В вечной войне за право любить.

желтело пламя...

Желтело пламя. Одинокий факел,

но хлад ночи огонь не разогрел.

А ведь я знал! Ведь было столько знаков...

Врага, предателя пинали на расстрел.

Вот стенка, вся в укусах от патронов.

Вот палачи с чёрными масками на рожах.

Они прикладами - да в голову. Гондоны...

Болят ключицы: с них сдирали кожу.

Могильный ветер. До зимы всё ближе.

Грязь хлюпает в ботинках. Я присел

на досточку. Дождь кровь из кожи слижет...

Врага, предателя пинали на расстрел.

мальчик

Где-то у чащи леса скулёж собаки.

Город засыпала тишь, как могилу земля.

Всюду убитые. Бойня - не бой или драки.

Мёртвые - хлеб для ворон и вино для червя.

Среди обломков под бледно-багровым светом

Луны, чья поверхность обагрена кровью планеты,

звёзды - как будто ожоги от сигареты.

Сгорбленный мальчик поскуливал: «Мамочка, где ты?».

Чёрная тень отделилась от ветхих развалин,

шёпотом склизким ночь разрезая, как вену

лезвием бритвы. Дар в виде жертвы - сакрален.

Сгорбленный мальчик тихо вжимается в стену.

«Мама?», - и голос дрожащий сменяется плачем,

тихим и робким, ведь здесь умер даже страх.

Мальчик направил свой взор вверх и стал незрячим,

но тварь навсегда отразилась в его глазах.

Миг - и всё кончилось. Не было даже звука,

лишь капелька крови выкатилась из носа.

Безвольно опали враз ослабевшие руки,

тело упало в травы ледяные росы.

Времени больше нет. Спустя пару мгновений

послышался шорох: их много. Они вернулись.

Сгорбленный мальчик, уставший от войн и лишений

смотрел и не видел. Тварь знала. Тварь ухмыльнулась.

скажи мне…

Скажи мне, глядя в глаза, взора не отрывая -

как дышишь ещё? Расскажи! Я и вправду забыл.

Я каждое утро сквозь силу глаза открываю,

я, кажется, самое тёплое зверски убил

в себе. Не скрываю. Ножом вырезая имя

на голой груди, под которой дрожали кости.

Я вырван и сломлен. Я высосан, высосан ими.

Они уже близко: нежданно-незваные гости.

От злости я ногти ломаю, царапая стену.

На треснутом камне остались кровавые пятна.

Взять острую бритву - да прямо в яремную вену...

Прости и пойми, хоть и знаю, что непонятно.

Он воет ночами, зубами вгрызаясь в подушку,

он рвёт её, будто бы пёс разрывает котёнка,

как Джек Потрошитель кромсал припортовую шлюшку,

как мать, одержимая дьяволом, душит ребёнка.

Он видел всё это. В том городе, где они были

война завершилась. Разруха - простая картина.

На треснутом ясене женщина. Узел на шее,

а рядом ребёнок, повешенный на пуповине.

Возьми мою руку. Пальцем веди по ладони.

Вот линия жизни. Ты видишь? Она коротка.

Молю всех богов, чтоб не слышала ты трупной вони,

не видела мёртвых. Чтоб жизнь твоя была легка.

Скажи, как ты дышишь? Мой взгляд твой пронзает кинжалом.

Ты просто молчишь. Ты не знаешь, каков ответ.

Хоть времени нет, но нам всё равно его мало.

Есть выбор всегда. Между «да» и «нет» только «нет».

Достав пистолет, я покончу со всем этим мраком.

Шаги за спиной... Твой шёпот... Привиделось. Марь.

Хотел поиметь судьбу?! Тогда сам встань раком.

Я выстрелю в сердце.Ведь я сам - такая же тварь.

небесное войско

Заколочено досками небо в окне единственном,

перечёркнуто будущее мёртвою тенью прошлого.

Где остался тот мальчик, задиристый и воинственный,

и осталось ли в нём от него хоть немного хорошего?

Он ушёл по дороге цветов да в небесное войско.

Тело жрали собаки, а кости точили для копий

злые тёмные твари. Слюною как каплями воска

укрепляли чертог мегаполиса антиутопий.

Мальчик видит отлитый из серого олова город,

видит сотни огней одиноко пылающих зданий.

С неба пала не манна, а перегнивший солод.

Мальчик чувствует боль от насильно подаренных знаний.

А небесное войско ведёт в никуда батальоны:

вечный облачный полк, отделённый от мира плёнкой.

На шеях поникших ржавеют кресты и знамёна,

кровеют порезы от гимнастёрской кромки.

