Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 2 страница

Крис свернула в боковую улицу и остановилась на углу рядом с маленьким сквером возле кинотеатра.

– Я предпочитаю сажать как можно больше хвойных деревьев, – с энтузиазмом принялась объяснять девушка, – так чтобы сад красиво смотрелся и зимой. Зато взгляните, сколько тени дают летом клены.

Гарольд огляделся.

– А как у нас тут с вандализмом?

– Об этом я специально подумала, – живо отозвалась Крис. – Вместо клумб с яркими цветами, которые могут вызвать желание испортить и потоптать их, сажаю кустарники. Еще что‑нибудь вроде папоротников. Низкорастущие можжевельники – вот как те, очень красивого голубого оттенка. Небольшие тисы и цветущие кустарники плюс три‑четыре хорошо размещенные гранитные глыбы – добавим немного японского, как в каменных садах. Я даже достаю иногда краснолистые японские клены – растут они медленно, зато прекрасно смотрятся в сочетании с вечнозелеными кустарниками.

Гарольд уже оценил ее работу, превратившую обычный дворик в оазис покоя и гармонии среди городской суеты. Они снова залезли в грузовичок, и Гарольд предложил двигаться к той части города, которую предстояло реконструировать. По пути он просмотрел чертежи и рисунки, захваченные Крис. Забавно: как бы он ни был погружен в изучение документации, он буквально кожей чувствовал волнение Крис и взгляды, которые она искоса бросала на его лицо, пытаясь угадать его реакцию на предложения «Робинс Бьюти Лэнд».

Закончив, он одобрительно кивнул.

– А как насчет фонтанов?

Крис откликнулась с энтузиазмом:

– Это было бы замечательно, хотя очень дорого.

– У меня есть друг, проектирующий фонтаны. Они у него красивые и хорошо защищены от вандалов. Шум воды действует очень умиротворяюще. Кстати, ваша идея насчет сочетания хвойных и лиственных деревьев просто блестящая.

Крис покраснела от удовольствия – этот преуспевающий архитектор не станет попусту расточать комплименты.

– Птицам фонтан тоже понравится, – уклончиво отозвалась она.

– Порадуем людей и голубей? – Крис расхохоталась.

– Вот именно!

Оба невольно огляделись, словно уже сейчас можно было увидеть то, что им только предстояло сделать вместе из старого уголка родного города. Улица была похожа на заброшенный пустырь. Ледяной морской ветер кружил в воздухе обертку от печенья, а бледное солнце отбрасывало отблески на валявшиеся возле огромного мусорного бака осколки битого стекла.

– Все, что я прошу у вас, – сказала Крис тихо, – это землю и возможность сделать ее красивой. Вчера я прочитала о вас еще пару статей, в частности, о ваших проектах в Неваде, когда вы еще только изучали архитектуру. У вас не все получилось. Но, по крайней мере, вы что‑то пытались сделать. – Она заправила за ухо развевавшуюся на ветру прядку волос. – Я тоже хочу попытаться украсить свой город.

– Вам это небезразлично. Глубоко небезразлично. – Гарольд просто констатировал очевидное.

– Да.

– Считайте, что вы уже главный подрядчик по всей зоне насаждений, – услышал он собственный голос, удививший его неожиданной хрипотцой. – Это центральный сквер, площадки возле торгового центра, бизнес‑центра, и маленький парк у порта.

– Вы серьезно? – Голос Крис сорвался чуть ли не на писк.

Со странным чувством обреченности Гарольд кивнул: он редко менял свои решения.

– О, Гарольд! Спасибо! Я просто счастлива! – Схватив Гарольда за руки, Крис запрыгала от радости, ее лицо осветилось восторгом.

Гарольду так отчаянно захотелось поцеловать Крис, что пришлось напрячь всю волю, чтобы высвободить руки и отступить на шаг.

