Обмирщение русской культуры

В русской культуре XVII в. прослеживаются черты перехода ^от средневековья к новому времени. Главная особенность куль­туры этого периода состояла в усилившемся процессе ее обмир­щения, т. е. освобождения от церковного влияния. Обмирщение охватило все сферы культурной жизни страны: литературу, жи­вопись, архитектуру и т. д. Само церковное мировоззрение пе­реживало кризис, выразившийся в расколе. Появляются новые

жанры в литературе, ранее неизвестные стили в архитектуре и живописи, развивается печатное дело. Заметным становится лич­ностное начало, которого практически не знала средневековая культура, имевшая дело не с живыми людьми, а с носителями либо добра, либо зла. На развитие русской культуры оказали также влияние постепенное преодоление национальной замкнуто­сти и расширение связей с другими странами.

Самые выразительные новшества прослеживаются в литера­туре. Если литературные герои предшествующего времени пре­бывали в неустанной молитве, их действия сковывала боже­ственная воля, то теперь героями становятся предприимчивые и энергичные люди, ищущие приложения сил и способностей в по­лезных начинаниях. Герои литературы XVII в. начинают осво­бождаться от оков рода, их судьба персонифицируется. Вместе с тем литература совершала только первые шаги в преодолении средневековых традиций и еще не обрела альтернативы им.

В литературе XVII в. утвердилось два течения: панегириче­ское, феодально-охранительное, и народно-обличительное. Самым крупным представителем первого течения был Самуил Емельяно-вич Петровский-Ситнианович, уроженец Полоцка и потому именовавшийся в Москве Симеоном Полоцким. Образование он получил в Киево-Могилянской академии, а затем в Виленской академии, после окончания которой принял монашеский сан. О себе он писал: «Ума излишком, аже негде девати,— купи кто хочет! А я рад продати». Покупателем оказался Алексей Михай­лович, которому приглянулись стихи, сочиненные Полоцким в его честь во время пребывания в Полоцке. В 1661 г. Симеон переехал в Москву, где стал учителем царевичей Алексея и Фе­дора и царевны Софьи. Расцвет поэтического дарования Симео­на Полоцкого падает на годы его пребывания в России. Его жизненный путь являет выразительный пример близости культур двух народов и их взаимной тяги друг к другу.

С именем Полоцкого связано появление в литературе новых жанров — поэзии и драматургии. Он был первым в стране при­дворным поэтом-одописцем, сочинявшим тяжеловесные силлаби­ческие стихи. В сочинениях Полоцкого господствуют панегириче­ские тона, идеализировавшие самодержавие и царя Алексея Михайловича. Его же перу принадлежат оригинальные пьесы на русском языке «О Новходоносоре царе» и «Комедия притча о блудном сыне». В новую форму автор вложил традиционное содержание: младший сын в отличие от старшего, проявлявшего покорность родительской воле, не пожелал «в отчинной стране юность погубити» и отправился странствовать, превратился в блудного сына, испившего много горя. Он возвращается в отчий дом, убежденный в необходимости слушаться старших.

Полоцкий известен не только как поэт и драматург, но и как публицист. Он сторонник самодержавия. Только оно, по его мне­нию, способно успешно решать внешнеполитические задачи и

«утоляти» мятежи. Самодержец, однако, должен подбирать се­бе помощников, руководствуясь не их породой, а рационалисти­ческим принципом: знанием, моральным авторитетом, заслугами.

Оценка самодержавия как самой лучшей политической систе­мы обрела наиболее полное обоснование в сочинениях Крижани-ча. Хорват Юрий Крижанич, прибывший в Россию в 1659 г., написал ряд трактатов, среди которых важнейший «Политика», отдавал предпочтение «самовладству», потому что только с ним он связывал справедливое правление, обеспечивавшее стране покой и согласие народа, а также возможность без проволочек исправлять промахи. Но порядок и гармонию способен обеспе­чить только мудрый царь. Крижанич выступал за объединение славянских народов.

Крижанич, как и Полоцкий, не осуждал крепостнических по­рядков, но оговаривался, что надлежит ограничить аппетиты по­мещиков. При неумеренных тяготах хозяйство крестьянина при­дет в упадок, и он утратит тяглоспособность. Отсюда проистека­ла убежденность обоих мыслителей в необходимости установить умеренный уровень феодальной эксплуатации.

