Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 5 страница

Они вылезли из вертолета на площадке перед главным корпусом. Диму и Кролля сразу же провели в комнату для собеседований. Три стула, один стол, графин с водой, два стакана. Все очень знакомо. Единственным свидетельством того, что советская эпоха осталась позади, служил ломтик лимона, плававший в графине.

Дверь распахнулась, и на пороге возник комендант лагеря Васлов. Его лысый череп блестел как у младенца, но на этом сходство заканчивалось. Шеи у Васлова практически не было, так что казалось, будто голова растет прямо из воротника. Глаза и рот теснились вокруг сломанного носа, словно боялись расступиться. Знаменитый стеклянный глаз неподвижно смотрел вперед. Настоящий глаз высадил афганский снайпер. По слухам, пуля так и осталась в голове Васлова — некоторые говорили, что это из-за того, что она не попросила разрешения выйти. Именно это ранение, последнее из многих, обрекло его на административную работу. Время от времени пуля (а может быть, что-то другое) вызывала у него приступы неконтролируемого гнева. Среди его жертв был секретарь, которому Васлов сломал руку, не найдя нужного документа в соответствующей папке. Хотя, с другой стороны, работа у него была нелегкой. Он жил в лагере круглый год; у него не было ни дома, ни семьи. Спецназ составлял смысл его жизни.

Васлов недовольно уставился на Диму, который продолжал сидеть. Сейчас он был просто наемником и пренебрегал военными ритуалами.

Не встречаясь с ним взглядом, Дима заговорил:

— А я думал, что тебя уже давно пристрелили.

Войдя в комнату, Васлов стиснул свои и без того едва заметные губы:

— Я бы пожал тебе руку, но она нам еще пригодится.

— Рад наконец увидеться с тобой с глазу на глаз.

Дима не смог удержаться от шутки. Когда они впервые встретились, он как раз только что ступил на белое полотенце. Васлов был его инструктором и с самого начала твердо решил превратить жизнь солдата в ад. Дима был умнее его, и они оба это знали. Васлов поставил себе целью сломать новичка. Ему так и не удалось этого сделать, но в конце концов между ними возникло нечто вроде взаимного уважения с примесью враждебности.

— Все еще выращиваешь розы?

Васлов улыбнулся, не разжимая губ, и похлопал по боковому карману своего кителя. Все знали, что он постоянно носит с собой садовый секатор. Его любимым приемом было приказать отстающему солдату раздеться перед строем, затем он начинал размахивать секатором в районе паха несчастного, добиваясь, чтобы тот обмочился от страха. У него в кабинете на видном месте красовалась стеклянная банка с какими-то предметами, весьма напоминавшими пенис. Но никому еще не удалось как следует рассмотреть, что именно там плавало.

Васлов оперся на стол и подался вперед.

— Мне кажется, у тебя много влиятельных друзей наверху, несмотря на то что тебя вышвырнули, — произнес он. На миг его глаза показались одинаковыми. — И они даже подписали приказ, по которому я должен отдать тебе своих лучших инструкторов. — Он наклонился еще ближе к Диме. — Если кто-нибудь из них вернется сюда в непригодном состоянии, ты знаешь, что будет.

— Я надел титановые трусы.

Комендант выпрямился, швырнул на стол пачку досье, развернулся и вышел. Кролль выпучил глаза, затем потянулся к папкам и начал листать их содержимое.

Телефон Димы завибрировал. Он открыл сообщение, затем показал его Кроллю. На экране замелькали снимки стен лагеря террористов.

Кролль снова выпучил глаза:

— Какого черта, кто тебе это прислал?

— Дарвиш, он живет к северу от Тебриза. Я позвонил ему сегодня утром. Попросил съездить туда, глянуть, что к чему.

Кролль взял телефон и внимательно просмотрел снимки.

— Мощные стены.