– Контракт будет проплачен на обычных основаниях, что не мешает вам привлекать другие средства, – официальным тоном заявил он. – Не попросите ли ваших адвокатов подготовить документы?

– А вас разве все это не волнует?

Волнует, подумал Гарольд, и еще как. Физически. Это не тот ответ, какой вам хотелось бы услышать, мисс Крис Робинс.

– Разумеется. Просто я старше вас и лучше умею скрывать волнение.

– Вам ведь всего тридцать четыре! – Крис протянула руку. – Значит, мы партнеры? – Ее пожатие было крепким, пальцы – холодными.

– Вам следовало бы надеть перчатки.

Ради всего святого, Гарольд, ты говоришь, словно ты ее папаша, спохватился он.

– А я вечно их забываю. Видели бы вы мои руки летом – модные журналы такие фотографировать не возьмутся. Каждый год я покупаю садовые рукавицы, и каждый год теряю их, стоит только надеть – в первый же день. Обожаю лепить куличики из грязи. – Крис сморщила носик, она все еще была очень взволнована, и возбуждение развязало ей язык.

Гарольд развеселился:

– Разве вам в детстве не разрешали лепить куличики из грязи?

– Что вы, у меня были исключительно строгие родители. Туго накрахмаленные платья и никакой грязи. Наверное, следующим этапом будет то, что я начну работать в каком‑нибудь оздоровительном комплексе и обмазывать людей лечебными грязями в свое удовольствие.

– Кстати, ваши глаза по цвету – точь‑в‑точь черная патока: редкое сочетание черного и коричневого цветов. И в них удивительные искорки.

– Меня никогда еще не сравнивали с патокой. Сладкая и липучая – неужели вам в голову не пришло ничего получше? – Тут девушка задорно рассмеялась. – Знаете что? А ваши глаза совсем как сланец. Серые с потрясающим голубым оттенком.

Гарольд с удовольствием включился в игру:

– Мой дед когда‑то занимался разведением пионов – у вас сейчас щеки точно такого же цвета.

Крис вдруг сообразила, что они все еще держатся за руки. Она поспешно высвободила пальцы и, запинаясь, пробормотала:

– Вам пора ехать, а то опоздаете.

– Если удастся уладить все юридические формальности до моего отъезда в Нью‑Йорк, приглашаю вас со мной пообедать. Чтобы отметить это событие.

Эти слова вырвались у Гарольда невольно, но было уже поздно, и он смирился все с тем же чувством обреченности.

– Я… пожалуй, я согласна.

Когда они доехали до офиса, Гарольд уже опаздывал. Тем не менее, он стоял у кромки тротуара, пока Крис не уехала. Ну и где благие намерения – не смешивать бизнес с личными делами? Кто‑то ведь собирался сказать «нет». Но плевать на последствия!

Спустя неделю в половине восьмого вечера Гарольд стоял в вестибюле ресторана, который считал лучшим в городе. Крис не захотела, чтобы он заехал за ней домой, и они договорились встретиться здесь.

Гарольд надел свой лучший темно‑серый костюм и новый шелковый галстук. Волосы ему кое‑как удалось привести в порядок, а ботинки были начищены в лучших традициях военной братии, так что даже его строгий отец мог бы ими гордиться. Гарольд нервничал.

За последнюю неделю он несколько раз говорил с Крис по телефону, обсуждая детали их контракта, но ни разу не столкнулся с ней в теннисном клубе, и в офис к нему она не приходила. Тем не менее, Гарольд постоянно думал о ней, а эротические сны, где Крис Робинс играла главную роль, приводили его в полное смятение. Поневоле пришлось себе признаться: он хочет лечь с ней в постель. Сегодня он спросит, замужем она или свободна, – это будет первым шагом.

Шагом к чему? Еще неизвестно – может, она покажется ему не такой прелестной и полной жизни, какой он запомнил ее.

