Иного мнения, как известно, придерживалсяД.И. Мейер
порядком (что, впрочем, не исключает владельческой защиты в интересах третьих диц)1.- Соответственно обеспечивается владение реал-ийуемой вещью в руках продавца в момент проведения тортов, а Значит, создается возможность передачи вещи по договору купли-продажи, заключенному по результатам торгов.
Таким образом, публичные средства исключают применение частноправовых способов для изъятия вещи. Действительно, вмешательство публичной власти на стадии реализации заложенного или арестованного имущества необходимо прежде всего для обеспечения владения организатору торгов, поскольку эта задача предполагает возможность насилия (все другие цели — установление начальной цены, ведение аукциона и пр. — достигаются ненасильственными средствами).
Можно указать иной вариант решения сходной коллизии, которая все же тяготеет к прежнему правовому укладу с его нестрогим разграничением различных прав принадлежности:
если состоялось решение компетентного органа о передаче имущества, то при отсутствии у сторон документов о передаче нет оснований считать, что право собственности возникло. В ТО же время имеется право требовать от другрй стороны передачи имущества2, причем основанием такого требования, надо полагать, должен считаться указанный акт компетентного органа, а не нарушение владения, а значит, и само требование не должно считаться виндикацией, а скорее тяготеет К требованию относительного (личного) характера.
Есть и довольно серьезные проблемы, на которые давно обращали внимание цивилисты, но до недавних пор они были практически малозаметны и только сейчас начинают ощущаться .
Например, при рассмотрении иска комитета по управлению имуществом о признании сделки приватизации недействительной было установлено, что приватизированный объект был впоследствии отчужден третьим лицам, которые также были привлечены в процесс. Признав недействительной сделку приватизации, а также последующую сделку по отчуждению имущества, суд встал перед вопросом: вправе ли истец истребо-
Поэтому публичное вмешательствопо поводу владения должно предшествовать торгам, а не следовать за ними (в форме,например, исполнения решения об изъятии купленной вещи впользу покупателя,выигравшего торги). Ведь владелец может заявитьсвои возражения против изъятия, основанные на отношенияхс должником, только до продаживеши на торгах;после продажи покупатель уже никак не связан этими отношениями. Отсюда и известное правило:иск владельца против изъятия приостанавливает торги.
2 Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1993, № 9. С. 102—103.
вать спорный объект по ст. 167 ГК, т.е. в порядке реституции, либо должен применяться виндикацнонный иск? . . .
На поверхности лежат отличия этих средств: при виндикации не встает вопрос о возврате выплаченных за истребуемую вещь покупных сумм, но возможно возражение о добросовестности приобретения; нормы о возврате всего полученного по сделке и возвращении сторон в первоначальное положение (реституции) о добросовестности не упоминают, но предусматривают встречные денежные расчеты при аннулировании купли-продажи. Различны и сроки исковой давности: три года для виндикации и десять лет — для реституции по ничтожным сделкам.
Здесь, пожалуй, необходимо несколько отвлечься и обсудить уместность рассмотрения механизма реституции в связи с проблематикой защиты владения.
Думаю, что особенности нашего законодательства, в котором много лет не находится места владельческой (посессор-ной) защите, не ,могут не привести к тому, что вызываемая нуждами хозяйственной жизни настойчивая потребность стремится пробиться в других сферах. Одной из таких сфер наряду с приобретательной давностью (об этом уже говорилось) как раз и оказалась реституция'.
Очевидно,, что недействительная сделка по приобретению вещи всегда порождает на стороне приобретателя фактическое незаконное владение. При наличии владельческой защиты все отношения приобретателя с собственником регулировались бы в рамках именно таких средств, но их отсутствие неизбежно приводит к перемещению проблем в смежные юридические сферы; видимо, отсутствие полноценной владельческой защиты не может не приводить к такого рода компенсациям.
По этим причинам обсуждение любого вопроса, связанного с возможностью истребования вещи от стороны недействительной сделки, неизбежно приводит нас в сферу посессорноЙ защиты, а то, что она почти не урегулирована позитивным правом, конечно, никак не облегчает ориентации в этой области. Более того, одной из ^первейших задач кажется простое распознавание ситуации2 — по крайней мере, трудности, воз-
' Можно допустить, что и своеобразие нашей реституции в определенной мере обязало наличной ситуации с владельческой зашитой.
2 К примеру, нередко приходится сталкиваться с суждением (обоснованном ссылкой на ст. 305 ГК РФ (ст. 157 ГК РСФСР 1964 г.»), что владельческая зашита не исчезала из отечественного права. Если учесть, что эта норма имеет в виду только законных владельцев,'а о владельческой защите, равно как о ее отсутствии мы вправе говорить только применительно к фактическому, незаконному владению, можно понять, какие еше трудности предстоит нам преодолеть, пока будет осознан хотя бы сам факт проблемы.