— Да, но присмотрись. Кое-где они заделаны кирпичом и бетонитом. И еще, видишь эти трещины — следы землетрясения? Эти стены можно пробить кувалдой.

Кролль поднял голову:

— Это говорит в пользу моей тактики: никакой тяжелой артиллерии. Если вломимся туда всей толпой, с шумом и стрельбой, то, скорее всего, Кафарова живым не вывезем. Поверь мне, нам не нужны все эти люди.

Их настораживало одно и то же. Дима помолчал несколько секунд, погрузившись в размышления. Кролль пошуршал бумагами.

— Ну, сколько человек тебе нужно?

— Трое, чтобы руководить подразделениями.

— Ну как хочешь, — пожал плечами Кролль.

— Нет, погоди, меняем план. Эти трое будут в команде вместе с нами, — решил Дима.

Лицо Кролля просветлело.

— Поедем на машине?

Дима поднялся и начал расхаживать по комнате, размышляя вслух:

— Сначала Ми-двадцать четыре сбросит нас в соседней долине. На борту будет две машины. Проведем разведку, получим информацию, потом перережем электропровода и только после этого вызовем поддержку. Таким образом, у нас будет возможность для маневров на случай изменений плана.

— Каких изменений?

Дима посмотрел на Кролля и мысленно обругал себя за то, что втянул друга в эту авантюру.

— Не знаю. Я просто хочу быть готовым ко всему.

Он кивнул на папки. Кролль снял трубку стоявшего на столе телефона:

— Так, мы готовы. Сначала Ленков.

В комнату вошел первый кандидат. Два метра с лишним, светлые волосы, нордическая внешность. Он даже не дошел до стола.

Дима покачал головой:

— У нас операция в Иране, а не в Финляндии.

Ленков послушно развернулся на пятках и вышел.

Кролль нахмурился:

— А может, он хороший боец.

— Ему самое место на рекламном плакате «Ваффен-СС». А нам нужно слиться с обстановкой.

— Ну, допустим. Следующий — Хассан Зирак.

— Хорошее курдское имя.

— Он шиит из Лачина.

Зирак вошел и вытянулся перед столом, глядя в стену. Он был невысокого роста, примерно метр шестьдесят пять. Изрезанное ранними морщинами лицо и кривые ноги выдавали крестьянское происхождение.

Дима обратился к нему на фарси:

— Я дам тебе четыреста риалов, если довезешь меня из Тебриза в Тегеран.

Зирак моргнул, затем ответил:

— Да я лучше нагажу на свою мать. Четыре тысячи и ночь с твоей дочерью.

Кролль улыбнулся, но Дима грозно взглянул на него и продолжал по-таджикски:

— Иранец поехал отдыхать в Африку. Как только он собрался поплавать, с дерева спрыгнула горилла и изнасиловала его. Он впал в кому на три месяца; когда он пришел в себя, в аэропорту его ждали журналисты. Один спросил, больно ли ему было. Что ответил иранец?

Зирак взглянул на свои сапоги, погладил подбородок, затем ответил:

— Он не позвонил, не написал, не прислал цветов. Конечно, мне было больно!

Дима позволил себе улыбнуться:

— Ждите снаружи.

Двое следующих не выдержали экзамена, один — из-за плохого знания языков, второго отвлекла горилла. Дима и Кролль просмотрели оставшиеся личные дела. Когда они подняли головы от бумаг, оказалось, что перед ними уже стоит следующий: Грегорин, очередной блондин. Кролль хотел было отослать его, но Дима не дал ему заговорить.

— Я не слышал, как вы вошли. Выйдите и зайдите снова.

Солдат повиновался. Дима повернулся к Кроллю:

— Ты что-нибудь слышал?

— Нет.

— Я тоже. Где вы научились так двигаться, Грегорин?

Грегорин стоял, глядя на стену позади них, без всякого выражения, словно актер, ожидающий своей роли.

— Прежде чем пойти в армию, я учился в балетном училище.

