Тема 7: Искусство писать романы
(По главам романов «История Тома Джонса-найденыша» Г. Филдинга и
«Жак-фаталист и его Хозяин» Д. Дидро)
План
1. Филдинг о задачах автора просветительского романа и взаимоотношениях с читателем.
2. Рефлексия игры с читательскими ожиданиями как один из ведущих приемов организации материала в «Жаке-фаталисте» Д. Дидро.
- Жак-фаталист в роли рассказчика.
- Дорожный рассказ – способ организации материала в романе, дающий возможность наблюдения за разветвлениями повествования.
- Ориентация на интересы слушателя как фактор организации повествования.
3. Принципы организации повествования в просветительском романе.
Консультация
Жанр романа активно развивается в XVIII веке и, выражаясь языком Ю.Н. Тынянова, выходит в центр жанровой системы.
Г. Филдинг начинает в литературе как драматург и автор пародии на романы Ричардсона, развивающий традиции, заложенные Сервантесом. Его увлекает перенесение героя рыцарского романа в несвойственную для него атмосферу плутовского романа. Так появляется комедия «Дон Кихот в Англии» и роман «Приключения Джзефа Энд-рюса и Абрагама Адамса». В романе, с одной стороны, пародийно переиначивается ситуация «Памелы» Ричардсона (молодой слуга спасается от нападок вдовы-хозяйки), с другой, — возникает английская пара, напоминающая Дон Кихота и Санчо. По дорогам Англии путешествует человек, стремящийся утверждать справедливость и достоинство; он проходит сквозь все несовершенства мира в сопровождении незадачливого слуги.
Роман Филдинга «История Тома Джонса-найденыша» интересен не только с точки зрения композиции, но и теми мыслями, которыми автор делится с читателем: как следует выстраивать романы и как отбирать материала для повествования. Интересно, что довольно скоро метод, предложенный Филдингом, станет материалом пародии для Л. Стерна, который не согласится с длиннотами и степенью прописанности обстоятельств, влияющих на судьбу героя.
Огромный роман Филдинга в восемьсот страниц состоит из восемнадцати книг, каждой из которых предпослана глава, где Филдинг рассуждает о необходимости дальнейшего повествования, его тоне и темпе. В первой главе первой книги Филдинг предлагает метафору вкусного кушанья, которое должно быть предложено хозяином харчевни своим посетителям. Так же и писатель, по его мысли, должен ориентироваться на вкусы читающих. В дальнейшем метафора получает развитие.
Интересны размышления Филдинга о том, какой материал может представлять для писателя наивысший интерес, о том, что разные этапы жизни персонажа могут и должны описываться с разной степенью детализации.
Открывая последнюю, восемнадцатую книгу своего романа, Филдинг завершает разговор с читателем сравнением с совместной поездкой в дилижансе, в которой он хотел бы оказаться занимательным спутником.
Философский роман Дени Дидро «Жак-фаталист и его Хозяин» был написан во время пребывания автора в России и Голландии (1773-1774). В нем автор предлагает другой вариант обсуждения способов организации повествования. В поездке Жак рассказывает хозяину свою историю, которая прерывается различными событиями, происходящими в пути. История Жака обрастает деталями. После очередного перерыва он спрашивает о том, какую из линий повествования предпочтительнее было бы развить. Подчас хозяина интересуют детали боковых линий повествования, но он резонно замечает, что так Жак никогда не дойдет до конца. Дидро будто бы нарочито обнажает технику повествования и сам пользуется теми же приемами, что и Жак: предлагает на суд читателя различные варианты в возможном развитии сюжета, делая его (читателя), таким образом, своим соавтором. Играя с читательскими ожиданиями, он может вернуться в эпизод, логикой которого предлагал читателю распорядиться самостоятельно, и прописать его на свой лад.
Такое обнажение творческих приемов писателей позволяет с достаточной ясностью представить принципы создания прозы XVIII столетия.
Вопросы для самоконтроля
1. Каково место Филдинга в истории становления романной формы?
2. Как можно составить себе представление о творческих принципах создания романа Г. Филдинга?
3. Почему важно обратиться к роману Дидро «Жак-фаталист и его Хозяин» для выявления принципов создания прозы XVIII века?
Материалы к занятию
Г. Филдинг.История тома джонса-найденыша[7](Пер. АЛ. Франковского)
Книга 1.
