Звук разрядившегося мобильника

ЮЛЯ: Вот и у меня телефон разрядился. Экран перешел в экономичный режим. Пиксели горят вполсилы.

ВОВА: Они такие интересные, пиксели. Как люди.

ЮЛЯ: Как люди?

ВОВА: Да. Каждый светится своим цветом. Какой-то зеленым, какой-то белым, какой-то красным.

ЮЛЯ: Кто-то вполсилы.

ВОВА: А картинка складывается, только если отойти на расстояние и внимательно посмотреть.

ЮЛЯ: Нет ли битых пикселей.

ВОВА: Доверчивых, битых другими пикселями.

ЮЛЯ: Да, такие больше не горят. Навсегда черные.

ВОВА: Надолго теперь его хватит?

ЮЛЯ: На одну песню.

ВОВА: И давно ты меряешь зарядку телефона песнями?

ЮЛЯ: С тех пор, как он заменил собой плеер.

ВОВА: Послушаем? Мы сделали всё, что могли и от него теперь ничего не зависит.

ЮЛЯ: Да, теперь можно. Только. Подожди, сейчас найду. Только давай вот эту.

ВОВА: Любимая?

ЮЛЯ: Близкая…

ВОВА: О чем она?

ЮЛЯ: О том, что девушка хотела бы рассказать в вагоне поезда.

Сцена 15. Песня «Орфей»

Я изнывала, когда засыпала одна на острых стружках

я расставляла силки на ветвях и в реку бросала сетки

я изымала сердца у тех, кто попался в мои ловушки

я примеряла чужие сердца к своей грудной клетке

Одно показалось мало, другое велико не в меру

Только твое идеально шло моим словам, моим манерам

Я выходила из дома где не запиралась дверь на засов

Я бездарно играла на струнах, пытаясь собрать бездомных зверей

Но как поздно я поняла, что в самом деле сама шла на зов

Как поздно я поняла, что на самом деле ты был Орфей

И вот, с новым героем в зрачках я быстро иду по первому снегу

Я бью наглый ветер босой ногой и путаясь в юбке падаю в Лету

но как бы хотелось продлить паденье

С этим виденьем

в моих зрачках

Я изнывала одна

Я расставляла силки на ветвях

Я примеряла сердца

вместо моего, сожженного в прах....

И как легко мне было идти с твоим сердцем в моей груди

И как легко мне было дышать

Но вот опять

Снег

Продолжает стоять

Вот опять

Снег

Продолжает стоять

В моих зрачках

Постепенно гаснет свет – батарейка садится окончательно.

Сцена 16 Грузчики Кофе

Появляются грузчики с бутылкой

ГРУЗЧИК 1: … и правильно говорить не «поддатый», а «милый».

ГРУЗЧИК 3: Это почему же?

ГРУЗЧИК 1: Эх, ничего эта молодежь не понимает… Да потому что когда хороший человек выпьет, он обязательно становится милым. Вот вслушайся. «Какой ты милый сегодня», «А вчера я была изрядно мила». Завязать – впасть в немилость. Следующая стадия после милого – вальяжный.

ГРУЗЧИК 3: А вальяжный это как?

ГРУЗЧИК 1: Вальяжный. Это где-то грамм на 300 больше.

ЮЛЯ: Простите…

ГРУЗЧИК 1: А, вы здесь еще.

ЮЛЯ: Простите, но мне кажется, девушка не может быть вальяжной…

ГРУЗЧИК 1: Потому что столько не выпьет?

ЮЛЯ: Просто при такой норме она становится жеманна. Жеманная красавица.

ГРУЗЧИК 1: Во, соображаешь! А если человек уже все, лежит. Причем реально лежит всерьез и надолго, - тут, кстати, норма индивидуальна!, - он становится… Нуууу?

ВОВА: Импозантным.

ГРУЗЧИК 1: Точно! А девушка?

ЮЛЯ: Загадочной…

ГРУЗЧИК 1: Вот – учитесь! Вроде ограниченные лифтом люди, а всё понимают! Разливай пока. (в лифт) Вот скажите, вы судя по всему интеллигентные люди…

ВОВА: С чего вы взяли?

ГРУЗЧИК 1: Ну, во-первых, вы обратились к грузчику на «вы»…

ВОВА: Это элементарное воспитание.

ГРУЗЧИК 1: А, и этого достаточно. Так вот, скажите, кофе «оно» или «он»? А?

ЮЛЯ: Конечно, он.

ГРУЗЧИК 1: А почему?