Тёмным саваном, будто покойника, мир укрывая,

Тварь идёт, а вокруг неё Смерть дикий танец плясала,

рассылая ворон и гиен, за собой увлекая

мужей, жен и детей от велика до самого мала.

Время встало. Зимой снегопады всегда длятся вечно,

в своих мягких объятиях теша погибших геройски.

По Эдему сожженному мёртвому Богу навстречу

миллион тысяч лет направлялось небесное войско.

картина

Гитарный аккорд прерывается хлёстким выстрелом.

Разбитый бокал. Вино с кровью в коктейль перемешаны.

Сквозь боя секунды мозг рвётся последними мыслями

о том, как уйти: по достоинству, гордо и взвешенно.

Как бешеный пёс, что почуял в ночи запах жертвы

несётся сквозь тьму бронепоезд с бронёй проржавевшей.

Конец уже близок. Бессмысленны мирные жесты.

Попытка свернуть оказалась, увы, безуспешной.

Неспешно идёт, наступая кому-то на пальцы,

идёт, чтоб проверить, достаточно ли я убит.

Под тихие звуки какого-то старого вальса

мир замер. Тихо и кажется, будто всё спит.

Он подошёл. Я услышал его дыхание.

Туфлёй лакированной мягко толкнули в бок -

лежу неподвижно. В глазах - ни мольбы, ни страдания.

Он поднял оружие, чтоб подвести итог.

Ещё один выстрел. Тело свалилось рядом.

Рука всё равно продолжала сжимать пистолет.

И вот он лежит. Мы оба встречаемся взглядом

и оба пытаемся дать на вопросы ответ.

На вызов спустя семь минут вместе с воем сирены

прибудет патрульный, чтобы увидеть картину:

какой-то кабак, пара трупов, опять в его смену...

Патрульный подумал о доме, супруге и сыне:

«Скорей бы домой!». Его ждал приготовленный ужин,

вечерние новости, стол и бутылка вина.

Он думал о том, начерта и кому вообще нужно

узнавать, кто убийца, убитый и их имена,

заказчик убийства и кем был его исполнитель,

кому это выгодно, есть ли какой-то след...

Смутные чувства: кино. Он как будто бы зритель.

Патрульный достал упаковку простых сигарет.

Пусть нет промоакций, анонсов и телерекламы,

пусть нет рядом подписи художника именитого -

картина прекрасна, пускай и немного странна:

кровь и вино, и убийца напротив убитого.

беслан

Сотый месяц войны. Рота движется строем на роту,

умирая в пути от болезней и разложения.

Сзади вопль истошный - бензином облился кто-то

и поджёг сам себя. Я увидел самосожжение

впервые. Картина печатью вдавилась в сетчатку,

отразившись навек в моих остекленевших глазах.

Запах пота и мяса горелого в воздухе сладко

разродился, впитавшись в кожу. На старых часах -

ноль один дробь ноль девять. Навеки застывшее время.

И солнце, однажды зайдя, вновь уже не взошло.

Не свет и не тьма, только странные серые тени.

Наша рота увидела рядом пустое село.

«На ночлег!», - прохрипел командир, тут же кровью захаркав.

Закурил сигарету и кашель сдавил его грудь.

Вещмешки, маскхалаты попадали в пыль. Так жарко,

но воды больше нет, ведь она превратилась во ртуть.

Путь не близок. Конца его, края его не видно.

Мы забыли, за что воюем и кто наш враг.

Сперва было страшно, потом стало зло и обидно,

сейчас же плевать. Наш дозорный вдруг подал знак

и тут же упал, рукою схватившись за шею,

откуда, как гейзер, толчками сбегала кровь,

стремясь к красной пасти огромного чёрного змея...

Глаза протираю. Видения мучают вновь.

Звук выстрелов. Со всех сторон лезут жуткие твари.

Страх лезвием кожу снимает с орущих солдат.

Покрытые копотью, с запахом крови и гари -

все падали замертво. Где-то взорвался снаряд

и градом осколков накрыло села остатки.

Завалы земли придавили. В ушах шум и звон,

и спутаны мысли. «Кто это?! Как они гадки!».

Во рту сам собой появился придавленный стон.

Я сплюнул его, прикусив до крови язык,

чтобы исчез этот мерзкий вкус страха и боли.

Нет выхода. Твари повсюду, а сзади тупик.

Ещё прикусил. Теперь вкус железа и соли.

Нет сил больше ждать. Я встаю. Тварь смеётся звонко.

В глазах потемнело и ноги трясутся от ран.

Я рождён был для дня, словно бабочка та - подёнка.

