Как птицы учились строить гнезда

Однажды феникс созвал птиц, чтобы научить их строить гнезда. К нему явились ласточка, воробей, ворона, ястреб, рогатая сова и курица.

Феникс сказал:

— У каждой птицы должно быть гнездо. Но выучиться строить гнездо — нелегкое дело. Для этого нужно много терпения, иначе ничего не получится.

Не успел он договорить эти слова, как курица стала клевать носом и тут же уснула.

Не слушала феникса и рогатая сова. Она таращила на него круглые желтые глаза и с досадой думала: «У феникса слишком пестрые перья и слишком нежный голос. Разве такой красавец может чему-нибудь научить? Напрасно я протащилась сюда».

Тут сова громко захохотала — ведь совы всегда хохочут, если чем-нибудь недовольны — и улетела прочь.

Феникс между тем продолжал:

— Прежде чем строить гнездо, надо подумать, где его строить. Лучше всего выбрать на дереве ветку с тремя развилками.

Услышав это, ястреб сказал сам себе: «Оказывается, это совсем просто. Веток с тремя развилками сколько угодно. Я уже понял, что такое гнездо!»

Ястреб взмахнул крыльями и улетел.

А феникс — царь птиц — все говорил:

— Потом надо собрать прутья и, помогая себе клювом лапами, согнуть их и положить друг на друга…

Дослушав до этого места, ворона каркнула:

— Ка-гуа! Если все дело в крепком клюве и цепких лапах, то у меня будет отличное гнездо. Больше мне и знать ничего не надо.

И, каркнув еще раз, она улетела.

Феникс объяснял дальше:

— Но гнездо не обязательно строить на развилке ветвей — еще лучше свить его под крышей дома, где будут не страшны ни дождь, ни снег…

Воробей встрепенулся:

— Вот и хорошо! Полечу скорее в город, пока другие птицы не заняли все лучшие места под крышами.

Он так заторопился, что даже забыл чирикнуть на прощание.

Но феникс еще не кончил:

— После того, как выбрано место и прутья свиты, надо принести в клюве глины и хорошенько замазать все щели. Потом следует настелить внутри сухой травы и мягкого пуха. Вот тогда и получится прекрасное жилище.

Феникс замолчал. Маленькая ласточка, дослушавшая его до конца, вежливо поблагодарила царя птиц и улетела. Улетел и феникс, осталась только мирно спавшая курица.

Через некоторое время курица проснулась, увидела, что рядом с ней никого нет, и сказала:

— Я, кажется, немножко вздремнула. Но, право же, это лучше, чем слушать пустые речи. Недаром говорится в пословице: когда феникс садится на насест, он делает это хуже, чем курица. Чему же он меня может научить?!

И, кудахтая, она отправилась восвояси.

Так курица и до сих пор не умеет вить гнезда. Она живет в курятнике, который строят для нее люди.

Не научилась строить гнездо и сова. Днем она спит в дупле, ночью сидит на ветке и хохочет. А хохочет она, потому что всем на свете недовольна.

Ястреб нашел толстую развилку на большом дереве и кое-как устроился там.

Ворона вьет себе гнездо. Но какое это гнездо! Толстые прутья торчат из него в разные стороны, ветер продувает его насквозь, дождь поливает сверху!

Воробей живет в щелях под крышами домов.

Только одна ласточка, которая внимательно и терпеливо выслушала все, что сказал феникс, умеет вить настоящее гнездо. Гнездо ласточки снаружи облеплено глиной, внутри выстлано сухой травой и мягким пухом. Ей не страшны ни дождь, ни ветер, и птенцам ее всегда тепло и уютно.

ЧЕТЫРЕ СКАЗКИ О МА ДАНЬ-БИ

Куриные яйца

Когда Ма Дань-би только выходил из своей деревни, в соседней деревне уже поджидали его. И это не удивительно, потому что молва о человеке движется быстрее, чем сам человек. Если конечно, этот человек чего-нибудь да стоит.

А стоил ли чего-нибудь Ма Дань-би? Вот об этом-то как раз толковали по-разному. Те, кто жил за высокими глиняными стенами, у кого амбары полны рису, считали его самым пустым человеком. А те, кто еле перебивался от одного урожая к другому, говорили, что, если бы Ма Дань-би родился богатым, он мог бы сделаться первым министром.

