От национальной культуры к культуре массовой
В ХХ веке культура стала объектом мощной экспансии со стороны новых - аудиовизуальных и электронных - средств коммуникации (радио, кино, телевидение), охвативших своими сетями практически все пространство планеты. В современном мире средства массовой информации (СМИ) обрели значение главного производителя и поставщика культурной продукции, рассчитанной на массовый потребительский спрос. Ее потому и называют массовой культурой, что она не имеет четко выраженной национальной окраски и не признает для себя никаких национальных границ. В качестве совершенно нового культурного феномена она является предметом изучения уже не антропологического (этнологического) или гуманитарного (филологического и исторического), а социологического знания.
Массы - особого рода социальная общность, которую следует отличать и от народа (этноса), и от нации. Если народ представляет собой коллективную личность с единой для всех программой поведения и системой ценностей, если нация – это коллектив личностей, то массы – это безличный коллектив, образуемый внутренне не связанными между собой, чуждыми и безразличными друг другу индивидами. Так, говорят о массе производственной, потребительской, профсоюзной, партийной, зрительской, читательской и пр., которая характеризуется не столько качеством образующих ее индивидов, сколько их численным составом и временем существования.
Наиболее типичным примером массы является толпа. Массу называют порой «толпой одиноких» (таково заглавие книги американского социолога Д. Рисмена), а ХХ век - «веком толп» (название книги социального психолога С. Московичи)[15]. Согласно «диагнозу нашего времени», поставленному немецким социологом Карлом Манхеймом еще в 30-е гг. прошлого венка, «основные изменения, свидетелями которых мы сегодня являемся, в конечном итоге объясняются тем, что мы живем в массовом обществе»[16]. Своим возникновением оно обязано росту крупных промышленных городов, процессам индустриализации и урбанизации. С одной стороны, его характеризует высокий уровень организации, планирования, управления, с другой - сосредоточение реальной власти в руках меньшинства, правящей бюрократической элиты.
Социальной базой массового общества являются не свободные в своих решениях и действиях граждане, а скопления безразличных друг к другу людей, сведенных вместе по чисто формальным признакам и основаниям. Оно - следствие не автономизации, а атомизации индивидов, чьи личные качества и свойства никем не принимаются в расчет. Его появление стало результатом включения больших групп людей в социальные структуры, функционирующие независимо от их сознания и воли, навязанные им извне и предписывающие им определенный способ поведения и действия. Социология и возникла как наука об институциональных формах социального поведения и действия людей, в которых они ведут себя согласно предписанным им функциям или ролям. Соответственно изучение психологии масс получило название социальной психологии.
Будучи чисто функциональным образованием, масса не обладает собственной и внутренне сплачивающей ее программой действий (последнюю она всегда получает извне). Каждый здесь - сам по себе, а все вместе - достаточно случайное объединение людей, легко подверженное внешним воздействиям и разного рода психологическим манипуляциям, способным вызывать у нее определенные настроения и эмоции. За душой у массы нет ничего такого, что она могла бы посчитать своей общей ценностью и святыней. Ей нужны кумиры и идолы, которым она готова поклоняться, пока они владеют ее вниманием и потворствуют ее желаниям и инстинктам. Но она же и отвергает их, когда они противопоставляют себя ей или пытаются подняться выше ее уровня. Массовое сознание рождает, конечно, свои мифы и легенды, может полниться слухами, подвержено разным фобиям и маниям, способно, например, беспричинно впадать в панику, но все это - результат не сознательных и продуманных действий, а иррационально возникающих на массовой почве переживаний и страхов.
Главной ценностью массового общества является не индивидуальная свобода, а власть, которая, хотя и отличается от власти традиционной – монархической и аристократической – в своей способности управлять людьми, подчинять себе их сознание и волю намного превосходит последнюю. Люди власти становятся здесь подлинными героями дня (о них больше всего пишет пресса, они не сходят с экранов телевидения), приходя на смену героям прошлого – инакомыслящим, борцам за личную независимость и свободу. Власть в массовом обществе столь же обезличена, деперсонализирована, как и само общество. Это уже не просто тираны и деспоты, чьи имена все знают, а скрытая от глаз общественности корпорация людей, управляющих страной, - «властвующая элита». Орудием ее власти, сменяющим старую «систему надзора и наказания», служат мощные финансовые и информационные потоки, которыми она распоряжается по собственному усмотрению. Кто владеет финансами и СМИ, тому реально и принадлежит власть в массовом обществе.
В целом массовая культура и есть орудие власти массового общества над людьми. Будучи рассчитана на массовое восприятие, обращаясь не к каждому отдельно, а к огромным аудиториям, она ставит своей задачей вызвать у нее однотипную, однозначную, одинаковую для всех реакцию. Национальный состав этой аудитории не имеет при этом существенного значения. Массовый характер восприятия, когда мало знакомые и ничем не связанные между собой люди как бы сливаются в едином для себя эмоциональном отклике, - специфическая особенность приобщения к массовой культуре.
