Избрание Михаила Романова: неожиданность или закономерность?
«В конце 1611 года Московское государство представляло зрелище полного видимого разрушения. Страна оставалась без правительства. Боярская дума, ставшая во главе его по низложении В. Шуйского, упразднилась сама собою, когда поляки захватили Кремль. Государство, потеряв свой центр, стало распадаться на составные части; чуть не каждый город действовал особняком, только пересылаясь с другими городами. Государство преображалось в какую-то бесформенную, мятущуюся конфедерацию. Но с конца 1611 года, когда изнемогли политические силы, начинают пробуждаться силы религиозные и национальные, которые пошли на выручку гибнувшей земли», - так описывает В.О. Ключевский состояние России в самый сложный и тяжелый период Смуты.
Изгнание из Москвы интервентов дало возможность созвать Земский собор для избрания нового царя. Это был «первый бесспорно всесословный», но в то же время последний избирательный собор. Наиболее приемлемой кандидатурой для всех собравшихся стал сын митрополита Филарета Михаил Романов. «Сам по себе ничем не выдававшийся 16-летний мальчик имел мало видов на престол, однако на нем сошлись такие враждебные друг другу силы, как дворянство и казачество». Было ли это согласие неожиданным?
Такое соборное избрание Михаила, по словам В.О. Ключевского, было «подготовлено и поддержано на соборе и в народе целым рядом вспомогательных средств: предвыборной агитацией с участием многочисленной родни Романовых, давлением казацкой силы, негласным дознанием в народе, выкриком столичной толпы на Красной площади». Но все эти избирательные приемы имели успех потому, что нашли опору в отношении общества к фамилии. Михаил принадлежал к боярской фамилии «едва ли не самой популярной тогда в московском обществе». Популярность Романовых, приобретенная личными их качествами еще во времена Ивана Грозного, усилилась от гонения, какому они подверглись при подозрительном Годунове. Авраамий Палицын даже ставит это гонение в число тех грехов, за которые «Бог покарал землю русскую Смутой». Вражда с царем Василием и связи с Тушиным доставили Романовым покровительство и второго Лжедмитрия и популярность среди казаков. Так двусмысленное поведение фамилии в смутные годы подготовило Михаилу двустороннюю поддержку и в земстве и в казачестве.
Но больше всего помогла Михаилу на соборных выборах родственная связь Романовых с прежней династией. В продолжение Смуты русский народ столько раз неудачно выбирал новых царей, и теперь только то избрание казалось ему прочно, которое падало на лицо, хотя как-нибудь связанное с прежним царским домом. В царе Михаиле видели не соборного избранника, а племянника царя Фёдора, природного, наследственного царя. Михаил Федорович становился царем как «сродич» Фёдора Ивановича и наследник «прежних великих благородных и благоверных и Богом венчанных российских государей царей». Так на соборе 1613 года среди общего смятения и раздора восторжествовала старая привычная идея «природного» царя, чему Михаил и был обязан своим избранием.
В.О. Ключевский отмечает: «Бояр, руководивших выборами, должно было склонять в пользу Михаила еще одно удобство, к которому они не могли быть равнодушны». Есть сведения, будто бы Ф.И. Шереметев писал в Польшу князю Голицыну об этом выборе: «Миша Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден». Шереметев, конечно, знал, что престол не лишит Михаила способности зреть, а молодость не будет длиться вечно. Но другие качества обещали показать, что «племянник будет второй дядя, выйдет добрым и кротким царем, при котором не повторятся испытания, пережитые боярством в царствование Ивана Грозного и Бориса Годунова. Хотели выбрать не способнейшего, а удобнейшего».
Итак, Романовы устроили всех. «Таково свойство посредственности, - пишет В.Б. Кобрин, - быть может, для консолидации страны, восстановления общественного согласия страна и нуждалась не в ярких личностях, а в людях, способных спокойно и настойчиво вести консервативную политику». «Здоровый консерватизм» правительства первых Романовых дал возможность постепенно восстановить экономику, государственную власть и с некоторыми потерями государственную территорию. Должно быть, после стольких упущенных возможностей консервативная реакция была неизбежна. И всё же ещё одна возможность, по мнению В.Б. Кобрина, снова оказалась не сбывшейся: избирая Михаила на престол, «собор не сопроводил свой акт уже никаким договором, власть приобретала самодержавно-легитимный характер».
Впрочем, сохранились неясные сведения о какой-то записи, которую Михаил Федорович дал при вступлении на престол. Не было ли это повторением записи Шуйского? По другим сведениям, это было обязательство править лишь при помощи земских соборов. По мнению некоторых историков, новому российскому государю пришлось согласиться с известным ограничением своих прав и привилегий. Так, первый царь из дома Романовых обязывался следовать традиционным формам управления государством, не вводить новых законов без согласия Боярской думы и Земского собора, охранять права русской православной церкви и не помнить «ни о какой частной вражде». Существенно ограничивались полномочия нового государя и в области внешней политики (ни войны, ни мира с соседями одному и по собственному усмотрению не предпринимать»).
И действительно, до 1653 года Земские соборы собирались регулярно и были по-настоящему представительными, хоть немного, но ограничивая самодержавную власть.