ШЕЛЛИНГ — ФИЛОСОФ ВО ХРИСТЕ. ства с его стороны находились во власти злого духа, то не были ли бы их грехи более тяжки и неслыханны

ства с его стороны находились во власти злого духа, то не были ли бы их грехи более тяжки и неслыханны, чем они были в дей­ствительности? Не вопияли ли бы тогда к небу все постыдные наслаждения и противоестественные страсти, плотские и иные грехи, убийство, прелюбодеяние, разврат, воровство, коварство, бесстыдство так громко, что бог должен был бы немедленно истребить их? Да не стали ли бы они сами взаимно умерщвлять и пожирать друг друга? Отсюда вытекает уже, что бог должен был сжалиться и над язычниками и даровать им некоторый свет свыше, и это заключается в том, что они постепенно и так, что они сами этого не замечали, пройдя через все ступени идолопоклонства, были доведены до поклонения истинному Христу, хотя они и не знали, что их бог тождественен с богом христиан и что тот, кто был неизвестен в язычестве, ныне явился им в христианстве. Те же, которые не признали этого, когда им проповедовалось евангелие, с тех пор молились уже не скрытому Христу, потому что они преследовали явившегося Христа, но богом их-являлся теперь уже враг Христа — дьявол. Большой заслугой Шеллинга является то, что он первый ста­рается отыскать проявление заботы божественного промысла о язычниках и таким образом воздает новую хвалу любви Христа к грешным людям.

А после того как иудеи сознательно, а язычники, не ведая этого и в ложной форме, были доведены до познания истинного бога, когда гордые дворцы греческого мира рухнули и желез­ная рука римского императора стала тяготеть над всем миром,— исполнилось время, и бог послал своего сына, чтобы все те, кто верует в него, не погибли, но обрели вечную жизнь. Это произошло следующим образом. Когда Христос подчинил себе язычество, он был его богом, но не истинным богом, которым он не мог быть без отца. Таким образом, он отвоевал мир от дьявола и мог сделать с ним, что хотел; qh мог удержать его для себя и один властвовать над ним и этом образе божием; но он, добровольно повинуясь, не сделал этого, передал его своему отцу, отказавшись от образа божия и став человеком.

«Он, будучи образом божиим, не почитал хищением быть равным богу; но уничижил себя самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Послание к филишшйцам, 2, 6—8).

Есть еще множество других мест в священном писании, выясняющих и доказывающих правильность этого истолкова­ния, и, таким образом, можно все понимать совершенно просто и буквально, не нуждаясь во множестве оговорок и в учености.

Ф. ЭНГЕЛЬС

Величие послушания Христа заключается именно в том, что спаситель мог самостоятельно владеть целым миром и отделиться от отца и что он не пожелал этого, но положил к ногам своего отца отвоеванный у дьявола мир и претерпел смерть для искуп­ления многих.

Здесь мы усматриваем также и то, что означает повествова­ние об искушении Христа. Если бы от свободного выбора Иисуса не зависело, подчиниться отцу или нет, то дьявол вовсе не мог бы искушать его, потому что ведь он должен был бы знать, что это все же будет тщетно. Итак, вышеприведенное истолкование Шеллинга, конечно, правильно.

Что, таким образом, Христос является истинным богом, мы слышали, и теперь наш ученый муж переходит к его второй, человеческой природе. И он непоколебимо верит, что Христос в самом деле был истинным человеком, а не только, как думают многие еретики, явлением или духом божиим, который снизо­шел на существовавшего уже человека.

В то время как Христос заступался за мир перед богом, брал на себя ответственность за него, он выступал вне бога и против него. Итак, пока мир вновь не примирился с богом, Христос не был богом, но пребывал в промежуточном состоянии, которое, благодаря победе над язычеством, стало божественным образом, но само не являлось истинным божественным состоя­нием. Чтобы снова перейти в это состояние, Христос должен был передать своему отцу мир, который он отвоевал у дьявола, должен был отказаться от божественного образа и смиренно подчиниться отцу, чтобы принять на себя наказание sa безза­коние мира. Он проявил это смирение тем, что стал человеком, рожденным женщиной, и был послушен до смерти, даже до смерти на кресте. Все очищения и жертвы не могли умилости­вить бога и являлись лишь прологом единой, великой жертвы, в которой не только- было уничтожено зло, но и был умилостив­лен гнев бога. Бога можно было умилостивить лишь величай­шей, добровольнейшей, смиреннейшей покорностью, и это мог сделать только сын, а не человек, которого принуждали к по­корности страх и мучения совести, грозный гнев божий. Теперь Христос мог заступаться перед богом и за людей, так как он стал их господином, их защитником, благодаря тому поклоне­нию, которое они, не зная этого, ему воздавали. И вот, чтобы в самом деле подвергнуться вместо человека заслуженному последним наказанию, он стал человеком; решение стать чело­веком является чудом божественной благости. Таким образом, тот, кто вначале был у бога и даже сам был богом, а после грехо­падения был в «образе божием», теперь родился в Вифлееме