— Для «дедов» это как красная тряпка для быка. И как вы с ними справились?

— После того как я убил одного, все стало нормально.

— В драке?

Солдат встретился взглядом с Димой. Глаза у него были холодными.

— Все выглядело так, как будто он был убит в драке.

— Выглядело? И вас не отдали под трибунал?

Грегорин не отводил взгляда.

— Об этом никто не узнал.

— Но мне же вы говорите.

— Если я буду участвовать в этой операции, лучше, чтобы у нас не было секретов друг от друга.

Кролль, читавший досье Грегорина, взглянул на него:

— Впечатляет. И как вы это устроили?

— После драки этот человек попал в госпиталь. Я боялся, что он выздоровеет, поэтому пробрался в палату и вколол ему смертельную дозу морфия.

Дима взял его досье. Там тоже было много интересного. Служил в Афганистане и Боснии, работал под прикрытием в Брюсселе, внедрился в банду торговцев наркотиками в Дубае, проводил ликвидации в Доминиканской Республике. Отправлен на родину после обвинений (недоказанных) в контактах с ЦРУ во время работы в Пакистане. Дима знал, что командиры стараются держаться подальше от таких людей. Это было именно то, что нужно.

— Спасибо вам за откровенность. Подождите снаружи.

Грегорин отдал честь и беззвучно вышел.

Кролль тяжело вздохнул:

— С этим надо держать ухо востро.

Дима проигнорировал это замечание. Он думал о другом.

— Мне нужен Владимир.

— Ты же сказал, что никогда больше не будешь с ним работать.

— Я про тебя то же самое говорил. И посмотри, чем это закончилось. У тебя есть какие-нибудь серьезные возражения?

Кролль выпятил нижнюю губу:

— Да никаких. Кроме того, что он сейчас в тюрьме. За торговлю наркотиками.

— Тогда его надо вытащить.

— Палеву это может не понравиться.

— А мы ему не будем говорить. Где он сидит?

— В Бутырке.

Дима тяжело вздохнул:

— Прекрасно. Нам повезет, если он еще не помер от туберкулеза или СПИДа.

— Мы попросим Васлова отдать приказ перевести его в военную тюрьму, и пусть транспорт остановится здесь по дороге.

— Он считает, что Палев испортил ему карьеру. Теперь он получит возможность отыграться.

— Ты что, знаешь, где у каждого слабое место?

— Да, кроме своего. — Он снова вспомнил фотографии в конверте Палева.

Кролль поднялся:

— Пока я улаживаю дела с переводом, может, тебе стоит проинструктировать этих двоих?

Дима кивнул, и Кролль поднял трубку:

— Пришлите сюда Зирака и Грегорина.

Два кандидата, непохожие друг на друга, как день и ночь, вытянулись рядом. «Неплохо», — подумал Дима и пристально посмотрел каждому в глаза:

— Операция начинается прямо сейчас. Ваше первое задание заключается в следующем. Необходимо завтра на рассвете доставить сюда Владимира Камаривского. Он сидит в Бутырке. Данные о нем найдете в базе. Если окажется, что у вас к ним нет допуска, Васлов вам его даст. Меня не интересует, как именно вы это сделаете. Доставьте его ко мне.

Зирак был явно озадачен:

— Еврейский аятолла?

Владимир, латвийский еврей, стал легендарной фигурой в спецназе после того, как проник в окружение иранского Высшего руководителя.[8]Он гордился превосходным знанием Корана, и никто лучше его не разбирался в хитросплетениях иранской политики.

Дима кивнул:

— Ага, он самый.

Когда они ушли, Кролль повернулся к Диме и настороженно взглянул на него:

— Чую, ты чего-то недоговариваешь. Только не надо сейчас вилять.

— У меня просто такое чувство, что это будет моя последняя операция. Хочу, чтобы рядом были лучшие солдаты.