Народно-обличительную литературу представляет «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Аввакум — талант­ливый писатель-полемист, основоположник биографического жанра. Если герои житийной литературы наделены мифическими добродетелями и выступают безукоризненными подвижниками, то в «Житии» Аввакум Петрович выглядит реальной личностью с достоинствами и недостатками. «Житие» — остросюжетное по­лемическое сочинение, его автор на примере собственной жизни, полной страданий и драматических коллизий, повествует о фана­тической преданности идеям древнего благочестия. Во всех по­ступках вождя старообрядчества четко прослеживается его неприятие новизны, науки и всего, что шло из Западной Европы. Язык «Жития» прост, динамичен, рассчитан на широкую аудито­рию, которую автор намерен склонить на свою сторону. Аввакум содействовал обогащению литературного языка элементами жи­вой народной речи.

Содержание так называемых бытовых повестей XVII в. обна­руживает две тенденции: с одной стороны, герои пытаются вы­рваться из оков церковности; с другой стороны, попытки героя выйти из рамок житейской мудрости Домостроя заканчиваются полным крахом. Патриархальные устои хотя и высмеиваются, но герои не могут их преодолеть.

Темой «Повести о Горе-Злочастии» является судьба молод-Ца, не внявшего родительским советам и поплатившегося за это нищетой. Мытарства героя заканчиваются тем, что он оказывает­ся в монастырской келье. В отличие от предшествующего вре­мени келья уже не умиляет героя, жизнь в ней равнозначна само­убийству. В повести раскрыт образ человека, его внутренний мир и трагические переживания.

⁸ История СССР до 1КЫ года 225

В «Повести о Савве Грудцыне» фигурируют реальные истори­ческие личности и определенная географическая среда, чем со­здается видимость подлинности рассказанной истории. Герои по­вести — богатые купцы Грудцыны-Усовы, торговавшие по горо­дам Волги и Камы. В основу сюжета положены похождения ку­печеского сына Саввы Грудцына, отправленного отцом по торго­вым делам в Соль Камскую: беспутный сын предался разврату, продал душу дьяволу, затем попал в солдаты, участвовал в Смоленском походе, освободился от дьявола с помощью казан­ской иконы богоматери и оказался в монастыре, где и закончил свою жизнь.

Примечательны сатирические произведения с пародиями на неправый суд, беспутную жизнь монахов, бесправие простого человека и т. д. Повесть о «Шемякиной суде» рассказывает о разбирательстве в суде конфликта между двумя братьями, один из которых был богатым, а другой бедным. Богач дал свое­му брату лошадь и сани, чтобы тот вывез из леса дрова, но по­жалел дать сбрую. Бедняк привязал сани за хвост лошади, хвост оборвался, и богач через суд затребовал от брата возвращения лошади с хвостом. Бедняк во время суда многозначительно пока­зывал из-за пазухи судье Шемяке сверток, давая понять, что его ожидает богатый посул. Это и определило поведение Шемя-ки — он решил дело в пользу бедняка. На поверку оказалось, что в платок был завернут простой камень. Выражение «Шемя­кин суд» стало нарицательным для характеристики продажности и беспринципности судей.

«Повесть о Ерше Ершовиче» тоже пародирует судебные по­рядки, предусмотренные Уложением 1649 г. Герои повести — рыбы Ростовского озера: здесь и рыбы-господа Осетр, Белуга и Белая рыбица, сын боярский Лещ, приставы Окунь и Налим, свидетель Сельдь, судья Сом усатый, подьячий Вьюн и прочие представители рыбного царства. Выиграть процесс мелкой ры­бешке Ершу у сына боярского Леща оказалось не под силу, Ерша суд признал виновным. Повесть заканчивается словами: «Плюнул Ерш судьям в глаза и скочил в хворост: только того Ерша и видели».

Повесть «Калязинская челобитная» высмеивает быт монахов Калязинского монастыря, прославившегося распутной жизнью. Монастырская братия озабочена не молитвами, а наличием в до­статке пива и вина. Мечта монахов состояла в том, чтобы иметь такого архимандрита, «который бы с нами горазд лежа вино да пиво пить, а в церковь не ходить, а нас бы не томить».

