Буддизм в традиционной культуре Китая
Сам факт возникновения чань-буддизма в Китае есть результат непосредственного слияния двух древнейших культур Востока — индийской и китайской. Учитывая китайский по существу характер учения чань, известный японский буддолог Д. Т. Судзуки считал чань исключительно китайским явлением. Однако, обретя китайские черты, чань-буддизм не утратил и ортодоксальных черт. Один из основных чаньских постулатов — возможность постепенного или внезапного просветления. Но еще в «Ланкаватара-сутре»[7], текст которой Бодхидхарма завещал в качестве основного своему преемнику Хуэйкэ, указывается, что существует как постепенное, так и внезапное просветление. Первый путь, говорится в «Ланкаватара-сутре»,— это очищение загрязненного сознания. Второй путь — неожиданный переворот в глубинах сознания, при котором исчезает дуалистический взгляд на мир, когда сознание уподобляется зеркалу, способному отражать любые внешние формы и образы.
Большая роль в распространении учения махаяны принадлежит индийскому наставнику Бодхидхарме[8], активно действовавшему в Китае во второй четверти VI в. Но самый значительный его вклад, согласно буддийской традиции, состоит в том, что именно он привнес в Китай созерцательную форму буддизма махаяны, которой суждено было в дальнейшем трансформироваться в учение китайской школы чань (от санскр. «дхьяна» —«созерцание»). Традиция утверждает, что около 520 г. Бодхидхарма, 28-й общебуддийский патриарх, ставший первым чаньским патриархом, прибыл на земли Китая. Одним из первых, кто приветствовал Бодхидхарму в Китае, был лянский Уди (502—550), покровительственно относившийся к иноземному учению. Он способствовал распространению буддизма в Китае, жертвовал значительные средства на строительство храмов, монастырей и ступ. При встрече со знаменитостью из Индии Уди подчеркнул свои благодеяния, надеясь услышать из уст Бодхидхармы дифирамбы в свой адрес. Уди спросил, приумножил ли он, император, свои добродетели тем, что строил монастыри и ступы. Самодовольный Уди получил совершенно неожиданный для себя отрицательный ответ, из которого следовало, что его деяния не являются ни добродетелями, ни заслугами [251].
Впоследствии Хуэйнэн в своей знаменитой «Алтарной сутре» на вопрос ученика по поводу этого случая разъясняет, что император вступил на еретический путь, он не знал истинной дхармы, и Бодхидхарма справедливо отверг его притязания. Вся его деятельность есть лишь внешние деяния, не отражающие подлинной природы закона — дхармы. Здесь не может быть речи о заслугах или добродетелях. Только всмотревшись в свою изначальную природу, можно узреть, что есть заслуга, объясняет Хуэйнэн. С этим именем связано начало чань-буддизма как феномена китайской культуры, оказавшего влияние на ее последующее развитие не только в Китае, но и во всем дальневосточном регионе.
Первыми последователями Бодхидхармы в Китае стали Хуэйши и Чжикай. Последний создал новую школу, получившую название «тяньтай», по имени местечка, где Чжикай вел уединенную жизнь. К тому времени в Китае было переведено огромное количество буддийских канонических текстов (более 300), представлявших учения различных форм и направлений буддизма. Чжикай, испытывавший чувство неудовлетворенности учением своего наставника, содержавшим множество противоречивых положений, пытался объяснить их, придать им стройность путем примирения всех разновидностей буддизма: «Философских теорий существует множество, а конец один. Необходимо преодолеть зло, постичь истину и конечное благо, для достижения чего вполне достаточно небольших, добрых деяний. Те, кто не понимают этого, — сравнивают и обсуждают учения самых различных школ буддизма: те же, кто понимают, — воспринимают, все эти учения». Разработанная Чжикаем система имела необыкновенный успех в Китае и была воспринята почти всеми буддийскими общинами того времени, а его классификация буддийской литературы была признана и последующими поколениями буддийских авторов, которые уже более не проводили столь резкого разграничения литературы хинаяны и махаяны, изучая все ветви буддизма, осознав, что каждая имеет определенную важность.
