Международных организаций и иностранных государств
Процессуальное положение иностранцев, развивавшееся параллельно с гражданской право-, дееспособностью, не во все времена характеризовалось благоприятным статусом. Однако с победой буржуазных революций пришло провозглашение принципа устранения неравенства в правах иностранных граждан по отношению к отечественным субъектам права.
В области процессуальной защиты своих нарушенных прав истцы-иностранцы нередко подвергались дискриминации, в некоторых аспектах в ряде случаев подобное положение сохраняется и сейчас216. Имеется в виду институт, направленный исключительно против истцов-иностранцев, который заключается в том, что при подаче иска иностранный гражданин или подданный либо лицо без гражданства обязано внести залог в обеспечение судебных издержек на случай, если ему будет отказано в иске (судебный залог — cautio judicatum solvi). Ряд государств, практиковавших это средство ограничения допуска к процессуальной защите прав иностранцев, согласились устранить его в порядке заключенного многостороннего международного договора — Гаагской конвенции по вопросам гражданского процесса 1954 г., другие — в порядке двусторонних соглашений (например, договоров о правовой помощи), третьи — на основе применения принципа взаимности. Обязательство по освобождению от обеспечения уплаты судебных расходов установлено для договаривающихся государств в отношении определенной категории лиц (беженцев) Конвенцией о статусе беженцев 1951 г. (ст. 6). Однако существовал ряд стран, которые не имели подобного института в своей правовой системе, ибо закрепили принцип национального режима в отношении процессуального положения иностранных граждан, лиц без
гражданства и юридических лиц, уравняв их в правах с собственными гражданами и юридическими лицами (СССР, ныне РФ, другие государства Восточной Европы, а также нынешнего СНГ и др.).
В частности, при рассмотрении дела Земельным судом г. Гамбурга ФРГ по иску российского лица к немецкому ответчику суд отверг ссылку ответчика на неуплату со стороны истца суммы в обеспечение судебных расходов. Положения п. 1 ст. 2 § 110 германского Устава гражданского судопроизводства, предусматривающие освобождение истца от уплаты судебного залога, если по закону государства истца германский гражданин не обязан вносить залог, были признаны судом применимыми к данному делу, поскольку Россия является участницей Гаагской конвенции и в ее внутреннем праве не имеется подобного требования, в силу чего германский гражданин или юридическое лицо не должны были вносить судебный залог в обеспечение расходов по иску при обращении в российский суд.
Международным договором, как отмечалось выше, может быть предусмотрено устранение каких-либо специальных требований в отношении истцов-иностранных граждан. Так, согласно ст. 17 Гаагской конвенции по вопросам гражданского процесса «от граждан одного из договаривающихся государств, имеющих место жительства в одном из этих государств и выступающих в судах другого из этих государств в качестве истцов или третьих лиц, не может быть потребовано никакого залога или обеспечения в какой бы то ни было форме на основании того, что они являются иностранцами или не имеют постоянного или временного места жительства в данной стране. Это же правило применяется в отношении любых платежей, которые могли бы быть потребованы от истцов или третьих лиц в обеспечение судебных издержек».
В соответствии со ст. 18 Конвенции судебные решения об уплате судебных издержек и расходов, понесенные истцом и государством против истца или третьей стороны, которые освобождены от обеспечения, залога или уплаты в силу ст. 17 или законодательства государства, приводятся в исполнение бесплатно компетентными властями в каждом другом договаривающимся государстве, по поручениям, передаваемым в дипломатическом порядке.