Зодчество принадлежит к той сфере культуры, где, как и в литературе, на протяжении XVII в. произошли наиболее суще­ственные изменения.

Основным строительным материалом оставалось дерево, из которого сооружались как избы крестьян и посадских, так и па­латы и дворцы бояр и царей. Новое в архитектуре состояло в

том, что в XVII в. увеличилось число зданий, воздвигаемых из кирпича. Если раньше монументальные сооружения имели только культовое и военное назначение, то теперь возводимые здания использовались для жилья, правительственных учреждений и торгово-промышленных предприятий.

В связи с укреплением экономических связей между отдель­ными областями и возросшей централизацией государства в ар­хитектуре хотя и сохранялись районные особенности, но они утратили прежнее значение, и она приобретала общероссийский характер. Зодчество, как и литература, подвергалось обмирще­нию. Наиболее выразительные его черты состояли в сближении культового стиля с гражданским, в замене суровых и аскетиче­ских сооружений зданиями с украшениями, придававшими им живописность и праздничную торжественность. Широко приме­нялись новые виды строительного материала: многоцветные из­разцы, фигурный кирпич, белокаменные детали.

К выдающимся памятникам деревянного зодчества XVII в. относится затейливый и роскошный царский дворец в Коломен­ском, называвшийся современниками восьмым чудом света. Комплекс представлял сочетание больших и малых срубов-кле­тей и включал соединенные между собой переходами хоромы царя, царицы, царевичей и царевен, а также разнообразные служебные постройки. Дворец венчали разной формы покрытия, окрашенные в яркие цвета: шатровые, бочечные и кубовые. Снаружи его украшала позолоченная резьба.

В деревянном культовом зодчестве преобладали шатровые храмы, но наряду с ними получили распространение ярусные церкви: на четверике устанавливалось несколько последователь­но уменьшавшихся восьмериков (Вознесенская церковь в Торж­ке, 1653 г.). Строгие пропорции придавали даже небольшому храму монументальность.

Несмотря на попытку Никона изолировать церковное зодче­ство от общих тенденций развития русского искусства, новые явления проникали и в кирпичную храмовую архитектуру. Никон сразу же после вступления на патриаршество в 1652 г. запретил строительство шатровых храмов. Он хотел вернуть культовой ар­хитектуре черты суровой монументальности предшествующих веков и образцом для подражания считал Успенский собор в Кремле. Сам Никон намеревался воплотить традиции зодчества ^в храмах, строившихся по его заказу, но и он в конечном счете поддался воздействию нового.

Первым по заказу Никона на одном из островов Валдайского озера был построен Валдайский Иверский монастырь. Огромные оконные проемы в пятиглавом соборе свидетельствовали об от­ступлении от канонов зодчества XVI в. Отступления прослежива­ются и во внутреннем убранстве храма — при его отделке исполь­зовались многоцветные изразцы. Не удалось Никону возродить Радиции зодчества XVI в. и при сооружении Новоиерусалим-

ского монастыря. Воскресенский собор монастыря должен был воспроизвести храм гроба господня в Иерусалиме. Но в соответ­ствии с вкусами XVII в. собор был снаружи и внутри украшен многоцветными изразцами. Строительство его завершилось в 1685 г.

Идея превосходства духовной власти над светской выражена также в грандиозном сооружении ростовского митрополита, из­вестном под названием Ростовского кремля (1670—1683). Ан­самбль, включавший жилые покои митрополита, хоромы митро­полии, множество хозяйственных построек и пятиглавую церковь Воскресения, сочетал жилой комплекс с храмовым. Все построй­ки окружали внушительные стены с башнями, имитировавшие мощную городскую крепость.

В XVII в. завершается оформление множества монастырских ансамблей, начало которым было положено в предшествующих столетиях: Иосифо-Волоколамский, Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский и др. Организующим центром каждого из них были соборы, возвышавшиеся над всем комплексом. Сооружались огромные трапезные с большими залами без опор. Значительные по размерам оконные проемы, украшенные затейливыми налич­никами, изразцы на внутренних стенах, роскошные порталы при­давали трапезным вполне светский облик. Трапезная Троице-Сергиева монастыря украшена лепным растительным орнамен­том. От грандиозных стен с башнями и бойницами, надвратных построек у въезда в храмы и монастыри веяло торжественностью и монументальностью.