н икающие при рассмотрении споров об истребовании имущества при отпадении-основания его получения» почти никем не квалифицируются как проблемы именно защиты владения.
Поэтому материал главы, посвященной защите владения, оказался в значительной мере сосредоточенным вокруг последствий недействительной сделки', а то, что эти проблемы кажутся иногда почти неразрешимыми, можно видеть, например, изтакого дела.
В. Борисов приватизировал свою квартиру и продал ее АО "Огни Арбата", которое в свою очередь обменяло приобретенную квартиру на коммунальную квартиру с гражданами Дьяченко, Жуковскими, Абрамовыми, причем в обмен были вовлечены и иные жилые помещения. В бывшую квартиру Борисова вселилась В. Жуковская. Коммунальная квартира, в свою очередь, была продана агентству "Контакт".
Суд, установив, что при приватизации квартиры В. Борисовым были нарушены права недееспособного И. Борисова, на этом основании признал недействительными договор приватизации квартиры и договор мены, а также выселил из квартиры Борисовых В. Жуковскую без предоставления иного жилого помещения.
Отменяя это решение, президиум Московского горсуда сослался на то, что при применении последствий недействительности сделки стороны возвратили не все, что ими получено по сделкам, в результате чего участники спора не приведены в первоначальное положение, причем "суд не обсудил вопрос о возможности признания недействительным договора мены только в части мены жилых помещений с Жуковскими"2.
Проблема состоит в том, что если признание недействительной сделки влечет за собой аннулирование всех основанных на ней последующих сделок, то это само по себе еще не означает, что тем самым производится реституция всехих участников и в любом случае предусмотренное реституцией перемещение имущества не может происходить между лицами, не вступавшими непосредственно в договор друг с другом- Поэтому трудно согласиться с таким подходом, который настойчиво предлагают некоторые авторы, когда истец стремится, ссылаясь на нормы о реституции, получить утраченную им в резуль-
' Некоторые другие аспекты защиты владения посоображениям удобстваразмещения материала рассмотрены в следующих главах.
3 Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 4. С. 9—10. Сходные проблемы возникли и при рассмотрении другого жилищного дела. См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 1997. № 4. С. 19—20.
тате недействительной сделки вещь не от другой стороны сделки, а от третьих лиц только потому, что они оказались ответчиками в сложносоставном процессе о недействительности цепи сделок, связанных одной вещью.
Конечно, нельзя исключить вероятности, что истца можно вернуть в первоначальное положение, затронув не всех ответчиков (в данном случае этот подход прослеживается в рекомендации суда обсудить возможность только частичного аннулирования договора мены). Но это, конечно, вопрос удачи. Кроме того, такая избирательная отмена приводит к принципиальному противоречию: ведь если отпало исходное основание — приватизация квартиры, то и все вытекающие из этой сделки следующие акты утрачивают силу, или, как это афористически сформулировано Верховным Судом РФ применительно к другому жилищному делу, "отношения собственности, основанные на недействительной сделке, также являются недействительными'".
Л. Эннекцерус отмечает, что если иск о возмещении вреда из порочного договора является личным, то "действие оспари-вания сделки, напротив, распространяется на всякое третье лицо"2.
Нетрудно представить себе, что при определенном умножении числа сделок, вытекающих из недействительной сделки, их цепь может настолько увеличиться, что реституция становится практически невозможной. В данном деле уже сложилась именно такая ситуация, и этим объясняются как отмененное решение, выборочно затронувшее только часть из цепи сделок, так и рекомендации надзорной инстанции, не вполне последовательно предлагающей выбрать для реституции другие, более приемлемые с точки зрения исполнимости объекты3.
' БюллетеньВерховного Суда РФ. 1995. № 8. С. 1-
2 Эннекцерус Л.Курс германского гражданского праваТ. 1.Полутом 2. М., 1950.С- 212, 223—224.Отли4ис германского правазаключается в том, что при отсутствии общего правила о последствияхнедействительности сделки взависимости отконкретного основания применяются нормы о возмещении вредаиз леликта, о неосновательном обогащении и др.
1 Характерные колебания судов разных инстанций, очевидно избегающих возвращать уже переехавшие семьи в прежние квартиры, хорошо заметные и в другом жилищном деле, возбужденном по требованию о применении последствий ничтожной сделки о распоряжении жилыми помещениями, чаше объясняются именно упрощенным толкованием реституции в практике, неизбежно приводящим к несбалансированным решениям, нежели не столь уж сложным вопросом о повторной приватизации жилья, на котором в конечном счете "упокоилось" это конкретное дело (см.: Бюллетень. Верховного Суда РФ. 1998. № 4. С. 5-6).
