности, одной из задач является укрепление законности и пра­вопорядка, предупреждение правонарушений, формирование ува­жительного отношения к суду (ст. 2 Гражданского процессуального кодекса РФ). Аналогичные задачи закреплены и в Арбитражном процессуальном кодексе РФ (ст. 2). Почему-то только разработчики УПК РФ сработали по традиционному нашему принципу: «разру­шим до основания, а затем...»

Очевидно, что законодательная регламентация этого вопроса ну­ждается в существенном изменении и дополнении, чему, видимо, должна предшествовать соответствующая теоретическая разработка столь важной и сложной проблемы.

Вообще вопрос о целях (задачах) уголовного судопроизводства один из наиболее острых и спорных на протяжении многих лет. Здесь не место анализировать все имеющиеся по нему концепции¹. Остановлюсь лишь на основном, ключевом вопросе этой пробле­мы — соотношение интересов личности и общества (государства). Точнее, чтб является основным определяющим, а что производ­ным — интересы отдельной личности или более общие социальные цели. В настоящее время считается общепризнанным примат инте­ресов человека, его прав и свобод. Он закреплен в Конституции РФ (ст. 2), во многих других законах и вообще расценивается как аксио­ма, не подлежащая сомнению и обсуждению². Но можно ли считать это аксиомой?

Здесь необходимо выйти за рамки уголовного процесса и вообще права и попытаться охватить проблему шире, посмотреть на нее с большей высоты, поскольку ее решение базируется на гораздо более общих закономерностях, далеко выходящих за пределы права.

Сначала об аксиомах. В естественных, точных науках абсолют­ных аксиом вообще не бывает. Например, в математике можно взять одни аксиомы — получишь евклидову геометрию, возьмешь дру­гие — геометрию Лобачевского или Римана. Аналогично и в логи­ке — из одних постулатов вытекает индуктивная логика, из других дедуктивная. С социальными аксиомами нужно быть тем более осто-

Их обзор см.: Михайловская И.Б. Настольная книга судьи по доказыванию в уголовном процессе. М., 2008. С. 8 и след.

Например, в монографии И.Л. Петрухина одна из глав так и озаглавлена: «Че­ловек как высшая ценность» {Петрухин ИЛ. Человек и власть. М., 1999. С. 15 и след.).

Глава 2. Истина как цель доказывания 13

рожным. Много было (да и есть) аксиом, аксиоматичность которых весьма проблематична, например «учение Маркса всесильно, потому что оно верно» или «нет бога кроме Аллаха». Позволю себе выска­зать другую аксиому, гораздо более убедительную. А именно: часть никогда не может быть больше и ценнее целого. Поэтому интересы отдельной личности не могут быть более ценными, чем интересы об­щества в целом.

Автор отлично отдает себе отчет в том, на какую священную ко­рову он посягает. И тем не менее. Существуют законы природы и общества, которые от нас не зависят, изменить которые при всем желании невозможно.

Указанная закономерность — часть меньше целого (и поэтому всегда менее ценна) — верна для системы любого уровня. Так, на организменном уровне (не будем проникать далее в глубь природы) безжалостно удаляется, ампутируется любой орган, если он пред­ставляет опасность для организма в целом. Система, в которой пре­валируют интересы каких-то ее подсистем, обречена на неминуемый распад¹. Абсолютно те же закономерности действуют и на социаль­ном уровне. Любая отдельная личность — лишь частичка общества. Она связана множеством нитей с различными сообществами — семьей, трудовым коллективом, государством и др. Без общества ин­дивид — ничто, он даже не станет личностью, человеком. Сейчас науке известны десятки случаев обнаружения детей, воспитанных животными. Ни один из них не стал человеком. В лучшем случае обучался лакать из миски, спать на подстилке, да выучивал полтора-два десятка слов. Все эти тарзаны и маугли — не более чем красивая легенда, сказка. Человек без общества — просто животное, причем уродливое. Все это — не открытие автора, а давно известные истины. Но ничего не поделаешь, приходится напоминать их сторонникам примата интересов личности.