К выразительным элементам храмового зодчества второй по­ловины XVII в. относились многоярусные колокольни. Легки и изящны шестиярусная башня Новодевичьего монастыря в Моск­ве и девятиярусная башня Иосифо-Волоколамского монастыря.

В конце XVII в. в храмовом зодчестве возникает новый стиль, получивший название нарышкинского (московское барокко). Его использовали при сооружении небольших церквей в усадь­бах русских вельмож. Особенностью храмов нарышкинского сти­ля является элегантность и строгая симметричность всего соору­жения. Выразительным памятником этого направления является церковь Покрова в Филях, отличающаяся необыкновенным изя­ществом и безукоризненными пропорциями. Вместо многоцвет­ных изразцов в церкви Покрова в Филях использованы только два контрастных цвета — красный и белый. Внутреннее убран­ство церкви отличается пышностью и богатством: многоярусный иконостас, ложа для владельца церкви, резные обрамления арок и т. д.

Гражданское строительство в XVII в. не отличалось много­образием типов сооружений. Торгово-промышленные здания представлены гостиными дворами в Китай-городе в Москве (1661 — 1665) и в Архангельске (1668—1684), а также Хамовным двором в Москве (1658—1661). Гостиный двор в Архангельске,

построенный под наблюдением Дмитрия Старцева, вытянулся вдоль Северной Двины на 400 метров, его окружали высокие каменные стены с боевыми башнями. Внутри гостиного двора размещалось более двухсот торговых помещений.

Гражданское зодчество находилось в поисках новых путей оформления зданий общественного назначения. За основу были положены жилые постройки, которым были приданы более мону­ментальные формы. Примером может служить Сухарева башня архитектора Михаила Чоглокова, воздвигнутая для стрелецкого Сухарева полка, проявившего верность Петру во время его кон­фликта с Софьей. Над массивным первым ярусом, по традиции являвшимся подклетом, расположились два яруса палатного строения, увенчанного башней с государственным гербом навер­ху. Ко второму ярусу вела широкая парадная лестница. К об­щественным постройкам в Москве, сооруженным тоже в конце столетия, относятся здания Земского приказа в Кремле (1683), а также Монетного двора.

Во много крат больше сохранилось жилых зданий. Они строились не только в Москве, но и других городах: Калуге, Гороховце, Устюге Великом, Ярославле, Пскове и т. д. Прообра­зом для них служили деревянные пятистенные дома, состоявшие из двух комнат с сенями посредине. Снаружи здания украша­лись наличниками, карнизами, порталами. Первый этаж пред­назначался для хозяйственных надобностей, второй был жилым.

Живопись относилась к тому виду искусства, где в наиболь­шей степени сохранилось влияние традиций и где новое проявля­лось меньше, чем в литературе и зодчестве. Это объясняется тем, что изобразительное искусство XVII в. представлено преимуще­ственно иконописью, находившейся под пристальным надзором государства и церкви. В патриаршей и царской грамотах 1668 и 1669 гг. живописцам предписывалось придерживаться издавна установившихся традиций. Особенно рьяно защищали старину старообрядцы, считавшие святотатством всякие отклонения в изображении святых: Аввакум резко осуждал иконы нового письма, на которых, по его словам, святой изображался «яко немчин, брюхат и толст».

Контроль за деятельностью живописцев осуществляла Ору­жейная палата Кремля. Возникнув еще в XV в. как хранитель­ница драгоценностей царской семьи и мастерская по производ­ству оружия, она в XVII в. становится художественным центром страны. В Оружейную палату были привлечены лучшие художни­ки со всей страны, а также иностранные мастера. В ней выпол­нялись работы для царского двора: писали иконы, парсуны (портреты), украшали рукописи, изготавливали знамена, шатры, повозки, мебель, утварь, игрушки для царевичей. Среди худож­ников Оружейной палаты сложилось разделение труда: одни из ^Ни* разрабатывали композицию иконы, другие писали лица,

третьи — одежду, четвертые специализировались на изображении растений и животных.