Вопрос о возможности взимания судебного залога в принципе может стоять в современных условиях даже и в отношении иностранного государства, ввиду того, что сегодня многие страны в своем внутреннем законодательстве предусматривают отход от идей абсолютного иммунитета, презюмируя, что государство при осуществлении коммерческой или вообще частноправовой деятельности молчаливо соглашается на отказ от иммунитета, и, следовательно, в юридическом плане оно должно быть уравнено в правах с иными субъектами частного права. Поскольку cautio judicatum — процессуальный институт, применяемый к иностранцам вообще, он, стало быть, не исключен, если следовать указанной логике, и в случаях, когда в иностранном суде истцом выступает государство. Характерно, что в Европейской конвенции об иммунитете государств от 16 мая 1972 г. вопрос о судебном залоге в отношении иностранного государства решается категорическим образом: «Никакой залог или взнос под каким-либо наименованием, которые не могут быть истребованы в государстве, где происходит судебное разбирательство, от гражданина этого государства или лица, которое там проживает или имеет место пребывания, не могут быть предписаны Договаривающемуся государству в качестве гарантии оплаты судебных издержек или расходов» (ст. 17).
Поскольку в Гаагской конвенции освобождение от уплаты судебного залога, по существу, основывается на принципе гражданства лица в сочетании с требованием местожительства в договаривающемся государстве, в ней недвусмысленно закрепляется независимость от других международных соглашений по аналогичным вопросам и заявляется, что все конвенции, в которых договаривающиеся государства могли бы обусловить освобождение своих граждан от судебного залога или от уплаты судебных издержек, независимо от постоянного местожительства, сохраняют силу. В силу этих обстоятельств могло бы стать целесообразным заключение двусторонних соглашений ввиду, скажем, использования подходов, характеризующихся меньшим числом требований для определения круга лиц и сферы действия рассматриваемого освобождения. Вследствие этого двусторонние договоры о правовой помощи, заключенные в последние годы Российской Федерацией (а ранее СССР), традиционно уделяли внимание вопросу
217 Арменией, Белоруссией, Казахстаном, Киргизией, Молдавией, Россией, Таджикистаном, Украиной.
о cautio judicatum. В частности, советско-греческим договором о правовой помощи от 21 мая 1981 г. предусматривается освобождение от обеспечения судебных расходов: «На граждан одной Договаривающейся Стороны, выступающей в судах другой Договаривающейся Стороны, нельзя возложить обязанность по обеспечению судебных расходов на том основании, что они являются иностранцами или не имеют местожительства или местопребывания на территории Договаривающейся Стороны, в судах которой они выступают» (ст. 17). Кроме того, в силу ст. 18 Договора гражданам договаривающихся государств в судах и учреждениях другой стороны оказываются бесплатная юридическая помощь и бесплатное судопроизводство на тех же основаниях и с теми же преимуществами, как и собственным гражданам. Один из новейших по времени принятия двусторонних документов о правовой помощи, заключенных между Россией и иностранными государствами, — российско-египетский Договор о взаимной правовой помощи в правовых отношениях по гражданским коммерческим и семейным делам от 23 сентября 1997 г. — предусматривает обоюдное освобождение граждан договаривающихся сторон от уплаты судебных расходов на тех же основаниях и в том же объеме, что и собственных граждан (ст. 18), не связывая подобное с требованием о местожительстве на территории соответствующего договаривающегося государства, как это прослеживается в Гаагской конвенции. Тем не менее документ о личном, семейном и имущественном положении, необходимый для получения разрешения на освобождение от уплаты, выдается компетентным органом той стороны, на территории которой заявитель имеет местожительство или местопребывание (ст. 19). Понятно, что в условиях, когда иностранцы в РФ не обременены требованием о судебном залоге в силу предписаний о национальном режиме, закрепление подобных норм в международных договорах направлено на обеспечение защиты процессуальных прав граждан России в зарубежных государствах.
Многосторонний документ, связывающий страны СНГ, в свою очередь, закрепил аналогичный подход к проблеме судебного залога. В соответствии со ст. 1 Минской конвенции стран СНГ о правовой помощи и правовым отношениям по гражданским, семейным и уголовным делам от 22 января 1993 г. граждане каждой из договаривающихся сторон, а также лица, проживающие на ее территории, пользуются на территориях всех других Договаривающихся сторон в отношении своих личных и имущественных прав такой же правовой защитой, как и собственные граждане данной договаривающейся стороны. Они имеют право свободно и беспрепятственно обращаться в суды, прокуратуру и иные учреждения других Договаривающихся Сторон, к компетенции которых относятся гражданские, семейные и уголовные дела, могут выступать в них, подавать ходатайства, предъявлять иски и осуществлять иные процессуальные действия на тех же условиях, что и граждане данной Договаривающейся Стороны.