Кто же такой этот Ма Дань-би? Да просто бедный крестьянин из провинции Чжэцзян. Такой бедный, что все его имущество могло бы уместиться в соломенную шляпу. Зато голова его была полна всяких выдумок, а язык был острее иглы для вышивания цветов.

Много историй рассказывают в Чжэцзяне о Ма Дань-би. Но не всему можно верить. А вот об одной его проделке стоит послушать, потому что это истинная правда, без капельки лжи.

Как-то шел Ма Дань-би по дороге, ведущей в главный город провинции Чжэцзян. Там у него было важное дело. А надо сказать, путь туда не короток, и к вечеру Ма Дань-би свернул переночевать на постоялый двор. Тут собралось уже столько народу, что люди лежали на глиняном полу, как хворостины в вязанке. Вместе с Ма Дань-би вошло еще несколько путников. Но им не то что прилечь — ступить было некуда.

Ма Дань-би оглядел комнату и увидел, что в дальнем углу расселся толстый торговец, с красным, как стручок перца, носом. Вокруг себя, словно на рыночной площади, он расставил корзины и ящики.

— Посмотрите, — сказал Ма Дань-би, — этот толстяк приготовил нам место.

— Только тебя и дожидается, — засмеялся один из путников. — Я его знаю: он ездит с базара на базар, торгуя куриными яйцами, и повсюду славится жадностью и сварливым характером.

— Все это очень хорошо, — ответил Ма Дань-би и стал пробираться между ногами и головами спящих к дальнему углу.

— Куда ты лезешь, черепаший сын! — закричал торговец. — Разве ты не видишь, что здесь сижу я?!

— Конечно, вижу, — ответил Ма Дань-би. — Но если немножко раздвинуть великую стену твоих корзин, тут помещусь и я, и мои товарищи. Мы идем издалека и очень устали.

— Какое мне дело до тебя и до твоих товарищей! Я заплатил за ночлег и могу занимать столько места, сколько мне вздумается.

— Мы тоже заплатили за ночлег, — спокойно сказал Ма Дань-би и протянул руку к одной из корзин.

— Что ты делаешь?! — завопил торговец. — Не смей трогать корзину!

— Ай-я, что такое в твоих корзинах, что к ним и прикоснуться нельзя? Может, ты торгуешь мыльными пузырями?

— Какие там пузыри! — проворчал торговец. — В этой корзине куриные яйца.

— Куриные яйца! — притворно обрадовался Ма Дань-би. — Чего же ты раньше мне не сказал? Мне как раз нужны куриные яйца. Не продашь ли их мне?

— А сколько ты даешь? — сразу оживился толстяк.

— Товар у тебя ценный. По серебряной монете за штуку — согласен?

У торговца от жадности заблестели маленькие глазки.

— Одну корзину возьмешь или две? — спросил он.

— Обе возьму, — ответил Ма Дань-би. — Только прежде чем платить, надо знать, сколько платить. Давай пересчитаем яйца.

— Где же мы будем их считать?

— Да вот хоть на этом столе.

— Что ты! — забеспокоился торговец. — Стол гладкий, яйца скатятся и разобьются.

— А ты обхвати стол двумя руками, они и не скатятся.

Так сделали. Торговец широко расставил ноги, обхватил стол руками, а Ма Дань-би вынимал из корзин одно яйцо за другим и клал на стол.

Когда обе корзины опустели и на столе выросла целая гора яиц, Ма Дань-би сказал:

— Очень много у тебя оказалось яиц. Считал, считал, даже устал. Ты подержи яйца до утра, а я посплю.

Только теперь торговец понял, как надул его бродяга.

Но что же делать?! Чуть пошевельнешься — раскатятся яйца, попадают на пол и разобьются.

А Ма Дань-би раздвинул ящики и корзины, подозвал путников и сказал:

— Я же говорил, что этот почтенный человек уступит нам место. Ложитесь; друзья, мы тут прекрасно выспимся.

Давясь от смеха, друзья улеглись.