Учение школы чань имело особенно длинную и процветающую историю в Китае и оказало влияние как на литературу, так и на искусство. Дальнейшее развитие и наибольший расцвет чань-буддизм получил в Японии под именем дзэн-буддизма. Начиная с эпохи Сун (960— 1279), китайский буддизм фактически уже не выдвинул ни одного крупного буддийского деятеля, его развитие шло на убыль, вплоть до официальных указов 845 г., которые были направлены против буддийского учения и его адептов. «Золотой век» буддизма стал достоянием истории, и уровень его уже никогда более не был достигнут. Но буддизм, несмотря на гонения со стороны властей, не сдавался, перед своим окончательным поражением он, одержал новую победу в XIII в. в форме тибетского ламаизма. Однако это была короткая вспышка перед окончательным угасанием.
Если китайская поэзия, испытавшая воздействие буддийского учения, и до буддизма развивала тему непрочности земного существования, то буддизм сгустил мотив суеты всего земного, возвестил о предопределенности событий. Буддийские идеи о перерождении и карме, восходящие, как известно, к брахманизму, в Китае соединились с традиционными представлениями об осуществляемом небом воздаянии за грехи. Разница лишь в том, что в буддизме существование (наказание) индивида в этом мире в данный момент есть результат поступков, праведных и неправедных, в многочисленных предшествовавших перерождениях. Согласно же представлениям китайцев, то же самое «наказание», равно дурные или хорошие условия данной жизни, следуют потомкам непосредственно за грехи прямых предков.
В стихах, принадлежавших перу поэта буддийского монаха Цзяожаня, соединились элементы традиционных воззрений и чань-буддизма: человеческая непосредственность во взгляде на мир и очаровывающее чувство слияния с природой.
То же можно сказать и о стихах поэта-монаха Цзядао:.
Под сосною спросил мальчугана о нем,
Говорит, что ушел учитель собирать травы.
Только здесь он живет, в горах,
Где облака глубоки, и даже не знаешь,
он в месте каком.
(«Отшельник, удалившийся на покой»)[9]
Увлечение буддизмом заметно и в стихах Чу Гуанси (707—760), Чэнь Цзыана (661—702), Ли Ци (690—751) и других поэтов. Так, Ли Ци в стихотворении «Ночую в монашеской келье его преподобия Ина, слышу церковный напев» прямо признается в своей приверженности: буддизму:
Здесь лишь прозрел я, что жизнь —
Поплавок наш — не знает, за что зацепиться.
Сразу же дам я почве души
Желанье к пристанищу льнуть.
(Перевод В. М. Алексеева)
В своей приверженности буддизму, буддизму школы: чань, признается и Чу Лаои в стихотворении «Написал в монастыре монаху Цю»:
Чаньский монастырь поделен на две части,
У буддийского монаха единственная мысль:
Постигается Дао, когда и Небытие и Бытие исчезают,
В мудрых словах видна и древность и современность.
Чу Лаои говорит о том, что Дао достигается при полном исчезновении как бытия, так и небытия. Под этим термином следует понимать буддийское вероучение о всеобщем законе движения и изменения мира (его лучше всего, на наш взгляд, переводить как «высшая буддийская истина»). Он был знаком китайцам еще до Лаоцзы, введшего его в активный оборот и использовавшего даже для названия своего учения. Даосы стали активно использовать этот термин, понимая его прежде всего как всеобщий закон естества, утверждая в противоположность конфуцианцам, что и Небо следует дао, а уж само дао следует только естественности. Конфуцианцы под «дао» понимали единственно верный путь человека в обществе, строгое и неукоснительное следование этикету, олицетворение верховных законов Неба.
Приверженцем учения школы чань выступает и поэт Цянь Ци. В своем стихотворении «Провожаю буддийского монаха, возвращающегося в Японию» поэт ставит чаньское учение превыше всего, что лишний раз подтверждает распространение в ту пору чань-буддизма по всему дальневосточному региону:
Приехали в Китай — следовать учению Будды,
Проделанный Вами путь, словно сон.
Облака плывут, безбрежное море вдали,
Вы покидаете Китай, и лодка Ваша легка.
Вода и луна охвачены чаньским спокойствием,
Рыбы и драконы слушают ваши молитвы.
Люблю я ученья буддийского свет —
На десять тысяч ли им все озарено.
