Взаимодействие закономерного и случайного в государственно-правовой жизни
Вопрос о взаимодействии случайности и закономерности, безусловно, имеет фундаментальное значение для всего научного и философского познания. Нельзя сказать, что советские общественные науки оставляли эту проблему в стороне; при этом особого упоминания заслуживает тот факт, что случайность воспринималась совсем не как антипод закономерности, а скорее как специфическая форма ее реализации: «случайности имеют свою детерминацию, и есть особые причины, которые вызывают их к жизни… Случайность есть проявление и дополнение закономерности»[185].
Однако в целом марксистско-ленинская социальная теория изучала действие социальных законов как линейный процесс и практически не допускала существования таких зон социальной жизни, деятельность которых не подчинялась бы этим законам – иными словами, почти игнорировалась проблема социального хаоса. Данный пробел восполняется в современном социальном знании, для которого категории хаоса и случайности приобретают едва ли не более важное значение, чем категория закона и закономерности.
Проблема изучения случайности как фактора государственно-правовой жизни со всей определенностью ставится и в юридической науке[186]. Однако все попытки решения этой проблемы связаны с серьезными терминологическими затруднениями, так как категория случайности, равно как и закономерности, обычно не получает строгого определения. В результате приходится сравнивать две неизвестные величины.
Как и в случае с закономерностью, приходится констатировать, что философия не дает единого представления о понятии случайности. Наиболее традиционным и общепринятым можно считать следующий подход: «Случайность – то, что не детерминировано ни внутренними факторами вещи, системы и т.д., ни внешними обстоятельствами их существования или же детерминировано, но не однозначно»[187]. Однако несовершенство данной трактовки очевидно, если применить ее к реалиям социальной и правовой жизни. В самом деле, с учетом сказанного выше, представляется неправильным считать случайным явление, которое ничем не детерминировано и не подчиняется ни одной закономерности, поскольку таких явлений в социальной жизни попросту не существует. Если же мы признаем случайным то, что детерминировано неоднозначно, то, учитывая неоднозначный, вероятностный характер социальных законов, случайными окажутся все явления социальной жизни: ведь, как мы выяснили, абсолютно линейная детерминация в сфере государства и права невозможна. Таким образом, первая часть приведенного определения фактически отрицает наличие в обществе каких-либо случайностей, а вторая его часть объявляет случайным любое социальное явление. В обоих вариантах понятие случайности лишается смысла.
В теории права также не дается четкого определения случайности. Так, Д.А. Керимов называет случайностью то, что противоречит законам природы и общественной жизни[188]. Но тогда остается без ответа вопрос: каким же образом подобные факты вообще могут иметь место, если их ничто не обусловливает? А.Б. Венгеров приводит в качестве синонимов случайного «субъективное… непредсказуемое, неопределенное, вероятностное»[189]. Наряду с верными характеристиками (непредсказуемое, вероятностное) в этом ряду присутствуют и неточные. Так, субъективное вполне может быть и чаще всего является не случайным, а закономерным. Вызывает сомнения отождествление случайного и неопреде
ленного: напротив, любое случайное явление ничуть не менее конкретно и определенно, чем закономерное.
На наш взгляд, необходима выработка более точного определения случайности, которое, не претендуя на общезначимость и философскую ценность, тем не менее было бы приемлемым для целей теоретико-правового исследования, по аналогии с предложенным ранее понятием государственно-правовой закономерности. При этом будем исходить из следующих методологических установок: во-первых, если закономерность всегда представляет собой обобщение целого ряда фактов, то случайность всегда индивидуальна и единична. Во-вторых, случайность так или иначе есть нечто отличное от закономерности, что не охватывается закономерностью целиком, не сводится к закономерности без остатка. На этом основании уже можно выделить несколько содержательных характеристик государственно-правовой случайности.