ГЛАВА I. Введение в роман, или список блюд на пиршестве
Писатель должен смотреть на себя не как на барина, устраивающего званый обед или даровое угощение, а как на содержателя харчевни, где всякого потчуют за деньги. В первом случае хозяин, как известно, угощает чем ему угодно, и хотя бы стол был не особенно вкусен или даже совсем не по вкусу гостям, они не должны находить в нем недостатки: напротив, благовоспитанность требует от них на словах одобрять и хвалить все, что им ни подадут. Совсем иначе дело обстоит с содержателем харчевни. Посетители, платящие за еду, хотят непременно получить что-нибудь по своему вкусу, как бы они ни были избалованы и разборчивы; и если какое-нибудь блюдо им не понравится, они без стеснения воспользуются своим правом критиковать, бранить и посылать стряпню к черту.
И вот, чтобы избавить своих посетителей от столь неприятного разочарования, честные и благомыслящие хозяева ввели в употребление карту кушаний, которую каждый вошедший в заведение может немедленно прочесть и, ознакомившись, таким образом, с ожидающим его угощением, или остаться и ублажать себя тем, что для него приготовлено, или идти в другую столовую, более сообразную с его вкусами.
Так как мы не считаем зазорным позаимствоваться умом-разумом от всякого, кто способен поучить нас, то согласились последовать примеру этих честных кухмистеров и представить читателю не только общее меню всего нашего угощения, но также особые карты каждой перемены кушаний, которыми собираемся потчевать его в этом и следующих томах.
А заготовленная нами провизия является не чем иным, как человеческой природой. И я не думаю, чтобы рассудительный читатель, хотя бы и с самым избалованным вкусом, стал ворчать, придираться или выражать недовольство тем, что я назвал только один предмет. Черепаха – как это известно из долгого опыта бристольскому олдермену[8], очень сведущему по части еды, – помимо отменных спинки и брюшка, содержит еще много разных съедобных частей; а просвещенный читатель не может не знать чудесного разнообразия человеческой природы, хотя она и обозначена здесь одним общим названием: скорее повар переберет все на свете сорта животной и растительной пищи, чем писатель исчерпает столь обширную тему.
Люди утонченные, боюсь, возразят, пожалуй, что это блюдо слишком простое и обыкновенное, ибо что же иное составляет предмет всех этих романов, повестей, пьес и поэм, которыми завалены прилавки? Много изысканных кушаний мог бы забраковать эпикуреец, объявляя их обыкновенными и заурядными на том только основании, что где-нибудь в глухом переулке подается под таким же названием разная дрянь. В действительности настоящую природу так же трудно найти у писателей, как байонскую ветчину или болонскую колбасу в лавках.
Вся суть – будем держаться нашей метафоры – в писательской кухне; ибо, как говорит мистер Поп:
Остро сказать – наряд к лицу надеть, Живую мысль в слова облечь уметь[9].
То самое животное, которое за одни части своего мяса удостаивается чести быть поданным к столу герцога, нередко подвергается унижению за другие части, и иные его куски болтаются на веревке в самой последней городской лавчонке. В чем же тогда разница между пищей барина и привратника, которые едят одного и того же быка или теленка, как не в приправе, приготовлении, гарнире и сервировке? Вот почему одно блюдо возбуждает и разжигает самый вялый аппетит, а другое отталкивает и притупляет самый острый и сильный.
Подобным же образом высокие достоинства умственного угощения зависят не столько от темы, сколько от искусства писателя выгодно подать ее. Как же будет порадован читатель, найдя, что в настоящем сочинении мы заботливо придерживались одного из первейших правил лучшего повара, какого только произвел нынешний век, а может быть, даже век Гелио-габала![10] Этот великий человек, как хорошо известно всем любителям полакомиться, подает сначала, на голодный желудок, простые кушанья, а потом, когда, по его предположениям, аппетит слабеет, восходит до самых пикантных соусов и пряностей. Так и мы предложим сначала человеческую природу свежему аппетиту нашего читателя в том простом и безыскусственном виде, в каком она встречается в деревне, а потом начиним и приправим ее всякими тонкими французскими и итальянскими специями притворства и пороков, которые изготовляются при дворах и в городах. Мы не сомневаемся, что такими средствами можно поселить в читателе желание читать до бесконечности, вроде того, как только что названный великий человек вызывал в иных людях охоту без конца поглощать еду.