Толстяк принялся неистово браниться. Но усталым путникам это ничуть не мешало. Они прикрыли головы куртками и спокойно проспали до самого утра.

Кто лучше видит?

На северной дороге, ведущей в главный город провинции Чжэцзян, лежал небольшой городок. В нем и решил остановиться на ночь Ма Дань-би. Тут произошла с ним вторая история, в которой, как и в первой, тоже все до последнего слова истинная правда.

Была в этом городе винная лавка, где часто собирались друзья, чтобы побеседовать за чашкой подогретого вина. Ма Дань-би, как известно, был человек веселый — любил послушать, любил и сам поговорить. Вот он и зашел в винную лавку.

Как раз в это время за столиком сидели три сюцая. Ма Дань-би присел неподалеку и стал слушать, о чем говорят ученые люди. К своему удивлению, он услышал, что ученые люди попросту хвастают друг перед другом.

Старший сказал:

— Какое у меня все-таки прекрасное зрение: когда лопается стручок, я за сто шагов вижу, куда раскатились горошины.

Самодовольно усмехнувшись, он отхлебнул глоток вина, хотел прикрыть чашку, чтобы вино не остывало, но промахнулся и положил крышечку рядом.

Другой сюцай сказал:

— Это что! Вот у меня глаза так глаза. За сто шагов я вижу, куда ползет муравей и что он тащит.

И он начал лить вино из чайника мимо чашки.

Третий сюцай, видно, решил оставить за собой последнее слово.

— У вас, конечно, неплохое зрение, — снисходительно проговорил он. — Но скажу, не хвастаясь, вам далеко до меня. За сто шагов я прекрасно вижу, как машет крылышками летящая мошка.

С этими словами он потянулся к чашке, пошарил по столу и смахнул чашку рукавом халата на пол.

Ма Дань-би с удовольствием слушал этот разговор. Он немало побродил по свету и хорошо знал, что, хотя начищенная медная монета блестит не хуже золотой, она не становится золотом. Он тут же, не успев и глотнуть вина, придумал, как повеселиться самому, повеселить горожан и проучить трех ученых сюцаев.

Скрыв усмешку, он почтительно поклонился.

— Осмеливаюсь выразить вам свое восхищение. Такого зрения, как у вас троих, нет ни у кого во всей Поднебесной. Однако, если в горах растут три высоких дерева, какое-нибудь из них да окажется выше. Верно, и один из вас превосходит зоркостью двух остальных. Как раз представляется удобный случай это выяснить. Дело в том, что я купил винную лавку, в которой мы сейчас сидим, и заказал новую вывеску. Завтра в полдень я повешу ее на двери. Кто из вас сможет за сто шагов прочесть иероглифы на вывеске, тот и победит.

Сюцай с беспокойством заерзали на стульях. Но что нм было делать? Они приняли предложение Ма Дань-би и даже попытались сделать вид, что очень обрадовались. Потом они сразу же ушли, ссылаясь на важные дела.

Ма Дань-би остался сидеть за столиком, потягивая вино. Он ждал, как рыбак, закинувший удочку, ждет, когда рыба клюнет. И правда, рыба скоро клюнула. В лавку вернулся младший из сюцаев. Осторожно, оглядываясь по сторонам, он приблизился к Ма Дань-би.

— Почтенный торговец, — сказал он вполголоса, — у меня нет никаких сомнений, что завтра я займу первое место. Однако всякий благоразумный человек стремится исключить случайности. Поэтому я все же хотел бы узнать, что будет написано на вывеске.

— Ах, господин сюцай, — ответил, вздыхая, Ма Дань-би, — негодяй мастер взял за вывеску целую серебряную монету, и теперь я так огорчен, что даже не помню, какие слова я велел ему написать.

Сюцай сразу понял, в чем дело, и из широкого рукава его халата прямо в ладонь Ма Дань-би выкатилась серебряная монета.

— Вспомнил! — радостно воскликнул Ма Дань-би. — На вывеске будет написано: «Что просишь, то получишь».

Довольный сюцай направился к двери. В дверях он столкнулся со вторым сюцаем, быстро входившим в лавку. Оба подозрительно посмотрели друг на друга и молча разошлись.