Вернемся, однако, к праву. И здесь совершенно отчетливо про­является та же закономерность. Когда речь заходит о более высоких социальных ценностях, интересы отдельной личности отходят на задний план либо вообще не принимаются в расчет. Не буду гово-

Вот наглядный пример эгоизма подсистемы на организменном уровне: «клетка злокачественной опухоли отличается от нормальной прежде всего тем, что она лише­на генетической информации, необходимой для того, чтобы быть полезным членом сообщества клеток организма. Она ведет себя поэтому как одноклеточное животное или, точнее, как молодая эмбриональная клетка. Она не обладает никакой специаль­ной структурой и размножается безудержно и бесцеремонно, так что опухолевая ткань, проникая в соседние, еще здоровые ткани, врастает в них и разрушает их» (Ло­ренц К. Восемь смертных грехов цивилизованного человека. Цит. по: Фет А.И. Ин­стинкт и социальное поведение. Новосибирск, 2005. С. 99).

Доказывание и доказательства в уголовном процессе

рить о военном времени, когда командир, поднимая своих бойцов в атаку, посылает на верную гибель любого из них. Возьмем мирное время. Сейчас в случае захвата террористами воздушного судна, если существует реальная опасность экологической катастрофы или иных тяжких последствий, «применяется оружие и боевая техника для пресечения полета указанного воздушного судна путем его уничто­жения»¹. Следовательно, государство намеренно убивает своих граж­дан, заведомо невиновных, в том числе женщин и детей. И это впол­не оправданно, ибо в противном случае последствия будут еще более катастрофическими. Вот вам цена отдельной личности (даже многих личностей)! Нужны еще аргументы? (Для сведения апологетов запад­ной демократии напоминаю, что точно такой же закон существует в США. Так что это вовсе не показатель недемократичности полити­ческой системы.)

Таким образом, примат интересов отдельной личности над со­циальными — не более чем химера, иллюзия, утешительный само­обман, самомнение и притязание человеческого разума. Выражаясь религиозным языком, — гордыня человеческая. (Кстати порок, по­рицаемый всеми религиями. С древних времен существует множе­ство легенд и сказаний о том, как жестоко карали боги людей, во­зомнивших себя хоть в чем-то богоравными.) Никогда права отдельного человека не были и никогда не будут высшей ценностью. Втом числе и право на жизнь, как было показано выше. По той простой причине, что это противоречит законам природы, кото­рые, как известно, от нас не зависят и над которыми мы не власт­ны. И никакие красивые лозунги ничего изменить не могут, как бы громко они ни звучали.

В качестве некоторого утешения фанатическим приверженцам этой идеи отмечу, что такого рода идеалистические представления, при всей их утопичности, могут выполнять и некоторые позитивные социальные функции. Можно выделить, как минимум, две такие функции — моби­лизующую и утешительную. Примером первой могут быть коммунисти­ческие идеалы, во имя которых многие выдающиеся — и далеко не глу­пые — люди совершали героические поступки и даже жертвовали своей жизнью. Немаловажную роль сыграли эти идеалы и в победе над фашистской Германией. Утешительную функцию выполняют, напри­мер, религиозные представления о загробной жизни.

Возможно, и эта идея — примат личности над обществом — тоже играет какую-то позитивную роль — как антипод, противовес социали­стической трактовке личности как «винтика» в государственном меха-

См.: постановление Правительства РФ от 6 июня 2007 г. № 352 «О мерах по реализации Федерального закона «О противодействии терроризму».

Глава 2. Истина как цель доказывания

низме, как стимулятор борьбы за соблюдение прав человека и др. Но не­смотря на это, сама по себе идея примата личности над обществом — ложная, иллюзорная и, как всякая утопия, в реальном воплощении име­ет гораздо больше минусов, чем плюсов. Укажу лишь на один из этих минусов, побочных эффектов. Она косвенно поощряет психологию крайнего индивидуализма и эгоизма и пренебрежительного отношения к своим социальным обязанностям, которая находит все большее рас­пространение, особенно среди молодежи. Действительно, если интересы отдельной личности превыше всего, то слова «долг перед Родиной» ста­новятся пустым звуком. Особенно отчетливо это проявляется в отноше­нии к воинской обязанности. Если раньше «откосить от армии» было великим позором¹, то теперь это — великая доблесть. Апологетам дан­ной установки стоит задуматься об этом ее аспекте.