Помимо икон, художники расписывали стены храмов, в част­ности Архангельского собора. Стены нижнего яруса собора и столбы были украшены изображениями похороненных князей и царей.

В течение 30 лет художественную деятельность в Русском государстве возглавлял Симон Ушаков. Он выступал в роли ху­дожника, организатора живописцев страны, работавших в Ору­жейной палате, а также теоретика нового направления в живописи. Характерная черта Ушакова — пристальный интерес к изображе­нию человеческого лица.

В ранних произведениях лик под кистью Ушакова мало отли­чался от традиционного: худое плоское лицо, прямой тонкий нос, темные круги под глазами. Постепенно он преодолевал суро­вость выражения, аскетическое лицо приобретало живые черты. Стремление очеловечить лик Христа ярче всего выражено Уша­ковым в знаменитой иконе «Нерукотворный спас».

Широко известна другая его икона — «Насаждение древа го­сударства Российского». У истоков древа находится Иван Кали­та и митрополит Петр. На ветках древа укреплены медальоны с изображением наследников Калиты. С левой стороны древа стоит царь Алексей Михайлович, справа — его супруга и двое ца­ревичей. Это был живописный панегирик Романовым, якобы со­ставлявшим единое древо с Рюриковичами.

Высказывания Ушакова об искусстве и его назначении суще­ственно отличались от традиционных. Искусство должно быть близким к природе, радовать глаз яркими красками, а не мрач­ным, изображающим святых тощими и смуглыми. В основе оценки иконы должен лежать эстетический принцип, ей надлежит быть красивой.

Ушаков создал живописную школу. Его последователями бы­ли Георгий Зиновьев, Иван Максимов, Тихон Филатьев и др. Иосиф Владимиров развивал взгляды на иконопись, близкие взглядам Симона Ушакова.

В XVII в. было положено начало двум светским жанрам: портретной живописи и пейзажу. Оба жанра, однако, не преодо­лели еще манеры письма, присущей иконографии. Портретная живопись представлена немногочисленными парсунами. В парсу­нах, даже выполненных Ушаковым, отсутствует объемность изо­бражения, стремление достичь сходства с оригиналом сочеталось с плоскостной трактовкой. Таковы, например, парсуны царя Алексея Михайловича и его сына Федора Алексеевича. Пейзаж тоже еще не стал объектом самостоятельного изображения, он в иконе выполнял вспомогательную функцию, являлся фоном: ря­дом с ликом святого художник писал деревья, лес с птицами и зверями, цветы и т. д.

Признаки обмирщения обнаруживаются и в просвещении

Грамотность широко проникла в посадскую среду, где в конце столетия каждый второй или третий горожанин умел читать и писать. Грамоте обучали либо члены семьи, либо мастера — учителя из священников, дьячков и подьячих.

К показателю возросшего интереса к просвещению относится появление печатных букварей. Первый из них, составленный Ва­силием Бурцевым, был опубликован в 1634 г. и затем несколько раз переиздавался. В конце столетия появился иллюстрирован­ный букварь Кариона Истомина, а также рукописные руковод­ства по арифметике. Карион Истомин для запоминания букв вос­пользовался выразительными картинками.

В роли распространителя просвещения выступали как госу­дарство, так и церковь. В 1665 г. при Заиконоспасском монасты­ре в Москве была открыта школа, готовившая подьячих для приказов. Ее учащиеся овладевали грамматикой и латинским языком. В школе при Печатном дворе, открытой в 1680 г., обуча­лось свыше двухсот человек, главным предметом был греческий язык. Скромную сеть учебных заведений венчало открытое в 1687 г. Славяно-греко-латинское училище, переименованное за­тем в академию, где преподавались как светские, так и духов­ные дисциплины: грамматика, пиитика, риторика, богословие и др. Все предметы вели приглашенные греки братья Иоаникий и Софроний Лихуды. Академия готовила кадры для правительст­венных и церковных учреждений. В академии обучался будущий доктор медицины и философии Падуанского университета Петр Васильевич Постников.

БЫТ

Характерной чертой быта является его консервативность: человек с трудом расставался с передаваемыми из поколения в поколение привычками, веками складывавшимися нравственными устоями и обрядами, а также представлениями о моральных цен­ностях. Именно поэтому в XVII в. в основном продолжали жить по Домострою.