Второй сюцай присел на стул рядом с Ма Дань-би и заговорил:

— Выиграть завтрашний спор — для меня сущие пустяки. Но ученому человеку не пристало напрягать зрение, чтобы прочесть простую вывеску, оно ему нужно для чтения мудрых книг. Скажите мне, что написано на вывеске?

— Господин сюцай, вам, который так много учился, известно, что знания не даются даром. Не скрою, вас опередил ваш достойнейший приятель. Но он был скуп, дал всего одну жалкую серебряную монету, и я открыл ему только треть истины.

Второй сюцай тоже оказался понятливым, и Ма Дань-би сейчас же ощутил на своей ладони две серебряные монеты. Тогда он сказал:

— На вывеске написано: «Что просишь, то и получишь». А за то, что вы были так щедры, я добавлю — иероглифы эти будут позолочены.

Второй сюцай ушел, а Ма Дань-би остался ждать третьего. И, действительно, тот не замедлил явиться.

— Настоящим ученым приличествует неторопливость, — сказал, увидев его, Ма Дань-би. — Верно, ваши приятели преуспели в науках куда меньше вас. Они оба уже побывали здесь.

У третьего сюцая вытянулось лицо. Но Ма Дань-би поспешил его успокоить:

— Я честный торговец и поэтому лучший товар продаю тому, кто платит больше. Всего за три серебряных монеты вы узнаете все, что знают ваши друзья, а вдобавок и то, чего они не знают. Так вот, — продолжал он, опуская в карман три серебряные монеты, — во-первых, на вывеске написано: «Что просишь, то получишь», во-вторых, иероглифы позолочены, в третьих, они обведены узкой каемочкой красного цвета.

После беседы с третьим сюцаем ждать уже было нечего, и Ма Дань-би отправился спать.

Жители города прослышали об удивительном состязании, и задолго до полудня на площади перед винной лавкой собралась толпа. Все три сюцая в новых шелковых халатах явились точно в назначенный час.

Ма Дань-би отсчитал сто шагов от двери винной лавки и пальцем провел по земле черту.

Первым на нее ступил младший сюцай. Прищурив глаза, он вгляделся вдаль и громко сказал:

— Я ясно вижу, что на вывеске написаны четыре иероглифа: «Что просишь, то получишь».

В толпе послышались смешки.

Второй сюцай, став рядом, тоже взглянул вперед и объявил:

— Я вижу не только надпись: «Что просишь, то получишь», но и позолоту на всех четырех иероглифах.

Смех в толпе стал громче.

Третий сюцай отошел на двадцать шагов дальше черты и небрежно сказал:

— Я вижу все, что увидели мои ученые собратья и вдобавок еще кое-что. Все четыре золоченых иероглифа обведены тонкой красной каймой!

Тут в толпе грянул оглушительный хохот. Сюцай растерянно посмотрели на Ма Дань-би. А Ма Дань-би сказал, низко кланяясь:

— Почтеннейшие, сегодняшнее состязание ничего не решило: вы все трое оказались так зорки, что увидели даже то, чего никто не видит. Я раздумал покупать винную лавку — поэтому на ней нет никакой вывески.

С этими словами Ма Дань-би, забренчав шестью серебряными монетами, повернулся к сюцаям спиной и ушел прочь из города.

А что Ма Дань-би сделал с шестью серебряными монетами, вы узнаете, если прочтете следующую историю.

Теплый кан

В старой пословице говорится: у жадного человека рот сладкий, а сердце горькое. Такой рот и такое сердце были у хозяина постоялого двора, того самого двора, что в тридцати ли от главного города провинции Чжэцзян. Дорога была проезжая, место людное. Ночевало здесь много разного народа — и крестьяне, и монахи, и богатые купцы.

Хитрый хозяин, чтобы побольше нажиться, завел у себя такой порядок: кто брал на ужин белую лапшу, тот спал на теплом кане, а кто спрашивал кашу из чумизы — это, как вы сами понимаете, были бедняки, — должен был спать на холодном земляном полу.