В семь тридцать одну дверь ресторана распахнулась, и вошла Крис. Сердце Гарольда бешено заколотилось. Слегка коснувшись губами ее прохладной щеки, он снова ощутил волнующий аромат духов. Нарочито небрежным тоном он произнес:

– Вы сегодня вовремя.

– У меня больше нет подруг, которым приспичило рожать, – жизнерадостно отозвалась Крис, снимая пальто. А про себя раздраженно подумала: кой черт тебя дернул так пренебрежительно об этом говорить?

Да просто новорожденные младенцы не шли у нее из головы, вот и все. Из‑за малыша Вивьен в душе Крис все буквально перевернулось, и сейчас, несмотря на внешнее спокойствие, она была как на иголках – ни дать, ни взять девица, явившаяся на первое свидание. За неделю она трижды навещала Вивьен в больнице – в конце концов, это же ее лучшая подруга. Но навещать Вивьен – означало навещать и маленького Мэта.

Держа ребенка на руках, Крис испытывала невероятное чувство. Она и не подозревала, что нежность подчас так переплетается с болью. Стыдно было признаться даже самой себе, что она отчаянно завидует подруге – ведь у той уже двое детей, а Крис… Последние две ночи она даже засыпала в слезах. Сегодняшний сногсшибательный наряд и макияж были лишь отчаянной попыткой скрыть ее состояние от не в меру проницательных серых глаз Гарольда Фарбера.

Крис почувствовала, что Гарольд внимательно оглядел ее с головы до ног. Темно‑синяя облегающая юбка с разрезом сбоку, кремовая шелковая блуза с глубоким узким вырезом и мягко обвивавшее шею ожерелье из розового жемчуга практически того же оттенка, что и блузка. Крис на сей раз руководствовалась принципом, что «лучший способ защиты – это нападение». Блестящие волосы были схвачены в узел на затылке, и Крис очень надеялась, что прическа не развалится.

У Гарольда даже в горле пересохло.

– Вы выглядите просто потрясающе!

Подошел метрдотель, чтобы проводить их к столику, стоявшему в углу зала у стены, увешанной старыми картинами с изображением сцен охоты. В ожидании коктейлей они снова говорили о парках, садах и фонтанах, а также других деталях будущего проекта.

Затем Гарольд поднял бокал:

– За парки и сады – расти им и цвести много‑много лет!

Потом они легко перешли на общие темы – обсуждали меню, изменения в составе городского совета и даже падение курса доллара. На закуску заказали мидии, копченую лососину и белое вино. Когда все это было успешно съедено, Гарольд предложил потанцевать.

Играли что‑то из нового репертуара. Быструю мелодию, позволяющую партнерам держаться на вполне безопасном расстоянии друг от друга. Крис всегда любила двигаться под музыку, и ей, естественно, не приходила в голову мысль, что неуемная энергия и явное удовольствие, которое она получала от танца, могут быть не менее соблазнительны, чем самое крепкое объятие. К тому же откуда ей было знать, что некоторые ее движения в точности повторяют сны ее партнера. Под заключительный аккорд она весело сказала:

– Замечательно! Спасибо, Гарольд.

Фарбер лишь кивнул, стиснув зубы, и повел ее назад к столику. Ужин пошел своим чередом, и вина в бутылке сильно поубавилось. Небольшой оркестр заиграл вальс. Гарольд встал и снова пригласил ее танцевать.

Обычно Крис избегала «контактных» танцев. Но сегодня она уже довольно много выпила, да и с Гарольдом оказалось на редкость легко и приятно, за вечер он не раз смешил ее до слез. И она храбро зашагала между столиков к танцевальной площадке.

«Контактный» танец диктовал свои условия: Гарольд обнял свою партнершу. Крис была на высоких каблуках и подбородком доставала до его плеча. Чуть опустив голову, он прижался щекой к ее щеке. Рука его обвилась вокруг талии Крис, и он прижал ее к себе, несмотря на легкое сопротивление.

Мечты и реальность для него смешались: он держал в объятиях ту самую женщину, что преследовала его во сне восемь ночей подряд.

