Моментов постполитики – Медиакратия

Высшей властью в постполитическом контексте являются СМИ. Они заведуют диспозитивом виртуальной онтологии. "Быть" в постполитике означает "быть показанным", "упомянутым", "отмеченным". Это бытие длится одно мгновение, но это мгновение и воспринимается как единственная реальность. Власть СМИ эфемерна, но от этого не менее абсолютна. Она не оставляет следа, так как в пределе ничего не сообщает. Вся реальность сведена к мгновенной конфигурации экранного сообщения, сам факт которого, по выражению социолога Маклюэна *, и есть его содержание – "media is a message". Данное явление называется медиакратией. Медиакратия стремится отменить всякую другую власть, и при достижении состояния постполитики это ей удается. Но власть медиакратии совершенно лишена содержания, длительности, смысла и бытия. Она становится тотальной, но при этом исчезает вовсе. Развитие интерактивных СМИ делает медиакратию совершенно произвольной игрой спонтанных сингулярностей, воплощенных в атомарных индивидуумах компьютерных сетей.

Децентрализация источника вещания в электронных интерактивных сетях – последняя стадия медиакратии. В таком совершенном постполитическом состоянии растворяется даже "общество зрелища" – "общества" как такового больше нет, "зрелище" проецируется отныне только сингулярностью и ею же потребляется. По сути, это реализация анархического идеала – человек свободен от власти только в виртуальном пространстве форсфорисцентного небытия экрана.

Бесцельность

В постполитике упразднена любая цель. Множество "сингулярностей" движутся спонтанно в виртуальном пространстве, созерцая заведомо бессодержательное нескончаемое "зрелище", потребляя его, не ведомое никуда, подчиняясь спонтанным спорадическим импульсам. Эти импульсы представляют собой остаточные структуры биологической реальности, еще не переработанной технотронной средой. А.Негри и М.Хардт в книге "Империя" * называют это "биополитикой", спонтанными всплесками неструктурированного желания, эфемерно организующими вокруг себя виртуальные среды, а потом столь же быстро растворяющимися снова.

Эти постполитические импульсы суть последние следы автономной онтологической организации человеческого существа в его биологическом и зоологическом аспектах. Проявляясь в постполитическом пространстве, они мгновенно вспыхивают и гаснут, освобождая место для чистого "знака", не имеющего ни цели, ни проективной энергии. Вне этой остаточной игры постполитика фундаментально и совершенно бесцельна.

Множество

В постполитике иерархия отсутствует. Ее замещает сетевой принцип. В этой системе окончательно исчезают касты, сословия, классы, профессии, этносы, конфессии, культуры. На их место приходит то, что А.Негри и М.Хардт назвали "множеством" (multitude). Множество состоит из неорганизованных атомов, движущихся хаотически. Каждый элемент множества равен другому элементу. Но так как обладание бытием дифференцирует людей и отдельные группы, то множество полностью дезонтологизировано, в нем отличие одной сингулярности от другой иллюзорно и касается только самой сингулярности. Бытие множества виртуально, и это единственный способ избежать той или иной формы иерархизации. Поскольку постполитика виртуальна в целом, то либеральное "равенство возможностей" превращается в "равенство действительностей", но это происходит, в свою очередь, за счет превращения действительности в возможность, виртуальность. Человек постполитики (сингулярность) может воображать себя в виртуальном мире кем угодно, это ничем не опровергается и ничем не подтверждается. Онтологического свидетеля нет, нет времени и пространства. В виртуальном мире "сингулярного зрелища" каждый полностью свободен – от всех остальных, от мира, от самого себя, так как идентичность, в свою очередь, становится эфемерной и игровой.

Диктатура закона

Постполитика является триумфом автономного права, которое получает полную самодостаточность. Право заменяет собой все остальное. Право само по себе виртуально, оно определяет логистику процесса, но никогда не его содержание, и не способно созидать и укреплять бытие, оно его ограничивает и фиксирует. Главным правом постполитики является право доступа к сети – телефону, телевизору, Интернету. Причем основным направлением в праве является дерегламентация, т.е. гарантия максимальных свобод поведения в виртуальном пространстве. По сути, право в постполитике абсолютизирует "пермиссивный" (разрешающий) принцип, сводя почти к нулю систему обязанностей. Единственным ограничением, подпадающим под правовой запрет, в таком случае является отказ от нормативов постполитики, желание выйти за пределы сингулярной свободы и индивидуальной эфемерности. Вне закона в таком случае оказывается любое проявление "общественной онтологии", т.е. признание за внеиндивидуальными явлениями статуса реальности. Такая номократическая модель в свернутом виде присутствует в теории "прав человека", которая в условиях постполитики получает универсальное и тотальное измерение.

Сингулярность

Из предыдущего пункта в условиях постполитики вытекает строгий отказ от любых форм коллективной идентификации и их делегитимация. Сингулярность может свободно выбирать себе идентичность, но только при условии, что она это осуществляет в индивидуальном порядке. "Множество", в которое складываются сингулярности, является неинтегрируемым, так как каждая величина представляет собой "иррациональное число", лишенное фиксированного бытия.

Пацификация

Насилие в постполитике искореняется самым радикальным образом, так как в акте насилия проявляет себя бытие другого, бросающего вызов бытию данного субъекта. Насилие провоцирует идентификацию, мобилизует внутренние энергии, создает динамику онтологического диалога, рождает иерархию, распределяет структуру властных отношений, а все это категорически недопустимо в постполитике. Постполитика устанавливает режим тотальной пацификации сингулярностей, помещая их по разные стороны экрана. Биополитические импульсы периодически порождают интенции к насилию, но они растворяются в виртуальной плоскости экрана – игры, зрелища, искусственного фантазма. Мир постполитики полон насилия, но фиктивного, экранного, тщательно сымитированного, строго ограниченного индивидуальным созерцателем. Это насилие "единственного" * над "единственным" и во имя "единственного".

Игра

Главной ценностью постполитики является игра. Если в Политическом, и даже в современной политике, ценность считалась автономной реальностью, подчиняющей себе личности и коллективы, то в постполитике ценность сведена до подиндивидуального уровня, лишена коммуникативного свойства. В постполитическом пространстве нет и не может быть двух людей, для которых одна и та же вещь была бы ценна. Ценность абсолютно произвольна, она постулируется сингулярностью в свободном режиме, и так же легко аннулируется. Попытки придать ценности онтологический характер, предложить ее в качестве таковой другому или провозгласить ее объективное значение в постполитическом контексте не предполагаются, и они мгновенно будут делегитимизирована всей сетевой структурой.