Эллинистически-римский период античной философии
В собственно историческом отношении термин «эллинизм» (греч. hellenizo - говорить по-гречески) весьма условен, обозначая период в истории Средиземноморья, длившийся со времени смерти Александра Македонского (323 г. до н.э.) до окончательного установления римского господства на этих территориях, которое датируется падением птолемеевского Египта (30 г. до н.э).
Гораздо шире этот термин в культурологическом отношении. Здесь под «эллинизмом» понимается особая синкретическая культура, возникшая в результате взаимопроникновения греческой и местных, в основном восточных, культур на территории Средиземноморья, Ближнего Востока и Северной Африку и просуществовавшая с конца IV в. до н. э. (начало походов Александра Македонского) по V в. н. (падение Рима в 476 г. н.э.).
Это время связано с глубоким социально-экономическим, политическим и идеологическим кризисом греческого общества. Интеллектуальная верхушка имущих классов, потеряв надежду на установление прочной, устойчивой общественно-политической жизни своими силами предпочла военную диктатуру Македонии. Все это привело к тому, что упал накал политической борьбы и вообще интерес к политической жизни. Идейные интересы образованной части граждан стали ограничиваться вопросами частной жизни и частной морали. Одновременно ослабевает интерес к теоретической мысли и переосмысливается назначение философии. Вместо универсальных проблем мировоззрения, обнимающих все области знания, все запросы философии и науки, возникает стремление свести обсуждаемый круг проблем к обоснованию правильного, т. е. способного обеспечить счастье, личного поведения.
Никогда ранее не наблюдавшееся в такой резкой форме разочарование во всех видах и формах общественно-политической деятельности ведет к тому, что само «счастье» пониматься уже не как сумма положительных благ, а как нечто чисто отрицательное, как «невозмутимость», как отсутствие всего того, что могло бы нарушить спокойствие индивида.
В соответствии с новой исторической ситуацией изменился облик науки и философии. Последняя сузилась в объеме своих задач, ограничилась сферой личной этики, но смогла поднять эти вопросы до уровня высокой теории. Наука стала более специальной, менее философской, приняла эмпирический, практический характер. Например, медицина занялась не столько разработкой общих оснований биологии и натурфилософии, сколько служению практическим нуждам врачевания. В это время появляются первые систематизированные труды, в частности, по математике - «Начала» Евклида, серьезным достижением в области механики стали труды Архимеда (287 - 212 гг. до н.э.).
Первые признаки эллинистических настроений проявились в малых сократических школах. Если для Сократа человек невозможен без общества, то его последователи, в частности киники, киренаики, интересовались состоянием отдельного индивида, у них речь идет не об объективной истине, а о согласии человека с самим собой. Уходят в прошлое основополагающие принципы научного философского знания - всеобщность, необходимость и достоверность. Мерой научных изысканий становится выражение самоощущения человека, потерявшего себя в мире. Вместо мудрости символом эпохи становится мудрец.
В эпоху эллинизма складываются несколько оригинальных философских школ. Среди них видную роль играли эпикуреизм, скептицизм и стоицизм. Продолжали действовать перипатетическая школа, академия Платона.
Своеобразной реакцией на процессы, происходящие в греческой философии, явилось появление такого философского течения как скептицизм.
Скептицизм
Термин «скептицизм» происходит от древнегреческого слова skeptikos, что в буквальном переводе означает «ищущий, исследующий, рассматривающий». В истории философии под «скептицизмом» понимается течение в эллинистически-римской философии, выдвигающее сомнение в качестве принципа мышления и отвергающее возможность объективного знания о природных и социальных процессах в их сущности и закономерностях.
Как и всякое значительное явление философской жизни, скептицизм возник не на пустом месте: он сложился на основе идей, которые были выработаны предшествующим ему развитием философии. Уже элеаты установили противоречие между постигаемым посредством чувств изменением, движением и удостоверяемой умом неизменностью бытия. Демокрит утверждал, что, например, мед ничуть не более сладок, чем горек, и т. д. Еще большее развитие эти идеи получили в разработанном софистами учении об относительности и текучести всех вещей и их качеств. Даже выступивший против софистов Платон, учивший об истинно-сущих «видах» («эйдосах»), или об «идеях» как о предмете истинного - разумного - знания, сохранил за вещами чувственного мира характеристику относительности, текучести и противоречивости их свойств.