(307, цз. 2)
Чаньское настроение присутствует почти у всех поэтов танской поры:
Дорогу из-за белых облаков не видно.
Весна течет подобна чистому горному ручью,
А иногда опавшие цветы приносят
Аромат, потоком издалека текущим.
Уединенные ворота обращены к дороге горной.
Среди густоветвистых ив моя беседка для чтения.
Чудесно освещается солнцем день каждый,
Сияющий блеск освещает одежду.
Это стихотворение Лю Чуньсюя без названия и написано оно, скорее всего, при посещении им буддийского монастыря в чудесный солнечный день, где можно было найти уединенную беседку для чтения и безмятежно отдаться любованию окружающей природой.
Танские поэты, затронутые влиянием буддийских идей, для выражения мысли о скоротечности жизни, непрочности земного существования зачастую прибегают к традиционному приему в китайской поэзии — сравнению с природой.
В значительной степени подвергся влиянию чань-буддизма Мэн Хаожань — старший современник и друг Ван Вэя. Для Мэн Хаожапя жизнь человека на земле временна, и этот недолгий срок Мэн Хаожань готов провести в тиши отдаленного буддийского храма, где редко можно встретить пришлого человека:
Древняя башня разрушается.
Осень наступила, тоскую о милом сердцу крае.
Глухой буддийский храм, пришельцев мало здесь.
Вершины горные в облаках за глубокой рекой.
Вечернее солнце легло на древний вал,
Холодные звуки гонга заполняют пространство и лес,.
Грущу о делах южной династии, —
Река Чанъцзян — она лишь одна до сих пор течет.
(«Осенним вечером взбираюсь на башню храма Угун, смотрю вдаль»)
Для Мэн Хаожаня буддийское вероучение едва ли не единственное, чему отданы все его помыслы и чистоту которого в стихах символизирует лотос:
Ты посмотри, как чист и светел лотос,
И ты поймешь, как сердце не грязнится!
(Перевод Л. 3. Эйдлина)
Как уже отмечалось, буддизм вызывал противодействие и даже протест со стороны конфуцианцев, среди которых также были поэты. Так, поэт-конфуцианец Хань Юй (768—824) в ряде своих сочинений выступал не только против буддизма, но и против даосизма: «Сжечь писания! Расстричь монахов!» — категорически требовал он. Но тем не менее, как отмечают его современники, душевного спокойствия Хань Юй ищет именно в буддийском храме. Поэт наслаждается тишиной и живописными красками буддийского монастыря, находит редкие по красе выразительные буддийские росписи, отвечающие требованиям его внутреннего мира. Не там ли, среди спокойного однообразия жизни буддийской общины, ему приходят мысли о любви к ближнему: «Любовь ко всем — это человеческое в человеке. Осуществлять человеческое, и притом так, как нужно,— это чувство должного в человеке. Следовать такой стезе — это путь человеческий, Иметь все в себе самом и не ждать извне — это внутреннее достояние человека».
Мастер прозы танского периода Лян Су (753—793) охарактеризовал оформившееся буддийское течение школы чань следующим образом: «Ныне немногие люди обладают истинной верой. Те, кто ступили на путь чань, за-; шли так далеко, что поучают людей, что нет ни Будды, ни дхармы, ни греха, ни добродетели, и что все это не имеет никакого значения. Когда они проповедуют эти доктрины среднему китайцу или ниже среднего, им верят все те, кто погряз в мирских желаниях. Эти идеи воспринимаются как великие истины, столь приятно звучащие для слуха. И люди устремляются к ним, словно ночные мотыльки, летящие к погибели своей над пламенем свечи... Подобные учения вредны и опасны» [136, с. 357].