Предвидя обвинения чуть ли не в человеконенавистничестве, спешу оговориться. Сказанное вовсе не означает, что отдельная лич­ность вообще не имеет никакой ценности. Нет, общество, в конце концов, состоит из отдельных личностей. И каждая из них нуждается и в защите, и в помощи. И это вытекает вовсе не из абстрактного гу­манизма, а из той же неколебимой закономерности. Безжалостное отношение к подсистемам — верный путь к распаду и самоуничто­жению системы. Это опять же относится к системам любого уровня. Плохо кончает человек, бездумно отравляющий свой организм алко­голем или наркотиками, плохо кончают и свирепые диктаторские режимы, безжалостно уничтожающие своих граждан. Поэтому необ­ходим какой-то разумный баланс между интересами отдельной лич­ности и общества в целом. Как и во всем другом, обе крайности оди­наково губительны. Но в целом примат социальных интересов не подлежит сомнению, он просто диктуется объективными законами природы.

Отсюда следует и иерархия целей в уголовном процессе. Основ­ной его целью является именно борьба с преступностью (рас­крытие преступлений, изобличение виновных, принятие мер к пре­дупреждению преступлений и др. — не буду предлагать сейчас точную и исчерпывающую формулировку). Именно для этого он и существует в первую очередь. Если бы преступность вдруг исчезла (представим себе на миг такой фантастический вариант), то авто­матически отпала бы и надобность в уголовном процессе, он про­сто стал бы ненужным. Все остальное, в том числе и права челове­ка — лишь условия существования этой цели (или подзадачи),

А в других странах — и сейчас. В Израиле, например, мужчина, не прошед­ший военной подготовки, считается неполноценным, ему даже на работу устроиться трудно.

Доказывание и доказательства в уголовном процессе

чтобы эта цель достигалась соразмерными средствами и принужде­ние (а уголовный процесс — прежде всего принуждение) было оправданным. В какой последовательности расположить эти про­изводные цели (подзадачи), поставить на первом месте интересы обвиняемого или потерпевшего, не так уж и важно. (Отмечу в скобках, что провозглашение основной целью обеспечение прав обвиняемого (равно как и лозунг «уголовный процесс — для обви­няемого») помимо всего прочего звучит несколько парадоксально. Идеальное решение такой задачи — вообще отменить, запретить уголовный процесс. Тогда уж точно его интересы никак не будут затронуты. Но поскольку уголовный процесс все-таки существует и априори предполагает ограничение прав обвиняемого, значит, име­ет и какие-то другие, более важные задачи, какой-то смысл своего существования. Поэтому обеспечение прав обвиняемого не может быть самоцелью уголовного процесса в принципе, по определению, по самому факту его существования.)

В настоящее время в науке появилась трактовка основной цели уголовного процесса (и его определение) — как разрешение спора, конфликта между личностью и государством¹. (Своего рода уголов­ный иск.)

Вообще-то эта концепция не что иное, как проявление абсолю­тизации и гипертрофизация принципа состязательности, о котором речь пойдет ниже. Уголовный процесс не может быть сведен только к спору, состязанию, разрешению конфликта. Это не раздел дачного участка, который, действительно, касается только участников спора и никаких других, более высоких социальных ценностей не затраги­вает. (Хотя и там, в гражданском процессе, суд более активен и мо­жет по своей инициативе что-то устанавливать и собирать дополни­тельные материалы, в отличие от уголовного процесса, где он жестко связан материалами, представленными сторонами.) В уголовном же процессе все обстоит совершенно иначе. Тут на первом месте — все­гда социальные цели и интересы (или почти всегда — не будем брать в расчет дела частного обвинения). Находящийся на свободе преступ­ник опасен для всего общества. Иесли весь город месяцами живет в страхе перед непойманным маньяком — это тоже не только спор и состязание. Далеко не только. Тут уже и эффективность уголовного процесса, и много кое-чего другого.

Так что нельзя сводить уголовный процесс только к спору, разре­шению конфликта (опять же — это не тяжба по поводу садового уча­стка). Слишком велики ставки, велика цена ошибки (или даже не-

См., напр.: Михайловская И.Б. Цели, функции и принципы российского уго­ловного судопроизводства. М., 2003. С. 36.

Глава 2. Истина как цель доказывания

умения), чтобы отдавать их на откуп спору и состязанию. А ценой здесь может быть человеческая жизнь. Причем не только при не­обоснованном осуждении, но и при необоснованном оправдании. Почему-то никто не удосужился подсчитать, сколько новых преступ­лений совершили оправданные (особенно судом присяжных), сколь­ких безвинных жертв стоило такое оправдание.

Вернемся, однако, к истине.