Но как бы ни было велико значение всех этих идей для подготовки античного скептицизма, ни одно из этих учений не может быть охарактеризовано как скептическое в истинном и полном смысле понятия. Античный скептицизм – вполне оригинальное учение, если иметь в виду понимание задачи философии и ее содержание.
Родоначальником скептицизма считается Пиррон из Элиды (ок. 360-270 гг. до н. э.), который сначала был посредственным живописцем, а затем, под влиянием мегарика Брисона и демокритовца Анаксарха, увлекся философией. По преданию, вместе с последним он участвовал в азиатских походах Александра Македонского и встречался с «гимнософистами» - «нагими мудрецами», как именовали греки индийских аскетов, учение и образ жизни которых, возможно, повлияли на содержание его собственного учения. Вернувшись из Азии, он обосновался в Элиде и там основал школу. Своей жизнью он заслужил всеобщее уважение, и благодаря ему жители Элиды освободили философов от налогов, а его самого избрали высшим священнослужителем. Пиррон ничего не писал, и о его воззрениях мы знаем из сочинений его ученика Тимона из Флиунта.
Если следовать Тимону, именно Пиррону принадлежит характерная для всего последующего античного скептицизма формулировка философской проблемы. Философ, утверждал Пиррон, - тот, кто стремится к счастью. Но счастье состоит только в невозмутимости и в отсутствии страданий, т.е. атараксии (от греч. ataraxia - невозмутимость, хладнокровие, спокойствие). Кто желает достигнуть понятого таким образом счастья, должен ответить на три вопроса:
• из чего состоят вещи?
• как мы должны относиться к этим вещам?
• какой результат, какую выгоду получим мы из этого нашего к ним отношения?
На первый вопрос мы, по Пиррону, не можем получить никакого ответа: всякая вещь, утверждал он, «есть это не в большей степени, чем то». Поэтому ничто не должно быть называемо ни прекрасным, ни безобразным, ни справедливым, ни несправедливым. Ни о чем нельзя сказать, что оно существует по истине, и никакой способ познания не может быть характеризуем ни как истинный, ни как ложный. Всякому нашему утверждению о любом предмете может быть с равным правом, с равной силой противопоставлено противоречащее ему утверждение.
Из невозможности никаких утверждений ни о каких предметах Пиррон выводил ответ на второй вопрос. Согласно ему, единственный подобающий философу способ отношения к вещам может состоять только в следовании принципу эпохе́ (греч. epoche - остановка, прекращение), т.е. в воздержании от каких бы то ни было суждений о них. В формулировке Секста Эмпирика «воздержание от суждения есть такое состояние ума, при котором мы ничего не отрицаем и ничего не утверждаем».Это воздержание, впрочем, не значит, будто для нас не существует ничего достоверного. Скептицизм Пиррона, впрочем, не есть совершённый агностицизм: безусловно достоверными являются для нас, по Пиррону, наши чувственные восприятия или впечатления, поскольку мы рассматриваем их лишь как явления. Если, например, нечто кажется мне горьким или сладким, то мое суждение «Это кажется мне горьким или сладким» будет истинным. Заблуждение возникает лишь там, где высказывающий суждение пытается от кажущегося заключать к тому, что существует по истине, от явления - к его подлинной основе. Ошибку совершает лишь тот, кто утверждает, будто данная вещь не только кажется ему горькой (или сладкой), но что она и по истине такова, какой она ему кажется.
Этим ответом на второй вопрос философии определяется, по Пиррону, и ответ на третий вопрос: результатом, или выгодой из обязательного для скептика воздержания от всяких суждений об истинной природе вещей будет та самая атараксия, в которой скептицизм видит высшую степень доступного философу счастья.