Согласно положениям ст. 2 Минской конвенции граждане каждого из договаривающихся государств и лица, проживающие на его территории, освобождаются от уплаты и возмещения судебных и нотариальных пошлин и издержек, а также пользуются бесплатной юридической помощью на тех же условиях, что и собственные граждане. Еще один многосторонний акт, действующий в рамках стран СНГ, — Соглашение о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, от 20 марта 1992 г., подписанное в Киеве восемью государствами217, также устанавливает свободный доступ иностранных граждан, лиц без гражданства, проживающих на территориях участников, и юридических лиц, учрежденных на их территориях.
В отличие от Минской конвенции, которая имеет в виду любые гражданско-правовые споры. Киевское соглашение касается лишь хозяйственных споров, которые рассматриваются, как правило, арбитражными или хозяйственными (экономическими) судами. В случае подобных споров хозяйствующие субъекты каждого из государств-участников СНГ пользуются на территории другого государства-участника правовой и судебной защитой своих имущественных прав и законных интересов, равной с хозяйствующими субъектами данного государства (ст. 3). Они имеют на территории других государств-участников СНГ право беспрепятственно
обращаться в суды, арбитражные (хозяйственные) суды, третейские суды и другие органы, к компетенции которых относится разрешение дел, могут выступать в них, возбуждать ходатайства, предъявлять иски и осуществлять иные процессуальные действия.
Права иностранных граждан и лиц без гражданства на судебную защиту и процессуальная право-, дееспособность иностранцев в Российской Федерации. Часть 1 ст. 46 Конституции Российской Федерации 1993 г. гласит, что «каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод». В соответствии с ч. 3. ст. 62 Конституции «иностранные граждане и лица без гражданства пользуются в Российской Федерации правами и несут обязанности наравне с гражданами Российской Федерации, кроме случаев, установленных федеральным законом или международным договором Российской Федерации. В полном соответствии с указанным гражданские процессуальные права иностранных граждан, иностранных предприятий и организаций установлены ст. 433 Гражданского процессуального кодекса РСФСР, ст. 210 Арбитражного процессуального кодекса РФ. Иностранные граждане имеют право обращаться в суды Российской Федерации и пользуются гражданскими процессуальными правами наравне с российскими гражданами. Иностранные предприятия и организации имеют право обращаться в суды Российской Федерации и пользуются гражданскими процессуальными правами для защиты своих интересов. Изъятия из принципа национального режима, закрепленного в действующих процессуальных нормах России, могут существовать только в виде ответных ограничений (реторсий), устанавливаемых в иностранных государствах по отношению к российским гражданам. В таких случаях Правительством Российской Федерации могут предусматриваться ответные меры применительно к гражданам, предприятиям и организациям тех государств, в которых допускаются особые ограничения гражданских процессуальных прав российских граждан, предприятий и организаций. Это исключительная мера. Возможность ответных ограничений не означает предоставления в Российской Федерации иностранным гражданам процессуальных прав под условием взаимности: при разбирательстве конкретных дел суды не должны рассматривать вопрос о взаимности, требовать от иностранного гражданина, участвующего в деле, подтверждения того, что в государстве его гражданства российским гражданам предоставляются процессуальные права наравне с гражданами этого государства. Реторсии устанавливаются не судом, а органами исполнительной власти государства.
Законодательное закрепление права иностранных граждан и лиц без гражданства обращаться в российские органы правосудия и пользоваться гражданскими процессуальными правами наравне с российскими гражданами означает предоставление им национального режима в области защиты своих прав и охраняемых законом интересов. При этом речь идет о всей совокупности прав, которые могут иметь место в порядке гражданского судопроизводства. На иностранных граждан распространяются нормы гражданского процессуального права о процессуальной право- и дееспособности, они могут на общих основаниях выступать в процессе в качестве стороны или третьего лица. Процессуальные права и обязанности иностранных граждан, участвующих в деле, предусмотрены ст. 433, 435 — 437 ГПК РСФСР.