Важнейшее свойство быта феодального общества состоит в его сословности: экипировка человека, архитектура жилища и его внутреннее убранство, домашняя утварь, пища и многое дру­гое находилось в прямой зависимости от сословной принадлеж­ности человека. Горлатную шапку и соболью шубу мог носить только боярин, в то время как крестьянин должен был доволь­ствоваться зипуном из грубого сукна домашнего изготовления ^или кожушком из овчины и столь же недорогим головным убо­ром -~ войлочной шляпой летом и суконкой, подбитой овчиной,— имои. Стол боярина по богатству и разнообразию блюд отли­чался от крестьянского в такой жъ мере, как боярская усадьба °т крестьянской избы. Эту зависимость быта от сословной при-^аДлежности подметил наблюдательней Котошихин: «а в домях ^Ни своих живут против того, кто как'Ой'чести и чином».

23!

Л

В то же время в быту прослеживаются некоторые общие чер­ты, обусловленные общностью социальной, экономической и по­литической среды, в которой жили люди.

Глубокие социальные различия между боярином и крестьяни­ном не исключали того, что оба они по отношению к царю явля­лись не гражданами, а холопами.

Крепостное право лишало крестьян не только личной свобо­ды, оно властно вторгалось в имущественные отношения и семей­ную жизнь, нарушало неприкосновенность домашнего очага, по­пирало личное достоинство человека. Полная зависимость кре­стьянского бытия от произвола барина, грубое вмешательство по­мещика в заключение брачных союзов, предоставление помещику права чинить над крестьянами суд и расправу за все случаи на­рушения феодального правопорядка, кроме дел, связанных с убийством, право пытки крестьян оказывали огромное влияние на формирование крестьянской психологии и представление о человеческом достоинстве. Но этот же произвол вел к накопле­нию вражды и ненависти, готовности крестьян встать на путь отчаянного стихийного сопротивления, что находило наиболее яркое отражение в крестьянских войнах.

Господствовавшие в стране крепостнические порядки и самодержавный строй оказывали влияние и на дворянство, со­здавая внутри его иерархию отношений и развивая в представи­телях господствующего сословия чувство холопской угодливости, смирения и кротости к лицам, занимавшим по отношению к ним более высокую ступень, и безнаказанной жестокости, хам­ства и высокомерия по отношению к тем, кто стоял ниже.

Другой особенностью феодального быта являлась замкну­тость жизни людей. В первую очередь она определялась замкну­тостью их хозяйственной деятельности: каждый крестьянский двор представлял нечто изолированное, способное существовать независимо от других дворов. Натуральный характер хозяйства позволял и барину обходиться плодами крестьянского труда и не прибегать к услугам рынка: к месту жительства помещика тяну­лись обозы со всякой снедью и изделиями крестьянских про­мыслов.

Из сказанного, однако, не следует, что крестьянская и город­ская среда состояла из замкнутых в себе сельских или посадских дворов. Главным местом общения в сельской местности была церковь: на паперти велись деловые разговоры, обсуждались вопросы частной и общественной жизни, такие, например, как раскладка повинностей, разбирались и примирялись споры жи­телей и т. д. Церковь являлась также местом, где молодые люди могли увидеть друг друга, чтобы потом связать свои судьбы брачными узами.

Нередко деловые разговоры велись и в самой церкви. Еще Домострой предписывал стоять в церкви молча, не переступая с ноги на ногу и не прислоняясь к стене или столбу. В XVII в.

рекомендованные Домостроем нормы поведения были возведены в закон — Уложение 1649 г. решительно требовало от прихожан «в церкви божий стояти и молитися со страхом, а не земная мыслити» Подача царю челобитной во время богослужения ка­ралась тюрьмой.

Мест общения в городе было значительно больше, чем на селе Помимо церквей, горожане для контактов друг с другом пользовались торговыми банями, рынками, а также приказной избой, у которой население извещалось о таких событиях, как объявление войны, заключение мира, о моровом поветрии и т. д.