Согласно доксографам, Пиррон по большей части следовал своему учению и в речах, и в поступках. Как-то его спросили: «А не умер ли ты, Пиррон?» Пиррон твердо ответил: «Не знаю». Когда учитель Пиррона Анаксарх тонул в болоте, Пиррон прошел мимо и не оказал ему никакой помощи. Естественно, что люди бранили его за это, но спасшийся все же от утопления Анаксарх похвалил своего ученика за проявленные им безразличие и безлюбие. Однажды «на корабле во время бури, когда его (Пиррона – Авт.) спутники впали в уныние, он оставался спокоен и ободрял их, показывая на корабельного поросенка, который ел себе и ел, говоря, что такой бестревожности и должен держаться мудрец».
Впрочем, бывали и исключения. «За сестру свою… он однажды пришел в гнев, а когда его попрекнули, ответил, что не за счет женщины подобает щеголять безразличием».
Как видно из вышеизложенного, учение Пиррона исходно имело практический характе: его ядром была этика, а гносеология - только внешней оболочкой. С этой стороны оно было аналогично как эпикуреизму, так и стоицизму.
Дальнейшее развитие скептицизма привело к смещению акцента исследований с этических проблем на логико-гносеологические вопросы. Эти проблемы стали центральными в учениях представителей так называемого «младшего пирронизма» (пирронизм – античное название скептицизма). К числу последних относят Энесидема и Агриппу, чья деятельность приходится соответственно на I в. до н.э. и I в. н.э.
О жизни Энесидема известно крайне мало. В историю философии он вошел автор сочинения «Восемь книг пирроновых речей», в которой он противопоставляет взгляды скептиков взглядам философов Академии, которые, по его мнению, основывают свои рассуждения на догмах, т.е. на произвольных утверждениях, без всяких оснований выдаваемых за истину. В терминологии скептиков такого рода философы именовались «догматиками».
В качестве доказательств в пользу тезиса о невозможности истинного познания, основанного на восприятии или наблюдении, он выдвигает десять тропов (аргументов), которые в изложении Диогена Лаэртского (с последующими разъяснениями Секста Эмпирика) выглядят следующим образом:
Первый «троп» состоит в указании на разнообразие существ, на различия в их телесном строении. В силу этих различий одинаковые вещи вызывают у них неодинаковые представления: «... морская вода при питье неприятна для людей и напоминает им яд, рыбам же она весьма приятна и пригодна для питья. Свиньи охотнее купаются в самой вонючей грязи, чем в прозрачной и чистой воде...». Человек иначе воспринимает, чем животное, поскольку имеет другие органы чувств, иначе устроенный глаз, ухо, язык, кожу. Но нельзя решить, чье восприятие лучше соответствует воспринимаемой вещи, поскольку нет оснований отдавать человеку предпочтение.
Второй «троп» основывается на различиях между людьми, когда одно и то же оказывает на разных людей неодинаковое воздействие. В Аттике была одна старуха, которая могла безболезненно для себя выпить большое количество цикуты, малым количеством которой был отравлен Сократ. Доказательством различия в мыслительных способностях людей оказываются разногласия и споры, происходящие между «догматиками» как вообще о вещах, так и особенно о том, что следует выбирать и что отклонять.
Третий «троп» основывается на том, что различные органы чувств по-разному представляют нам одни и те же предметы. Так, картина живописца порождает впечатление глубины и рельефа для глаза, но не для осязания, которому она представляется плоской и гладкой. Мед, сладкий на вкус, может быть неприятен своим видом. Яблоко для глаза желто, для вкуса сладко, для носа благоуханно, для руки гладко, для уха молчаливо. Поэтому даже собственные наши впечатления дают нам право говорить не о том, какова по своей природе каждая из воспринятых нами вещей, а лишь о том, какой она в каждом отдельном случае нам кажется.
Четвертый «троп» исходит из различий в «распределении состояний». Одни и те же предметы воспринимаются по-разному - в зависимости от бодрствования и сна, от возраста, от движения или покоя, от ненависти или любви, от недоедания или сытости, от опьянения или трезвости, от храбрости или трусости. В зависимости от предшествующего состояния одно и то же вино кажется кислым тому, кто перед тем поел фиников или фиг, и сладким тому, кто ранее наелся орехов; голодному приятна та пища, которая сытому покажется отвратительной; влюбленному в урода урод представляется прекрасным.
