Благословение злой колдуньи

Когда последняя из фей взмахнула палочкой, высокие двери слегка приоткрылись, и в залу заглянула злая колдунья.

— Я не слишком рано? — спросила она. — Уже все закончили, да?

— О нет! — воскликнула королева, загораживая своим телом люльку принцессы. — Она пришла, чтобы проклясть нашего ребенка!

— А у нас больше нет лишних благословений, — заметила самая добрая фея.

— Да ну вас, — отмахнулась колдунья. — Проклинать, как это мелочно! Делать мне больше нечего. А ну-ка, посторонитесь, мамаша!

Колдунья отпихнула королеву плечом и склонилась над люлькой.

— Так-так… ну что ж, симпатичная малышка. Вижу. Пожалуй, я ее тоже благословлю.

Подняв узловатый посох, колдунья громко и торжественно провозгласила:

— Значит, так! Все, что тут нажелали этой девочке, исполнится. Она действительно будет прекрасна видом, добра душой и получит вдобавок изумительный голосок. Ничего не имею против. Я даже добавлю немного от себя, чтобы девушка стала воистину прекраснейшей из прекрасных. Возражения будут?

— Нет, — ответил король. — А что, она не умрет в шестнадцать лет? Вы уверены?

— Абсолютно! — отрезала колдунья. — Я наделю девочку отменным здоровьем и долголетием. Но на вашем месте все равно постаралась бы убрать подальше колющие и режущие предметы — так, на всякий случай.

— А… а в чем тут подвох? — спросила королева.

— Никакого подвоха, — покачала головой колдунья. — Из ребенка выйдет очаровательная молодая женщина, и к ней приедет прекрасный принц (с конем, конечно, а то как же без коня-то!), чтобы увезти ее в свое далекое королевство. И легенды об этой любви будут рассказывать даже через сотни лет!

— Правда? — всплеснула руками королева.

— Ведьмы никогда не врут, — строго заметила колдунья. — Как девочку-то назвать решили?

— Леночкой.

— Хорошее имя, — кивнула колдунья. — Подходящее.

Она повернулась и пошла к выходу. На пороге остановилась и бросила через плечо:

— Кстати… мой вам совет, на будущее. Бойтесь данайцев, дары приносящих!

О зависти

Три бабуси под окном сидели на лавочке и переговаривались высокими дребезжащими голосами.

— Слыхали? У Фроловых-то дача сгорела.

— Ну?

— Как есть сгорела, позавчера. Напрочь. Один погреб остался.

— А у Козловых зато разбилась яхта, еще на прошлой неделе. Сами-то, правда, уцелели, сейчас в больнице лежат. Что дороже, яхта или дача?

— Ну, это смотря какая дача…

— Это Козлихе еще повезло, она при муже осталась. А Дуньку помните, ну которая за шейха вышла? Вчера вернулась, вся в соплях, на шестом месяце, и еще с одним арапчонком на руках.

— Он ее бросил, что ли, шейх этот?

— У них там, вроде, не бросают…

— Темная история, а Дунька ничего не рассказывает. Я так думаю, пристрелили ее шейха. Говорят, на Востоке сейчас опять какая-то заварушка.

— А шейх, это по-нашему кто? Министр?

— Да не, это что-то вроде князя. Или графа.

— Значит, Дунька-то и впрямь — из князей в грязи!

— Да уж.

Старуха, слушавшая разговор через окно на втором этаже, удовлетворенно хмыкнула и повернула голову на скрип входной двери.

— А, явился…

— Угу. — Муж скинул измазанные в тине сапоги, повесил на гвоздик берданку и устало вздохнул. — Ну что, старая? Чай, теперь твоя душенька довольна?

Взгляд старухи уперся в экран телевизора, на котором господин Президент принимал иностранных послов. Рядом, как всегда, маячила Первая Леди — не намного моложе самой старухи и уж точно никак не красивее. И где Президент только откопал такую крысу?! За что ей такое счастье? Старуха нахмурилась.