Музыка заставляла их двигаться в плавном, тягучем ритме. И от неожиданной близости Гарольда у Крис закружилась голова. Она ощущала исходящий от него чудесный запах: к запаху чистой мужской кожи примешивался легкий лимонный аромат. В его объятиях она чувствовала себя покойно, как сад, защищенный от бурь и ветров, и одновременно задыхалась, как растение, завернутое в полиэтилен. Она прерывисто и неровно дышала.

Крис внезапно словно протрезвела и испугалась. Машинально подчиняясь его движениям, она испытывала самые противоречивые чувства. Она уже давно дала себе молчаливую клятву держаться подальше от мужчин – в буквальном смысле слова. Странное чувство страха, возникавшее у Крис в объятиях мужчин, оказалось одним из многих печальных последствий ее грустной истории с Дэном.

Между тем рука, обвивавшая ее талию, скользнула ниже, легла на бедро и еще крепче прижала ее к мужскому телу. Крис ощутила, как напряглась плоть Гарольда – безошибочно распознаваемый знак того, что он хочет ее. Крис охватила паника. Она остановилась довольно резко и подняла голову.

– Гарольд, я не…

Кляня себя, на чем свет стоит за то, что не смог сдержаться, Гарольд прижал палец к нежным губам девушки и отстранился.

– Не получилось у меня скрыть, да? Извини. Я действительно хочу тебя, и очень сильно. Но ты зря волнуешься, тебе ничего не грозит.

Крис высвободилась из его объятий, но даже в ресторанном полумраке Гарольд увидел, что лицо ее искажено страхом. Отвернувшись, Крис поспешно направилась к столику, уселась и спряталась за десертным меню. Гарольд сел напротив.

– Но послушайте, Крис… Мы ведь живем в двадцатом веке, и я наверняка не первый мужчина, назначивший вам свидание. Так что можете рассматривать мое поведение как комплимент.

– Хорошо, будем считать, что вы сделали мне комплимент, – сухо отозвалась Крис. – Мне что‑то уже не хочется десерта. Пожалуй, ограничусь кофе.

Слегка ошарашенный тем, что Крис вела себя скорее как девица викторианской эпохи, а не как деловая и уверенная в себе женщина, которую он до сих пор видел перед собой, Гарольд одним глотком осушил свой бокал.

– Не будем притворяться, что ничего не произошло. Предпочитаю сказать откровенно, несколько минут назад мне очень хотелось заняться с вами любовью.

Меню выскользнуло из пальцев Крис. Пару секунд она смотрела на собеседника, словно видела его впервые. Заняться любовью! Эти слова вдруг необыкновенно взволновали ее. На нее разом нахлынули все переживания прошедшей недели, и в голове стала формироваться идея настолько невероятная, что Крис сама была ошарашена собственным решением.

– Так что же все‑таки случилось?

Чтобы скрыть смущение, Крис схватила свой бокал, залпом опрокинула его содержимое и выпалила:

– Вы женаты, Гарольд? Помолвлены? Или, может быть, с кем‑нибудь живете?

– Нет, нет и нет. А вы?

Крис почти не слышала его ответа. И вопрос пропустила мимо ушей. Нет, это совершенно безумная мысль. Полный бред. И как только такое могло прийти ей в голову?

– Вино просто великолепное, правда? – запинаясь, пробормотала она. – Чуть‑чуть терпкое, и такой прекрасный рубиновый цвет.

Гарольд наклонился вперед, пытаясь поймать ее взгляд.

– Почему вас интересует мое семейное положение?

– Просто спросила, – слабым голосом отозвалась она, – вот и все.

– Вы совершенно не умеете лгать. И вам это не идет.

– Мама запирала меня в шкаф, когда я врала, – наверное, поэтому. Вы правы, у меня появилась одна мысль. Но это совершенно безумная идея, и я хочу забыть об этом – ну, пожалуйста. Давайте говорить о чем угодно, только не об этом. Может, я даже съем десерт. Ужасно люблю лимонный пирог.