Как бы то ни было, ее установление является промежуточной целью и необходимым условием достижения любой общей цели уголовного процесса, как бы она ни была сформулирована в законе (и даже если вообще не сформулирована, но реально существует). Без получения какого-то знания (иногда хотя бы вероятного) не­возможно принятие решения по уголовному делу. Если ж истина не будет установлена, то в лучшем случае останется недостигнутой конечная цель уголовного процесса и не будет получено никакого положительного результата (не установлено лицо, совершившее преступление, потерпевшему не возмещен ущерб и т.д.), в худ­шем будет получен отрицательный результат, прямо противопо­ложный желаемому (осуждение невиновного). Поэтому истина, хотя и является промежуточной целью, определяет достижение всех остальных и в конечном счете решает исход производства по уголовному делу. Видимо, поэтому проблемам истины всегда при­давалось большое значение и в теории, и в практической деятель­ности.

В юридической литературе высказывалась точка зрения, что дос­тижение истины является одновременно и целью, и принципом уго­ловного процесса¹. В связи с этим следует остановиться на данном вопросе.

Представляется, что никакое положение не может быть одно­временно и целью уголовного процесса, и его принципом. Цель — желаемый результат, который должен быть достигнут. Принцип определяет средства (или условия) его получения. Смешение этих понятий недопустимо. В рамках одной системы любое положение не может быть одновременно и целью, и средством ее достижения. Цели (задачи) уголовного процесса (в основных своих чертах) оста­ются неизменными на протяжении веков, со сменой исторических формаций меняются лишь их соотношение, иерархия. Принципы могут меняться на прямо противоположные. Например, и фор­мальная и свободная системы оценки доказательств, преследовали цель достижения истины. Другой вопрос, насколько эффективны-

См.: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. М., 1968. Т. 1. С. 135.

2 - 2521

18 Доказывание и доказательства в уголовном процессе

ми они оказались как познавательное средство. Как справедливо отмечает Г.М. Резник, разграничение понятий цели и принципа необходимо, во-первых, потому, что постановка цели отнюдь не предопределяет средств ее достижения, и, во-вторых, нарушение любого принципа уголовного процесса при всех условиях озна­чает нарушение законности, чего нельзя сказать о недостижении цели¹.

Любой отдельно взятый принцип может служить средством дос­тижения какой-то одной или нескольких целей. Поскольку эти цели не всегда совпадают, может возникнуть конкуренция принципов. В связи с этим закон устанавливает различные ограничения, преде­лы действия отдельных принципов. Так, существует ряд изъятий из принципа гласности, если его действие противоречит другим более важным принципам (тайна переписки, телефонных и иных перего­воров и др.)².

Как же соотносятся принципы уголовного процесса с целью дос­тижения истины? Каково их значение для реализации этой цели?

В этом отношении все принципы могут быть поделены на три категории.

Первая — принципы, препятствующие достижению этой цели. Таковых большинство. К ним относятся все принципы, гаранти­рующие права личности (неприкосновенность жилища, тайна пе­реписки и др.). Они устанавливают различные ограничения в по­знавательных средствах. И это вполне оправданно. Истина может быть получена не любыми, а лишь соразмерными средствами. В процессе ее достижения не могут страдать другие, более высокие социальные ценности.

Вторая категория — нейтральные принципы, не влияющие на процесс достижения истины. К ним относится, например, одно из проявлений принципа осуществления правосудия только судом — право подсудимого на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которого оно отнесено законом (ч. 3 ст. 8 УПК). Оче­видно, что в познавательном аспекте не имеет значения, какой кон­кретный суд или судья будет осуществлять данный познавательный процесс.

См.: Резник Г.М. Внутреннее убеждение при оценке доказательств. М., 1977. С. 53—54. Указанная концепция М.С. Строговича была подвергнута критике и други­ми авторами (см., напр.: Тыринев И.В. Принципы советского уголовного процесса. М., 1983. С. 19) и сколько-нибудь широкого распространения не получила.

В связи с этим вызывает возражения концепция И.В. Тыричева о «равновели­кое™» всех принципов (см.: Тыринев И.В. Указ. соч. С. 7—8). Гораздо более плодо­творной представляется идея о создании иерархии принципов (см.: Михайловская И.Б. Цели, функции и принципы российского уголовного судопроизводства. С. 113).

Глава 2. Истина как цель доказывания

И третья категория — принципы, способствующие установлению истины, содержащие максимальные гарантии достижения этой цели. К ним относится, например, принцип свободной оценки доказа­тельств. Как известно, свободная система оценки доказательств (при всех ее недостатках) как гносеологический инструмент оказалась бо­лее совершенной, чем предшествующая ей формальная система.