— Нет, — медленно произнесла она. — Еще не довольна…

* * *

Три поросенка построили себе домики. Пришел волк к первому, посмотрел: стены дрянь, одна солома; дунул посильнее, все развалилось. Съел волк поросенка, пошел к другому. Смотрит, стены из прутьев, ерунда. Пнул ногой, пнул другой, домик развалился. Съел волк второго поросенка, пошел к последнему. А вот с последним вышел облом. Нет, дверь-то волк выбил и даже стенку как-то умудрился развалить. Но тут на него свалилась крыша.

Мораль: да будь ты хоть последней свиньей, главное — иметь солидную крышу.

* * *

— Вот ключи от всех комнат, — сказал герцог, протягивая жене связку. — Мой замок в твоем полном распоряжении, будь здесь хозяйкой. Можешь заходить куда хочешь, в любое помещение — хоть в бальный зал, хоть в чулан под лестницей. Заскучаешь — пригласи гостей или сама съезди к кому-нибудь в гости. Захочешь погулять — есть сад, там довольно мило. Гуляй на здоровье, собирай цветочки, кушай фрукты, какие понравятся, главное помыть не забудь. И только от Древа познания добра и зла не ешь, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь!

* * *

Я потер пальцем волшебную лампу и торжественно провозгласил:

— Джинн, выходи!

— Ну, чего надо? — недовольно спросил джинн.

— Слушай меня, раб лампы! — начал я.

— Чего-о? — приподнял брови джинн. — Какой еще раб? Рабство давно отменили!

— А кто же ты тогда?

Джинн пожал плечами.

— Да так, вассал.

— Ну тогда слушай меня, вассал лампы…

— Ты чего, совсем охренел? — перебил меня джинн. — Отвали, пока я не разозлился. Пришел, понимаешь, разбудил, требует чего-то…

— Но я же новый хозяин лампы!

— Да? Вот с нее и спрашивай, это теперь ваши проблемы. Я обязан подчиняться только своему сюзерену, и никому больше. А лампа, вроде, ничего пока не требует.

Грехи молодости

Он вовсе не был потомственным вампиром, что бы там ни говорили. Но вампир его укусил очень рано, в совсем еще нежном возрасте. После этого юность прошла как в кровавом тумане. Ночные полеты, шабаши с приглашенными суккубами, убийства, ненависть и восхищение в глазах людей, чувство безнаказанности и сладость греха… Через все это он прошел и испил полной мерой. Но выкарабкался. Взялся за ум, переборол тьму в своей душе. Раскаялся, обратился к свету, посвятил всего себя добродетели. И преуспел! Силы Добра признали его за своего. Люди простили его и прониклись глубоким уважением.

Он добр, мудр, он пример для подражания. Его лик светел, его деяния благородны, а речи возвышенны.

Всем хочется приблизиться к нему: если не по величию духа, то хотя бы просто подобраться поближе и коснуться рукой белоснежных одеяний.

Но делать этого не стоит. Потому что тех, кто сумеет каким-то чудом пробиться сквозь охрану и окажется в опасной близости, он хватает, разрывает когтями и выпивает кровь — всю, до капли.

Что поделаешь, привычка…

* * *

Человек умер, и его душа предстала перед Творцом.

— Ты молодец, — сказал Творец. — Ты прожил прекрасную жизнь и заслужил награду. Есть ли у тебя еще какие-нибудь пожелания перед тем, как отправиться в рай?

— Да, если можно, — ответил человек. — Я по поводу своего соседа. Он, конечно, преотвратная личность и постоянно делал мне всякие гадости, но я не держу на него зла. Пусть все его злодеяния против меня не зачтутся ему во грех, простятся и забудутся. Быть может, это избавит моего соседа от толики адских мук.

— Да будет так! — согласился Творец и отправил душу праведника в рай.

Умер и сосед того человека и тоже предстал перед Творцом.

— Мне жаль тебя, — сказал Творец. — Ты извратил все прекрасное, что в тебе было, изувечил свою душу бесчисленными пороками и обречен теперь страдать в аду. Но во имя той толики человечности, что еще осталась в тебе, спрашиваю: есть ли у тебя последнее желание?