В тот вечер, о котором идет речь, подул северный ветер и принес с собой снег. Хозяин рассудил, что в такую погоду путникам не захочется ночевать в дороге. Значит, надо ждать гостей. И он поставил на огонь два котла. В одном варилась каша из чумизы, в другом булькала вода, приготовленная для белой лапши.

Скоро на дворе послышался топот копыт, потом отворилась дверь и в комнату вошло четверо. Наметанный глаз хозяина сразу увидел, что это были погонщики мулов.

Не успели они отряхнуть снег, как вошел еще один путник.

Оглядевшись, он сказал:

— Вот и я! Знаете ли вы, зачем бывает плохая погода? Да только затем, чтобы хорошие люди могли провести вечер у очага за приятной беседой.

Хозяин призадумался — новый гость был одет, словно простой крестьянин, а лицо веселое, будто в мешочке за поясом у него всегда бренчат деньги.

На всякий случай хозяин, сладко улыбаясь, заговорил:

— Располагайтесь, как дома, дорогие гости! Здесь вас ждет теплый ночлег и сытный ужин. За недорогую плату каждый из вас получит миску прекрасной белой лапши и местечко на кане.

— Что ты, хозяин, — ответил старик погонщик, — откуда у бедняков деньги на лапшу! Дай нам каши из чумизы, от нее сыт будешь не меньше, а стоит она недорого.

С лица хозяина исчезла приветливая улыбка.

— Ну так вот, — сказал он, — ешьте чумизу, а спать ляжете на полу. Придется вам немножко померзнуть, но таков у меня порядок.

— Да ведь кан у тебя никем не занят! — воскликнул пятый постоялец.

— Все равно, — ответил хозяин, — порядок есть порядок. Кто ест белую лапшу, тот спит на теплом кане, а кто заказывает чумизу, ночует на полу.

— Ну тогда дай мне миску чумизы, — сказал постоялец, — да свари побольше лапши.

— Сколько изволите заказать, почтенный гость? — засуетился хозяин.

— А сколько можно получить за шесть серебряных монет?

— Двенадцать мисок!

— Вот столько и свари, — сказал постоялец.

— Чтобы съесть двенадцать мисок прекрасной белой лапши, надо заплатить за двенадцать мисок.

Постоялец вытащил шесть серебряных монет и швырнул хозяину.

Скоро перед каждым из гостей стояло по миске чумизы, а перед пятым, кроме того, еще и двенадцать мисок белой лапши.

Когда с чумизой было покончено, пятый постоялец подмигнул погонщикам, пошептался с ними и вышел во двор. Вернулся он не один. За ним, топая копытами, шел мул. Постоялец подвел мула к лапше, и тот, помахивая хвостом, дочиста вылизал все двенадцать мисок.

Погонщики громко хохотали, а хозяин стоял посреди комнаты и от удивления не мог выговорить ни слова. Опомнился хозяин только тогда, когда постоялец потянул мула к теплому кану.

— Куда ты, бездельник, тащишь скотину?! — завопил хозяин неистовым голосом.

— Мул ел белую лапшу, — значит, ему и полагается спать на кане, — спокойно ответил постоялец.

— Да после этого никто и ночевать ко мне не заглянет! — кричал растерявшийся хозяин.

— Порядок есть порядок, ты сам говорил, — возразил постоялец, продолжая втаскивать упирающегося мула на кан. При этом мул бил копытами, и куски глины сыпались на пол.

— Послушай, друг, — чуть не плакал хозяин. — На этот раз я отменяю порядок. Спите все на кане, только уведи свою скотину.

— Вот это другое дело — проговорил постоялец и увел мула.

Четверо погонщиков, держась за животы от смеха, забрались на теплый кан. Влез туда, привязав мула во дворе, и пятый гость.

А кто он был, этот пятый, вам и говорить не надо. Вы, конечно, давно догадались, что это наш старый знакомый Ма Дань-би. Кто же, кроме него, сумел бы так ловко проучить жадного хозяина!

Сосед соседа

Если вы прочтете эту сказку, вы, наконец, узнаете, куда и зачем спешил Ма Дань-би. Но для того, чтобы это узнать, вам придется сначала выслушать другую историю — о том, как крестьянин Лю искал справедливости у важного начальника в главном городе провинции Чжэцзян.