Трогательный образ девочки с каштановыми волосами, запертой в полной темноте, не разжалобил Гарольда, напротив, попытка Крис сменить тему заставила его сильнее настаивать.

– Расскажите, какая у вас возникла мысль. Это ведь как‑то связано со мной, не так ли?

– О да, – сердито отозвалась Крис, – связано напрямую.

– Тогда вы просто обязаны сказать мне, в чем дело.

– Я ничего не обязана, – заупрямилась она. – И вообще не скажу, и все тут.

– Сейчас еще только половина одиннадцатого. Я могу и подождать. Могу даже заказать еще бутылку вина. – Гарольд обезоруживающе улыбнулся. – Мне доставит удовольствие вынести вас отсюда на руках.

С него станется, подумала Крис. И, пожалуй, лучше сказать, иначе ничего не сдвинется с места. С ощущением, что ступает на очень шаткий мостик над страшно глубокой пропастью, Крис произнесла:

– Ну, так и быть, скажу.

Крис протянула бокал, чтобы Гарольд наполнил его. Свеча на столике мягко освещала ее лицо.

– Я хочу ребенка, – услышала она собственный голос, доносившийся словно издалека. – Хочу, чтобы вы стали его отцом. Но я не хочу выходить за вас замуж, жить с вами и вообще не хочу вас больше видеть после того, как забеременею.

На мгновение воцарилось молчание, такое тяжелое, что Крис пожалела о том, что не смогла сдержать язык за зубами. Потом Гарольд произнес единственное слово – как отрубил:

– Нет!

В его голосе прозвучало неприкрытое страдание, и Крис увидела, как вино плеснуло через край бокала.

Пятно на скатерти было похоже на кровь. Вздрогнув, она подняла глаза. На лицо Гарольда легли страдальческие складки, в глазах застыло выражение человека, прошедшего через ад. У Крис возникло такое чувство, словно она грубой рукой сорвала повязку с еще незажившей раны. Но ведь она понятия ни о чем не имела, по его виду ничего не скажешь!

Потрясенная, она прошептала:

– Ради Бога, простите, Гарольд.

Усилием воли он взял себя в руки. Промокнув салфеткой пятно на скатерти, Гарольд произнес нарочито ровным голосом:

– Вы застали меня врасплох, только и всего.

– Только и всего? Неправда! Вы, конечно, не обязаны докладывать мне, в чем дело, но хотя бы не притворяйтесь. Я же не слепая и не глухая.

Смерив ее тяжелым взглядом, Гарольд процедил:

– Не лезьте не в свое дело.

– Готова поспорить, – огрызнулась Крис, – что вас не так уж часто удается застать врасплох, Гарольд Фарбер. Особенно женщинам.

Страдание на лице Гарольда сменилось гневом:

– Но вы очень ловко расставляете сети – по крайней мере, я в них попался.

– И грубить тоже незачем.

– А что мне еще остается делать?

– Я же сказала, это была дурацкая идея!

– Дурацкая – не то слово. Напрасно рассчитываете: мой ответ – действительно «нет».

На щеках ее вспыхнули красные пятна, но она сдержалась.

– Что ж, нет, так нет. И давайте забудем об этом. Не хотите заказать шоколадный крем? Тогда бы я тоже попробовала.

Но Гарольд слишком разозлился, чтобы сразу успокоиться.

– Ничего себе! Сначала вы взрываете бомбу, а потом мирно обсуждаете со мной десерт?

– Вы мне уже ответили, так что больше обсуждать нечего!

– Это вы так считаете.

Крис разбередила старую рану, но Гарольда уже обуревали другие эмоции, которые ему, мягко говоря, не нравились.

– Если вы не хотите потом иметь со мной дело, какая разница – женат я или холост?