Однако любой из принципов этой категории должен действовать только в тех рамках и пределах, в которых он способствует достиже­нию данной цели, и не может превращаться в свою противополож­ность, абсолютизироваться и гипертрофизироваться. Ярким приме­ром такой ситуации является принцип состязательности в той форме, в какой он приведен в законе. Остановимся на этом вопросе подробнее.

Как известно, в действующем УПК РФ возобладал принцип «чистой состязательности». Суд исключен из числа субъектов, ищу­щих истину, он не должен принимать никаких мер к ее установле­нию (даже в рамках предъявленного обвинения), как это было в прежнем УПК (и, кстати, как это существует в уголовном процессе европейских стран континентальной системы права — Франции, Германии и др.). Суд не вправе по собственной инициативе совер­шать какие-либо исследовательские действия (исключение сделано только для судебной экспертизы — ч. 1 ст. 183 УПК). И вообще суд лишь «создает необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав» (ч. 3 ст. 15)¹.

Способствует ли такой порядок установлению истины? Ни в ма­лейшей мере. Сужается круг субъектов, обязанных принимать меры к установлению истины, а следовательно, и число гарантий такого установления. И вообще, в любом состязании, в его чистом виде, в борьбе, схватке побеждает обычно не тот, кто прав, а тот, кто силь­нее. Такой подход хорош в спортивном судействе, целью которого как раз и является определение сильнейшего. Но не в судебном про­цессе, где преследуются другие, более высокие цели, (между тем, например, в германском уголовном процессе даже защитник (!) яв­ляется не просто участником схватки на манер сидящего в красном

Отмечу попутно, что и следователя сейчас никакая истина не интересует (во всяком случае в полном объеме). Исключен действовавший ранее принцип всесторон­ности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела (ст. 20 УПК РСФСР). Следователь осуществляет лишь уголовное преследование (ст. 21 УПК РФ), т.е. процессуальную деятельность «в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления» (п. 55 ст. 5 УПК РФ). На практике все большее распро­странение получает тенденция, что установление оправдывающих и смягчающих об­стоятельств — обязанность не следователя, а стороны защиты.

Доказывание и доказательства в уголовном процессе

или синем углу ринга боксера, а помощником суда в отыскании ис­тины)¹.

В чем причина такого вопиющего перехлеста, допущенного в но­вом УПК?² По-видимому, основная — психологическая, стремление выправить «социальный крен» прежнего УПК в сторону укрепления прав отдельной личности с полной утратой при этом всякого чувства меры. Из одной крайности, как это у нас не раз бывало, шарахнулись в другую. Так что психологически такое рвение законодателя можно по­нять. Но оправдать нельзя. Известно, что любое похвальное устремле­ние при неразумном осуществлении оборачивается свей противопо­ложностью, дает обратные результаты. В философии такое явление называется «сбесившийся принцип» (или «сорвавшийся с цепи»). В истории человечества примеров таких принципов тьма. Широко из­вестно, как такой, казалось бы, святой лозунг, как «свобода, равенст­во, братство» привел к кровавому якобинскому террору. «Все ужасы, которые мы с энтузиазмом проделали в XX веке, это ужасы сбесив­шихся идей и принципов. Не надо доводить принципы до абсолюта»³.

Применительно к уголовному процессу в данном случае мы име­ем точно такой же пример доведения до абсурда самой благой идеи. Принцип состязательности — не самоцель, а лишь средство дости­жения других целей, и, прежде всего, достижения истины, это лишь метод искания истины. И он должен действовать только в тех преде­лах, в которых способствует этой цели. Уделю этому вопросу столь большое внимание потому, что он являет собой самый яркий пример действия в уголовном процессе «сбесившегося принципа», пример, взывающий к извлечению уроков на будущее⁴.

Чтобы не выглядеть голословным, сделаю хотя бы одну ссылку на авторите­ты — мнение известного современного юриста В.Ф. Яковлева. «Одним из главных приоритетов судебной реформы была состязательность сторон в процессе. Судья пе­рестал выступать в роли обвинителя, его дело — беспристрастно выслушать доводы сторон. Но что показало время? Состязательность стали противопоставлять активной роли суда. Это неправильно, — считает В.Ф. Яковлев. — Потому что реального равен­ства сторон нет: у одного власть, деньги и адвокаты, другой сражается в одиночку. Ис­ход предугадать несложно. В мире уже поняли это... Причем пример подает Англия — родина состязательного процесса» (см.: Российская газета. 2006. 10 марта).