Ирак, Курдистан, иранская граница

Блэк потерял счет времени. У него не было часов, рация была испорчена. Для того чтобы выбраться из-под развалин, ему пришлось избавиться от всех предметов, предназначенных для спасения жизни. Тридцать килограммов оружия и брони, которые постоянно носили на себе солдаты, иногда очень мешали. Даже бутылка с водой пропала. Во рту стоял такой вкус, будто Блэкберн проглотил целый мешок строительной пыли. Ветер осыпал его каменной крошкой и песком. Быстро темнело; наверное, было около семи вечера. А это означало, что он провел под развалинами шесть часов. Когда ему удалось подняться на ноги, он бросился в ближайшее укрытие — под парой столбов, прислонившихся друг к другу, как двое пьяниц, — и замер. Он практически лишился слуха, поэтому искал движение взглядом. Селение было полностью уничтожено. Зрелище напомнило Блэкберну фотографии, сделанные его дедом в Дрездене после того, как целый город, населенный людьми, превратился в груду камней.

Мимо проковылял тощий хромой пес. Животное взглянуло на солдата, приостановилось, словно не зная, кто перед ним — друг или враг, но не стало подходить и поплелось дальше. Блэкберн подумал о своих солдатах. Они тоже похоронены где-то здесь или им удалось спастись? Шум в ушах стихал. Блэк расслышал какие-то негромкие стоны и решил пойти проверить. Может, ему удастся кому-то помочь. Улица была засыпана камнями, а Блэкберн с трудом держался на ногах. Присмотревшись, он заметил стонавшего человека. Посреди улицы распростерся человек в военной форме, наполовину свисавший в трещину, которая образовалась в результате землетрясения. Узнав американскую форму, Блэкберн ускорил шаги.

Он находился в нескольких десятках метров от раненого, когда услышал шум мотора. Определенно внедорожник, возможно армейский. Подмога? Однако этот звук почему-то заставил Блэкберна остановиться. Это был не знакомый рев дизельного мотора «Катерпиллар», которые стояли на «Страйкерах», низкое утробное бурчание скорее напоминало шум восьмицилиндрового двигателя «V8». Наверняка не «Страйкер», вообще не американская машина. Блэкберн спрятался за помятым фургоном, и в этот момент на дороге показался первый из трех шестиколесных БТР-152 советского производства. За машинами следовала толпа молодых людей в сильно поношенной солдатской форме.

Блэк до конца жизни не смог забыть того, что произошло потом. Как все солдаты, он видел в Ираке много такого, чего ему отнюдь не хотелось видеть, но такова была его работа. Если не хочешь видеть, как невинных людей убивают и калечат, не вступай в армию. Наблюдая, как стекленеют глаза той девушки около невзорвавшейся бомбы, он понял, что существует нечто еще более страшное. Он был первым и последним мужчиной в ее жизни, который держал ее в объятиях — перед смертью. Но эту картину затмило то, что сейчас разворачивалось на его глазах. Позднее Блэк с мрачным удовлетворением говорил себе, что это пошло ему на пользу. После того дня он навсегда оставил идиотские мысли насчет благородной и справедливой войны.