— Есть! — ответил человек. — Мой сосед, который недавно умер… Не позволяй ему вкушать от райских благ! Пусть истребится душа моя, но слишком велика моя ненависть к нему, обреки и его на все муки ада! Пусть хоть это служит мне утешением.

— Да будет так, — согласился Творец и отправил душу грешника в ад.

И вот сидят они в одном котле и улыбаются.

Грешник — оттого, что его сосед тоже чувствует боль от кипящей серы.

Праведник — оттого, что и грешнику позволили принять серную ванну.

И тут нет ничего странного. Они и при жизни варились в одном котле.

* * *

В одном городе жили-были слепцы. А у них, как водится, был поводырь — одноглазый. Слепцы его очень уважали и завидовали его умению все видеть.

А потом пришел в этот город великий лекарь, а может, добрая фея или вообще пророк какой-нибудь, и всех вылечил. Слепцы прозрели.

Они посмотрели на одноглазого, увидели, что он носит повязку, и тоже сделали себе такие же.

Потому что поводырю, конечно, лучше знать, одним глазом смотреть на мир или двумя — он же такой опытный!

крошка-сын к отцу пришел…

— Папа, а герои — они хорошие или плохие?

— Они разные бывают, сынок. Есть хорошие, есть плохие, есть нейтральные.

— А в чем между ними разница?

— Ну как тебе объяснить… Вот, например, если герой добрый, то он идет в лес и начинает бороться с мировым Злом, то есть уничтожать всяких монстров, но не просто так, а во имя Добра и Света. Перебьет пару десятков троллей или гоблинов — считай, совершил доброе дело.

— А если он злой?

— Злой герой, разумеется, творит черные дела. Идет в лес и начинает там безжалостно истреблять всяких монстров для приумножения крови, боли и страданий в этом мире. Вырежет пару дюжин гоблинов или троллей — глядишь, и сам сильнее стал.

— А тогда кто такие нейтральные?

— А эти идут в лес просто так и убивают всяких монстров исключительно ради сохранения природного баланса. Чтобы троллей не было слишком много, чтобы гоблинов не было слишком много…

— А в чем тогда между ними разница?

— Для нас, сынок, разницы никакой. Мы с тобой — тролли.

Политическое

Вышел Гога на Магога

И побил его немного.

Потому что, видит Б-г,

Задолбал уже Магог!

Глиняные ноги

Когда Навуходоносору расшифровали его сон и объяснили, что колосс на глиняных ногах — не что иное, как Вавилонское царство, царь очень огорчился. Действительно, ну что это такое — глиняные ноги! Настоящее убожество. Для золотой головы, серебряного торса, да что там, даже для медного зада такая подпорка ну никак не годится. Некрасиво, ненадежно, при первом же потрясении может подвести, и вся конструкция рухнет.

На следующую ночь царь увидел другой сон. К рухнувшему колоссу пришли иноземцы, укатили и переплавили золотую голову, серебряный торс распилили и начеканили из него монет, медный зад пустили на утварь. А глиняные ноги не тронули. Кому какой прок от глины?

Миновали века и тысячелетия, рождались и умирали страны и народы, приходили и уходили завоеватели, а глиняные ноги стояли все там же, все так же незыблемо, поражая воображение людей величием и мощью древней вавилонской цивилизации.

Тень

Ученый: Эй, вы! Не хотели верить мне, так поверьте своим глазам. Тень! Знай свое место!

Тень встает с трудом, борясь с собой, подходит к ученому.

Первый министр: Смотрите! Он повторяет все его движения. Караул!

Первый министр шатается и падает, раскидывает руки в стороны и распластывается по полу серым пятном. Второй министр падает рядом с ним. Придворные один за другим опускаются на колени, ложатся пластом и сплющиваются. Последней, всхлипывая, ложится на пол Принцесса.

Ученый: Что? Вы все?!..

Тени с легким шелестом расползаются по городу и занимают подобающее им место у ног обывателей. В тронном зале остаются только Ученый, Аннуанциата и их Тени.

Занавес.