Проблему, по-видимому, можно решить, если сначала ввести реституцию в число известных праву явлений. Иными словами, нужно квалифицировать обязанность участников недействительной сделки по возврату имущества. Исходя из основного деления всех прав на вещные и личные (относительные, обязательственные), эта связь может быть либо вещной, либо личной. Основываясь на содержании ст. 167 ГК РФ, прямо указывающей на "каждую из сторон" как обязанное лицо, следует прийти к выводу, что, хотя сделка и падает, ее стороны все же остаются не в вещной, а в-относительной связи, принципиально не отличающейся от связи по поводу расторжения договора. Д.М. Генкин писал, что "требование реституции вытекает из недействительности сделки, а не из субъективного права собственности, как это имеет место при виндикации" и потому и сама "реституция является своеобразным институтом"'.
Определение Д.М. Генкиным реституции как "своеобразного института", весьма важное само по себе, приобретает дополнительный смысл, если учесть особенности, приданныеэта-?му институту нашим правом.
В римском праве restitutio in integrum — восстановление в первоначальном состоянии — являлось чрезвычайным средством, применяемым претором по своему усмотрению. (Эти черты публичности можно проследить и в нашем праве, но сильно ослабленными.) Со времени включения условий реституции в преторский эдикт у заинтересованных граждан появилось право просить о применении этого средства защиты.
Основанием применения rcstitutio in integrum являлась прежде всего помощь несовершеннолетним, которые причиняли себе убыток по недостатку жизненного опыта, ибо, как говорил Гай, "претор приходил на помощь лицам моложе двадцати пяти лет, чтобы они не терпели убыток по причине ошибки"2.
' Генкин Д.М. Право собственности в СССР. С, 193, 194,
Противоположное мнение было высказано Ю-К. Толстым, считавшим, что требования о возврате полученного по недействительной сделке либо являются виндикационными, либо предъявляются из причинения вреда или ire-основательного обогащения (Толстой Ю.К. Содержание и гражданско-правовая зашита права собственности в СССР. Л.: Иад-во ЛГУ. 1955.С. 115).
В современной литературе требование из реституции чаще квалифицируется именно как "обязательственно-правовой способ" зашиты права в противоположность вещным способам (см., напр.: Юддашбаева Л. Правовая природа бездокументариых ценных бумаг // Хозяйство и право. 1997, № 10. С. 46).
2/оу. Институции. 4, 53, 57. С. 279, 281.
Помогая взрослым, претор признавая основанием вмешательства в форме restitutio in integrum такие причины, -как мошенничество, особенно во вред кредиторам, принуждение, извинительная ошибка, отсутствие по уважительной причине. Причем restitutio применялась, еслиисковые средства, например actio doli (vis, metus), т.е. иски(или исковые возражения), направленные на защиту против обмана, насилия, принуждения, оказывались недостаточными'.
' Очевидно, что такое содержание реституции не позволяет рассматривать ее как универсальное или тем более само собой возникающее следствие сделки, имеющей пороки. Видно также, что реституция как обший инструмент2 сопровождается частными средствами защиты, имеющими приоритет как любое частное средство перед общим.
В английском праве под реституцией понимается инструмент, определяемый как "квазидоговор" и применяемый "в отношении недолжно полученных неуплаченных денежных сумм", основанный на "принципе неосновательно полученной выгоды или неосновательного обогащения"3, который, конечно, мы должны сблизить с одноименным внедоговор-ным обязательством, а не с институтом последствий недействительности сделки.
Германское право реституцию как общее основание ничтожной (недействительной) сделки также не указывает.
Давая оценку' реституции как чрезвычайному средству защиты, означающему произвольное вмешательство публичной власти для восстановления справедливости, "устранения ущерба, происшедшего от применения права"4, К. Сальковский заключает, что, "чем больше развивается само положительное ораво,чем больше оно начинает воспринимать принципов справедливости в твердых нормах для отдельных случаев, тем менее оно нуждается в чрезвычайных средствах охраны"5.
1 Бартошек М. Римское право-Понятия, термины, определения. С. 278.
2 Такое определение применительно к римскому праву может рассматриваться как модернизация. В этом плане можно отметить, что Д. Дожаев при изложении римского права не рассматривает отдельно restitutio in integrum, упоминая это средство как дополнительное при обсуждении конкретных материальных и процессуальных аспектов зашиты права (Дождев Д.В. Римское частное право. С. 126, 127, 142, 189, 194, 200, 221, 227, 456),
' АнсонВ.Договорное право. С- 405.
Ульпиан определял цель эдикта о реституции как "исправление ущерба в праве" (Дигссты. Указ- над- С. 96. Там же приводится замечание Каллистрата о том, что эдикт применяется не часто и только в чрезвычайном порядке).