Сельские и городские жители пользовались еще одним сред­ством общения — выездом в тети к родственникам и знакомым. В XVII в. продолжали придерживаться традиционной церемонии приема гостей и раздельного застолья мужчин и женщин

Для быта феодального общества характерна также такая черта, вытекавшая из натурального хозяйства, как патриархаль­ный уклад жизни Патриархальными отношениями была прони­зана жизнь как крестьянской или посадской семьи, так и бояр­ской. Непременным ее признаком являлось беспрекословное под­чинение воле старшего и приниженное положение женщины. Ярче всего патриархальные черты быта проявлялись в период создания новой семьи — при ее возникновении главными дейст­вующими лицами были не молодые люди, которым предстояла совместная жизнь, а их родители. Именно они совершали обряд сватовства: родители невесты собирали сведения о репутации жениха (что он не пьяница, не лентяй и т. д.), а родители жени­ха усердно изучали перечень того, что невеста получит в при­даное. Если результат удовлетворял обе стороны, то наступал второй этап обряда — смотрины невесты.

Смотрины совершались тоже без участия жениха — по его поручению смотрельщицами выступали мать, сестры, родствен­ницы или те, «кому он, жених, сам верит». Цель смотрин состояла в установлении отсутствия умственных и физических недостат­ков у невесты. Положительный исход смотрин давал основание для разговоров о решающей процедуре — определения времени венчания и свадебных торжеств Сроки закреплялись докумен­том, в котором указывалась сумма неустойки, если одна из сто­рон откажется от условий контракта.

Наконец, наступал день венчания. Под венец невеста шла закутанной в фату. Только во время свадебного пиршества неве­сту «открывали», и муж мог разглядеть супругу. Иногда случа­лось, что супруга оказывалась с изъяном: слепой, глухой, умст­венно неполноценной и т. д. Такое происходило, если во время смотрин показывали не невесту с физическими недостатками, а ^ее здоровую сестру или даже девушку из другой семьи. Обману­тый муж исправить дела не moi — патриарх не удовлетворял че­лобитной о разводе, ибо руководствовался правилом: «Не прове-Дав подлинно, не женися».

В таком случае муж мог в конце концов добиться своего путем ежедневных истязаний супруги, требуя пострижения в мо­настырь. Если молодая женщина упорно отказывалась пересе­ляться в монастырскую келью, то ее родители подавали патриар­ху челобитную с жалобой на жестокость супруга. Обоснованная жалоба могла иметь последствие — изверга определяли в мо­настырь на покаяние сроком на полгода или год. Развод давали лишь после того, как возвратившийся из покаяния супруг про­должал истязать жену.

Хотя Котошихин и писал, что «так же и меж торговых лю­дей и крестьян свадебные зговоры и чин бывает против такого же обычая во всем», но вряд ли в крестьянских и посадских семьях возможен был показ во время смотрин подставных невест — в этих семьях они не вели затворнической жизни. Еще больше от описанного обряда отличались браки крепостных крестьян. Здесь решающее слово принадлежало не родителям, а помещику или его приказчикам. Приказчик А. И. Безобразова составлял списки женихов и невест, формировал брачные пары и сам выступал в роли свата. Если, однако, алчность приказчи­ка была должным образом удовлетворена подношениями заинте ресованных родителей, то он мог пойти навстречу их желаниям. Браки подлежали утверждению барина, заключение их без его санкции могло вызвать наказание вступивших в брак.

Обязанность детей беспрекословно повиноваться воле роди­телей в XVII в. приобрела силу закона: Уложение 1649 г. запре­щало сыну или дочери жаловаться на отца или мать, челобитчи­ки подлежали наказанию кнутом. Уложение устанавливало раз­ную меру наказания за одинаковое преступление, совершенное мужем и женой: мужеубийцу ожидало закапывание по шею в землю и мучительная смерть, а репрессии по отношению к мужу Уложение не предусматривало, на практике ограничивались покаянием.

В семье продолжало существовать издавна сложившееся раз­деление труда между ее мужской и женской половинами. На до­лю мужчин выпадали самые тяжелые сельскохозяйственные работы (пахота, боронование, посев и др.), а также уход за ра­бочим скотом, заготовка дров, охота и рыболовство. Женщины участвовали в жатве, сенокосе, обрабатывали огород, ухаживали за домашним скотом, готовили пищу, шили одежду, пряли и тка­ли. На попечении женщин находились дети.