* * *

Две кареты, не справившись с управлением, столкнулись перед воротами дворца. Заржали лошади, заорали кучера. Распахнулись дверцы карет, и две дамы в кринолинах бросились вверх по лестнице, норовя обогнать друг друга.

— Ох… я не опоздала? — задыхаясь, спросила одна у скучающего стражника.

— Да нет, — пожал плечами стражник. — Бал только начинается.

— Кажется, успела! — выдохнула вторая дама, переводя дух на верхней ступеньке. — Ой, а меня ведь, наверное, нет в списке приглашенных!

— Да какой там список, — отмахнулся второй стражник. — Открыто для всех, заходите.

Дамы юркнули в распахнутые двери, стражники перевели ленивый взгляд на кучеров. Те уже успели расцепить экипажи и теперь заводили их во двор, переругиваясь между собой.

— Во понаехало! — покачал головой левый стражник. — И откуда их столько?

— И не говори, — ответил правый, почесывая спину алебардой. — Чисто саранча.

Один из кучеров бросил на другого злобный взгляд, прижал уши и зашипел. Другой в ответ встопорщил усы и защелкал зубами.

— Интересно, — протянул левый стражник, — сколько крестниц у этой доброй феи?

— У этой-то? — переспросил правый стражник. — Вроде семь. Или восемь. Кажется.

— А сколько у нас в стране всего фей?

— Чертова дюжина. А что?

— Бедный принц, — вздохнул левый стражник. — Кому же он в итоге достанется?

— Не знаю, — зевнул правый стражник. — Наверное, той принцессе, у которой фея круче. Ну и связи, конечно, тоже вещь немаловажная.

— А остальным тогда что? — Левый стражник прислонил алебарду к косяку и принялся высчитывать на пальцах. — Примерно сотня девушек, четыре часа до полуночи, каждый танец минут по пять… да они даже станцевать с принцем не все успеют! Вон их сколько, а принц-то всего один!

— Ха! — фыркнул правый стражник. — Это в обычные дни принц один. А сегодня у нас бал! Вот и смекай, сколько там будет таких принцев?

— Да и верно! — левый стражник хлопнул себя по лбу. — Совсем забыл, что у мальчиков тоже бывают феи-крестные.

— Не только у мальчиков.

Стражники переглянулись и обменялись кривыми понимающими ухмылками. И показали друг другу длинный раздвоенный язык.

* * *

— Это был полный провал, — всхлипнул Крысолов, роняя слезу в пивную кружку. — Никогда раньше… за всю мою карьеру…

— Да что случилось-то? — спросил его собеседник.

Крысолов смерил его задумчивым пьяным взглядом.

— Я тебе скажу, — немного заплетающимся языком произнес он. — Все скажу. Я ведь кто? Я Крысолов. Я играю на дудочке, а крысы идут за мной. Так?

— Так, — кивнул собеседник.

— Я играю, а они идут. Так всегда было. В какую деревню ни приду, никаких осечек. Все крысы, сколько их есть, бегут ко мне сломя голову, чуть друг на друга не залазят. Ну, сколько их там в деревнях бывает, сотни две-три?

— Где-то так.

— Ну вот. Не было, говорю, сбоев. Я и решил, что не резон мне с моим-то талантом размениваться на всякие мелкие деревеньки, пора подаваться в город. Ну и подался…

— В столицу, что ли?

— Ну не, уж прямо сразу в столицу… Так, городишко, не очень даже и большой. Хотя и не маленький, да. Торговый узел, культурный центр, крупный порт и все такое. Даже стадион свой есть. Я так и подумал, соберу всех крыс на стадионе, места должно хватить. Ну а где их еще собирать, а?

— Негде, — согласился собеседник. — А что, места не хватило?

— Не в том дело, — скривился Крысолов. — Я должен был заранее знать, что городские крысы — это вам не деревенские. Что им моя флейта…

— Они не пришли?

— Почему не пришли? Пришли. — Крысолов опрокинул в себя кружку и передернулся от воспоминаний. — Не сотня, не две сотни — тысячи крыс! Да что я говорю — десятки тысяч! Полный стадион! И они меня освистали!