День - первое ноль девятое. Город - Беслан.

точка

УБИВАЙ КАЖДЫЙ ДЕНЬ

КАЖДЫЙ БОЖИЙ ДЕНЬ

ПОТОМУ ЧТО ТЫ НЕ УМЕЕШЬ БОЛЬШЕ НИЧЕГО

ПО ОТНОШЕНИЮ КО МНЕ

НА ДНЕ ВСЕГДА ЛЕГЧЕ

ЧЕМ НА ПОВЕРХНОСТИ

Я ЗНАЮ ЭТО ТОЧНО

СТРАШНОЙ НОЧЬЮ

КОГДА ВО ВСЁМ МИРЕ ПОГАСНЕТ СВЕТ

И КОРАБЛИ ПОЙДУТ КО ДНУ

ПОДУМАЙ

пойду в рай

ПУСКАЙ Я ТОНУ

НО И ТЕБЕ НЕДОЛГО ОСТАЛОСЬ

Я МОЛЮСЬ

ЧТОБЫ САМУЮ МАЛОСТЬ ЖИЗНИ

ОСТАВИЛИ ДЛЯ ТЕБЯ

ЭТО МОЁ НАСЛЕДСТВО

МОЙ ПОСЛЕДНИЙ ДАР

И ТЫ ПОЛУЧИШЬ ЕГО

клянусь

Я ЗЛЮСЬ

ПОТОМУ ЧТО НЕТ НИЧЕГО

И Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ЧУВСТВОВАТЬ ТО

ЧТО ЧУВСТВОВАЛ РАНЬШЕ

ПОТОМУ ЧТО

ТЕПЕРЬ

ЭТО

ЗАПРЕЩЕНО

ПУСТЬ

ПУСТЬ ПОМОЖЕТ ГОСПОДЬ

ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ СОЛНЦЕ

И ВЕТЕР

ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ МАМА

ПУСТЬ ВСЕГДА

буду я

ПУСТЬ ВСЕГДА БУДУ Я

И ВСЁ ТО

ЧТО СОСТАВЛЯЕТ МОЁ Я

ХОТЯ ЕГО СТАНОВИТСЯ

ВСЁ МЕНЬШЕ

РАДОСТИ БОЛЕЕ

АГРЕССИИ МЕНЕЕ

СТАНУ ТЕНЬЮ

И ТЕМЕНЕМ

ПРОБЬЮ КИРПИЧНУЮ СТЕНУ

ВВЕДУ В ВЕНУ

НАРКОТИК ПРАВДЫ

И ЛОЖЬ УЙДЁТ НАВСЕГДА

КАК ЗВЕЗДА

ПАДАЮЩАЯ ПРЯМО НА ГОЛОВУ

КАК ОЛОВО

КОТОРОЕ ЗАЛИВАЮТ В ГОРТАНЬ

ВОССТАНЬ И СИЯЙ

RISE AND SHINE

РАЗРЕШАЮ

ДЕЛАТЬ ЧТО ХОЧЕШЬ

ТИРЕ

Т О Ч К А.

вспоминаю

Облака сизой копотью оседают на старых крышах,

фонари не горят, в окнах гаснут лучины и свечи.

Ветер громче и громче, молитвы всё тише и тише...

День похожий на день, утро не отличаю от вечера.

Лечит время, но время мертво, как и всё остальное.

Огонёк папиросы отблёскивал в грязной луже.

Я поднялся с колен - что ж, теперь я подохну стоя.

Вспоминаю момент, когда "плохо" вдруг стало "хуже".

Мужу дали зарплату: Италия, all inclusive,

А жену на работе начальник отправил в отпуск.

Волосами и жиром заплыло пивное пузо,

в пятом классе курить и пить начинает отпрыск.

Дядька хочет в кредит взять подержанную «тойоту»,

а у тётки в салоне на химзавивку скидки.

Дочка шляется ночью, не хочет учиться, работать,

а у сына в семнадцать уже за плечами отсидка.

В детском доме детей кормят хлебом с тюремной баландой.

Воспитатели спать ложатся в десятом часу.

По ночам восьмилетним да прямо по самые гланды...

...депутаты с министрами деньги исправно несут.

Жалкий труд за копейки на производстве убыточном,

проржавевшие «Жигули», пятьдесят за десятку,

грязь под окнами и мечты, что остались несбыточными,

хулиган в роли сына и брак по залёту шаткий.

Сладкий дым из бутылки дырявой в старом подъезде,

первый водки пузырь в четырнадцать за гаражами,

отец снова напился, милиция на подъезде,

пацаны, что постарше, за бабки к стене прижали...

