Ценности - наука - ценности

Задумав и написав эту статью в исследовательском духе, я позволю себе закончить ее постановкой проблемы, которую, признаюсь, по-прежнему считаю очень трудной для себя. Хотя, думаю, мне ясен ключ к ее решению, я ни в коем случае не уверен, что на самом деле преодолел все затруднения.

Это трудное возражение было четко и ясно сформулировано Фурзангером15, хотя оно угадывается за замечаниями многих критиков. Фурзангер отмечает, что та концепция эволюционной этики, которую я от­стаиваю, решающим образом зависит от статуса науки. Еще конкретнее, она решающим образом зависит от статуса современной эволюционной биологии. В частности, от неодарвинистской эволюционной биологии, которая утверждает (с чем я совершенно согласен), что естественный от­бор - это ключевой фактор в эволюционном процессе, что он та сила, ко­торая определяет адаптацию, будучи, в сбою очередь, вызванной борьбой за существование, которая сама суть функция от ограниченной обеспе­ченности ресурсами перед лицом всегда возможного разрастания попу­ляции.

К сожалению, отмечает Фурзангер, неодарвинистская теория сама по себе едва ли является нейтральным объективным феноменом. Скорее, она представляет собой продукт культуры своего времени и как таковая вы­ражает в значительной степени ценности этой культуры. В частности, неодарвинизм (или вообще дарвинизм) восходит к способу мышления политэкономов и других ученых (таких, как Мальтус), живших в XVIII в., - людей, которые ожидали в будущем демографический взрыв, если только не будет установлен контрбаланс посредством войн и нище­ты. Такие политэкономические доктрины были, конечно, ценностно нагружены. Так что, говорит Фурзангер, следует ожидать, что мы обнаружим ценности, непосредственно включенные в состав эволюционной теории, - что в действительности и происходит.

Но, продолжает Фурзангер, в таком случае, очевидно, мы имеем пе­ред собой порочный круг. Мы начинаем с определенных ценностей - по меньшей мере ценностей социальных теоретиков XVIII в. Мы встраива­ем эти ценности в наше эволюционное теоретизирование, считая их естественными. Затем появляется эволюционный этик (вроде меня), кото­рый использует эту теорию, чтобы извлечь с ее помощью понятие о че­ловеческой природе - в частности, понятие о моральной природе челове­ка. Ценности были встроены в науку, а затем они вновь выводятся из нее. Так что едва ли стоит удивляться тому, что в составе эволюционной теории неокантианского типа, развиваемой Роулзом, я могу обнаружить взгляд на этику, приблизительно напоминающий общественный договор. Именно эту точку зрения общественного договора Дарвин положил в ос­нову своего эволюционного теоретизирования!

«Это важный вопрос — может ли эволюционная биология служить под­ходящей ареной для идеологических дебатов на предмет наиболее адек­ватного понимания человека. Я думаю, что не может. Это понимание уже нужно нам, чтобы интерпретировать голые факты антропологии, па­леоантропологии и археологии. Вместо того чтобы прибегать к эволю­ционной истории как средству самопознания, Мы должны познать самих себя, чтобы создать эволюционную реконструкцию нашего поведения. Другого пути не существует»16.

Я должен согласиться, что Фурзангер и те, кто разделяет сходные взгляды, занимают значительную и сильную позицию. Несомненно, нео­дарвинизм, к которому восходят мои этические взгляды, сам опирается на в высокой степени ценностно нагруженные взгляды на человеческую природу и на то, как эта человеческая природа функционирует в общест­ве. Признавая наличие круга, я чувствую (это мое личное, не претенду­ющее на безапелляционность мнение), что этот круг нельзя считать все­цело ошибочным. Скорее, здесь мы имеем дело с процессом подпитывания. Эволюционисты-дарвинисты, сформулировавшие свою теорию, исходя из определенных политико-экономических воззрений, не остались просто на том же уровне, не прекратили дальнейших научных поисков. Скорее, Дарвин и его наследники в биологии покинули исходную почву и прове­ряли свою теорию на предметном материале, и они обнаружили, что су­ществует, по-видимому, строгая корреляция между теорией и фактами. Под этим я имею в виду, что дарвиновская теория ведет к строгим предсказаниям, многие из которых были с триумфом подтверждены, а там, где возникали расхождения теории и фактов, - там предпринима­лись попытки корректировать теорию17. Это, конечно же, тот путь, ка­ким идет наука, включая парадигматические теории физики.