Предпослав эти замечания, мы не будем больше томить голодом читателей, которым наше меню пришлось по вкусу, и немедленно угостим их первым блюдом нашей истории.
Книга 2.
ГЛАВА I, показывающая, какого рода эта история, на что она похожа и на что не похожа
Хотя мы довольно справедливо назвали наше произведение историей, а не жизнеописанием и не апологией чьей-либо жизни, как теперь в обычае, но намерены держаться в нем скорее метода тех писателей, которые занимаются изображением революционных переворотов, чем подражать трудолюбивому многотомному историку, который для сохранения равномерности своих выпусков считает себя обязанным истреблять столько же бумаги на подробное описание месяцев и лет, не ознаменованных никакими замечательными событиями, сколько он уделяет ее на те достопримечательные эпохи, когда на подмостках мировой истории разыгрывались величайшие драмы.
Такие исторические исследования очень смахивают на газету, которая – есть ли новости, или нет – всегда состоит из одинакового числа слов. Их можно сравнить также с почтовой каретой, которая – полная ли она, или пустая – постоянно совершает один и тот же путь. Автор их считает себя обязанным идти в ногу с временем и писать под его диктовку; подобно своему господину – времени, он передвигается с ним по столетиям монашеского тупоумия, когда мир пребывал точно в спячке, столь же неторопливо, как и по блестящей, полной жизни эпохе, так великолепно обрисованной прекрасным латинским поэтом:
Ad confligendum venientibus undique Poenis,
Omnia cum belli trepido concussa tumuitu
Horrida contremuere sub altis aetheris oris,
In dubioque fuere utrorum ad regna cadendurn
Omnibus humanis esset terraque marique.[11]
To есть:
При нападении войск отовсюду стекавшихся Гунов,
В те времена, когда мир, потрясаемый громом сражений,
Весь трепетал и дрожал под высокими сводами неба,
И сомневалися все человеки, какому народу
Выпадут власть над людьми и господство на суше и море.[12]
Мы намерены придерживаться на этих страницах противоположного метода. Если встретится какая-нибудь необыкновенная сцена (а мы рассчитываем, что это будет случаться нередко), мы не пожалеем ни трудов, ни бумаги на подробное ее описание читателю; но если целые годы будут проходить, не создавая ничего достойного его внимания, мы не побоимся пустот в нашей истории, но поспешим перейти к материям значительным, оставив такие периоды совершенно неисследованными.
Эти периоды надо рассматривать как пустышки в великой лотерее времени, и мы, ее протоколисты, последуем примеру тех рассудительных господ, которые обслуживают лотерею, устраиваемую в Гильдхолле, и никогда не беспокоят публику объявлением многочисленных пустых номеров; но как только выпадает крупный выигрыш, газеты мгновенно наполняются этой новостью, и всему свету сообщается, в чьей конторе был куплен счастливый билет; обыкновенно даже на честь обладания им притязают два или три учреждения сразу, желая, должно быть, убедить искателей счастья, что некоторые комиссионеры посвящены в таинства Фортуны и состоят ее приближенными советниками.
Пусть же не удивляется читатель, если он найдет в этом произведении и очень короткие и очень длинные главы, – главы, заключающие в себе один только день, и главы, охватывающие целые годы, – если, словом, моя история иногда будет останавливаться, а иногда мчаться вперед. Я не считаю себя обязанным отвечать за это перед каким бы то ни было критическим судилищем: я творец новой области в литературе и, следовательно, волен дать ей какие угодно законы. И читатели, которых я считаю моими подданными, обязаны верить им и повиноваться; а чтобы они делали это весело и охотно, я ручаюсь им, что во всех своих мероприятиях буду считаться главным образом с их довольством и выгодой; ибо я не смотрю на них, подобно тирану, jure divino[13] как на своих рабов или свою собственность. Я поставлен над ними только для их блага, я сотворен для них, а не они для меня. И я не сомневаюсь, что, сделав их интерес главной заботой своих сочинений, я встречу у них единодушную поддержку моему достоинству и получу от них все почести, каких заслуживаю или желаю.
Книга 16.
ГЛАВА I. О прологах
Слышал я об одном драматурге, говорившем, что ему легче написать пьесу, чем пролог; так и мне стоит меньше труда написать целую книгу этой истории, чем вступительную главу к книге.
