Написанные почерком М. , обозначены — (к)
Цифры в скобках относятся к комментариям М. в конце письма. — Ред. )
Моя дорогая Старая Леди.
И хоть я в отчаянии склонен временами верить, что вы являетесь обманщицей, полагаю, что люблю вас больше, чем любого из них. Я только что разделался с последними страницами памфлета, который готовлю. Эти последние страницы являются выдержкой из вашего письма касательно мадам "Тэкла Лебендорф". Но ваше объяснение в этом случае не ясно, потому после того, как я пытался понять, что вы подразумевали, я полностью переписал его, исходя из моего внутреннего сознания; Будда знает, напал ли я на правильный след, я не знаю, но вы увидите пробные оттиски, и вы или Братья должны исправить любые ошибки.
Как существуют испорченные натуры, которые начинают любить физическую уродливость в противоположность красоте, также существуют такие, кто обретает покой в моральной развращенности испорченных людей. Такие рассматривали бы обман как одаренность.
М-р Синнет должен употребить свое влияние, чтобы запретить подобное злоупотребление доверием. Ее письмо к м-ру Хьюму было частным. Случай может быть передан полностью. Опубликование имен, имен лиц, родственники которых еще живы и проживают поныне в России, должно быть запрещено М. Б.
Этот памфлет состоит из длинного письма, объявляющего теософию обманом и выставляющего все возражения против нее и Братьев, выдвинутые наиболее 140 разумными людьми, которые не сомневаются в истинности фактов спиритуализма.
Такие, как м-р Чаттерджи, например?
Из значительно более длинного письма, увы, ужасно длинного, критикующего первое и выворачивающего его наизнанку. В этом я сделал лучшее, что мог. Думаю, что оно читается довольно хорошо — оно не является неопровергаемым — (за это вы должны поблагодарить Братьев) (1), но оно приводит наиболее удачное объяснение каждому нескладному факту и дает полнейшее обозрение всех благоприятных фактов. Я подразумеваю любого, кроме какого-либо Брата, и надеюсь, что если Братья существуют, некоторые из них могли бы, когда пробные оттиски будут перед вами, помочь нам намеками, которыми я мог бы подкрепить дело. Я использовал эту возможность, чтобы в большой мере пролить свет на принципы Эзотерической Теософии и вопросы, касающиеся Братьев и их modi operandi и т. д. В этом письме имеется весьма многое. (2)
Но хоть я считаю, что доказал многое, хотя я могу убеждать других — я почти переубедил сам себя (3). Никогда, пока я не начал это защищать, я не сознавал крайнюю слабость нашего положения. Вы, дорогая старая грешница (и не были бы вы коснеющей во грехе в нормальных условиях?), являетесь самой опасной брешью из всех: полное отсутствие вашего контроля над настроением, ваша в высшей мере не-Буддо- и не-Христо-подобная манера говорить о всех, кто нападает на вас, ваши необдуманные утверждения вместе составляют обвинительный акт, который трудно опровергнуть; я полагаю, что выкарабкался из этого (4). Но хотя я могу заткнуть рты другим, я сам лично не удовлетворен. Теперь вы, возможно, скажете: "А разве вы лучше? " Я отвечу сразу: несомненно нет, вероятно, в некотором образе в десять раз хуже. Но ведь я не являюсь избранным вестником воплощения всей чистоты и добродетели, я — испачканная грязью душа, которая — хотя и кошка может смотреть на короля — не может даже взирать на Брата. (5) Теперь, я знаю все о предполагаемом объяснении Братьев (6), что вы являетесь психологическим калекой — один из ваших семи принципов находится в качестве залога в Тибете, — если так, то тем больший позор для них удерживать имущество владельцев к большому ущербу для них. Но допустим, что это так, тогда я попрошу своих друзей, Братьев, "precisez", как говорят французы: какой же принцип вы держите у себя, приятели?
Это не может быть Стхула-Шарирам, тело-это ясно, ибо вы могли бы, поистине, сказать вместе с Гамлетом: "О, если бы ты, моя тучная плоть, могла растаять!"
