Надо бы Алексу позвонить, узнать как тут всё без меня.

-Привет, как дела?

-Привет, как Лондон, как вы то?

-Стоит пока что, всё хорошо. Что нового?

/Нового у них много, но вся новизна в одно ухо влетела, в другое вылетела/

-Как Марк?

-Не хотел тебя расстраивать, в больнице он.

-Как в больнице?

-С сердцем плохо стало, он в кардиологии.

-Я перезвоню тебе.

Вот так новости! Мне уже пофиг, что я только что домой приехала, что чемоданы так и остались стоять в коридоре, даже не пообедав, я побежала к Марку. У него и раньше с сердцем проблемы были, но до серьёзного не доходило.

В регистратуре я узнала в какой палате он лежит, быстро поднялась по лестнице. Чуть постояла, перевела дыхание, затем осторожно постучала в дверь и тихо вошла. В палате он был один, лежал на кровати неподвижно, положив руки поверх одеяла. Лицо было бледным, глаза впали, щёки осунулись. Это был больной человек, совсем не тот Марк Вишневский, которого я знала.

-Привет… не ожидал тебя увидеть.

-Привет, я только что из Лондона. Что случилось?

-Просто, совсем забыл. Сердце прихватило. Не помню как всё было, потемнело в глазах, я упал. И вот уже тут.

-Кошмар, я так испугалась, когда узнала, что ты в больнице. Знаешь, я хочу тебе сказать…ты прости меня. Я не хотела с тобой ругаться, но ведь и ты был не прав, не надо было Фреду всё рассказывать.

-Нет, не надо. Я не хочу, что бы передо мной извинялась. Но откуда он узнал, я так и не догадался. Я ему ничего не рассказывал.

-Как не рассказывал?

-Вот так. Ты сильно волновалась, я и сказал что во всём виноват, думал тебе так легче будет.

-Я же не разобралась во всём, накричала,. Ужас, обвинила тебя. Прости, пожалуйста…

-Всё в порядке. На лице Марка появилась едва заметная улыбка, от которой мне стало так тяжело, будто на душу гору положили. Я чувствовала себя виноватой во всех смертный грехах. Я прилегла на белое больничное одеяло, положила голову ему на грудь. «Прости, только прости меня», я повторяла это ещё и ещё раз, тихо всхлипывая иногда.

Марка скоро выписали. Всё встало на свои места: мы опять веселились всей компанией, жаркими днями пропадали на озере, иногда гуляли всю ночь напролёт. Это было привычно. Когда тебе 16-17 лет, ты стоишь на перепутье всех дорог, из которых можешь выбрать любую. Делаешь всё, что хочешь и как хочешь, ни в чём и ни в ком себе не отказываешь. Живёшь по своим правилам, никого не слушаешь. Это молодость, господа! Да будет анархия!

Было всё хорошо, пока Марк снова не попал в больницу. В тот день мы гуляли большой компанией, как вдруг он побледнел, сказал, что потемнело в глазах и закружилась голова. Тут же упал. Его тело обмякло, дыхание стало слабым, пульс еле прощупывался. Сразу же вызвали скорую, но в себя пришёл он только в больнице. Там пролежал около месяца. Врачи только разводили руками, таскали его из кабинета в кабинет, пытались выяснить, что же косит здорового парня. Но ничего найти не могли, показания УЗИ и других анализов были прекрасные. Ему ставили и аритмию, и закупоривание сердечных клапанов, и тромбоз сосудов, а только от этих диагнозов Марку лучше не становилось. Быстро закончилось лето. Все разошлись кто в универ, кто в колледж, кто и в школу. Мне в этом году предстояли экзамены и поступление. Куда и на кого я не знаю. К своим 17 годам я научилась на гитаре играть, кофе заваривать, да о жизни думать. И если бы можно было бы, пошла б на философа. Сидела бы целыми дням, о проблемах общественности рассуждала, потом путешествовать начала бы, а в конце жизни книгу написала. Так и закончилось бы моё существование. Конец известен, начало есть. Остаётся только жить, другого пока от меня не требуется. А потом будут дети, муж, вечный аврал на работе, слой начальник, доставучие соседи. Нерадостные перспективы, а других нет Поэтому то я не особо хочу доживать до старости, ходить с палочкой и собирать остатки седых волос в хвостик. Лучше умереть лет в 30 от передоза морфием. А как уж будет, никому не известно. Известно только, что на дворе конец сентября. Если бы я начала вести дневник, там были бы лишь пустые страницы, написать мне нечего. На вопрос «Как дела?» уже привычно отвечать «Нормально. Всё течет одно за одним, по графику и плану, моя жизнь похожа на зебру, которую забыли раскрасить.

После уроков я обычно ходила навещать Марка, приходила домой, садилась за уроки, около 12 ложилась спать. Сегодня я тоже пошла навещать его, но мне пришлось ехать на другой конец города, его перевели в другую больницу. Я узнала в какой палате он лежит, до времени посещений оставалось ещё около получаса .Я подошла к дверям с надписью кардиология 208 палата и присела на стул рядом, оглядела коридор: стены были старые, покрашены розовой краской, которая уже облупилась кое-где. На окне были занавески, на подоконнике завявший цветок. Я чуть прошла вперед мимо других палат, на стене напротив меня висел скучный натюрморт, нарисованный явно неумелым художником. Было очень тихо. Я развернулась и прошла в другую сторону, на глаза мне попалась раковина, около стояли пластмассовые стаканы. Взяла один, набрала в него воды и полила тот цветок на подоконнике.
Послышались чьи-то шаги.
-Девушка,-кого-то негромко окликнули.
-Девушка!
Я обернулась: за мной стояла молодая медсестра.

-Вы к Марку Стрелецкому?
-Да.
-К нему сегодня нельзя, его в реанимацию перевели.
-Что с ним?
-Утром сознание потерял, вы его родственница?
-Нет подруга.
-Хотите, можете оставить мне ваш номер. Я сообщу вам, как только ему полегчает.
-Хорошо. Запишете, если можно.