1. Наиболее наглядное, очевидное свойство случайности – ее непредсказуемый характер. Случайным мы называем такое событие в сфере государства и права, которое не могло быть спрогнозировано заранее. Например, если в течение какого-то времени ожидается принятие парламентом определенного закона, то когда этот закон наконец появится, никто не сочтет данный факт случайным. С другой стороны, если принятие закона вдруг не состоится в связи с какими-нибудь новыми, неожиданными обстоятельствами – например, по причине отсутствия кворума или изменения позиции инициаторов закона, внезапно отказавшихся его поддержать – именно такая ситуация, скорее всего, может быть объявлена случайностью.
2. Однако вовсе не исключается, что случайное явление может быть предсказано, и в то же время вполне закономерный факт окажется неожиданным по причине чьей-либо недальновидности или слабости используемых прогностических методов. Поэтому характеристику случайности следует дополнить объективным фактором. Как уже указывалось, закономерным является то, что происходит если не с абсолютной необходимостью, то по крайней мере с высокой степенью вероятности. Соответственно, случайностью можно признать такой факт, который «не должен был» иметь место, иными словами, который относительно маловероятен. Случайность
тоже причинно обусловлена, но случайна она именно потому, что в равной степени были возможны и причинно обусловлены другие события.
3. Закономерно с правовой точки зрения все то, что типично для правовой жизни общества, что происходит постоянно и является привычным. Таким образом, если мы исходим из различения случайного и закономерного, то должны утверждать: типичное, повторяющееся в сфере государства и права случайным быть не может. Иными словами, случайность всегда представляет собой нечто сравнительно необычное, нетипичное, даже уникальное, в любом случае – выбивающееся из стандартных представлений о сущем и должном. Если закономерное глубоко уходит корнями в правовую жизнь и воспроизводится многократно, то все случайное, как писал Л.И. Шестов, «по своей природе чрезвычайно капризно и появляется лишь на мгновение»[190].
4. Возникает естественный вопрос: каким же образом возможны случайности, если мы установили, что каждый факт правовой жизни является в определенном смысле закономерным, то есть детерминированным, объяснимым, причинно и телеологически обусловленным? Действительно, каждый отдельно взятый факт или явление правовой жизни носит закономерный характер, и потому случайностью может считаться лишь сочетание фактов. Об этом свидетельствует и то, что случайность иначе именуется «совпадением», «стечением обстоятельств». При этом следует особо заметить: если каждый из фактов закономерен, то случайность представляет собой продукт столкновения двух или более закономерностей, «пересечение двух социально упорядоченных линий действия»[191]. А это, в свою очередь, означает, что понятие случайности всегда относительно, то есть случайность и закономерность – две стороны одной медали: что случайно с одной точки зрения, непременно является закономерным с другой.
5. Заслуживает внимания мысль о том, что случайными с правовой точки зрения выступают те явления, которые не выражают сущности права, которые «с воспроизводством правового сущее
ства не связаны и природу правового существа отразить не в состоянии»[192]. Это суждение напрямую продолжает и развивает гегелевскую идею, согласно которой в праве только закономерное является по-настоящему правовым[193]. Прокомментировать эти положения можно следующим образом: как мы уже выяснили ранее, сущность права представляет собой тот источник, который порождает все внутренние противоречия и закономерности, свойственные праву[194]. Поэтому, что закономерно для права, то вытекает из его сущности. Если же случайное не равнозначно закономерному, значит, оно не во всем соответствует сущности права и не обладает собственно правовой природой.
Но здесь мы возвращаемся к вопросу: чем же тогда обусловливается случайное? Так как речь идет об оценке закономерного и случайного применительно к правовой жизни, ответ достаточно ясен: случайное определяется такими закономерностями, которые не носят государственно-правового характера. Действительно, если речь идет о сочетании фактов, каждый из которых подчиняется государственно-правовым закономерностям, то и само сочетание закономерно, так как полностью отвечает сущности права. Напротив, если в правовое развитие неожиданно вмешивается какой-либо неправовой фактор, то результат такого вмешательства и будет случайным для правовой жизни, хотя с философской и общенаучной точки он закономерен, как закономерно все происходящее.
Таким образом, соединяя указанные характеристики, мы можем сформулировать следующее рабочее определение: случайностью в правовой науке называется непредвиденное, нетипичное стечение обстоятельств в сфере государства и права, происходящее с малой степенью вероятности и не обусловленное сущностью права.