Крис задела его самолюбие. Она готова была хладнокровно выбросить его из жизни, словно его и не было. Гарольд почувствовал, что уязвлен, и даже очень.

Слегка удивленная его вопросом – ведь ответ был совершенно очевиден, Крис пожала плечами:

– Но ведь это аморально. Я имею в виду – изменять жене с другой женщиной.

– А родить ребенка без отца – не аморально?

Тут Крис тоже начала злиться:

– По‑моему, я ясно дала понять – я не хочу больше говорить об этом.

– Нет уж, мы будем об этом говорить, хотите вы того или нет. – Гарольд стукнул ладонью по столу. – Скольких мужчин вы об этом уже просили?

– Ни одного!

Как ни странно, он ей сразу поверил.

– Тогда почему я? Почему вы не попросили своего партнера по теннису? Вы ведь должны его знать гораздо лучше, чем меня.

– Боб? – Крис нахмурилась. – Откуда вы знаете про Боба?

– У меня гостевой пропуск в тот же клуб, куда ходите вы.

Крис это совсем не понравилось. Она призвала на помощь улыбку и посмотрела на него сквозь ресницы.

– Ну, мне не очень удобно просить об этом Боба. Вдруг его девушка станет возражать.

– О! – только и смог выговорить он.

За последние пять минут Крис ошарашила его дважды. Может, эта женщина – как раз то, что ему нужно? И ведь она права – уже давным‑давно он не позволял женщинам выбить себя из колеи.

– Так все‑таки, почему я? У вас наверняка полно знакомых мужчин.

– Они все живут в Портленде. И я не хочу постоянно на них натыкаться. А вы из Нью‑Йорка – хотя я бы предпочла, чтобы вы жили в Лондоне. Или где‑нибудь в Монголии.

Стараясь не встречаться взглядом с Гарольдом, Крис принялась перечислять по пальцам:

– Вы красивый, здоровый, умный – иными словами, у вас хорошие гены. Вы не живете здесь, и, что для меня особенно важно, у вас есть принципы, и вы их придерживаетесь. И, кроме того, как я выяснила на танцплощадке, вы ко мне неравнодушны.

Крис перечисляла его достоинства, а у Фарбера возникало такое ощущение, словно его оскорбили:

– Я ведь не призовой жеребец, черт возьми!

Крис вздернула подбородок.

– Этот разговор – пустая трата времени. Вы забыли, что уже отказались? – Она подала знак официанту, и когда тот подошел, заказала лимонный пирог и кофе.

– Шоколадный крем и кофе, – добавил Гарольд.

Когда официант отошел, он заговорил более спокойным тоном:

– Меня разбирает любопытство. Вы еще молоды – откуда такая страсть к продолжению рода?

– Наверное, оттого, что я слишком много занимаюсь садоводством, – беспечно отозвалась Крис. – Знаете, пчелы, птички, семена, которые весной дают всходы. Короче, плодитесь и размножайтесь.

– Очень остроумно. А истинная причина?

– Я могла бы, в свою очередь, попросить вас не совать нос не в свое дело.

– Могли бы. И на вполне законном основании. Но я все же хотел бы знать.

Крис так долго смотрела на свой бокал, где вино играло рубиновыми отблесками в пламени свечи, что Гарольду показалось – она забыла.

И о его присутствии, и о том, что он задал ей вопрос. Потом она почти прошептала:

– Не так уж я и молода. В октябре мне исполнился тридцать один год. И я уже давно мечтаю о ребенке. Я всегда знала, материнство принесет мне гораздо больше счастья, чем любая работа. Однако я не сидела бы здесь и не вела с вами эти странные беседы, если бы Вивьен на прошлой неделе не родила ребенка. Она моя лучшая подруга, а малыш – это такое чудо.

В глазах Крис блеснули слезы, и Гарольд с трудом подавил желание взять ее за руку. Несколько минут назад он был страшно зол на Крис, но теперь злость растаяла, испарилась, словно дым.