По правде говоря, я думаю, много проклятий тяготеет над головой автора, впервые установившего обычай предварять пьесу куском словесности, известным под названием пролога; сначала он составлял часть самой пьесы, но в последние годы имеет обыкновенно так мало связи с драмой, перед которой его помещают, что пролог, написанный к одной пьесе, отлично может быть приставлен к любой другой. Наши теперешние прологи повторяют все те же три темы, именно: поношение вкусов столичной публики, осуждение всех современных писателей и восхваление данной пьесы. Высказываемые при этом мысли почти не меняются, да и как им меняться? Я и то изумляюсь великой изобретательности их авторов, ухитряющихся придумывать столько разных фраз для выражения одной и той же мысли.
Подобным же образом какой-нибудь будущий повествователь (если он окажет мне честь подражанием моей манере), боюсь, и меня помянет, после долгого почесывания в затылке, каким-нибудь добрым словом за изобретение этих вступительных глав, большая часть которых, подобно нынешним прологам, может предварять любую книгу этой истории и даже чьи-нибудь чужие произведения.
Но сколько бы ни страдали авторы от двух этих нововведений, читатель найдет довольно для себя пользы в одном из них, как зритель давно уже нашел ее в другом.
Во-первых, всем хорошо известно, что пролог дает кошкам прекрасный повод испытать свое уменье свистеть и проверить захваченные с собой свистки; таким образом, эти музыкальные инструменты настолько прочищаются, что при первом же поднятии занавеса способны действовать дружным хором.
Такие же выгоды можно извлечь из вступительных глав, в которых всегда найдутся предметы, могущие послужить оселком для благородного пыла критика и помочь ему с тем большим остервенением накинуться на самую книгу. Я думаю, нет надобности обращать внимание этих проницательных людей, как искусно эти главы построены для указанной превосходной цели: мы всячески старались приправить их чем-нибудь остреньким и кисленьким, чтобы возбудить и обострить аппетит господ критиков.
Ленивый зритель или читатель тоже найдут здесь большие выгоды: так как они не обязаны смотреть прологи или читать вступления, затрагивающие театральные представления и удлиняющие книги, то первый может посидеть лишнюю четверть часа за обедом, а второй начать книгу с четвертой или пятой страницы вместо первой,– обстоятельство, далеко не маловажное для людей, читающих книги только затем, чтобы сказать, что они их читали. Таких читателей гораздо больше, чем принято думать: не только своды законов и другие полезные книги, но даже творения Гомера и Вергилия, Свифта и Сервантеса часто перелистываются именно с этой целью.
В прологах и вступлениях есть и другие выводы, но они по большей части настолько очевидны, что мы не станем их перечислять, тем более что главнейшим достоинством тех и других считаем краткость.
Д. Дидро.Жак-фаталист и его хозяин (Пер. Г.И. Ярхо)[14]
Как они встретились? – Случайно, как все люди. – Как их звали? – А вам какое дело? – Откуда они пришли? – Из соседнего селения. – Куда они направлялись?
Хозяин не говорил ничего, а Жак говорил: его капитан уверял, что все, что случается с нами хорошего или дурного, предначертано свыше.
Хозяин. Громкие слова!
Жак. Капитан добавлял, что у всякой пули – свой жребий.
Хозяин. И он был прав...
Помолчав некоторое время, Жак воскликнул: – Черт бы побрал трактирщика и его трактир!
Хозяин. Зачем же посылать к черту ближнего? Это не по-христиански.
Жак. Так вот, напился я его дрянным вином и забыл сводить лошадей на водопой. Это заметил отец, он вышел из себя; я мотнул головой; он схватил палку и пощекотал мне спину не слишком ласково. В то время проходил мимо нас полк, направлявшийся в лагерь под Фонтенуа; я с досады поступил в рекруты. Пришли куда надо, и произошло сражение.
Хозяин. И в тебя попала пуля.
Жак. Угадали: огнестрельная рана в колено, и одному богу известно, сколько приятных и неприятных последствий она повлекла за собой. Они цепляются друг за друга не хуже звеньев мундштучной цепочки. Так, например, не будь этого выстрела, не довелось бы мне в жизни ни влюбиться, ни хромать.
Хозяин. Ты, значит, был влюблен?
Жак. Еще как!
Хозяин. Благодаря выстрелу?
Жак. Благодаря выстрелу.
Хозяин. А ты мне об этом не заикнулся!
Жак. Разумеется.
Хозяин.А почему?
Жак. Потому что об этом не стоило рассказывать ни раньше, ни позднее.