Некоторые черты общности в одежде и жилище прослежи­ваются у всех слоев феодального общества. Одежда, в особен­ности нательная, была одинаковой у крестьянина и боярина: мужчины носили порты и рубаху навыпуск. Кафтан и зипун состоятельного человека отличались от одежды крестьянина и посадского только материалом, из которого они изготовлены, а также мастерством изготовления. На боярский кафтан употреб­ляли заморские сукна и парчу, в то время как крестьяне шили 234

его из сермяжного сукна. Меховую одежду крестьянина и посад­ского изготавливали из овчин, а шубу состоятельного человека — из дорогих мехов: соболя, куницы, горностая. Дорогая шуба от­личала простолюдина от боярина, поэтому последний, истекая потом, не расставался с нею даже в жаркие летние дни. Изго­товление одежды в крестьянской и посадской семье являлось заботой женщин. Одежду бояр и богатых людей шили обученные мастера-портные. То же самое относится и к обуви. Лапти в XVII в. еще не стали универсальной обувью крестьян. Они носили также и сапоги, отличавшиеся от боярских тем, что были изготовлены не из импортной кожи, более тонкой и эластичной, а из грубой сыромятной.

В жилищах и хозяйственных постройках подавляющего боль­шинства дворянских усадеб тоже было немало общего с кресть­янским двором — в XVII в. еще не знали роскошных дворцов. Изба крестьянина и посадского, как и жилище дворянина, сооружалась из дерева. Но помещичья изба отличалась от крестьянской размерами и наличием удобств, а хозяйственные постройки большим разнообразием: горница зажиточного чело­века обогревалась печью с вытяжной трубой для дыма, в то вре­мя как крестьянин ютился в курной избе. В комплекс хозяйствен­ных построек боярской усадьбы входили сооружения, предназна­ченные для обслуживания многочисленной дворни: поварни, лед­ники, погреба, хлебники, пивные сараи и др. Крестьянский двор помимо избы — жилого помещения, включал клеть — неотапли­ваемое помещение для хранения одежды, посуды, зерна, съест­ных припасов, а также амбары.

Новшества в быт проникали прежде всего в верхи дворянства. Они были обусловлены развитием товарно-денежных отношений и началом формирования всероссийского рынка. Под их воз­действием изменялись как материальные, так и духовные усло­вия жизни верхов. В частности, увеличился приток в Россию изделий западноевропейских мануфактур. В боярских домах по­явились предметы роскоши, комфорта, причем, чем ближе к кон­цу столетия, тем в большей мере ощущалось влияние Западной Европы.

Дом богатого вельможи, фаворита Софьи боярина В. В. Голи­цына, охотно воспринимавшего европейский комфорт, был напол­нен предметами западноевропейского производства. Множество комнат его кирпичного дома были обставлены европейской ме­белью, а стены увешаны зеркалами. С потолка столовой палаты свисала огромная люстра, на полках была выставлена для обозрения дорогая посуда. В спальне стояла иноземного произ­водства кровать с пологом. В отличие от библиотеки Безобразова, состоявшей из трех десятков церковных книг, обширная библио­тека Голицына содержала множество сочинений светского содер­жания, что свидетельствовало о высоких духовных запросах ее владельца.

Вкусы и манеры Голицына, как и роскошная обстановка в его доме, были присущи единицам, даже в среде правящей вер­хушки. Но европейское влияние, касавшееся, например, одежды и растительности на лице, более или менее широко проникало в придворную среду. О том, что во второй половине XVII в. бри­ли бороды, свидетельствуют дошедшие до нас портреты. Светские и духовные власти противодействовали проникновению в страну новых обычаев. Алексей Михайлович требовал от придворных, чтобы они «иноземских немецких и иных извычаев не перенима­ли, волосов у себя на голове не подстригали, також и плагья, кафтанов и шапок с иноземских образцов не носили и людям сво­им по тому ж носить не велели». Курение табака считалось бого­мерзким занятием. Уложение 1649 г. грозило продавцам табака смертной казнью, а курильщикам — ссылкой в Сибирь.

Наблюдалось и ослабление затворнической жизни женщин в боярском и царском теремах. Показательной в этом отношении является судьба царевны Софьи, окунувшейся в водоворот политической борьбы.

Глава XIII.