– Вы же умная и красивая женщина. Выходите замуж, и у вас будет куча детишек.

Он все‑таки коснулся мягкой, теплой руки и сразу ощутил, как напряглись ее пальцы. Кожа у Крис была гладкой, а пальцы – одновременно хрупкими и сильными.

Не хочу, чтобы она вышла замуж за кого‑то другого! – вдруг с полной ясностью осознал он. Что за глупая мысль? Сам жениться на ней он тоже не готов.

Недавний гнев Гарольда привел ее в смятение и рассердил. Теперь же от ласковых ноток в его голосе Крис захотелось плакать. Она посмотрела на его гибкие ухоженные пальцы, на сильное запястье, выглядывавшее из манжеты, и неожиданно резко вырвала руку.

– Я не хочу выходить замуж! Простите, Гарольд, мне не следовало заводить об этом речь, это была ужасная глупость. Пожалуйста, давайте сменим тему.

Вид у нее был совсем несчастный. На языке у Гарольда вертелось множество вопросов. Но какой смысл задавать их? Он уже отказался, и без всяких там оговорок. Так что она права. Давно пора сменить тему и больше не приглашать ее танцевать.

Принесли десерт, и когда официант удалился, Гарольд миролюбиво сказал:

– Можете попробовать одну ложечку моего шоколадного крема.

Крис улыбнулась сквозь слезы:

– Только одну?

– Всему должен быть предел, – отозвался Гарольд с нарочитой строгостью.

Он зачерпнул щедрую порцию крема и протянул ее Крис через стол. С улыбкой, уже более похожей на настоящую, она наклонилась, закрыла глаза и начисто слизнула крем.

– Божественно, – искренне восхитилась она. Ее шея была такой же гладкой и кремовой, как блузка, волосы выбились из узла и спадали по плечам шелковистыми прядями. Я по‑прежнему хочу ее, – подумал Гарольд. Неважно, что она делает или говорит, это ничего не меняет. Я хочу ее до боли.

И что теперь с этим делать, черт побери?

Крис открыла глаза и улыбнулась ему. На лице Гарольда было написано откровенное желание, и в эту минуту он показался таким незащищенным и ранимым, что в ее душе шевельнулось давно забытое чувство. В течение нескольких секунд они смотрели в глаза друг другу, и между ними зарождалась какая‑то удивительно трепетная близость. Затем ресницы Крис опустились, и она спросила чуть дрогнувшим голосом:

– Не хотите попробовать мой лимонный пирог?

– Нет, спасибо, – хрипло отказался Гарольд. – Крис, я так же не хочу ни с кем связывать свою жизнь, как и вы.

– Вот и не будем, – отозвалась она. – Все очень просто.

Так ли просто? Гарольд вовсе не был уверен…

Остаток вечера он и провел в этих сомнениях. Он расспрашивал Крис про ее бизнес в «Робинс Бьюти Лэнд» и про ее прежние занятия. Узнал, что она училась на курсах администраторов, потом, в девятнадцать лет, стала работать в туристическом агентстве, специализировалась на организации туров для женщин, путешествующих в одиночку, и попала в струю; стала менеджером агентства, потом его выкупила и через три года продала с немалой выгодой; прошла курс декоративного садоводства, а затем открыла собственную фирму. Как можно дальше от Дэна, прибавила про себя Крис, повествуя об этом.

Крис сама оплатила свою часть счета за ужин и извинилась, что не может подвезти Гарольда:

– Я приехала на грузовичке, а пассажирское сиденье занято образцами почвы.

В действительности Крис вовсе не жалела о том, что не может подвезти его. Плохо было уже то, что она попросила его стать отцом ее ребенка. Не хватало еще достойно завершить вечер, пригласив его выпить рюмочку на ночь к себе домой.

Нет уж, чем раньше она от него отделается, тем лучше.

Крис неожиданно поняла, что совершенно измучена. Она вышла на улицу, кутаясь в пальто.