Вспоминаю момент, когда «плохо» вдруг «хуже» стало,

только память струёй вытекает с кровью из носа.

Жизнь была и прошла. Вспомнить, кажется, можно немало -

только нечего. К тому, что есть, слишком много вопросов.

Вспоминаю друзей, их угрюмые серые рожи,

вспоминаю подруг, что ушли, не оставив следа,

вспоминаю родителей, так на меня непохожих...

Открываю глаза. Твари. Смотрят.

мотрят всегда.

кошмар будет вечным

Закат превращается в рассвет,

а рассвет - в закат.

Я так рад,

что есть лишь мгновение

до физической смерти.

Верьте, не верьте, но я действительно рад.

АД УЖЕ ЗДЕСЬ

он настал, воцарился, воздвигся

и больше надежды нет.

Свет

разрезает тьму, наносит ей раны.

Странно, но почему этот свет

ещё темнее, чем тьма?

Сойду с ума уже очень скоро.

вернее, уже сошёл.

А они говорят, мол

не стоит бояться,

всё хорошо, всё спокойно.

Они улыбаются томно,

сгорая во взрыве ядерной бомбы.

Пломба на зубе

распадается и разрушается

вместе с зубом.

Квадратом и кубом

пополняется число погибших,

их миллиарды!

СЕМЬ

МИЛЛИАРДОВ

МЕРТВЕЦОВ

Сыновей, дочерей, матерей и отцов -

и я среди них,

и ты.

Я вижу следы на пыльной песчаной дороге.

Это не ноги, а лапы,

лапы созданий из ада.

Мне надо уйти отсюда,

но я не могу уйти,

потому что не умею ходить,

пить, есть, любить и жить.

Не умею ничего и не буду уметь никогда.

Планета в огне,

с неба пала звезда,

и Бог закрывает глаза.

Внутри шприца небеса,

и небо вводится

в вену предплечья...

КОШМАРБУДЕТВЕЧНЫМКОШМАРБУДЕТВЕЧНЫМКОШМАРБУДЕТВЕЧНЫМ

светлячки

ИДТИ ПО ТРОПИНКЕ

МЕЖДУ ДЕРЕВЬЕВ И СКАЛ

СЛЕДОВАТЬ ЗА СВЕТЛЯЧКАМИ

УСТАЛ И УПАЛ

ВСТАЛ И ПОШЁЛ

ОНИ ВЕДЬ ИДУТ ЗА НАМИ

ВСЕГО ЭТОГО НЕТ

ЗАКОЛДОВАННЫЙ СОН

НО МЫ НИКОГДА НЕ ПРОСНЁМСЯ ОПЯТЬ

НАДО ВЫКЛЮЧИТЬ СВЕТ

НАДО ПРОГЛОТИТЬ СТОН

НАДО ВСПОМНИТЬ ОТЦА И МАТЬ

И ДОЧЬ И СЫНА И ДУХА СВЯТОГО

И СЛЕДОВАТЬ В ЛЕС

БЕЗ ЕДИНОГО ДРЕВА

НИЧТО НЕ ГОТОВО

ОНИ ПОЯВЛЯЮТСЯ

СВЕРХУ И СНИЗУ СПРАВА И СЛЕВА

ТРИ СОЛНЦА НА НЕБЕ

СТЕКАЮТ ПОЛУСФЕРОЙ

ФИОЛЕТОВОЙ КРОВЬЮ

ЧУМОЙ И ХОЛЕРОЙ

ВОСТОКОМ И ЗАПАДОМ

ЮГОМ И СЕВЕРОМ

СПОНТАННЫМ И ЗАДАННЫМ

ТЮЛЬПАНОМ И КЛЕВЕРОМ

ГЕОМЕТРИЕЙ И ГЕОГРАФИЕЙ

КОЛЁСАМИ И СПИЦАМИ

ЭЛЕГИЕЙ И ЭПИТАФИЕЙ

НУЛЯМИ И ЕДИНИЦАМИ

ПЛЕБЕЯМИ И ПАТРИЦИЯМИ

АНГЕЛАМИ И ДЕМОНАМИ

ВОДОЙ И ПЛАМЕНЕМ

ПЛАМЕНЕМ И ВОДОЙ

М Н О Й И Т О Б О Й

ОНИ ОБРАЗУЮТ СОБОЮ

ТЕТРАГРАММАТОН

Я ЖДУ

И ВОТ ПОЯВЛЯЕТСЯ ОН

А ПОТОМ ИСЧЕЗАЕТ

А ПОСЛЕ МЕНЯ УБИВАЮТ.