Хозяин. А может быть, теперь настало время поведать о твоих любовных приключениях?
Жак. Почем знать?
Хозяин. А ну-ка, попробуй начать...
Жак приступил к своему повествованию. Было уже за полдень; в воздухе стояла духота; Хозяин заснул. Ночь застала их в открытом поле, и они сбились с пути. Хозяин ужасно рассвирепел и стал изо всех сил стегать лакея хлыстом, а бедный малый приговаривал при каждом ударе: «И это, видимо, также было предначертано свыше...»
Вы видите, читатель, что я нахожусь на верном пути и что от меня зависит, помучить вас и отсрочить на год, на два или на три рассказ о любовных похождениях Жака, разлучив его с Хозяином и подвергнув каждого из них всевозможным случайностям по моему усмотрению. Почему бы мне не женить Хозяина и не наставить ему рога? Не отправить Жака на Антильские острова? Не послать туда же Хозяина? Не вернуть обоих во Францию на том же корабле? Как легко сочинять небылицы! Но на сей раз и тот и другой отделаются дурно проведенной ночью, а вы – этой отсрочкой.
Занялась заря. Вот они уселись в седла и двинулись в путь.
И куда же они направляются? – Вы уже второй раз задаете мне этот вопрос, и второй раз я вам отвечу: «А какое вам дело? Если я затрону эту тему, то прощайте любовные похождения Жака...»
Некоторое время они ехали молча. Когда каждый из них несколько успокоился, Хозяин сказал лакею:
– На чем же, Жак, мы остановились, когда ты рассказывал о своей
любви?
Жак. Кажется, на поражении неприятельской армии. Люди спасаются бегством, их преследуют, всякий думает о себе. Я лежу на поле битвы, похороненный под грудой убитых и раненых, а число их было очень велико. На следующий день меня кинули вместе с дюжиной других в повозку и отвезли в один из наших госпиталей. Ах, сударь мой, нет более мучительной раны, чем в колено!
Хозяин. Послушай, Жак, ты надо мной смеешься?
Жак. Нисколечко, сударь, не смеюсь. Там бог весть сколько косточек, сухожилий и прочих штучек, которые не знаю уж как называются...
Позади них, везя на седле девушку, ехал человек, смахивавший на крестьянина. Он слышал их беседу и сказал:
– Господин прав... –
Неизвестно, к кому относилось слово «господин», но как слуга, так и хозяин восприняли его недоброжелательно, и Жак ответил нескромному собеседнику:
– Как ты смеешь соваться не в свое дело?
– Это именно мое дело, ибо я, с вашего дозволения, лекарь и намерен вам доказать...
Тогда сидевшая позади него женщина заявила: - Господин доктор, поедемте своей дорогой и оставим в покое этих людей, которым вовсе не нравится, чтоб им что-либо доказывали.
– Нет, – возразил лекарь,– я хочу им доказать и докажу...
Обернувшись, чтобы приступить к доказательствам, он толкнул свою спутницу, она потеряла равновесие и упала на землю, причем нога ее запуталась в полах его одежды, а задравшиеся юбки закрыли ей голову. Жак спешился, высвободил ногу бедной женщины и оправил ее юбки. Не знаю, начал ли он с юбок или сперва высвободил ее ногу, но если судить о самочувствии потерпевшей по ее крикам, то она была тяжело ранена. Тут Хозяин Жака сказал лекарю:
– Вот что значит доказывать. А лекарь отвечал:
– Вот что значит не выслушивать доказательств... Но Жак обратился к упавшей и поднятой им женщине:
– Утешьтесь, любезная: тут ни вы, ни господин доктор, ни я, ни мой Хозяин ни при чем; просто свыше было предначертано, что сегодня, на этой самой дороге, в этот самый час господин доктор окажется болтуном, мы с Хозяином – двумя ворчунами, а вы получите ушиб головы и покажете нам свой зад...
Во что превратилось бы это приключение в моих руках, приди мне только прихоть вас посердить! Я воспользовался бы этой женщиной, превратил бы ее в племянницу священника из соседней деревни, взбунтовал бы тамошних поселян, придумал бы битвы и любовные утехи, так как у нашей крестьянки под бельем оказалось прекрасное тело. Жак и его Хозяин заметили это: любовь зачастую вспыхивает даже и без такой соблазнительной приманки. Почему бы Жаку не влюбиться второй раз? Почему бы ему снова не стать соперником, и даже счастливым соперником, своего Хозяина?