В ногу со временем

— Господин Гений, — крикнула секретарша, — к Вам посетитель!

— Скажите, что у меня нет времени.

— Теперь есть, — успокоил Гения посетитель, проходя сквозь дверь. — Все в порядке.

— А Вы, собственно, кто? — спросил Гений.

— Я-то? Да я и есть Время. Привет.

— Привет, — пробормотал Гений. — Какими судьбами?

— Я по делу. Насилу догнало, — пожаловалось Время. — За тобой, знаешь ли, не угонишься.

— Да, мне часто говорили, что я опережаю свое время.

— Вот-вот, — энергично кивнул посетитель. — Вечно вы куда-то спешите, вечно у вас времени нет. А откуда ему взяться? Вы же не подождете, вам же некогда! Но теперь все!

— Что все? — спросил Гений.

— Все — это значит все, я пришло. Твое время.

— Пришло мое время? — испугался Гений. — Но я не хочу умирать! Я еще так молод!

— Умирать? Зачем? — удивилось Время. — Просто я тебя догнало, теперь мы наравне. Ты меня больше не опережаешь. И, кстати, учти — ты отныне не гений, а так… одаренная личность.

— Почему-у?

— Потому что идешь в ногу со Временем. Какой же ты гений после этого?

Время оглянулось по сторонам и доверительно склонилось к Гению.

— Я бы и раньше пришло, — призналось оно, — да как-то неловко было заваливаться с бухты-барахты к великому человеку. Кто бы меня представил? А теперь у тебя секретарша есть.

Бабочка-однодневка

Жила-была когда-то, не так давно, бабочка-однодневка. С виду самая обычная, но по сути какая-то ненормальная. Другие бабочки считали ее чокнутой. А все потому, что она, в отличие от них, имела заветную мечту. Да не какую-нибудь, а труднодостижимую — бабочка мечтала о туристическом круизе на Багамские острова, не больше и не меньше. Рекламную брошюрку с видами Багам она нашла в траве еще утром, будучи гусеницей, и с тех пор загорелась идеей там побывать. Подружки смеялись над ней, уговаривали забыть про эту блажь — ведь жизнь так коротка, всего один день, и просто преступно тратить ее на глупости. Кому нужны какие-то Багамы, когда солнце светит, цветы цветут и до вечера еще целых полдня! Этого достаточно, чтобы немного полетать, повеселиться, отложить кладку яиц и украсить собой стол какой-нибудь птички — но, конечно же, не хватит, чтобы лететь неведомо куда с неизвестной целью. Бабочка и сама знала, что времени у нее в обрез. Но, в отличие от подружек, не считала, что за один день ничего нельзя успеть. Если взяться за дело сразу же и приложить все силы, то и в этот срок вполне можно уложиться. Было бы желание!

Желание у бабочки было, а энергии, с которой она занялась своей судьбой, хватило бы на целую сотню бабочек. Что ей только не пришлось пережить за этот день! Она летала повсюду, что-то утрясала, кого-то уговаривала, познакомилась с орлами и слонами, походя спасла лес от наводнения, проникла на секретную военную базу, угнала при помощи своих новых друзей, Енота и Барсука, целый экспериментальный танк, за пару часов добралась до ближайшего гражданского аэродрома и уже под вечер, усталая, но почти счастливая, спросила у девушки в справочном окошке (для этого ей пришлось написать записку собственной пыльцой на стекле и подождать целых пятнадцать минут, пока служащие заменят упавшую в обморок девушку на другую), когда вылетает следующий самолет на Багамы.

Увы! Самолетов на Багамы в тот день не было и не предвиделось. Бабочка в последней отчаянной надежде выложила на конторку весь свой дневной заработок — миллион долларов, чтобы арендовать всего на часок одноместный спортивный самолет, но администрация осталась тверда. Нет, отвечали бабочке, из нашего аэропорта рейс на Багамы не ходит, извините.

Наступил вечер, и бабочка умерла.

Она так и не узнала, что всю жизнь прожила на Багамах.