Но такие проверки и коррекции важно упомянуть в связи с обвине­нием в круге. К тому времени, как я предпринял попытки применить эволюционную теорию для того, чтобы вычленить ценности, я уже имею дело отнюдь не с политической экономией, выступающей под другим име­нем. Я обращаюсь к чему-то, что утвердилось само по себе, вошло в свои права в области биологии. С другой стороны, представители эволю­ционной атаки, в том числе и я сам, не принимают свои выводы просто за нечто раз навсегда данное. На деле сейчас происходит именно то, что я сравниваю и противопоставляю свои взгляды на этику, выводимые из эволюции, с теми взглядами на этику, которые вырабатывают другие философы. А там, где есть разногласия, там есть и почва для дальнейшего уточнения и взаимовлияния. Другими словами, идет непрерывный про­цесс проверки, подтверждения и пересмотра различных позиций в рам­ках усилий по приведению их во взаимное соответствие. И обычно это удается с не меньшим успехом, чем при любом ином человеческом предприятии.

Так что, разумеется, попытки преодолеть наиболее отжившие формы мышления XVIII в. предпринимались. Кроме того, едва ли дело обстоит так, что эволюционисты безоговорочно признают дарвиновскую концеп­цию человеческой природы, содержащую мальтузианскую подоплеку. Все это наводит на мысль, что мы имеем дело не просто с замкнутым тав­тологическим кругом, в котором ценности переходят в пауку, переходя­щую в ценности, переходящие в науку, и так до бесконечности, а с по­литэкономией, теорией ценностей и биологией, постигающими общую для всех них реальность. Причиной, которая приводила философов и полит­экономов к созданию именно таких, а не иных учений о человеческой природе, было то, что, неизвестно как и почему, таковой в действитель­ности является сама человеческая природа. Биологи сконцентрировали свои усилия на понимании этого факта и, подвергнув его проверке на природном материале, подобрали ему позитивное объяснение. Таким образом, в результате появляется возможность применить полученные объ­яснения обратно к миру ценностей. Тонкое переплетение между теория­ми политической экономии, философии и биологии возникает не просто оттого, что они усваивают содержание друг друга, а оттого в конечном счете, что они осваивают одни и те же факты реальности.

Перевод А. Б. ТОЛСТОВА

1 См.: Spencer H. Progress: Its Law and Cause. – “Westminster Review, 1857.

2 См. Н и х 1 е у J. S. Evolution and Ethics. L., 1947

3 См. D о b z h a n s k у Th. The Biology of Ultimate Concern. N. Y., 1967.

4 См. W i 1 s о а Е. О. Biopfailia. Cambridge, 1984.

5 См.: Т а у lo r P. W. Problems of Moral Philosophy. Belmont, 1978.

6 См.: Rawals J.A Theory of Justice. Cambridge (Mass.), 1971.

7 См.: Т а у 1 о r P. W. Social Science and Ethical Relativism.— «Journal of Philo­sophy», 1958, № 55, p. 32-44.

8 См.: М а с k i e J. L. Hume's Moral Theory. L., 1979.

9 См.: W а а 1 Е. й-е. Chimpanzee Politics. L., 1982; G 00 da 11 J. The Chimpanzees of Gombe. Cambridge (Mass.), 1986.

10 Ayala F. J. The Biological Roots of Morality.-«Biology and Philosophy» 1987, p. 241-242,

11 I bid., p., 237.

12 Ibid., p. 244-245.

13 См.: Williams G. С. Adaptation and Natural Selection: A Critique of Some Current Evolutionary Thought. Princeton, 1966.

14 См.: Ruse M. Is Rape Wrong on Andromeda? Reflections on Extra-Terrestrial Life,— In; «The Search for Extra-Terrestrial Life». N. Y., 1985.

15 См.: Voorzanger В. No Norms and No Nature—the Moral Bcvelance of Evolutionary Biology.— «Biology and Philosophy», 1987, № 2, p. 253—270.

16 I b i d., p. 265.

17 См.: Bowler P. J. Evolution: The History of an Idea. Berkeley, 1984; Dоbzhansky Th., Ayala F., Stebbins G., Valentine J. Evolution. San-Francis­co, 1977.