Услышав шум машин, раненый солдат кое-как ухитрился приподняться на локте и замахал рукой. БТР со скрежетом остановился. Бронированный люк открылся, и на землю спрыгнул человек в шароварах и тюрбане, с лицом, закрытым куском ткани, и заговорил с американцем. Из недр БТР вылезли еще боевики с «Калашниковыми» и окружили солдата; к ним присоединились другие молодые люди в восточной одежде. Видимо, парень в тюрбане и морпех нашли общий язык — скорее всего, английский, — но затем араб махнул кому-то рукой, появился человек с видеокамерой и начал снимать. Араб отступил назад и вытащил длинный кинжал, зазубренный, как хлебный нож, но длиннее, — казалось, он был специально предназначен для того, что араб собирался сделать. Он схватил американского солдата за волосы и рубанул по шее; кровь брызнула во все стороны, а он продолжал работать ножом с такой яростью, что через двадцать секунд голова отделилась от тела. Блэкберн боялся, что закричит, но инстинкт самосохранения оказался сильнее ужаса. Когда убийца поднял голову солдата, чтобы остальные полюбовались ею, край тюрбана соскользнул, и Блэкберн постарался как следует запомнить это лицо: чисто выбритое, что было необычно, высокие скулы и маленькие глазки-щелочки. Араб оскалил зубы, откусил нос мертвого и выплюнул его. Солдатня пришла в восторг, все начали палить в воздух и выкрикивать какие-то фразы, смысл которых Блэкберн не смог разобрать. Затем командир приказал экипажу садиться в машину, и она медленно поехала прочь; скандирующая толпа следовала за ней.

Рязань, Россия

Все выглядело замечательно, но Диме это не нравилось. Из окна своего импровизированного командного центра он наблюдал за тем, как гигантский Ми-26, «Летающая корова», крупнейший в мире транспортный вертолет, который он заказал, снижался над посадочной площадкой. В нем с легкостью могли поместиться восемьдесят солдат и даже восьмиколесный БТР. Дима подумал о том, что Зирак и Грегорин, прилетев в Москву, наверное, обнаружили Владимира с собранными чемоданами у ворот тюрьмы.

Дима поражался скорости, с которой ему доставляли все, о чем он просил. Но в глубине души он знал: все это слишком хорошо, чтобы быть правдой; поэтому он позвонил Палеву.

— Нам нужно поговорить.

— Мы уже говорим.

— Не по телефону, лично. Иначе я выхожу из игры.

Он повесил трубку, не дожидаясь возражений старика.

План сформировался быстро. «Корова» сбросит команду и транспорт в десяти километрах от лагеря, вне пределов слышимости. Бурдуковский раздобыл пару «пейканов», самых популярных иранских легковушек, для передовой группы, которой предстояло провести последнюю разведку, а затем отключить электричество в лагере. После команда с помощью канатов поднимется на стены и, пользуясь глушителями, начнет зачищать здания, пока не найдет Кафарова. А тем временем «Корова» переместится в условленное место и будет ждать их там. Они еще успеют вернуться к завтраку.

Но люди, прилетевшие вместе с Димой в Рязань, вызывали у него подозрения. Затем он узнал, что ему «передали» отряд из пятидесяти десантников «для поддержки» и еще вертолет с людьми из другого подразделения.

«Специальный» вертолет ГРУ Ми-8 приземлился рядом с «Коровой». Дверца пассажирского отсека распахнулась, и показался Палев. Дима смотрел, как старик ковыляет к зданию. Из дверей вышел комендант, чтобы приветствовать нежданного гостя. Палев, судя по всему, прибыл один. Это кое о чем говорило. Люди его ранга никогда не путешествовали без помощников и охраны. Васлов показал ему здание, где Дима устроил свой командный центр, и хотел было пойти следом, но Палев жестом велел ему остаться. Тот понял: разговор будет конфиденциальным.

Когда Палев вошел, Дима уже сидел за столом. Инстинктивно начальник оглядел комнату, быстро обшарил взглядом каждый угол.

— Я тут уже все проверил; «жучков» нет, можете говорить спокойно.

Палев осторожно опустился в кресло с таким видом, как будто всю дорогу от Москвы шел пешком.

— Ты получаешь все, что нужно?

— Вы только представьте себе: здесь удовлетворяют каждую мою прихоть. — Дима ухмыльнулся. — Спасибо вам за снабжение.

Старик кивнул.

— Если все пойдет не так, как вы хотите, я все же надеюсь, что вы выполните обещание.

— Ах, те фотографии… — Палев вздохнул. — Если все пойдет не так, сомневаюсь, что мы с тобой еще увидимся.