Пятый «троп» исходит из зависимости суждений от положения и расстояния. Одна и та же вещь воспринимается по-разному, в зависимости от ее положения и расстояния для воспринимающего. Весло в воздухе прямо, а полупогруженное в воду имеет излом; башня издалека кажется круглой, а вблизи – многогранной и т.д. Каждый объект мы должны рассматривать с какого-то расстояния, в каких-то обстоятельствах и в каждом положении, и на определенном расстоянии он будет нами восприниматься иначе, и здесь также нет оснований для того, чтобы допустить, что то, а не иное положение, то, а не иное расстояние дает истинный образ вещи.
Шестой «троп» указывает на зависимость суждений от «примесей» к предмету. Поскольку ни один предмет не воспринимается нами обособленно, но вместе с чем-нибудь другим, эти «примеси» влияют на восприятие, как, например, тело, окруженное водой, кажется легче, чем окруженное воздухом. Даже при условии, если бы судящий мог сказать, какова будет смесь, составленная из этих предметов, он не будет вправе судить о том, каким окажется в «чистом» виде предмет, входящий в эту смесь:
Седьмой «троп» рассматривает зависимость суждений от соотношений величин и от устройства предметов, подлежащих определению. Здесь указывается, что различное количество одного и того же вещества производит разные впечатления: песчинки, рассматриваемые каждая по отдельности, кажутся жесткими, собранные же в большую песчаную кучу, они производят впечатление мягкости и т. д.
Восьмой «троп» базируется на относительности всех явлений. Невозможность суждения выводится в нем из того, что каждая вещь существует всегда по отношению к чему-нибудь (что является по отношению одной вещи «вправо», может быть по отношениию другой вещи «влево»).
Девятый «троп» указывает на зависимость суждения от того, постоянно или редко встречается рассматриваемое явление. Одна и та же вещь признается ценной или не имеющей цены не на основании учета ее действительной природы, а в зависимости от своей распространенности. Так, солнце по своей природе должно было бы поражать нас гораздо больше, чем, например, комета. Но редкость появления комет делает то, что комете приписывается значение небесного знамения, солнце же никого не удивляет, кроме как в случае, когда происходит затмение.
Десятый «троп» устанавливает зависимость суждения от поведения, обычаев, законов. Мы не можем делать суждения о ценности тех или иных общественных установлений, поскольку представления различных народов и различных людей о благе и зле весьма отличаются друг от друга,например, у египтян можно жениться на сестрах, а у греков это запрещено. Наша обязанность ограничиваться в наших суждениях лишь указанием на то, каким является обсуждаемое представление по отношению к данному образу поведения, к данному закону, к данному обычаю и т. д. Суждение же о том, какова действительная природа обсуждаемых вещей, не должно быть высказываемо.
Эти тропы более поздними скептиками они были сведены, к одному - к относительности восприятий. Смысл понимания везде один и тот же: нельзя удовлетворяться восприятием, поскольку восприятия одной и той же вещи отличаются друг от друга, и нет такого смысла, ради которого можно удовлетвориться одним восприятием, а не другим; восприятия отличны друг от друга потому, что они относительны и зависимы как от субъективных (тропы 1-4), так и объективных (5-9) условий.
Агриппа - скептик, известный только по упоминанию Диогена Лаэртский, ввел еще пять тропов: «от разногласия, от продолжения в бесконечность, от связи, от предположения, от взаимности». Первый троп состоит в выявлении неустранимых разногласий между философами. Второй - в признании бесконечности, а, следовательно, невозможности обоснования и доказательства: обоснование и доказательство сами требуют обоснования и доказательства, и т. д. до бесконечности. Третий основан на мысли, что всякая вещь воспринимается в связи с другими, а потому сама по себе непознаваема. Троп «от предположения» направлен против тех, кто, стремясь избежать регресса в бесконечность, склонен остановиться на каком-либо произвольном предположении. Наконец, троп «от взаимности» констатирует круг в обосновании, когда, например, существование каналов в органах чувств обосновывают существованием истечений от предметов, а существование истечений - наличием каналов... Уже из этого краткого изложения видно, что тропы Агриппы частично пересекаются с тропами Энесидема. Но они отличаются своей логической природой: речь идет тут не столько о вещах и их восприятиях, сколько о суждениях о них и отношениях между суждениями.
