О нежелании уступать свою славу
Из всех призрачных стремлений нашего мира самое обычное ираспространенное — это забота о нашем добром имени и о славе. В погоне заэтой призрачной тенью, этим пустым звуком, неосязаемым и бесплотным, мыжертвует и богатством, и покоем, и жизнью, и здоровьем — благамидействительными и существенными:
La fama, ch’invaghisce а un dolce suono
Gli superbi mortali, et par si bella,
E un echo, un sogno, anzi d’un sogno un’ombra
Ch’ad ogni vento ci delegua e sgombra. [675]
И из всех неразумных человеческих склонностей это, кажется, именно та,от которой даже философы отказываются позже всего и с наибольшей неохотой.Из всех она самая неискоренимая и упорная: quia etiam bene proficientesaminos temptare non cessat [676]. Но найдешь другогопредрассудка, чью суетность разум обличал бы столь ясно. Но корни его врослив нас так крепко, что не знаю, удавалось ли кому-нибудь полностью избавитьсяот него. После того как вы привели все свои доводы, чтобы разоблачить его,вашим рассуждениям противостоит столь глубокое влечение к славе, что вамнелегко устоять перед ним. Ибо, как говорит Цицерон, даже восстающие противнего стремятся к тому, чтобы книги, которые они на этот счет пишут, носилиих имя, и хотят прославить cебя тем, что презрели славу [677]. Все другоеможет стать общим; когда нужно, мы жертвуем для друзей и имуществом ижизнью. Но уступить свою честь, подарить другому свою славу — такого обычноне увидишь. Катул Лутаций во время войны против кимвров, исчерпав всесредства, чтобы остановить своих солдат, бегущих от неприятеля, сам стал воглаве беглецов и выдал себя за труса, дабы всем казалось, что они скорееследуют за своим начальником, чем спасаются от врага: так он пожертвовалсвоим честным именем, чтобы покрыть чужой стыд. Говорят, что когда Карл V в1537 г. вторгся в Прованс, Антонио де Лейва [678], видя, что император твердорешил предпринять этот поход, и считая, что он может увенчаться необычайнойславой, тем не менее возражал и давал императору противоположный совет, стой лишь целью, чтобы вся слава и честь этого решения были приписаны егоповелителю и чтобы, по мнению всех, так велика оказалась мудрость ипредусмотрительность государя, что, даже вопреки советам окружающих, онуспешно завершил столь блестящее предприятие. Таким образом стремился онпрославить его за свой счет. Когда фракийские послы, утешая Архилеониду,мать Брасида [679], потерявшую сына, славили его вплоть до утверждения, будтоон не оставил равных себе, она отвергла эту хвалу, частную и личную, чтобывоздать ее всему народу: «Не говорите мне этого, — сказала она; — я знаю,что Спарта имеет граждан более великих и доблестных, чем он». Во время битвыпри Креси [680]принцу Уэльскому, тогда еще весьма юному, пришлось командоватьавангардом. Именно здесь и завязалась самая жестокая схватка. Находившиесяпри нем приближенные, видя, что им приходится туго, послали королю Эдуардупросьбу оказать им помощь. Он спросил, в каком положении сейчас его сын, и,получив ответ, что тот жив и по-прежнему на коне, сказал: «Я повредил быему, если бы отнял у него честь победы в этом сражении, в котором он такстойко держался. И хотя ему сейчас трудновато, пусть она достанется емуодному», И он не пожелал ни сам прийти сыну на помощь, ни послать кого-либо,зная, что если бы он туда отправился, стали бы говорить, что без егоподдержки все погибло бы, и приписали бы ему одному успех в этом доблестномделе. Semper enim quod postremum adiectum est, id rem totam videtur traxisse [681].
В Риме многие считали и говорили повсюду, что главными победами своимиСципион был в значительной степени обязан Лелию, который, однако, всегда ивсеми способами содействовал блеску величия и славы Сципиона, нисколько непомышляя о себе [682]. А царь спартанский Феопомп, когда кто-то стал говорить,что государство держится крепко потому, что он умеет хорошо повелевать,ответил: «Нет, скорее потому, что народ умеет так хорошо повиноваться».
Подобно тому, как женщины, унаследовавшие звание пэров, имели право,несмотря на свой пол, присутствовать и высказываться при разбирательстведел, подлежащих юрисдикции пэров, так и пэры, принадлежащие к церкви,несмотря на свой духовный сан, обязаны были во время войны помогать нашимкоролям не только присылкой своих людей и слуг, но и личным присутствием.
Епископ города Бове, находясь при короле Филиппе-Августе во время битвыпри Бувине [683], сражался весьма мужественно. Но он полагал, что ему неследует пожинать плоды и славу такого кровавого и жестокого дела. Многихврагов смирил он в тот день своей рукой, но всегда передавал их первомупопавшемуся дворянину, предоставляя ему поступить с ними по своемуусмотрению: умертвить или взять в плен. Таким образом передал он Уильяма,графа Солсбери, мессиру Жану де Нель. С такой же щепетильностью в делахсовести, как та, о которой я только что говорил, он соглашался оглушитьврага, но не ранить, и сражался только палицей. Уже в наше время некийдворянин, которого король укорил за то, что он поднял руку на священника,твердо и решительно отрицал это. А дело было в том, что он бил его и топталногами.