– Когда же наконец потеплеет? – сказала она. – Я оставила машину в двух кварталах отсюда.

Гарольд взял Крис под руку. Из бара неподалеку доносилась музыка, мигали красным и зеленым светофоры, на тротуаре резвилась компания подростков.

Крис шагала быстро, стуча каблучками по асфальту. Единственное, о чем она мечтала, – это поскорее остаться одной в своем маленьком домике. Сегодня она выставила себя круглой дурой. Просто законченной идиоткой.

Они подошли к грузовику. Неловкими движениями она открыла дверь и забралась внутрь. А потом резко захлопнула дверцу, и грузовичок с ревом умчался прочь.

Гарольд отправился в отель пешком: он был слишком взвинчен, чтобы сразу лечь в постель и заснуть.

Он сделал открытие: Крис Робинс так же неравнодушна к нему, как и он к ней. Впрочем, это не имело никакого значения, ибо он твердо намеревался выбросить ее из головы.

Прошло два дня. У Гарольда были серьезные встречи с мэром и в городском совете, он занимался тысячей дел, но в редкие часы отдыха думал только о Крис Робинс. И о безумной идее стать отцом ее ребенка.

Почему она так не хочет выходить замуж? Разведена или, может быть, вдова? Почему она так застыла в его объятиях на танцплощадке и так нервно отреагировала на его близость? Почему выбрала именно его? И какого черта он думает об этом день и ночь?

На последний вопрос ответить было легче всего. Начать с того, что если он согласится, у него будет возможность заняться с ней любовью. Утолить свой ненасытный голод, терзавший его с тех пор, как он встретил Крис. Может быть, тогда он сумеет забыть ее, и она перестанет являться ему во сне, как случалось каждый день, стоило ему коснуться головой подушки.

Но была и другая причина, в которой Гарольд боялся признаться даже самому себе. Если Крис забеременеет, на свет появится его ребенок. Его плоть и кровь. Живой ребенок, который будет расти и учиться жить.

Гарольд был на сто с лишним процентов уверен, что Крис будет отличной матерью. А роль Гарольда сведется к зачатию. Ему не нужно будет любить этого ребенка. Он его даже не увидит. Он останется свободным и, значит, ему ничто не грозит.

Эти мысли вертелись в голове Гарольда, и ему никак не удавалось от них избавиться. У него было ощущение, словно его загнали в ловушку.

Выходные Гарольд провел с матерью, помогая ей устроиться. Развешивал картины, носил ящики из подвала, покрасил вторую спальню. В воскресенье они отправились в мебельный салон, где Мелани приобрела себе прелестный старинный шкаф. Гарольд притащил его в заново отделанную комнату и отполировал лимонным маслом.

До конца недели он собирался вернуться в Нью‑Йорк.

Во вторник вечером, раздраженный, в дурном настроении, он отправился в клуб играть в теннис, заказав корт на час: этого времени ему вполне хватило бы, чтобы как следует загонять себя и, по крайней мере, за игрой не думать о Крис. Риск встретиться с ней тоже был минимальным: Гарольд уже выяснил, что она всегда играет рано утром.

Гарольд играл как одержимый. Он боролся за такие мячи, которые в обычное время и не подумал бы брать, бил рискованно и, к его удивлению и на горе партнеру, чаще всего попадал. Гарольд не обратил никакого внимания на небольшую группу зрителей, собравшихся на галерее и внимательно следивших за игрой. И уж тем более не заметил среди них Крис. Она стояла в глубине, у стены, прижав к груди ракетку.

Для крупного мужчины Гарольд двигался на удивление легко, он был стремителен, словно молния, вытаскивал самые немыслимые мячи, постоянно был в атаке и лишь изредка уходил в оборону. Глядя на то, как человек играет, можно узнать о нем очень многое. Гарольд играл, как показалось зачарованно наблюдавшей за ним Крис, так, словно на плече у него сидела сотня демонов.