Не удовлетворившись общим отрицанием возможностей познания, скептики старались опровергнуть частные теории и суждения, как в теологии, так и в естествознании, как в математике, так и в этике.
Bce теологические проблемы весьма противоречивы, так как в них содержатся, как правило, противоречивые высказывания. Так, противоречивым является само понятие божества. Если божество совершенно, то оно неограниченно, если неограниченно, то неподвижно, если неподвижно, то бездушно, а если бездушно, то несовершенно.
Особые трудности связаны с проблемой теодицеи (греч. theos - бог + dike - справедливость, букв. - богооправдание), т.е. проблемой согласования идеи существования всемогущего и всеблагого Бога с наличием мирового зла.
Если исходить из факта существавния мирового зла и признавать факт существование Бога, то логически здесь возможны 4 варианта решения.
1. Бог может, но не хочет устранить зло в мире.
2. Бог хочет, но не может устранить зло в мире.
3. Бог не хочет и не может устранить зло в мире.
4. Бог может и хочет устранить зло в мире.
Из всех вариантов только четвертый соответствует представлению о божественном совершенстве, т.е. его всеблагости и могуществу, но он не соответствует фактам, а именно: факту существования зла в мире.
Основные понятия естествознания не менее противоречивы, чем теологические. Что касается материи, то существует огромное разнообразие во взглядах на ее природу; признание всех этих взглядов достаточными приводит к абсурду, а признание лишь некоторых - к необходимости выделить критерий и, следовательно, к ошибочному кругу либо к бесконечности в доказательстве.
Понятие причины, которым больше всего пользуются естественники, также является противоречивым. Его можно истолковать одним из трех способов: либо как одновременное со следствием, либо имеющее место до него, либо после него. Она (причина) не может быть одновременной, поскольку нельзя создать нечто, если оно уже существует; она не может проявить себя раньше, ибо в этом случае не было бы никакой связи между причиной и следствием: нет следствия, пока существует причина, и не было бы причины, пока существует следствие; тем более что причина не может проявить себя позднее следствия, это был бы еще больший нонсенс. Если же невозможен ни один из этих трех случаев, то невозможно существование причин. Подобным образом скептики стремились показать, что невозможна ни телесная, ни внетелесная, ни движимая, ни неподвижная, ни действующая самостоятельно, ни в совокупности с другими причина. Поэтому причина есть нечто, о чем мы думаем и говорим, но о чем в действительности ничего не знаем. С другой стороны, отрицание того, что в природе действуют причины, также приводит к абсурдным следствиям. Ничего нельзя ни утверждать, ни отрицать.
В этике скептицизм опирался на те же аргументы. Прежде всего, на многообразие, имеющее место как в моральных обычаях, так и в этических теориях; нет ничего такого, что могло бы быть всеми признано как благо. Следовательно, никто не знает, что такое благо, поскольку никто не может его определить; определения же, которые даются либо вообще не имеют отношения к благу, либо относятся лишь к вещам, которые с ним связаны (например, когда его определяют как пользу), либо настолько абстрактны (когда определяют его как счастье), что каждому удается интерпретировать его по собственному усмотрению. Наконец, нет ничего такого, что бы по своей природе было благом, таким определенным, как, например, вещи, которые по своей природе либо горячи, либо холодны, поскольку, например, огонь всегда и всех греет, а снег всегда и всех охлаждает, а ни одно из так называемых благ не дает всегда и везде ощущения блага.
В конечном счете, благо так же, как и зло, непознаваемо, как Бог, природа или математическая фигура; каждый имеет о них иное представление. Единственно приемлемая позиция по отношению к нему - воздержаться от суждения. Это касается, в конечном счете, теоретического знания, вещи, а не явления: существует сомнение, что данная вещь есть благо, но, несомненно, что мы ее принимаем за благо.