Гражданская процессуальная правоспособность есть предоставленная законом способность (возможность) иметь гражданские процессуальные права и нести процессуальные обязанности. Согласно ст. 31 ГПК РСФСР, ст. 6 АПК РФ гражданско-процессуальная правоспособность признается в равной мере за всеми гражданами и организациями, пользующимися правами юридического лица, независимо от места нахождения, места жительства, форм собственности, подчиненности, национальной принадлежности и т.п.
Гражданская процессуальная дееспособность — это способность своими действиями осуществлять процессуальные права и исполнять процессуальные обязанности, а также поручать ведение дела представителю, которая на основании ст. 32 ГПК принадлежит гражданам, достигшим совершеннолетия, и юридическим лицам с момента их регистрации.
ГПК РСФСР предоставляет лицам, участвующим в деле, право знакомиться с материалами дела, делать выписки из них, снимать копии, заявлять отводы, представлять доказательства, участвовать в исследовании доказательств, задавать вопросы другим лицам, участвующим в деле, свидетелям и экспертам, заявлять ходатайства, давать устные и письменные объяснения суду,
218 См.: J. H. Mulla on the Indian Contract Law. Bombay. 1972. P. 42.
представлять свои доводы и соображения по всем возникающим в ходе судебного разбирательства вопросам, возражать против ходатайств, доводов и соображений других лиц, участвующих в деле, обжаловать решения и определения суда и пользоваться другими процессуальными правами, предоставленными им вне зависимости от их национальной принадлежности.
Лица, участвующие в деле, обязаны добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им процессуальными правами. Стороны наделены равными процессуальными правами.
Поскольку действующее право Российской Федерации предусматривает возможность применения судом общей юрисдикции или арбитражным судом иностранного права, при разбирательстве дел с участием иностранных граждан, лиц без гражданства или юридических лиц весьма остро встает проблема установления содержания иностранного права. При этом следует упомянуть, что формулы Основ гражданского законодательства 1991 г. (ст. 157) и Семейного кодекса РФ (ст. 166), регламентирующие порядок установления иностранного правопорядка, не тождественны тому, что закреплено в нормах АПК РФ (ст. 12). Хотя российский суд подходит к установлению содержания иностранных норм как к вопросу права, а не факта, и в силу этого принципа обязан ex officio определить, как в соответствующем государстве толкуются и применяются данные правоположения, сторона, ссылающаяся на соответствующее содержание и интерпретацию затронутой правовой нормы, вправе привести свои доказательства, свидетельствующие об определенном подходе либо квалификации в рассматриваемом вопросе, имеющемся в рамках конкретного иностранного правопорядка.
Скажем, если в РФ слушается в суде дело по иску российского юридического лица к индийской компании по спору, возникшему между продавцом — индийским юридическим лицом — и российской организацией, выступающей покупателем по контракту на поставку медикаментов, заключенному в Бангалоре, в силу чего к последнему применяется индийское право как право страны продавца (ст. 166 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г.), то суд обязан рассмотреть дело на основании норм индийского права, не только определяющих гражданскую право-, дееспособность индийского продавца, но и регулирующих договорные обязательства по существу. Следовательно, российское учреждение должно будет исходить из того содержания, которое придается соответствующим нормам Закона о договорах 1872 г. (Закона IX), а также и других правовых норм этой страны. В данном случае, если окажется, что в уставе компании-продавца значится деятельность по производству и торговле одеждой, а она выступила продавцом товаров медицинского назначения, суд должен прийти к заключению о недействительности договора, поскольку на основании ст. 11 упомянутого акта «каждое лицо обладает способностью заключить договор, если оно достигло совершеннолетия, согласно правопорядку, которому оно подчинено, если оно находится в здравом рассудке и не имеется препятствий по вступлению в договорные отношения в силу любых иных норм, которым оно обязано подчиняться». Подобными правилами, которым обязано подчиняться юридическое лицо, являются нормы индийского Закона о компаниях 1956 г., а также нормы его Устава, в котором указываются виды деятельности. В случаях расхождения фактического предмета сделки и положений учредительных документов о направлениях деловой активности договор считается совершенным юридическим лицом ultra vires (судебные решения по делу Джон Бофорте Лтд. (иск in rem (1953); «Белл Хаусиз vs. Сити Уолл Пропетиз Лтд.» (1965)218 и квалифицируется как недействительный. При этом сторона, которая ссылается на недействительность данного договора в силу вышеприведенных причин, может предоставить суду необходимые подтверждения в виде публикаций решений Верховного суда Индии и соответствующею штата, мнения ведущих ученых-правоведов и т.д.