Разве это с ним уже бывало? – Снова вопрос! Вы, значит, не хотите, чтобы Жак продолжал рассказ о своих любовных похождениях? Давайте объяснимся раз навсегда: доставит вам это удовольствие или не доставит? Если доставит, то посадим крестьянку на седло позади ее спутника, предоставим им ехать своей дорогой и вернемся к нашим путешественникам.
В то время как они продолжали этот спор, которого хватило бы на то, чтобы обойти вокруг земли, не прерывая его ни на мгновение и не убедив друг друга, грянула гроза, заставившая их направиться... – Куда? – Куда? Читатель, ваше любопытство меня крайне стесняет. Что вам за дело до этого? Какой вам прок, если вы узнаете, что направились они в Понтуаз или в Сен-Жермен, к богоматери Лоретской или к святому Иакову Компостельскому? Если вы будете настаивать, то я скажу вам, что направились они к... да-с, почему бы мне вам и не сказать... к огромному замку, на фронтоне которого красовалась надпись: «Я не принадлежу никому и принадлежу всем. Вы бывали там прежде, чем вошли, и останетесь после того, как уйдете». – Вошли ли они в замок? – Нет, ибо надпись врала, или они бывали там прежде, чем вошли. – Но они, во всяком случае, оттуда вышли?– Нет, ибо надпись врала, или они остались там после того, как ушли.– Что они там делали? – Жак говорил то, что было предначертано свыше, а Хозяин – что ему хотелось; и оба были правы.– Какую компанию нашли они там? – Пеструю. – Что там говорили? Немного правды и много лжи.– А умные люди там были? Где их не бывает! Нашлись также и любопытные, которых избегали, как чумы. Жак и его Хозяин возмущались во время всей прогулки... – Значит, там прогуливались? – Там только это и делали, когда не сидели или не лежали... Особенно возмущались Жак и его Хозяин двадцатью смельчаками, захватившими самые роскошные апартаменты, так что нашим путешественникам почти всегда было тесно; эти смельчаки, вопреки общему праву и истинному смыслу надписи, претендовали на то, что замок предоставлен им в полную собственность; с помощью известного числа подкупленных ими негодяев они убедили в этом множество других подкупленных теми негодяев, готовых за мелкую мзду повесить или убить первого, кто осмелится им противоречить; тем не менее во времена Жака и его Хозяина некоторые иногда на это осмеливались. – Безнаказанно? – Как когда.
Вы скажете, что я просто развлекаюсь и, не зная, куда девать своих путешественников, прибегаю к аллегориям, обычному прибежищу бесплодных умов. Жертвую для вас своей аллегорией и всеми выгодами, которые я мог бы из нее извлечь; готов согласиться с вами в чем угодно, лишь бы вы не приставали ко мне относительно последнего пристанища Жака и его Хозяина, независимо от того, добрались ли они до большого города и ночевали у шлюх, провели ли ночь у старого друга, чествовавшего их по мере своих возможностей, нашли ли приют у нищенствующих монахов, которые предоставили им скверный ночлег и скверную пищу, да и то нехотя, приняли ли их в палатах вельможи, где среди всяческого изобилия они нуждались во всем необходимом, вышли ли они поутру из большой харчевни, после того как их заставили заплатить втридорога за скверный ужин, сервированный на серебряных блюдах, и за постели с штофным пологом и сырыми, измятыми простынями, воспользовались ли гостеприимством сельского священника, со скромным доходом, бросившегося облагать контрибуцией птичьи дворы прихожан, чтоб раздобыть яичницу и куриное фрикасе, или напились отличными винами, предались чревоугодию и схватили жестокое расстройство желудка в богатой бернардинской обители. Хотя вам все это представляется одинаково возможным, однако Жак держался иного мнения: он считал реально возможным только то, что было предначертано свыше.
Но в каком бы месте дороги вам ни угодно было их застать, достоверно то, что не сделали они и двадцати шагов, как Хозяин сказал Жаку, взяв перед тем, по своему обыкновению, понюшку табаку:
– Ну, Жак, рассказывай свои любовные похождения.
Вместо ответа Жак воскликнул:
– К черту любовные похождения! Ведь я, кажется, забыл...
Хозяин. Что ты забыл?