² Впоследствии он, как и ряд других перекосов, выправлен Конституционным Су­
дом РФ (определение Конституционного Суда РФ от 20 ноября 2003 г. об отказе в при­
нятии к рассмотрению жалоб гражданина СВ. Веккера). Но лишь частично.
Конституционный Суд признал право суда первой инстанции получать по собственной
инициативе новые доказательства, но только предназначенных для проверки уже имею­
щихся в деле доказательств, что неоднократно подчеркивается в указанном определении.

³ Российская газета. 2005. 5 сент.

⁴ «Максимилиан Волошин называл доведенную до конца справедливость самой
кровавой из добродетелей. История убедительно показала нам губительность всякого
принципа, сорвавшегося с цепи» (см.: Российская газета. 2005. 5 сент.).

Глава 2. Истина как цель доказывания

Остановимся теперь на вопросе о характере истины, достигаемой в уголовно-процессуальном доказывании.

В советский период много лет велась дискуссия о том, является ли истина, устанавливаемая в процессе доказывания, абсолютной или относительной, исходя из марксистско-ленинского определения этих понятий¹. Однако уже в то время некоторые ученые, в том чис­ле автор этих строк, считали этот спор пустым и схоластическим, даже если не ставить под сомнение сам по себе марксистско-ленин­ский постулат. Поскольку этот вопрос иногда поднимается и в наше время, попробуем разобраться в нем².

Согласно марксистско-ленинской трактовке под абсолютной ис­тиной понимается такое знание, которое удовлетворяет следующим требованиям:

исчерпывающая полнота,

абсолютная точность,

неопровержимость, окончательность³.

Таким образом, абсолютной истиной признается знание, которое в принципе не может быть ни дополнено, ни уточнено, ни изменено. Относительной истиной считается знание, которое хотя и отражает действительность в целом правильно, но может быть уточнено, до­полнено или даже частично изменено.

В уголовном судопроизводстве, как известно, устанавливаются не общие закономерности, а конкретные факты действительности. Такого рода «истины факта» (типа «Париж находится во Франции») классики марксизма-ленинизма пренебрежительно называли баналь­ностями, плоскостями и какому-либо анализу их не подвергали⁴.

Однако в отношении фактов, устанавливаемых в ходе судебного доказывания, понятие абсолютной истины неприменимо даже в та­ком значении. Нетрудно заметить, что знание, получаемое в ходе уголовного судопроизводства, не обладает ни одним из названных выше признаков. Оно не является исчерпывающе полным и абсо­лютно точным. Полнота и точность, с которыми устанавливаются обстоятельства уголовного дела, достигаются лишь в определенных

См., напр.: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. С. 316—317; Перлов И.Д. Приговор в советском уголовном процессе. М., 1960. С. 223 и след.; Трусов А.И. Основы теории доказательств. М., 1960. С. 118; Мухин И.И. Объек­тивная истина и некоторые вопросы оценки доказательств при осуществлении право­судия. Л., 1971. С. 140-141.

² См., напр.: Зинатуллин 3.3. Уголовно-процессуальное доказывание. Ижевск,
2003. С. 67-69.

³ См., напр.: Философский словарь. М, 1981. С. 3.

⁴ См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 90; Ленин В.И. Поли. собр_; соч. Т. 18.
С. 133-134.

22 Доказывание и доказательства в уголовном процессе

пределах, диктуемых целями доказывания и конкретной ситуацией. Такая истина не является абсолютно неопровержимой, окончатель­ной, поскольку, как известно, закон оставляет возможность про­верки и отмены или изменения даже вступившего в законную силу приговора. Поэтому считать истину, получаемую в уголовном судо­производстве, абсолютной нет никаких оснований.

В то же время ее нельзя признать и относительной. Относитель­ная истина всегда предполагает ее последующее уточнение, дополне­ние, и вообще она рассматривается как какой-то этап, момент в дос­тижении истины абсолютной. В уголовном же процессе истина, зафиксированная в приговоре, представляет собой конечный итог познания и обычно не нуждается в каком-то дополнении, измене­нии и уточнении (хотя и не исключает этого полностью).