Аналогично этому, несмотря на то, что в Индии и Пакистане наблюдается большое сходство между правовыми системами хотя бы в той их части, которая относится к мусульманскому праву, если в суде Пакистана рассматривается дело о договорной способности мусульманки — замужней женщины, являющейся гражданкой Индии, он будет определять ее на основе нормативного содержания и толкования положений индийского права, существующего в актах писаного права и
219 См.: Розенберг М.Г. Международный договор и иностранное право. Изд. 2-е, перераб. и дополн. М., 2000. С. 216 — 228.
220 См.: Тимохов Ю.А. Применение иностранного права в практике российских судов // Международное частное право. Современная практика. Сборник статей / Под ред. М.М. Богуславского и А.П. Светланова. М., 2000. С. 20 — 23.
221 Там же. С. 20.
судебных прецедентах Индии.
В частности, пакистанское судебное учреждение должно исходить из того, что индуистская замужняя женщина не рассматривается абсолютно лишенной дееспособности к совершению сделок лишь в силу обстоятельств принадлежности к женскому полу или замужества; что для действительности заключенного ею договора не обязательно согласие или разрешение мужа; что если она совершает сделку с согласия или по уполномочению мужа, то действует в качестве его агента, и такой акт порождает юридические обязательства для мужа; что при некоторых обстоятельствах, предусмотренных законом, возможны иные случаи возникновения обязательств для мужа без его согласия или доверенности; во всех других ситуациях замужняя индийская гражданка не может связать обязательствами своего мужа, действуя без поручения, и становится стороной контракта постольку, поскольку это укладывается в рамки раздельной собственности супругов (стридханам).
В свою очередь нельзя не обратить внимания на то, что в одну из последних редакций (по состоянию на 8 октября 1999 г.) проекта третьей части ГК РФ включены иные формулировки. Так, согласно п. 2 ст. 1316 предусматривается, что по требованиям, связанным с осуществлением сторонами предпринимательской деятельности, бремя доказывания содержания норм иностранного права может быть возложено на стороны219. Однако трудно не заметить, что в предлагаемом виде рассматриваемая норма носит диспозитивный характер. В связи с этим не вполне оправданными кажутся констатации и прогнозы, встречающиеся в современной отечественной литературе, о том, что традиционные позиции российской доктрины, законодательство РФ и ее судебная практика претерпевают изменения в данной области, уступая, якобы, трактовке иностранного права как факта220.
Вместе с тем вряд ли, думается, будут плодотворными и верными оценки существующего в нынешнем материальном и процессуальном праве России подхода к иностранному праву как правовой категории, если они базируются на отрицании действенного участия сторон и, напротив, обосновании активной роли только суда в выявлении им ex offlcio подлинного содержания иностранной нормы права в противопоставлении с подходом, скажем, судов государств англосаксонской системы, где иностранное право трактуется как факт. Правда, в некоторых из них возникают новые тенденции.