И это не может быть Линга-Шарирам, так как она не может отделиться от тела, и это не может быть Кама-Рупа, если бы было так, ее потеря не объяснила бы ваши симптомы.
Также, конечно, это не Джив-Атма, у вас имеется избыток жизненности. Также это не пятый принцип или ум, ибо без него вы были бы "quo ad" относительно внешнего мира идиотом. Также это не есть шестой принцип, ибо без этого вы были бы дьяволом, интеллектом без совести; что же касается седьмого, так это всемирный, и не может быть захвачен никаким Братом и никаким Буддою, но существует для каждого соответственно той степени, в которой открыты глаза шестого принципа.
Потому для меня это объяснение не только неудовлетворительно, но само то, что оно предложено, навлекает подозрение на все это дело.
Весьма умно, но предположим, что это не является одним из семи отдельно, но все? Каждый из них — "калеками без возможности проявлять свои полные силы? И предположим, что таков мудрый закон далеко предвидящей власти!
И так во многих случаях: чем больше смотришь на вещи, тем меньше они кажутся водонепроницаемыми. Тем больше они напоминают выдумки, выдвинутые мгновенно, чтобы противостать неожиданному затруднению.
Если — как это вполне возможно — все может быть объяснено, тогда я только сожалею о глупости Высших Существ, которые посылают вас сражаться с миром, вооруженной лишь частью ваших способностей, и тщательно окружают вас сетью таких противоречивых и компрометирующих фактов, чтобы сделать невозможным для самого любящего вас и никоим образом не менее разумного друга иногда отвратить мрачные сомнения не только относительно их существования, но и относительно вашей добропорядочности. (7)
В письме N2 я несомненно ответил на все возражения — до некоторой степени, — но если бы мне пришлось писать N3 от противной стороны, разве не мог бы я разбить в пух и прах по крайней мере некоторые из аргументов письма N2? Очевидно, со стороны никто не может.
Как сказано ранее, для этого имеется полное основание. Ибо аргументы на обеих сторонах ошибочны и легко могут быть разбиты "в пух и прах".
Все, что я могу сказать — если, как я все еще верю, взвесив доказательства, Братья существуют, — умоляйте и просите их так укрепить вас, чтобы в большей степени сделать вас такой, каким должен быть крупный духовный реформатор, и так укрепить наши руки, чтобы защищать вас и продвигать их дело. (8)
Итак, — это письмо Олькотта с Цейлона — с одним пропущенным абзацем и несколькими измененными словами — ко мне, превосходное письмо; абзац, который мир сразу бы атаковал, как указывающий на трансцендентальный флирт между М. и его "наиболее утонченным образцом совершенной женственности", сестрой К. Х. , я, естественно, вычеркнул, также как и отрывок о его предполагаемом выходе из тела в Нью-Йорке, который неубедителен и объясним, как простой сомнамбулизм.
(Следующий абзац написан поверх текста в оригинале красными чернилами М. — Ред. )
М-р Хьюм поступил благоразумно, вычеркнув этот абзац в письме О. , тем не менее, написание трех слов не могло бы быть объяснено теорией сомнамбулизма, так как лунатики не проходят через плотные стены.
Что же касается того предложения о сестре моего брата, никто, обладающий хоть какой-то учтивостью, и не подумал бы о выдаче этого публике. Публика, представляемая настолько вопиюще непристойной в мыслях, что даже один из ее наиболее достойных вождей не может читать о чистой сестринской дружбе праведной женщины с пожизненным братом своего брата в оккультном исследовании без опускания до унизительной мысли о чувственной связи, должна быть лишь стадом свиней. И однако этот вождь удивляется, почему мы не придем в его рабочий кабинет и не докажем, что мы не являемся измышлениями безумной фантазии!
Это ваш рассказ о Тэкле — переписанный, я надеюсь только, что он вполне правдив, и когда он достигнет России, что непременно произойдет, люди его будут подтверждать, а не отвергать.