И, наконец, трактовка этой истины как одновременно и абсо­лютной, и относительной является просто тавтологией, так как лю­бая истина содержит в себе элементы абсолютного знания, иначе она вообще не будет истиной.

Таким образом, для характеристики результатов судебного дока­зывания не подходят понятия ни абсолютной истины, ни относи­тельной, ни той и другой вместе взятых. Но главное заключается в другом. Данные понятия вообще характеризуют лишь бесконечный процесс общечеловеческого познания. Абсолютная истина как не­достижимый идеал, к которому можно до бесконечности прибли­жаться, а относительная — как момент, этап в этом приближении. Если бы абсолютная истина оказалась достигнутой, то человечество «дошло бы до той точки, где бесконечность интеллектуального мира оказалась бы реально исчерпанной и тем самым совершилось бы пресловутое чудо сосчитанной бесконечности»¹.

Не будем давать здесь оценку правильности и научной ценности данной концепции, оставим этот вопрос философам. Но очевидно, что такое понимание категорий абсолютной и относительной истины (как абстрактной цели и степени приближения к ней) очень мало подходит для характеристики такого частного вида познания, как судебное дока­зывание. Попытка использования их в теории доказательств, где они явно «не работают», представляет собой натяжку, надуманное, некри­тическое заимствование философских категорий, которые для юри­стов не представляют ни теоретического, ни практического интереса и не несут никакой полезной смысловой нагрузки.

Гораздо большую научную и практическую ценность имеет дру­гой вопрос, касающийся характера истины, достигаемой в процессе

¹ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 28.

Глава 2. Истина как цель доказывания

доказывания, — является ли она содержательной (объективной, ма­териальной) или формальной (формализованной).

Под объективной истиной и в философии, и в уголовно-процес­суальной науке понимается такое знание, содержание которого соот­ветствует объективной действительности, правильно ее отражает. Это так называемое классическое (и самое простое) определение ис­тины, еще со времен Аристотеля¹. В настоящее время существует множество других, гораздо более сложных концепций истины², но для нужд теории и практики судебного доказывания данного опреде­ления вполне достаточно (напомню, что такое доказывание является практическим познанием, там познаются не закономерности приро­ды и общества, а конкретные факты действительности, устанавлива­ется «истина факта»). В уголовно-процессуальной науке объективная истина именовалась также еще материальной³.

Под формальной истиной понимается соответствие выводов ка­ким-то формальным условиям безотносительно к тому, соответству­ют ли они объективной реальности или нет⁴.

В настоящее время в уголовном процессе существуют следующие разновидности формальной истины.

1. Преюдиции, т.е. факты, имеющие преюдициальное значение. К таковым относятся обстоятельства, установленные вступившим в законную силу приговором суда либо определением суда или поста­новлением судьи о прекращении уголовного дела по тому же обвине­нию. Преюдициальность означает «обязанность суда, рассматриваю­щего дело, принять без проверки и доказательств факты, ранее установленные вступившим в законную силу решением или приго­вором по какому-либо другому делу»⁵.

2. Обстоятельства, признаваемые судом установленными при рассмотрении уголовного дела в особом порядке принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявляемым ему обвинени­ем, установленным гл. 40 УПК РФ.

В обоих этих случаях отсутствует познавательный процесслибо ввиду того, что он имелся ранее, в другом производстве, результаты

См., напр.: Философский энциклопедический словарь, М., 1983. С. 226—227; Чудинов Э.М. Природа научной истины. М., 1977. С. 10 и след.

² Обзор концепций см., напр.: Корякин Е.А. Формирование истинности приговора
в состязательном судебном производстве: вопросы теории и практики. М., 2007. С. 6
и след.

³ См.: Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в совет­
ском уголовном процессе. М., 1955.

⁴ См., напр.: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1.
С. 310-311.

⁵ Юридический энциклопедический словарь. М., 2003. С. 324.

Доказывание и доказательства в уголовном процессе

которого презюмируются истинными, постулируются, либо потому, что закон признает его проведение (при соблюдении ряда условий) нецелесообразным.

Если же познавательный процесс имел место, то достигаемая в его результате истина может быть только содержательной, а не формальной¹.

Остановимся в связи с этим более подробно на понятии и значе­нии формальной истины.

Вообще, в принципе формализованный путь познания вполне возможен и широко применяется в науке. Но для его осуществления необходимы два условия:

1) наличие достоверных, априори истинных посылок для вывода;

2) четкое правило, алгоритм получения вывода.