Так, в недавно принятых Федеральных правилах гражданского процесса 1999 г., относящихся к регулированию судопроизводства в судах федеральных округов США, применительно к установлению содержания иностранного права предусматривается, что суд учитывает любые имеющие значение материалы иди источники, включая аффидевиты, заявления под присягой, независимо от того, представлены они стороной или нет и допускаются ли они федеральными нормами о доказательствах. То, что определит суд, должно квалифицироваться в качестве решения суда по вопросу о праве (ст. 44.1 «Установление иностранного права»). В комментариях к документу разъясняется, что с принятием ст. 44.1 апелляционная инстанция не связана более ст. 52 (a) тех же Правил, устанавливающей полномочия апелляционной инстанции по пересмотру выводов нижестоящего суда по вопросам факта221.
Процессуальные аспекты правового положения государства и международных организаций. Согласно ст. 435 ГПК аккредитованные в Российской Федерации представители иностранных государств и другие лица, указанные в соответствующих нормативных актах и международных договорах Российской Федерации, подлежат юрисдикции российского суда по гражданским делам лишь в пределах, определяемых нормами международного права или международными договорами Российской Федерации. К числу таких договоров Российской
222 Распространение иммунитета государства лишь на его государственные действия, т.е. исполняемые в порядке реализации государственных (публично-правовых) функций, и отказ в иммунитете, если оно выступает как частное лицо, становящееся тенденцией, все более четко выраженной нормативно, которая проявляется не только в принятии государствами соответствующих законов, но и в появлении аналогичных судебных прецендентов даже в странах, не относящихся к системе «common law» (см. решения Федерального суда ФРГ по трудовым спорам — NZA. 1998, 813, 814; решение Верховного суда ФРГ по иску МсДоннел Дуглас Корп. к Ирану на сумму 292,76 нем. марок о взыскании вознаграждения за проведенный ремонт отопления
Федерации в затронутой области следует прежде всего отнести Венскую конвенцию о дипломатических сношениях от 18 апреля 1961 г. и Венскую конвенцию о консульских сношениях от 24 апреля 1963 г.
В силу ст. 31 Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 г. дипломатический агент пользуется иммунитетом от гражданской юрисдикции государства пребывания, кроме случаев: 1) вещных исков, относящихся к частному недвижимому имуществу, находящемуся на территории государства пребывания, если только он не владеет им от имени аккредитующего государства для целей представительства; 2) исков, касающихся наследования, в отношении которых дипломатический агент выступает в качестве исполнителя завещания, попечителя над наследственным имуществом, наследника или отказополучателя как частное лицо, а не от имени аккредитующего государства; 3) исков, относящихся к любой профессиональной или коммерческой деятельности, осуществляемой дипломатическим агентом в государстве пребывания за пределами своих официальных функций. Дипломатический агент не обязан давать показаний в качестве свидетеля.
Статья 37 Конвенции распространяет положения ст. 31 на членов семей дипломатических агентов, членов административно-технического персонала представительства и членов их семей, живущих вместе с ними и не являющихся гражданами Российской Федерации. Статья 43 Венской конвенции о консульских сношениях 1963 г. закрепляет норму, согласно которой консульские должностные лица и консульские служащие не подлежат, за двумя исключениями, юрисдикции судебных и административных органов государства пребывания в отношении действий, совершаемых ими при выполнении консульских функций.
Ранее указывалось на закрепленную в отечественном правопорядке возможность обращения в необходимых случаях к реторсиям. Ее нормативное закрепление как института МГП и международного гражданского процесса осуществлено в действующем праве в ст. 162 Основ ГЗ и ст. 433 ГПК РСФСР. С помощью последней устанавливается, что в тех случаях, когда в иностранном государстве российскому государству, его имуществу или представителям российского государства не обеспечивается такая же судебная неприкосновенность, какая обеспечивается иностранным государствам, их имуществу или представителям иностранных государств в Российской Федерации Правительством Российской Федерации может быть предписано в отношении данного государства, его имущества или представителя этого государства применение ответных мероприятий.