— Я так и думал. Вы так отчаянно жаждете провернуть это дельце, что бросаете на него все ресурсы. Мы должны забрать не только Кафарова, верно?

Палев сидел, сложив руки на коленях.

— Понятия не имею, о чем ты.

Дима стукнул кулаком по столу:

— Не надо меня злить!

— Возникли кое-какие… затруднения. Даже Тимофееву приходится действовать осторожно. Один неверный шаг, и, несмотря на его министерский портфель, мы все окажемся в глубокой заднице.

Заметив капли пота, выступившие у старика на лбу, Дима понял, что интуиция его не подвела.

— Ну хорошо, я сам вам скажу, в чем тут дело. Когда мои люди уйдут из лагеря, туда войдет другой отряд. Потому что Кафаров привез в Иран кое-что ценное.

Палев побледнел как смерть.

— Час назад здесь приземлился вертолет с ликвидаторами из Чернобыля. Они занимаются ядерными боеголовками.

Палев поднял было руки, затем бессильно уронил их на колени. Попытался улыбнуться. Он выглядел жалко. Занимать такой высокий пост, всю жизнь посвятить службе — и жить в таком страхе. Прошла перестройка, на месте СССР новенькая, цивилизованная Российская Федерация, но на самом деле ничего не изменилось. Эта сцена вполне могла бы происходить в сталинские времена.

— И Тимофеев запретил рассказывать мне.

Палев трясущейся рукой вытер пот со лба.

— Их существование — военная тайна, известная только на самом верху. Лишь три человека в Кремле знают о них. Поэтому это очень опасная тема. Если Аль-Башир заграбастает эти штуки, то у его страны появится ядерный потенциал, к которому иранцы рвутся последние несколько лет, и тогда они вступят в игру на равных с Израилем и Пакистаном. А когда американцы узнают — если они еще не узнали, — они нас по стенке размажут за продажу оружия агрессивному государству. Я серьезно.

Палев вытащил пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и затянулся с видом человека, которому позволили покурить в последний раз перед расстрелом.

— Насколько я помню, самое маленькое ядерное устройство, которое нам удалось разработать, весит больше девяноста килограммов и по размерам напоминает холодильник.

Палев поерзал в кресле и уставился в пол.

— Мы кое-чего достигли. Углеродное волокно, миниатюризация основных компонентов — теперь эта штука размером с обычный чемодан. Энергия взрыва эквивалентна восемнадцати килотоннам тротила — почти как бомба, сброшенная на Хиросиму.

— Откуда вы знаете, что она еще там, в лагере?

— Мы регистрируем сигнал маячка; Кафарову о нем неизвестно. Ему повезло. Именно так мы узнали, где находится он сам.

Палев снова затянулся. Он уже давно был безнадежно стар для этой работы, но за время разговора, казалось, состарился еще на десять лет.

— На кону ваша должность, да? Может, и пенсия, — с легким презрением заметил Дима. — Да, сочувствую вам.

Палев хрипло, злобно усмехнулся:

— Скажи лучше — моя жизнь.

Дима прикусил губу и вздохнул:

— А мы все — просто расходный материал, верно? Ну а сейчас слушайте меня. Насчет фотографий: мне нужно имя и адрес и нужно знать, когда они были сделаны. Или вы говорите мне это сейчас, или летите в горы сами. Хватит с меня ваших гребаных секретов.

— Эта информация у Тимофеева.

— Что, он даже вам не доверяет?

Палев пожал плечами:

— Здесь никто никому не доверяет.

— Тогда с чего бы это мне доверять вам? За кого вы меня принимаете?

Ему захотелось убить этого паука на месте, сдавить эту тощую шею, встряхнуть это трясущееся старое тело и вышибить из него дух. Но тогда человек на фотографии будет потерян для него навсегда.

Палев наклонился вперед, опершись руками на колени и молитвенно сложив руки с зажатой между пальцами сигаретой.