Однако воздержание от догматических суждений вовсе не означает полной практической бездеятельности философа: кто живет, тот должен действовать, и философ так же, как все. Но от всех прочих людей философ-скептик отличается тем, что, приняв к руководству образ жизни, согласующийся с обычаями и нравами страны, в которой он живет, он не придает своему образу мыслей и действиям значения безусловно истинных.
Несмотря на негативный характер деятельности скептиков по отношению к основной задаче философии – поиску истинного знания - их роль в философии была скорее позитивной и даже значительной. Они обнаружили множество заблуждений и ошибок в признанных философских взглядах; использовали и систематизировали все, что было в критической мысли Греции, увеличив свою славу. Они были «теоретической совестью» своей эпохи, подняли уровень доказательности науки в целом. Развивая в течение нескольких веков со скрупулезной систематичностью свои воззрения, они собрали истинную сокровищницу скептических идей и аргументов, из которой многое почерпнули более поздние эпохи. Античный скептицизм был высшей точкой развития скептицизма; в более поздние времена его дополняли только в частностях, и никогда не развивали дальше.
Эпикуреизм
Эпикур (341 - 270 гг. до н.э.) родился на острове Самосе в семье сельского учителя. Он рано стал проявлять интерес к философии и наукам. Начиная с восем-надцатилетнего возраста Эпикур зараба-тывал себе на жизнь учительским трудом в разных городах Малой Азии. В 306 г. до н.э. он приехал в Афины, где купил дом с садом. Здесь он поселился со своими учениками (отсюда наименование эпикурейской школы - «Сад»). Над входом туда висело изречение: «Гость, тебе здесь будет хорошо. Здесь удовольствие - высшее благо».
Эпикур оставил после себя около 300 сочинений, главным из которых был труд, состоящий из 37 книг под названием «О природе», который, к сожалению, не сохранился до наших дней. Сохранилось несколько писем мыслителя и многочисленные фрагменты из его работ. Среди писем научный интерес представляют «Письмо к Геродоту», где Эпикур излагает свое физическое учение, «Письмо к Пифоклу», в котором он касается вопросов астрономии и метеорологии, и «Письмо к Менекею», раскрывающее этические воззрения философа.
Эпикур является создателем оригинальной материалистической концепции, основанной на принципах атомизма. Поэтому в качестве первого источника его философии следует назвать учение Демокрита. Однако он обобщил и использовал для создания своей системы взглядов учение милетцев о материальной основе мироздания, диалектику Гераклита, учение элеатов о неизменной основе сущего, теоретико-познавательные взгляды Аристотеля, учение киренаиков о наслаждении. Не остался без внимания и сократовский поворот философии в сторону этических проблем. Но все же атомизм Демокрита и гедонизм киренаиков служат двумя важнейшими источниками воззрений Эпикура, хотя к сочетанию которых его философия не может быть сведена. Ее оригинальность состоит в том, что взяв на вооружение идею атома, Эпикур использовал ее главным образом для обоснования этической, а не космологической позиции. Сам атомистический образ мироздания у Эпикура приобретает вспомогательное значение, выполняя роль средства преодоления одного из великих страхов, терзающих человеческую душу. Так же обстоит дело и с принципом гедонизма, открытым киренаиками. Эпикур создает развернутое и продуманное этическое учение на основе этого принципа. Он придает удовольствию глубокий и универсальный смысл, так что даже готовность претерпеть боль или отказ от чувственных наслаждений естественно выводятся Эпикуром из стремления к удовольствию.
Жизненный путь Эпикура совпал с тяжелыми временами для Древней Греции. Это был период распада Македонской державы и борьбы диадохов - полководцев Александра Македонского, которые разделили после его смерти в 323 г. до н.э. созданную им империю между собой. Греция стала ареной разорительных войн, политических распрь, восстаний рабов и т. д. Вся внешнеполитическая ситуация и внутренние условия жизни страны способствовали отказу философа от активной политической деятельности и сосредоточению его внимания на индивидууме и его благе. Отсюда вытекал его взгляд на предназначение философии как мыслительной деятельности, посредством которой достигается безмятежная жизнь, свободная от человеческих страданий. «Пусть никто в молодости не откладывает занятия философией, а в старости не устает заниматься философией. ... Кто говорит, что еще не наступило или прошло время для занятия философией, тот похож на того, кто говорит, что для счастья или еще нет, или уже нет времени», - пишет он в письме к Менекею.