Приведенные выше положения международных договоров, заключенных Российской Федерацией, свидетельствуют о правовом положении органов государства и его должностных лиц (дипломатических и консульских представителей) в международном гражданском процессе при осуществлении ими публично-правовых функций, а также действий иного характера, обусловленных особой природой статуса таких лиц. Если же речь идет о процессуальном положении государства как субъекта гражданско-правовых сделок, то его статус определяется принципами суверенного равенства, уважения суверенитета и основанного на них принципа иммунитета государств (подробнее см. об этом в главе 16 «Особенной части»). В процессуальном плане положение государства также определяется принципом иммунитета с тем содержанием и предъявляемыми к пользованию иммунитетом требованиями, которые обусловлены действующим в конкретной стране законодательством и ее участием в соответствующих международных договорах222.
в иранском посольстве и др.), делает необходимым отграничение действий de jure imperii от таковых de jure gestionis. «Все равно, — констатирует X. Шак, — поручает ли государство провести ремонт отопления, покупает ли вооружение, принимает ли на работу наемного работника или поручает маклеру подыскать земельный участок для строительства здания консульства (см. решение Высшего земельного суда Мюнхена...), — во всех случаях оно выступает в правовом обороте как частное лицо и потому не обладает иммунитетом» (Шак Х. Указ. соч. С. 70 — 71).
Сложности в определении правовой природы действия и способов ее отыскания стали одним из основных препятствий в деле принятия проекта Конвенции ООН о юрисдикционных иммунитетах государств и их собственности. В этом плане одни специалисты предлагают исходить из характера, дополняемого критерием цели, совершаемых государством действий, причем каждое из них заявляет о своих внутренних правовых нормах или политике (см. Лукашук И.И. 51 сессия Комиссии международного права ООН // Московский журнал международного права. 2000. № 3. С. 251 — 252), другие — категорически возражают против целей как точки отсчета (см.: Шак. X. Там же. С. 70).
223 См.: Мегаполис — экспресс. 2000, 1 июля.
В отечественных публикациях по международному частному праву проблемам иммунитета государства всегда придавалось серьезное значение. Особенно подчеркивалась роль этого института в отстаивании равноправия всех форм собственности, в том числе государственной собственности социалистических государств, прежде всего Советской России и в последующем СССР. Однако было бы неверным полагать, что важность института иммунитета государств обусловлена историческими особенностями минувшей эпохи. Доказательством такой ошибочности служит факт, что в конце XX столетия случаи необходимости отстаивать свой иммунитет, в частности, для России стали весьма нередкими.
Так, вслед за известной серией дел сестер Щукиных, слушавшихся во французских судах (Екатерины — в середине 50-х гг. и Ирины — в начале 90-х гг.), в 2000 году возникли притязания А.М. Делока-Фурко в Италии. После закрытия 15 июня 2000 г. в Риме экспозиции шедевров экспрессионизма на коллекции картин, некогда принадлежавших собирателю произведений искусства С.И. Щукину, а ныне — Государственному музею «Эрмитаж», в гражданском трибунале г. Рима состоялись предварительные слушания по вопросу прав на 40 из 100 экспонировавшихся во время выставки картин и наложения ареста на полотно Анри Матисса «Танец», которое оценивается в несколько десятков миллионов долларов, инициированные на этот раз внуком С.И. Щукина — французским гражданином Андре-Марюом Делоком-Фурко223.
12 июня 2000 г. на российское парусное судно барк «Седов», принадлежащее Мурманскому политехническому университету, которое было приглашено во Францию для участия в парусной регате, судом города Брест (Франция) был наложен арест в порядке принудительного исполнения французскими трибуналами решений Стокгольмского арбитража по иску швейцарской фирмы «Нога» к Правительству РФ. Кроме того, в тех же самых целях были наложены аресты на счета представительства России в ЮНЕСКО, дипломатического и консульского представительств РФ во Франции. В июне — августе того же года состоялись слушания в различных инстанциях французских гражданских судов, после чего 10 августа 2000 г. Апелляционным судом Парижа аресты были сняты, в результате получили подтверждение как иммунитет государства в целом, так и дипломатические привилегии и иммунитеты, имеющие правовое обоснование в Венских конвенциях о дипломатических сношениях 1961 г. и консульских сношениях 1963 г.