ЮЛЯ: А на этот вопрос вам ответит мой друг!

ВОВА: Спасибо! Потому что изначально слово существовало как «кофий», и естественно было мужского рода. Потом написание изменилось, а традиция говорить «он» - осталась. И в результате в записанные позже правила русского языка попали и новаторская форма «кофе» и традиционное «он». Кстати, весьма интересный случай закрепления в качестве нормы по сути переходного состояния. Как это часто бывает, времянка вышла слишком прочной.

ГРУЗЧИК 3: Нет ничего более постоянного, чем временное.

ГРУЗЧИК 1: Ты гляди, это он сразу понял!

ВОВА: Так что с точки зрения языковой практики…

ГРУЗЧИК 1: Оу-оу-оу! «Элементарное воспитание»! «Он», так «он»! Ребят, разлили?

ГРУЗЧИК 2: Да давно уже!

ГРУЗЧИК 1: Так чего ждем? Тостуй!

ГРУЗЧИК 2: Ну за… (появляется прораб) шибись…

ПРОРАБ: Так мальчики… А что это мы тут делаем?

ГРУЗЧИК 1: Обсуждаем, как правильно: кофе «он» или «оно».

ПРОРАБ: Да, без бутылки тут не разобраться.

ГРУЗЧИК 2: Это мы лечимся…

ПРОРАБ: А чем это мы заболели?

ГРУЗЧИК 2: Температурим… Кхе-кхе…

ГРУЗЧИК 3: Вирус ходит! Так что в лечебных целях и исключительно для связок по 50 грамм!

ПРОРАБ: По 50 грамм… Я вам покажу «по 50 грамм»! Я вам вместо них сейчас горчичников-то поналеплю! А тебе лично градусников понавставляю – будешь ходить как ёжик ни головы ни ножек, одни градусники! А ты, кофеман, живо все исключения великого и могучего выучишь! Амфибрахий твою токкату через анапест, крещендо тебе в терцию ля-минор ты недоделанный!

Сцена 17. Сосед

Появляется сосед в халате и тапочках.

СОСЕД: Так Вы совсем охренели! Нет, вы совсем охренели?!

ПРОРАБ: А вы собственно кто?

СОСЕД: Владелец рояля!

ПРОРАБ: Подождите, владелец рояля П.А. Хонич!

СОСЕД: А я А.П. Хонич. Связь улавливаете?

ПРОРАБ: Улавливаю…

СОСЕД: Вы что, пили?! Что вы пили?

ПРОРАБ: Ничего…

СОСЕД: Молчать! В глаза смотреть! Совсем ничего?!

ГРУЗЧИК 3: Ну, энергетики пили!

СОСЕД: Энергетики они пили! Так! Это какой дом?!

ГРУЗЧИК 2: Восьмой! (испуганно)

СОСЕД: Правильно! А ПОДЪЕЗД?!

ГРУЗЧИК 2: Второй! (с удовольствием, что не ошибся)

СОСЕД: Правильно! А этаж?!

ГРУЗЧИК 2: Седьмой! (с еще большим удовольствием)

СОСЕД: Правильно! (очень ласково) А я на 2м живу. (прорабу) Энергетики они пили! А ну потащили рояль обратно!

ПРОРАБ: Извините, запамятовала, как вас зовут?

СОСЕД: Аркадий Петрович.

ПРОРАБ: Аркаш… А может ну его, этот рояль, тут бросим, а?

СОСЕД: Я вам покажу «Аркаш!» я вам покажу «Бросим!» Я на этом рояле еще симфонию напишу! (лезет в рояль, достает ноты и текст) Держи гитару! Держите слова! Держи аккорды! Три-четыре!

ПРОРАБ: А откуда начинать-то?

СОСЕД: С самого верха! Три-четыре!

Прораб начинает петь и не попадает.

ПРОРАБ (Beyonce – Listen):

слышишь...

эту музыку внутри!

на миг один замри, и пой со мной...

слышишь...

песню сердца своего,

послушайся его , и громче пой...

момент настал, я с тайной расстаюсь

открыть себя тебе я больше не боюсь

просто поверь в искренность нот,

слышиииишь...

слышишь, как трудно шагнуть мне на встречу,

ведь шаг до тебя это вечность!

но пытаюсь я, снова и опять...

ты должен знать!

сердце мне свое открой

и я сама найду ответы

на ощупь я, иду к тебе, твой голос слыша в темноте!

и тогда я обрету себя...

ты должен услышать...