Именно политические обстоятельства жизни привели Эпикура к пропагандируемому им жизненному принципу: «Живи незаметно». Этому принципу, проникнутому духом воздержания и умеренности, был подчинен весь образ жизни эпикурейцев. Эпикур создал настоящую философию утешения, в которой измученный и утомленный человеческий дух мог обрести покой и отдохновение. Среди бедствий, страданий и ужасов своего времени он подарил личности мирный приют, возвратил ей надежду и желание жить. Конец самого философа был столь же умиротворяющ. Почувствовав приближение смерти, он лег в теплую ванну, пригубил чашу вина и так, беседуя с друзьями, скончался.
Главным разделом философии Эпикур считал этику - учение о поведении человека, обеспечивающее ему счастье. Но человек, по-Эпикуру, частица природы, поэтому, прежде чем создавать этику, нужно выяснить место человека в мире. Таким образом, с точки зрения Эпикура, этика должна опираться на физику как учение о природе в целом, включая и человека. Физика же, в свою очередь, опирается на учение о познании - канонику. Поэтому философия Эпикура делится на три части: канонику, физику и этику. Оригинальность такого взгляда в том, что он не просто говорит о связи физики и этики (это уже высказывалось Эмпедоклом, Анаксагором, Демокритом и др.), а теоретически обуславливает этику физикой и их обоих гносеологией. Таким образом, Эпикур создает систему материализма, что явилось вершиной античной философской материалистической мысли.
Центральной идеей каноники или теории познания Эпикура является установление истины и ее критерия. Гносеология Эпикура - это материалистический сенсуализм, в основе которого лежит стихийно-материалистическая теория отражения, предложенная Демокритом. Согласно Эпикуру, всякое познание опирается на ощущения, которые возникают при отделении или истечении от объективно существующих предметов очертаний и проникновение их в органы чувств человека. Такие очертания он называет «образами».
Все, что человек ощущает, истинно, утверждает философ. Даже различные галлюцинации и пр. не доказывают, по его мнению, ложность или ненадежность, обманчивость ощущений. Причина иллюзий не в самих ощущениях, а в изменении образов по мере их продвижения от предметов к нашему телу, а также «в прибавлениях, делаемых мыслью (к чувственному восприятию)». Эпикур не отрицает логического мышления. В его функции входит обобщение чувственных данных средствами индукции. Главное, чтобы в процессе мышления не было логических противоречий и противоречий с данными восприятий. Таким образом, у Эпикура критерий истины заключается в чувствах и общих представлениях (понятиях).
Материалистический сенсуализм Эпикура обуславливает его материалистическую физику. Он исходит из положений, выдвинутых элеатами и принимаемых Эмпедоклом, Анаксагором и Демокритом: 1) ничто не происходит из ничего и ничто не переходит в несуществующее; 2) вселенная всегда была такой, какова она в настоящее время, и останется той же. Субстанциональной основой мира являются атомы (неделимые частицы, тела) и пустота (пространство). О существовании тел свидетельствуют ощущения, а о пустоте - их движения. «В числе тел одни суть соединения, а другие -то, из чего образованы соединения. Эти последние неделимы и неизменны».
Атомы отличаются друг от друга не только по форме и величине, но и по весу. Их важнейшая характеристика - движение. В физике Демокрита движение атомов строго прямолинейно и детерминистски предопределено. Эпикур вводит положение о спонтанном отклонении атомов от необходимого прямолинейного движения, объясняя это явление наличием разных атомных весов. Таким образом, случайность вводится в физику Эпикура. Гипотезой самоотклонения атомов он объясняет принципиальную возможность столкновения атомов и образования благодаря этому вещей. Это положение, важное само по себе для физической картины мира Эпикура, имеет непреходящее значение в его этике для обоснования свободы воли.