Прадед отца Лю, живший в маленькой деревне на востоке провинции, владел небольшим клочком земли, которая хоть и скудно, по все же кормила его с семьей. Он засевал поле и снимал с него урожаи много лет. После его смерти земля перешла к сыну — деду отца Лю. Так земля переходила от старшего к младшему, пока владельцем ее не стал Лю. Сам Лю тоже трудился на ней уже двадцать лет. А на двадцать первом году случилась беда.

Приехали из города какие-то чиновники, остановились в доме помещика, переночевали там, а наутро стали ходить по полям и обмерять землю. И так удивительно они ее мерили, что добрая половина поля крестьянина Лю отошла к помещичьим землям. Напрасно Лю спорил с чиновниками, — они и слушать ничего не хотели, только обругали его. Потом почтительно попрощались с помещиком и укатили.

Лю бросился в уездный ямынь. Три дня он добивался, чтобы начальник выслушал его, а когда добился, то узнал, что решить такое запутанное дело может только главный начальник главного города провинции Чжэцзян.

Пришлось Лю отправляться в дальний путь. До главного города провинции он добрался, но не так-то легко было добраться до главного начальника. Целую неделю Лю кланялся писарю, пока не догадался сунуть ему в руку серебряную монету. Только после этого писарь пустил его в комнату, где сидел главный начальник.

Лю стал на колени и начал говорить:

— Господин начальник, у меня было небольшое поле. На этом поле трудился мой отец, мой дед, мой прадед, мой прапрадед…

— Довольно, — прервал его начальник, которому вовсе не хотелось слушать бедняка в изорванной одежде, — выкладывай свое дело живее!

— Так я же и говорю, — продолжал Лю, — все поле издавна было мое, но чиновники, приехавшие из города, сказали, что половина поля не моя, а…

Тут чиновник перебил его снова.

— Да ты, кажется, подаешь жалобу. А где же твои свидетели?

— Какие свидетели, господин начальник, когда все знают, что мой прапрадед, и мой прадед, и мой дед, и мой покойный отец… — удивился Лю.

Начальник рассердился.

— Ослиное ухо, да ведь ни твой отец, ни дед, ни прадед не придут сюда из страны предков. Если ты хочешь, чтобы я разбирал твое дело, приведи ко мне твоих соседей.

Лю пустился в обратный путь. Вернулся он в родную деревню и позвал к себе четырех соседей. Один из них жил напротив Лю, фанза второго стояла позади фанзы Лю, фанза третьего — справа, фанза четвертого — слева. Когда соседи собрались, Лю рассказал им обо всем.

Соседи ответили:

— Ты беден, и мы не богаче тебя — Значит, должны помогать друг другу. Мы пойдем с тобой в город.

А самый старший из соседей сказал:

— Твое дело простое, но я уже стар и знаю — начальник может запутать его так, что и сам потом не разберется. Не позвать ли нам на помощь…

— Ма Дань-би! — подхватил младший из соседей.

— Верно вы говорите, — обрадовался Лю. — Пошлю-ка л к нему своего сына. Пока мы дойдем до города, подоспеет туда из своей деревни и Ма Дань-би.

И вот сын Лю отправился в деревню, где жил Ма Дань-би, а сам Лю с четырьмя соседями зашагал по дороге, ведущей в главный город провинции Чжэцзян.

Однако, когда путники доплелись до ворот каменного дома начальника, Ма Дань-би там не оказалось.

— Видно, сын не застал его, — с огорчением сказал Лю. — Ма Дань-би занятой человек. Бедняков на свете много, а Ма Дань-би один…

Они подождали до полудня и пошли к начальнику. Должно быть, писарь еще не успел истратить серебряную монету, полученную от Лю. Поэтому он был милостив и пропустил крестьян к начальнику, всего только обозвав их земляными червями и оборванцами.

Увидев Лю и его земляков, начальник нахмурился.

— Почему так мало свидетелей?

— Господин начальник, — отвечал Лю, — вы велели привести моих соседей, вот они и пришли со мной.