Жак не ответил, но принялся выворачивать свои карманы и тщетно ощупывать себя повсюду. Его дорожный кошелек остался под подушкой, и не успел он сознаться в этом Хозяину, как тот вскричал:
– К черту твои любовные похождения! Ведь часы-то мои висят над камином!
Жак не заставил просить себя; он тотчас же поворачивает и не спеша (ибо он никогда не спешил) возвращается в... – В огромный замок? – Вовсе нет. Из всех возможных обиталищ, которые я вам перед тем перечислил, выберите наиболее подходящее к данному случаю.
Тем временем Хозяин продолжал путь, и теперь, когда он расстался со своим слугой, я, право, не знаю, кому из двух мне отдать предпочтение. Если вы хотите последовать за Жаком, то берегитесь: поиски кошелька и часов могут так затянуться и усложниться, что он долго еще не нагонит Хозяина, единственного своего поверенного, и тогда – прощай любовные похождения Жака. Если, предоставив ему одному разыскивать кошелек и часы, вы вздумаете составить компанию Хозяину, то это будет учтиво, но для вас крайне утомительно: вы еще не знаете этой породы людей. В его голове идей мало; если же ему случается сказать что-нибудь толковое, то он обязан этим памяти или вдохновению.
Вопросы и задания
1. Прочитайте вводные главы к книгам «Истории Тома Джонса-найденыша» Г. Филдинга.
- Проследите, с помощью каких метафор и сравнений он делится с читателями своими размышлениями о задачах писательского труда (по главам 1 к книге 1 и 18).
- Что Филдинг рассказывает о принципах отбора материала при написании романа (по главе 1 к книге 2)?
- Сопоставьте значение вводных глав с тем, что Филдинг пишет о значении прологов в главе 1 книги 16.
- Чего ждет читатель от главы с названием «О прологах», после того, как прочитал 15 вводных глав к каждой из 15 книг?
- Можно ли утверждать, что Филдинг играет с ожиданиями своих читателей?
2. Прочитайте эпизоды романа Д. Дидро «Жак-фаталист и его Хозяин».
- С помощью каких приемов писатель приглашает читателя стать его соавтором?
- Проследите, какие сюжетные ответвления намечает писатель, оставляя их без разработки.
- Каким жанровым модификациям романа соответствуют такие сюжетные ходы?
- Соотносимы ли они с авантюрным романом?
- Встречались ли они в плутовских романах?
- К какой жанровой модификации можно отнести роман «Жак-фаталист»? Элементы каких жанровых модификаций присутствуют в первых двух эпизодах, предложенных для анализа?
- Использует ли Дидро прием игры с читательскими ожиданиями?
- Как писатель руководит читательским вниманием?
3. Прочитайте отрывки из романа Л. Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, длентельмена» (по хритоматии).
4. Сравните повествовательную манеру Д. Дидро и Л. Стерна.
5. Обобщите сделанные наблюдения. Сделайте вывод о принципах организации материала в романах XVIII века.
Литература
Тексты
1. Филдинг Г. История Тома Джонса-найденыша / Пер. с англ. А. А. Франковского // Филдинг Г. Избранные произведения. В 2 т. Т. 2. – М., 1954. Первые главы книг.
2. Дидро Д. Жак-фаталист и его Хозяин / Пер. с фр. // Дидро Д. Сочинения. В 2 т. Т. 2. – М.: Худ. лит., 1991.
Учебно-критическая
1. Барская Т.Э. Дени Дидро (1713-1784). – М.: Худ. лит., 1962.
2. Длугач Т.Б. Дени Дидро. – М.: Худ. лит., 1975.
3. Елистратова А.А. Английский роман эпохи Просвещения. – М.: Высшая школа, 1966.
4. Соколянский М.Г. Творчество Генри Филдинга: Книга очерков. – К.: Книга, 1975.
Дополнительная
1. Пронин В.А. Дидро // Зарубежные писатели: Биобиблиографический словарь. В 2 ч. / Ред. Н.П. Михальская. Ч. 2. – М.: Высшая школа, 1997.
2. Соловьева Н.А. Филдинг // Зарубежные писатели: Биобиблиографический словарь. В 2 ч. / Ред. Н.П. Михальская. Ч. 1. – М.: Высшая школа, 1997.
Темы докладов и рефератов
1. Пародии Г. Филдинга на С. Ричардсона.
2. Повествовательная манера Г. Филдинга как предмет пародии Л. Стерна.
3. Д. Дидро и Россия.