Понятно, что сделать это легче, обращаясь к самым простым, элементарным чувствам и настроениям людей, не требующим серьезной работы головы и духовных усилий. Массовая культура - не для тех, кто хочет «мыслить и страдать». В ней ищут по большей части источник бездумного веселья, ласкающего глаз и слух зрелища, заполняющего досуг развлечения, удовлетворения поверхностного любопытства, а то и просто средства для «ловли кайфа», получения разного рода удовольствий. Достигается такая цель посредством не столько слова (тем более, печатного), сколько изображения и звука, которые обладают несравненно большей силой эмоционального воздействия на аудиторию. Массовая культура – по преимуществу аудиовизуальная. Она предназначена не для диалога и общения, а для снятия стрессов от избыточных социальных перегрузок, для ослабления чувства одиночества у живущих рядом, но не знающих друг друга людей, позволяя им на какое-то время ощутить себя одним целым, эмоционально разрядиться и дать выход накопившейся энергии.
Социологи отмечают обратную зависимость между просмотром телепередач и чтением книг: с увеличением времени первого сокращается второе. Общество из «читающего» постепенно становится «глазеющим», на смену письменной (книжной) культуре постепенно приходит культура, основанная на восприятии зрительных и звуковых образов («конец галактики Гутенберга»). Они-то и являются языком массовой культуры. Письменное слово, конечно, полностью не исчезает, но постепенно девальвируется в своем культурном значении.
Судьба печатного слова, вообще книги, в эпоху массовой культуры и «информационного общества» - большая и сложная тема[17]. Замена слова изображением или звуком создает в культурном пространстве качественно новую ситуацию. Ведь слово позволяет увидеть то, что нельзя увидеть обычным глазом. Оно обращено не к зрению, а к умозрению, позволяющему мысленно представить то, что им обозначается. «Образ мира, в слове явленный», со времен Платона называют идеальным миром, который становится доступен человеку лишь посредством воображения, или рефлексии. А способность к ней в наибольшей степени формируется чтением.
Другое дело, наглядное изображение, картинка. Ее созерцание не требует от человека особых мыслительных усилий. Зрение заменяет здесь рефлексию, воображение. Для человека, чье сознание сформировано средствами массовой информации, нет идеального мира: он исчезает, растворяется в потоке зрительных и слуховых впечатлений. Он зрит, но не мыслит, видит, но часто не понимает. Удивительная вещь: чем больший объем такой информации оседает в голове человека, тем менее он критичен по отношению к ней, тем более утрачивает собственную позицию и личное мнение. Читая, еще можно как-то соглашаться или спорить с автором, но, долгое общение с экранным миром постепенно убивает всякую сопротивляемость ему. В силу своей зрелищности и общедоступности этот мир намного убедительней книжного слова, хотя и более разрушителен в своем воздействии на способность суждения, т.е. на способность самостоятельно мыслить.
Массовая культура, будучи по существу космополитической, явно понизила порог индивидуальной восприимчивости и избирательности. Поставленная на поток, она мало чем отличается от производства товаров массового потребления. Даже при хорошем дизайне она рассчитана на среднестатистический спрос, на усредненные предпочтения и вкусы. Безгранично расширяя состав своей аудитории, она приносят ей в жертву уникальность и неповторимость авторского начала, что всегда определяло своеобразие национальной культуры. Если сегодня кто еще и интересуется достижениями национальной культуры, то уже в статусе высокой (классической) и даже элитарной культуры, обращенной в прошлое.
Отсюда понятно, почему большинство западных интеллектуалов увидело в массе главного врага культуры. На смену национальным формам жизни пришел космополитический город с его стандартизированными предписаниями и регламентациями. В такой среде культуре нечем дышать, а то, что ею называют, не имеет к ней прямого отношения. Культура позади, а не впереди нас, и все разговоры о ее будущем не имеют смысла. Она превратилась в огромную индустрию досуга, существующую по тем же правилам и законом, что и вся рыночная экономика.
Еще Константин Леонтьев удивлялся тому, что чем больше европейские народы обретают национальную независимость, тем больше становятся похожими друг на друга. Кажется, что национальные границы в культуре и существуют только для того, чтобы сохранять на какое-то время идущие из прошлого этнокультурные различия между народами, во всем остальном предельно сближающиеся друг с другом. Рано или поздно и все то, что их разделяет в плане культуры, окажется несущественным на фоне происходящих интеграционных процессов. Уже национальная культура освобождает индивида от безусловной власти над ним непосредственного коллективных и традиционно передаваемых обычаев и ценностей его группы, включает в более широкий культурный контекст. В своей национальной форме культура становится индивидуальной, а, значит, более универсальной по заключенным в ней смыслам и связям. Классиков любой национальной культуры знают во всем мире. Происходящее в массовом обществе дальнейшее расширение границ культуры, ее выход на транснациональный уровень осуществляется, однако, за счет утраты ею ярко выраженного индивидуального начала в процессе, как творчества, так и потребления культуры. Количественный состав аудитории, потребляющей культуру, предельно увеличивается, а качество этого потребления снижается до уровня общедоступного примитива. Культура в массовом обществе движима не стремлением человека к индивидуальному самовыражению, а бытро меняющимися потребностями толпы.
Что же в таком случае несет с собой глобализация? Что она означает для культуры? Если в границах существующих национальных государств массовая культура еще как-то соседствует с высокими образцами культуры, созданными национальным гением народа, то не станет ли культура в глобальном мире синонимом человеческой безликости, лишенной всяко разнородности? Какова вообще судьба национальных культур в мире глобальных связей и отношений?