— Для того, чтобы разобрать жалобу, мне нужны твои соседи и соседи твоих соседей. Потому что, если твои соседи подтвердят твои слова, то слова твоих соседей должны подтвердить их соседи.

— Смилуйтесь, господин начальник, — чуть не заплакал Лю. — Как же я смогу привести столько народу!

— Так и быть, — сказал начальник, — я позволяю тебе привести не всех соседей твоих соседей, а только по одному соседу каждого из твоих соседей. А так как мне надоело возиться с твоим делом, позаботься о том, чтобы все эти твои свидетели были здесь ровно через час и ни минутой позже.

— Но, господин начальник, — застонал Лю, — ведь до моей деревни три дня пути…

Начальник затопал ногами.

— Ты еще осмеливаешься возражать! Вон отсюда, пока я совсем не раздумал разбирать твое дело!

Лю и его земляки так испугались, что не успели опомниться, как очутились снова у ворот дома начальника. Тут они увидели не кого иного, как самого Ма Дань-би.

— Слишком поздно! — воскликнул Лю. — Теперь даже ты не сможешь мне помочь.

И Лю рассказал ему обо всем.

Ма Дань-би засмеялся.

— Все как нельзя лучше, а ты еще огорчаешься! Пойдем на базар, съедим по горячей лепешке, это займет не больше часа.

Ма Дань-би весело зашагал к базару. Лю и его землякам ничего не оставалось, как идти за ним.

Ровно через час они все уже стояли перед главным начальником.

— Сколько раз тебе нужно повторять одно и то же? — закричал начальник. — Я велел тебе привести соседей каждого из четырех соседей, а ты привел только одного.

Тут выступил вперед Ма Дань-би.

— Осмелюсь сказать, господин начальник, — заговорил он, — я живу дальше самого дальнего соседа Лю, даже не в той деревне. Так что мои показания понадобятся лишь в том случае, если вы захотите опросить всех жителей провинции Чжэцзян. А что касается вашего приказания, то оно исполнено в точности. Все требуемые свидетели стоят сейчас перед вашей милостью.

— Как так? — удивился начальник.

— Очень просто, — ответил Ма Дань-би, — вы велели, чтобы пришли не только четыре соседа Лю с юга, севера, востока и запада, но и по соседу каждого из этих соседей. Так и сделано. Вот спросим хоть Вана: кто твой сосед с севера?

— Чжан, — ответил Ван кланяясь-.

— Ас запада?

— Чэнь.

— Ас востока?

— Сюй.

— Ас юга?

— Лю.

Ма Дань-би повернулся к начальнику и сказал:

— Теперь вы видите, господин начальник, что Ван пришел не один, а привел своего соседа с юга. Вот он перед вами. — И Ма Дань-би показал на Лю.

Начальник не знал, что сказать. С одной стороны, его как будто провели, с другой стороны, все было правильно. Поэтому он промолчал.

Ма Дань-би заговорил снова:

— Спросим теперь Гао: кто твой сосед с севера?

— Чэнь, — ответил кланяясь Гао.

— А с запада?

— У.

— А с юга?

— Цуй.

— Ас востока?

— Лю.

Ма Дань-би поклонился начальнику и сказал:

— Вы можете убедиться, господин начальник, что и второй сосед, Гао, пришел не один, а привел своего соседа с востока. Вот он перед вами. — И Ма Дань-би снова показал на Лю.

Начальник вконец растерялся. А Ма Дань-би продолжал:

— Скажи ты, Цзяо, кто твой сосед с юга?

Но не успел Цзяо раскрыть рта, как начальник, у которого голова пошла кругом, замахал руками и закричал:

— Хватит, хватит! Я уже разобрался в жалобе. Пусть только свидетели подтвердят, что полем просителя Лю действительно издавна владел его род.

Дальше дело пошло без заминки. Слова просителя Лю подтвердили его соседи, а слова каждого из соседей подтвердил их сосед Лю.

Пришлось начальнику продиктовать писарю решение, в котором говорилось, что земля Лю принадлежит Лю.

Вот таков был Ма Дань-би. Недаром про него говорили бедняки, что ума у неге хватило бы на первого министра. Разве не так?