Касаясь данного вопроса в более общем виде и выходя за рамки его постановки применительно к практике только России, следует подчеркнуть, что характеристика правового положения государства в процессуальном аспекте наилучшим образом может быть проиллюстрирована на конкретном правовом материале. Так, в Указе Президиума ВНР № 13 1979 г. «О международном частном праве» в разделе, посвященном вопросам подсудности, а именно исключительной
224 Богуславский М.М. Практика применения принципа иммунитета государства и проблема законодательного регулирования // Международное частное право: современная практика. Сборник статей. С. 237. Проект Закона см: Приложение к газете «Экономика и жизнь» — Юрист. Норма права. 1998. № 9. Более поздняя его редакция датируется 26.07.2000.
подсудности, содержатся положения, исчерпывающим образом отвечающие на вопрос о процессуальном статусе венгерского государства, с одной стороны, и иностранного государства — с другой. В разделе, касающемся «исключительной подсудности», сформулированы императивные правила, определяющие, что только венгерскому суду или органу власти подсудно производство дел против венгерского государства или органа власти или государственного управления; только венгерский суд или иной орган исключительно компетентен для целей производства, возбужденного против венгерского гражданина, действующего за границей в качестве дипломатического представителя или на иных основаниях не подчиненного местной юрисдикции, которое в силу международного договора или на основе взаимности не может быть возбуждено за границей против указанного лица (ст. 55). В противовес этому в следующем разделе, посвященном так называемой «исключенной юрисдикции», венгерский акт с изъятиями в отношении того, что в Указе может быть специально предусмотрено иное, содержит безусловное исключение юрисдикции венгерского суда или другого органа власти: 1) по производству против иностранного государства, органа государственной власти или государственного управления; 2) по такому производству против иностранного гражданина, действующего в Венгрии в качестве дипломатического представителя или на иных основаниях, не подчиненного венгерской юрисдикции, которое в силу международного договора или на основе взаимности не может быть возбуждено в Венгрии против указанного лица (ст. 56). Таким образом, противопоставление содержания понятий «исключительная юрисдикция» и «исключенная юрисдикция», как они раскрыты, в частности, в венгерском национально-правовом регулировании, позволяют весьма наглядно проследить главные черты положения государства в международном гражданском процессе.
Из числа видов иммунитета государства, изложенных в главе 16 настоящего учебника, посвященной особенностям правового положения государства в частноправовых отношениях (внешнеторговом обороте, соглашениях о разделе продукции и концессиях и т.д.), наибольшее значение применительно к материалу данного раздела имеют юрисдикционные иммунитеты (иммунитет от предъявления иска к государству в иностранном суде, от предварительного обеспечения иска и от принудительного исполнения иностранного судебного решения), хотя не следует сбрасывать со счетов и иммунитет от действия иностранного законодательства, поскольку этот вопрос зачастую стоит как первостепенный. Что же касается такого вида иммунитета государства, как иммунитет его собственности, то он имманентно связан с последними двумя подвидами юрисдикционных иммунитетов, ибо именно благодаря ему обеспечивается их реализация.
Для целей освещения процессуальных аспектов правового положения государства принципиальной выступает проблема квалификации категории «иммунитет государства». Как бы само собой разумеющейся в подавляющем большинстве юридических исследований присутствует оценка его как процессуального института. В частности, М.М Богуславским попутно отмечается: «...иммунитет — это институт прежде всего гражданско-процессуального характера и поэтому в той же России является предметом регулирования в гражданском процессуальном законодательстве»224. Однако тут же хочется спросить, а как быть с наличием в проекте третьей части ГК норм, закрепляющих по существу функциональный иммунитет, или ссылки в ст. 127 ГК РФ на предполагаемый закон об иммунитете государства и его собственности? Последовавшая за процитированным высказыванием ведущего российского специалиста в области иммунитета ремарка о том, что есть различие между иммунитетом государства и его ответственностью по принятым на себя обязательствам, выступающей понятием материального гражданского права, мало что дает, так как присутствие или отсутствие ответственности на стороне государства производно от положительного или отрицательного ответа по вопросу об иммунитете. Пожалуй,