Там имеется предисловие, написанное крупным шрифтом, которое каждый, кто пожелает, может считать написанным Братьями или вами, или Президентом, указывающее, что эти письма, хотя никоим образом полностью не свободны от ошибок, все же напечатаны, как проливающие некоторый свет на трудности, испытываемые многими, интересующимися Теософией. Пробные оттиски поступят к вам в свое время; усильте защиту, если можете вы или могут они; не пытайтесь ослабить нападение; самое надежное положение всегда достигается путем выдвижения вами самими всего, что может быть сказано против вас.
Кстати, сколько экземпляров следует напечатать бенгальского перевода "Правил Женщин" и т. д. Синнет напечатал лишь 100 английских, и кажется, что теперь ни одного не осталось! Нет смысла печатать больше бенгальских правил, чем по всей видимости будет использовано, но я считаю, что 100 слишком мало. Пожалуйста, скажите сколько, я оплачиваю печатание этого, и С. К. Чаттерджи, который отправляется в Калькутту и который приложил все старания к переводу, позаботится о печатании их. И я должен буду написать ему туда и сказать сколько экземпляров, так что, пожалуйста, не забудьте ответить определенно, сколько экземпляров.
Чаттерджи очень умный парень, но хотя он верит в спиритуализм или в спиритуалистическую науку, мне никак не удается заставить его принять на веру Братьев! Я только что послал ему письмо Олькотта и свидетельство Рамасвамиира с постскриптумом М. о том, что вы все являетесь dzing dzing. Большинство людей является dzing dzing по мнению прославленного.
Если они не существуют, то какой же романисткой вы должны быть!
(9а) Вы несомненно создаете ваши характеры весьма согласующимися. Когда же наш дорогой Христос, я подразумеваю К. Х. , опять появится на сцене, он ведь наш самый любимый актер (9б). Ну ладно, я полагаю, что они сами лучше знают, что им делать, но, по-человечески говоря, они совершают ошибку, ослабляя мои энергии, оставляя меня без какого-либо ясного факта об их существовании и таким образом утомляя меня сомнениями, могу ли я преподавать доктрины, которые, как бы они ни были чисты сами по себе, могут быть основаны на обмане, и которые, если основаны таким образом, никогда не могут принести какое-либо добро; сомнениями, не трачу ли я дурно свое время и умственные способности над химерой, время и силы, которые я мог бы посвятить какому-то более скромному, но, возможно, более истинному и более приносящему добро делу. (9в) Однако, я нанялся на один год и в течение его буду делать все, что могу, искренне и верно. Но если в пределах этого периода я не получу никакой уверенности, я уйду из Общества, почувствовав, что, истинно это или ложно, для меня это не является истиной. Я не откажусь от жизни (10), ибо она, как бы, возможно, несовершенно я ни преуспевал в ней, всецело привлекает меня. Если Общество основано на истине, то я, по крайней мере, принесу ему некоторую пользу всем тем, что написал и сделал. Если это так, то я не смогу принести большого вреда, и до сих пор я не шел дальше того, чему верю.
Вы скажете, что это вполне похвально для вас. Но между вами и мною не должно быть никаких эвфемизмов, если завтра надо давать свидетельские показания. Я мог бы поклясться, что, согласно данному ныне совету, я верю, что вы являетесь абсолютно чистой женщиной, но я не могу поклясться, что вся история о Братьях не есть выдумка, хотя и мог бы поклясться, что в целом я верил в ее большее сходство с правдой, нежели с ложью.
Синнет, тем не менее — счастливчик, не имеет и тени сомнения, и с его убеждением, положением и способностями он будет надежной опорой для вас и для Теософии, так что у меня будет меньше угрызений совести, когда я сниму с себя всякую ответственность за это дело, чем если бы вы остались без единого защитника во власти филистимлян.
Следующим я возьму письмо Терри и посмотрю, что из него смогу сделать. У меня еще не было времени обдумать его как следует.
Я хотел бы, чтобы вы ввели меня в переписку с вашим пандитом из Трипликана и склонили его осчастливить меня еще несколькими такими письмами, как это последнее. Если бы я только имел его до того, как писал эти фрагменты!
Привет Олькотту!