С какой бы настойчивостью мы ни стремились провести различие между случайностью и закономерностью, все равно между ними сохраняется принципиальное единство: случайность так или иначе остается особым проявлением закономерности. По всей видимости, в социальной жизни невозможны такие же «чистые» случайнос
ти, как, например, в броуновском движении или в азартных играх: в обществе всегда имеет место так называемая «детерминированная случайность»[195]. Поэтому нельзя считать, что случайность «буйно и, как иные думают, незаконно врывается в устроенное и организованное единство»[196] (Л.И. Шестов); как правило, она является лишь составной частью такого единства. Традиционное противопоставление закономерного и случайного, как замечено в философской литературе, представляет собой своего рода предрассудок эпохи классического естествознания[197].
Обращает на себя внимание, что попытки рассмотрения случайности как фактора государственно-правовой жизни обычно носят довольно декларативный и умозрительный характер, и реальные образцы случайных явлений в области права анализируются достаточно редко. Часто приводится такой пример случайности в правовом развитии: когда по каким-либо малозначительным причинам происходит смена политического руководства страны, что ведет к существенным изменениям политического курса, а затем и правовой системы государства[198]. Однако можно ли в действительности считать это примером случайности? На наш взгляд, здесь наличествует вполне закономерное явление, поскольку зависимость правовых установлений от воли правящей элиты существует повсеместно, и в приведенном примере имела место всего лишь реализация данной объективной закономерности.
Казалось бы, что может быть более непредсказуемым, неуправляемым и потому более случайным, чем ошибка? Однако в отечественной юридической науке было всесторонне обосновано, что ошибки, совершаемые в сфере права – правоприменительные, правотворческие и др., – представляют собой объективно обусловлен
ное явление, имеющее свои причины и закономерности[199]. Прежде всего, сама по себе тенденция к совершению ошибок неизбежно сопутствует любой человеческой деятельности («errare humanum est» – «человеку свойственно ошибаться»), и потому любая ошибка закономерна с социально-культурной точки зрения. Более того, коль скоро существуют характерные типы и особенности ошибок, допускаемых в области права, то подобные ошибки являются закономерными для правовой жизни.
Впрочем, это вовсе не означает, что для случайностей в жизни государства и права вообще не остается места. Как уже не раз подчеркивалось, закономерность никогда не имеет полной и безраздельной власти над государственно-правовыми явлениями, не формирует их от начала до конца, во всех нюансах. «Всякое общественное явление представляет собой единство повторяющегося и неповторяющегося…»[200]. Закономерность, как правило, определяет лишь общие контуры любого факта и явления, его основное содержание, конкретные же частности остаются на долю случайности. Например, известно, что в принятой 5 сентября 1991 года Съездом народных депутатов СССР Декларации прав и свобод человека содержалась такая курьезная формулировка: «Никто не может быть подвергнут аресту или незаконному содержанию под стражей иначе как на основании судебного решения или с санкции прокурора» (ст.15). Эта грубая редакционная оплошность была допущена при внесении в документ поправок «на слух»[201]. Сам по себе этот факт далеко не случаен: в обстановке повышенной политизации, в периоды исторических потрясений даже самые важные, прин-
ципиальные юридические документы часто принимаются поспешно и страдают недоработанностью. Так что само появление ошибки в Декларации прав и свобод человека СССР вполне можно считать закономерным. А вот содержание ошибки и ее наличие именно в статье 15 – это, по всей видимости, уже в большей степени случайность.
Однако возможно качественно иное соотношение закономерности и случайности в государственно-правовой жизни, когда они меняются местами и случайность занимает доминирующее положение. На уровне философского мышления это находит свое отражение в противопоставлении категорий «порядок» и «хаос»[202]. Под «порядком» обычно подразумевается множество элементов любой природы, между которыми существуют устойчивые («регулярные») отношения, повторяющиеся в пространстве ли во времени… Соответственно «хаосом» обычно называют множество элементов, между которыми нет устойчивых (повторяющихся) отношений»[203].