На основе материалистического сенсуализма философ разрабатывает методологию научного познания природы. Так, надежным средством изучения природы он считает метод аналогии, основанный на учете данных чувственного восприятия. Подобный метод исследования допускает не одно единственное, а множество возможных и вероятных объяснений при двух условиях: отсутствие каких-либо сверхъестественных объяснений и отсутствие противоречий с известными из опыта данными чувственного восприятия. По мнению Эпикура, множественность объяснений удовлетворяет не только теоретическую любознательность, не только проливает свет на физическую картину мира, но и освобождает душу от тревог и страхов. «Вся жизнь происходит без потрясений по отношению ко всему, что может быть объяснено различным образом в согласии с видимыми явлениями» - пишет философ в «Письме к Пифоклу».
Из материалистического видения мира, природы не исключается и душа. Душа, по Эпикуру, не является самостоятельно существующей сущностью, чем-то бестелесным. Бестелесное не может ни действовать, ни подвергаться воздействию, что неверно относительно души. Она же есть состоящее из тонких частиц тело, рассеянное по всему организму, и похожее на воздух с примесью тепла. В душе имеется еще более тонкая часть, которой и принадлежат ощущения. Эта часть воспринимает то, что происходит с остальной душой и с физическим телом. Причем это восприятие обусловлено тем, что данная часть души «покрыта» всем остальным организмом. Благодаря ей остальной организм получает участие в деятельности ощущения. При потере какого-либо из органов тела душа не лишается способности ощущения, тогда как при распаде всего тела, душа также распадается и рассеивается. Последнее обстоятельство, согласно Эпикуру, делает нелепым представление о посмертном воздаянии.
Для учений поздней античности, в том числе и Эпикура, главным предметом всех размышлений является судьба человека и его счастье. Он сосредоточивает свое внимание на отдельном человеке. Согласно Эпикуру, над жизнью человека властвуют три великих страха: во-первых, страх перед действием неведомых природных стихий, среди которых наиболее загадочны и пугающие различные небесные явления; во-вторых, страх перед богами, которые могут в любой момент вторгнуться в человеческую жизнь; в-третьих, ужас перед смертью, ожидающий каждого из нас. Эти страхи являются источником всех страданий человека и препятствием к счастливой и безмятежной жизни. Следовательно, разрушив и устранив эти страхи, мы откроем себе путь для обретения счастья и душевного покоя.
Что же позволяет нам избавиться от преследующих нас страхов? Прежде всего знание. Если, узнавая, мы не приобретаем душевного покоя и не становимся счастливее, то к чему это знание? Таким образом, знание нельзя считать самодовлеющей ценностью, значимой самой по себе. Отсюда необходимость и ценность физики - учения о природе. Понимая основы мироздания, мы освобождаемся от страха перед произвольным действием природных стихий. В основе своей мир - это атомы и пустота, т. е. ясные и понятные сущности, которых нечего бояться. Все существующее на свете - не более чем сочетания атомов, и все происходящее подчинено простым законам их движений. Так вместо грозной природы взору является простое соединение атомов и первый из страхов рассеивается.
Другим страхом, сковывающим человека, является страх перед богами, которые могут наказать человека, повлиять на его судьбу. Подобно Демокриту, Эпикур не отрицает существования богов. В качестве доказательства их бытия он приводит следующие аргументы.
· Во-первых, знание богов является ясным и очевидным, оно написано в душах всех людей и имеется у всех народов вне зависимости от их учреждений, учений и обычаев. Универсальность этого знания свидетельствует о существовании тех объектов (богов), которые производят в нас это знание. Знание о богах появляется у нас благодаря их образам, посещающим нас во сне. Боги суть не что иное, как образы, производимые атомами в промежутках между мирами. Боги не являются твердыми телами, они своего рода контуры или формы, постоянно заполняемые новыми тончайшими атомами. Интересным моментом эпикуровской теологии является учение об антропоморфности богов. Поскольку самое совершенное тело есть тело человека, ибо только в нем может возникать разум, боги наделены подобием человеческого тела, подобием человеческой крови и органов. Боги проводят свою жизнь в беседах и размышлениях.
· Вторым аргументом, доказывающим бытие богов, является следующий: если бы существовало только смертное, в природе был бы перекос. Поэтому в силу принципа равновесия, действующего во Вселенной, должно быть и бессмертное, а таковым являются боги.