— Двадцать лет назад я бы полетел с тобой. Если все получится, я помогу тебе, чем смогу, помогу найти то… из-за чего ты взялся за эту работу. Я знаю, что для тебя значат эти фотографии. Если бы это было в моей власти, ты бы уже получил все сведения. И кстати, Тимофеев пообещал тебе личную благодарность президента.

— Надеюсь, вы ему ответили, что мне на это глубоко наплевать.

Палев поднялся и протянул Диме руку:

— Но если что-то пойдет не так, мой тебе добрый совет: не возвращайся сюда.

Ирак, Курдистан, иранская граница

Добравшись до мертвого морпеха, Блэкберн обнаружил, что на трупе ничего нет. Автомат М4, бронежилет, патроны — все забрали. Они забрали форму, солдатские жетоны и даже ботинки, часы и обручальное кольцо. Даже белье. Толпа обчистила убитого до нитки. Обнаженный труп без головы, лежавший на улице разрушенного землетрясением города, напоминал упавшую статую. И только лужа потемневшей крови, покрытая тонким слоем пыли, напоминала о том, что недавно это был живой человек.

Неподалеку от трупа валялись скомканные, словно конфетные обертки, фотографии. Блэкберн поднял их. На одной была запечатлена девушка, сидящая на капоте голубого «понтиака», на второй — лабрадор, прыгающий за палкой.

Блэкберн уже ничего не мог сделать для погибшего солдата. Он разгладил фотографии и сунул их в карман. Затем прошептал молитву и мысленно пообещал себе выяснить, как звали этого человека, и отомстить за его ужасную, бесславную смерть. Он знал, что картина убийства останется с ним навсегда и что он никогда ни с кем не будет это обсуждать. И сейчас, впервые он вдруг понял, почему его отец никогда не рассказывал о войне.

Уже стемнело. Становилось холодно. Блэк чувствовал слабость и ужасную жажду. Глухота сменилась равномерным жужжанием в ушах, похожим на звук, издаваемый сломанным радиоприемником. Блэк направился на восток, к границе, туда, откуда они приехали много часов назад, — он уже не знал, сколько именно. Примерно час Блэкберн ковылял вдоль остатков дороги, когда над головой послышался долгожданный гул «Оспри». Он ускорил шаги и тут же споткнулся и рухнул на какие-то острые камни. Поднялся, пошел медленнее. «Оспри» исчез за горизонтом, но он дал Блэкберну надежду. Шум летательного аппарата стих, и Блэк начал различать другие звуки: крики, яростный рев маневрирующей машины, скрежет тормозов, выстрелы; затем мелькнула какая-то вспышка. Он решил, что если поблизости идет бой, то там, кроме плохих, есть и хорошие парни.

В районе, где он сейчас находился, ущерб от землетрясения был менее заметен. Улица была усыпана обломками камня, но здания остались целы. Блэк услышал чей-то голос и пошел на звук. Голос доносился из машины — разбитого «Хамви». Блэкберн заметил человека, высунувшегося из окна, словно махавшего ему, — но что-то было не так. Солдат, свесившийся из кабины, был мертв, руки его были неестественно вывернуты. Блэкберн сосредоточился на голосе. Только через несколько секунд он сообразил, что это говорит американец и звук доносится откуда-то с земли… Рация!

«Вас понял, у нас бой в квадрате два-два-четыре-восемь-шесть».

«Неудачник Один-Три, вас понял, направляюсь к вам за ранеными…»

Он схватил рацию. Корпус развалился пополам. Блэкберн попытался вызвать подмогу, но передатчик сломался, и он отшвырнул бесполезный предмет; как раз в этот момент, словно по волшебству, над головой появился «Оспри». Его винты разворачивались, принимая положение, необходимое для посадки. Призвав на помощь последние силы, Блэкберн побежал, спотыкаясь, шатаясь, в ту сторону, где скрылся конвертоплан. Блэк не сводил взгляда с темного силуэта, вырисовывавшегося на фоне ночного неба. Зажглись огни, заливая светом участок земли внизу. Блэк попытался подавить преждевременное чувство облегчения. Он еще не добрался до цели, к тому же за светом последовала серия выстрелов и мощный взрыв к востоку от места посадки «Оспри». Сейчас конвертоплана не было видно из-за домов.