Но если хаос предстает как область, совершенно свободная от закономерностей, тогда неясно, действительно ли в таких условиях может возникнуть самоорганизация как процесс внутреннего упорядочения и как именно наука может изучать хаос. Если же считать закономерностью определенную повторяемость фактов, то вполне возможно найти ее даже в хаосе. Дальнейшее знакомство с проблемой убеждает в том, что именно к такому решению склоняется современное социальное познание постмодернистского образца.
В самом деле, специфика новой модели социального исследования усматривается в том, что в традиционной теории хаос «или вообще не учитывался, или рассматривался как некий побочный и потому несущественный продукт… Для синергетики же характерно представление о хаосе как о таком же закономерном этапе развития, что и порядок. Причем… синергетика рассматривает процесс развития как закономерное и притом многократное чередова-
ние порядка и хаоса (так называемый детерминированный хаос)»[204]. Если же хаос является детерминированным и представляет собой, как ни парадоксально, вполне закономерное явление, то, по замечанию другого автора, «порядок и хаос скорее взаимодополняют, нежели исключают друг друга»[205]. Итак, заслуга современного социального познания состоит не в том, что оно привлекло внимание к самому факту существования хаоса как абсолютно загадочного, непознаваемого, необъяснимого явления, а в том, что открыло в самом хаосе закономерные элементы и тем самым сделало его доступным для научного исследования. Оказалось, что в противном случае хаос просто не поддается никакому изучению – если не допустить наличия в нем собственных внутренних закономерностей, то нельзя вынести о хаосе ровным счетом никаких общих суждений, а остается лишь описывать, регистрировать его конкретные составные части и единичные проявления.
Понятие правового порядка в этом свете приобретает двоякое значение. В специально-юридическом смысле правовой порядок – это такое состояние общественных отношений, которое наступает в результате соблюдения действующего права во всем его объеме[206]. В философском смысле правовой порядок – это состояние максимальной упорядоченности правовой жизни, полной реализации всех объективных государственно-правовых закономерностей. Но двузначности или «удвоения сущностей» в данном случае не происходит, поскольку два аспекта понятия «правовой порядок» содержательно совпадают. В самом деле, наиболее полное и последовательное воплощение в жизнь действующих правовых предписаний – это и есть наиболее полное раскрытие всех возможностей права как социального института и всех свойственных ему закономерностей. Во втором, философско-правовом смысле антитезой правового порядка является понятие «правовой хаос».
Правовой хаос не равнозначен произволу и беззаконию, то есть отсутствию законов или нарушению режима законности. Недостаточно определять правовой хаос лишь отрицательным образом,
через отсутствие каких-либо свойств, так как он обладает собственными содержательными характеристиками. Ведь хаос – это не отсутствие закономерностей, а особый способ их бытия, когда все или почти все закономерности реализуются через случайности. Нельзя также отождествлять правовой хаос с неким «предправовым», т.е. до появления права, или «постправовым», в случае гипотетического отмирания права, состоянием общества. В этом случае права просто не существует как такового, поэтому нет и правового хаоса. Скорее правовой хаос возникает в «пограничной» ситуации, когда право только начинает формироваться или когда оно находится в кризисе и близко к разрушению, иными словами, когда общество балансирует между правовым и неправовым состоянием. В переходный период практически любая правовая система в той или иной мере обнаруживает явления правового хаоса[207].
Итак, правовой хаос – это состояние неупорядоченности правовой жизни. Основным объективным критерием правового хаоса выступает ослабление действия государственно-правовых закономерностей и, как следствие, существенное повышение роли случайности в государственно-правовом развитии. Внешне это выражается в крайней непредсказуемости и нестабильности проявлений правовой жизни.
Напомним, что при правовом хаосе государство и право продолжают существовать, хотя и заметно меняют свой облик. Теряют обычную силу многие первостепенные, базовые закономерности государства и права. Правовой хаос начинается с наиболее общих, ключевых закономерностей, к которым относятся сущностные регулятивные качества права – общеобязательность, нормативность, формальная определенность, системность. Когда эти закономерности действуют с пониженной интенсивностью, налицо явные симптомы правового хаоса.