ведь иначе не узнать, как я могла искать

так много лет!

вот он тот момент и я с тайной расстаюсь

открыть себя тебе я больше не боюсь

просто поверь я знаю, что ты-

-слышиииишь...

слышишь, как трудно шагнуть мне на встречу,

ведь шаг до тебя это вечность!

но пытаюсь я, снова и опять...

ты должен знать!

сердце мне свое открой

я сама найду ответы!

на ощупь я, иду к тебе, твой голос слыша в темноте!

и тогда я обрету себя...себя!

ПРОРАБ: Так, не задерживайте Аркадия Петровича! Взялись и потащили рояль обратно!

ГРУЗЧИК 1: Есть!

ГРУЗЧИК 2: Обожаю властных женщин!

СОСЕД: И поживее! Где вас только таких берут!

ПРОРАБ: А вы не могли бы и мне написать песню?

СОСЕД: Надо подумать…

Сцена 18. Выбор

ЮЛЯ: А прораб отлично поет…

ВОВА: А хозяин рояля отлично орёт…

ЮЛЯ: Ну, почему он орёт, я прекрасно понимаю, а вот почему прораб выбрала такую профессию – понять не в состоянии.

ВОВА: Выбирать вообще всегда сложно. Когда я школу закончил, долго думал, куда пойти, куда податься… И дизайнером хотел стать, и переводчиком. Даже об армии подумывал, да. В итоге на Истфак пошел. И до сих пор не знаю, был ли я прав. Тоже самое с работой: можно выбрать работу по специальности, по душе, по деньгам. А если выбрал по душе, а кушать все равно хочется? А если по деньгам, но уже невозможно это терпеть? Это же просто чудо, если всё сходится в одном.

ЮЛЯ: Зато, выбрав работу, можно больше не терзаться выбором.

ВОВА: Шутишь! А решить, как провести выходные?

ЮЛЯ: Да разве это тяжело?

ВОВА: Конечно! Ведь хочешь – в театр иди, хочешь – в кино, хочешь – в клуб, хочешь, как всегда – в интернет. Море альтернатив.

ЮЛЯ: Можно просто книгу почитать.

ВОВА: Можно. Но сложно. Детектив или любовную историю, автобиографию или фантастику, комедию или драму?

ЮЛЯ: Роман или эссе, повесть или очерк, рассказ или новеллу?

ВОВА: Бестселлер или классику?

ЮЛЯ: Стихи или прозу?

ВОВА: Уже прочитанную и любимую, или новую и манящую?

ЮЛЯ: А если прочитанную – то Шекспира или Чехова?

ВОВА: А если Шекспира – то Отелло или Гамлета?

ЮЛЯ: А если Гамлета – то в каком переводе? Пастернака или Лозинского?

ВОВА: Цветкова или Рапопорта?

ЮЛЯ: Чернова или Морозова? Черт возьми, я так давно не читала книг. Мне кажется, я уже и забыла, как это – по настоящему читать.

ВОВА: А в театре давно была?

ЮЛЯ: Вот… сегодня должна была идти с Борей… Полгода уговаривала…

ВОВА: Тогда черт с ними – с Чеховым и Шекспиром. Сейчас же невозможно себе выбрать мобильный. В одном классная камера, в другом большой экран, в третьем вообще – телевизор. И ведь ни один не подходит, все какие-то несовершенные… То ли дело раньше было – здоровенный кирпич, две мелодии звонка, память на 10 смс и это – идеальный телефон! Теперь-то у меня 600 смс, 90% из которых это просьба пополнить баланс и абонент такой-то появился в сети. И вычистить это реально, только если в пробке застрянешь.

ЮЛЯ: Или в лифте. А ведь раньше каждая входящая смс сразу оценивалась на предмет своей ценности, я бы даже сказала «исторической значимости». Достойна ли она того, чтобы заменить одну из 7 сохраненных или нет. Это было мучительно – что оставить на память? Первое «Я тебя люблю» или последнее «Прости, я все понял, я козёл». И как ему было после этого доверять?

ВОВА: Выбирать между людьми – самое противное.

ЮЛЯ: Это был один и тот же человек.

ВОВА: Так только кажется.

ЮЛЯ: Думаешь?

ВОВА: Уверен. Каждый день из подъезда выходит чуть другой человек, чем заходил в него вчера. Другая погода, другое настроение, другие новости – другой человек. И чем больше проходит времени, тем больше человек отличается от себя прежнего. И хочется ему быть тем, другим, а получается только собой.