Внезапно Блэкберну пришло в голову, что люди на «Оспри» понятия не имеют о том, что он здесь. Во время перестрелки экипаж старается как можно быстрее забрать раненых и улететь. Он был уже близко, ощутил дуновение ветра, который гнали лопасти, слышал могучий рев моторов. Блэк пустился бежать; выброс адреналина придал ему сил, он перескакивал через камни, через трупы, не глядя по сторонам на ужасные последствия землетрясения или боя.

«Оспри» сел на площади, окруженной руинами; задний люк был открыт, два солдата прикрывали санитаров, заносивших на борт раненых. Блэкберн слышал, как усиливается рев моторов, ветер швырял ему в лицо тучи пыли. Солдаты попятились по аппарели, и конвертоплан начал подниматься. Блэкберн кричал во все горло, но из-за шума моторов его все равно не было слышно. Что-то ударило его по плечу; чувство было такое, словно его укусила гигантская оса. Когда он подбежал к аппарели, та уже находилась на уровне его живота; Блэк попытался уцепиться за нее пальцами, соскользнул, и вдруг четыре руки протянулись к нему и подняли на борт. Только после этого он позволил себе в последний раз взглянуть на разрушенный город, исчезавший во тьме.

Рязань, Россия

Они стояли в огромной металлической пещере — грузовой кабине Ми-26; Зирак и Грегорин маячили в стороне, Кролль расселся на куче камуфляжной сетки. По ярко освещенной площадке сновали грузовики. Вереница сосредоточенных солдат грузила в вертолет снаряжение. Несколько человек бросали взгляды на группу мужчин, одетых в иранские мужские костюмы: темные пиджаки, шаровары. Один сделал незаметный знак в сторону новоприбывшего, пробормотал что-то, обращаясь к товарищу, и на лице того отразилась смесь удивления и ужаса. Владимира знали все, он был легендой спецназа. Дима от всей души надеялся на то, что реальность не уступает мифам.

Тюремный фургон остановился около гигантского вертолета в десять тридцать утра. Казалось, он проезжал через зону боевых действий. Лобовое стекло треснуло, зеркало заднего вида свернуто в сторону. Из грузовика вывалились Зирак и Грегорин в краденой форме тюремных охранников, за ними последовал пленник. Двигался он с трудом, как во сне. Когда они провели его по аппарели в недра Ми-26, где ждал Дима, Владимир запрокинул голову и расхохотался:

— Скажи мне, что это была такая шутка.

— Это не шутка.

Дима обнял Владимира, расцеловал в обе щеки. Пахло от бывшего зэка отвратительно.

— Ты вытащил меня из самой кошмарной тюрьмы в стране. Что, остальные тебя кинули и ты почему-то решил, что я предпочту получить пулю в твоей сомнительной заварушке, чем проторчать пять лет в тюрьме? У тебя интересное чувство юмора, Дмитрий Маяковский.

Дима разглядывал старого товарища. Тюрьма не пошла ему на пользу. Он исхудал, кожа приобрела неприятный зеленоватый оттенок, на шее виднелся свежий багровый шрам от удара ножом. Еще до тюрьмы у Владимира не хватало зубов; теперь он лишился еще нескольких.

Дима указал на его футболку:

— Снимай.

Владимир сбросил грязную тряпку. Дима обошел его, разглядывая торс; к его удовлетворению, тело выглядело лучше лица. Дима со всей силы ударил Владимира в солнечное сплетение — тот даже не поморщился.

— Значит, ты поддерживал себя в форме.