Так, при правовом хаосе практикой ставится под сомнение общеобязательность правовых норм. Дело не просто в том, что нормы перестают соблюдаться: точнее будет сказать, что их реализация перестает носить систематический характер, ей просто не прида
ют особого значения. Правовые нормы применяются ситуативно, в случае необходимости; о них «вспоминают», когда этого требует целесообразность. Меры юридической ответственности за противоправные деяния назначаются лишь выборочно – это один из самых ярких и легко фиксируемых признаков правового хаоса. В целом представления о необходимости равного и единообразного применения законов утрачивают свою актуальность. Что касается нормативности, то стирается сама грань между нормативными и индивидуальными предписаниями, как и между правовыми нормами и организационными распоряжениями. Уже не так важно, что исполняется – общая норма или конкретное указание. Падает значение формальной определенности: в равной степени имеют распространение писаные и неписаные правила, действующие и отмененные, свободно нарушаются установленные процедуры принятия и изменения правовых актов.
Право лишается и качества системности. Прежде всего это касается иерархии правовых норм по содержанию и юридической силе: они плохо согласуются между собой, вступают в противоречия, создавая безвыходные правовые тупики. Наблюдаются многочисленные случаи, когда одни правовые акты не соответствуют другим, имеющим более высокий уровень юридической силы – например, подзаконные акты подменяют собой закон, региональное правотворчество противоречит центральному. Хаотичной, беспорядочной становится вся система права, включая его отраслевую и тематическую специализацию. При этом количество правовых актов не уменьшается, а часто даже серьезно возрастает, но снижается уровень юридической техники, структурированности и смысловой ясности законодательного материала. Пробельность и коллизионность, которые для нормального правового порядка являются исключением, в условиях правового хаоса становятся обычным состоянием правовой системы.
В результате возникает то, что можно назвать «расплывчатые координаты юридически оправданной деятельности»[208]. Иными словами, граждане и должностные лица не просто перестают счи-
таться с требованиями права – для них становится непонятным, в чем же эти требования заключаются, что является запрещенным и что разрешенным. Исчезают другие закономерности и связанные с ними правовые явления: например, теряет смысл понятие правового отношения. В сфере правового сознания размывается граница между правовой идеологией и правовой психологией, да и само правосознание, утрачивая специфику, стремится к слиянию с иными областями общественного и индивидуального сознания – с моральным, политическим и т.п.
Учитывая ранее сказанное о неправовом характере случайности, можно сделать вывод, что феномен правового хаоса вызывается «экспансией» политических, экономических и прочих факторов, которые вытесняют собой собственно правовые закономерности. Еще одна характерная черта правового хаоса – повышенно конфликтные взаимоотношения между субъектами правовой жизни, ведь именно в случайных, неорганизованных сообществах наблюдается более или менее постоянная борьба и «война всех против всех»[209].
Напрашивается предположение, что при правовом хаосе господствует субъективный произвол. Но следует дополнить: далеко не любой, поскольку и произвол может быть вполне закономерным. Для состояния правового хаоса характерен необоснованный, немотивированный произвол, когда поведение субъектов правовой жизни порой кажется необъяснимым. Вообще развитие государства и права приобретает непредсказуемый характер, могут произойти, и реально происходят, самые неожиданные события. В отличие от правового порядка, правовой хаос предоставляет практически бесконечное богатство возможностей.
Разумеется, обрисованная картина правового хаоса представляет собой абстракцию, которая в чистом виде, в совокупности всех своих элементов нигде не встречается. Если говорить об истории российского государства и права, то, видимо, ближе всего наша страна подошла к правовому хаосу в первые послереволюционные годы, когда рождалась советская государственно-правовая система – в то время присутствовала большая часть перечисленных выше
явлений[210]. Некоторые из проявлений правового хаоса отмечались в России при феодальной раздробленности, в правление Петра І, в период распада СССР и становления постсоциалистической государственности. В реальной правовой действительности всегда сочетаются, взаимодополняются начала порядка и хаоса, закономерного и случайного.
Глава VII.