Эпизод из жизни знаменитого танского поэта Бо Цзюйи (772—846), ставшего к концу жизни приверженцем буддизма, красноречиво свидетельствует о противоречивом отношении китайского населения, в особенности его образованной части, к буддийской идеологии. В 806 г., во время подготовки к дворцовым экзаменам (вместе с Юань Чжэнем, ставшим впоследствии знаменитым поэтом и близким другом Бо Цзюйи) поэт написал 75 сочинений посамым различным вопросам, связанным с государственным управлением, философией, поэзией. Для нас в этих сочинениях, написанных с позиций конфуцианца-начетчика, особенно интересен труд, посвященный современным проблемам страны в связи с буддийским вероучением. Поэт проявляет негативное отношение к буддизму, и это уже после написания целого цикла стихотворений, посвященных буддизму. В сочинении отразились глубокие познания Бо Цзюйи, блестящая эрудиция, понимание не только догм конфуцианства и буддизма, но и других традиционных китайских учений — даосизма, легизма, моизма. Безусловно, раз поэт в этом сочинении взялся критиковать буддизм, он был достаточно хорошо с ним знаком. Раскрывая суть буддийского учения, Бо Цзюйи на ярких примерах показывает, что в китайских учениях можно найти все, чему учит буддизм: «При изучении этого учения понимаешь, что созерцание и сосредоточение — это корни буддизма, сострадание и терпение — его ствол, награды и наказания — ветви, а ограничение в пище и правила поведения — листья. В этом учении есть нечто, что привлекает внимание людей, помогает в распространении учения Будды. Но я считаю его неприемлемым по нескольким причинам. Известно, что Сын Неба (т. е. китайский император. — Г. Д.) получил мандат от Неба, а тысячи людей получили мандаты от Сына Неба.
Когда мандаты в гармонии, в Поднебесной порядок. Нет гармонии — нет и порядка. И если принять это учение, не будет ли еще большего беспорядка? Нате государство с помощью силы подавляет выступления мятежников, опирается на искусство слова для управления процветающим государством. С помощью всего этого можно управлять народом. Но вот появляется это недостойное иноземное учение и вступает в соперничество с Сыном Неба. Боюсь, это учение извратит культуру наших благородных предков. Ведь и в наших собственных великих учениях можно обнаружить все эти „корни”, „стволы”, „ветви” и „листья”, зачем же отказываться от одного и искать другое? Если кто-то желает познать свою изначальную природу с помощью созерцания и сосредоточения — существуют древние учения, указывающие путь покоя и не-деяния (даосизм). Если кто-то желает искоренить порочность человека наградами и наказаниями — существуют древние сочинения, законы которых наказывают порок и вознаграждают добро (легизм). Если кто-то желает увеличить свою добродетель с помощью сострадания и терпения — и здесь имеются указания древних о преданности, о сочувствии (конфуцианство). Если кто-то желает подавить влечение к чувственным удовольствиям путем ограничения в пище и следованием правилам поведения — древние сочинения содержат описание правил поведения, подавления страстей и низменных чувств (моизм). Так что, если внимательно изучить буддизм, можно заметить, что цели этого учения те же, что и учений китайских. По этой причине я считаю это иноземное учение ненужным.
Со временем все увеличивается число монахов и их последователей, растет число буддийских монастырей. Труд людей затрачивается на строительство буддийских монастырей, а доходы их измеряются золотом и драгоценностями. Отношения наследника и государя стали отношениями ученика и наставника, мужа и жену разделяют правила поведения. Древние говорили, что если хоть один мужчина не обрабатывает землю — кто-то остается голодным, если хоть одна женщина не занимается ткачеством — кто-то страдает от холода. Ныне же появилось множество монахов и монахинь, и все они зависят от земледельца в пище и от прядильщицы в одежде. По моему непросвещенному мнению, многие несчастья в Поднебесной со времен Цинь и Сун, Ци и Лян связаны с этим учением. Нижайше прощу Вас обратить внимание на это учение» [137, с. 191]. Претенденты на чиновничью должность, участвуя в дворцовых экзаменах, как правило, адресовали свои сочинения императору, хотя последний вряд ли удостаивал их своим вниманием. Но раз уж сочинение предназначалось высочайшему вниманию (а вдруг император соблаговолит прочесть сочинение и обратить внимание на подателя!), тем более претендент должен был выступать в традиционной манере, выказать себя прежде всего конфуцианцем, иначе чиновничья карьера могла оказаться под угрозой.
Сочинение Бо Цзюйи, как в зеркале, отражает всегда существовавшие в Китае антибуддийские настроения, проявлявшиеся, в силу обстоятельств, в большей или меньшей степени. А появление резких, негативных выпадов, особенно со стороны китайских ортодоксов-конфуцианцев, — немаловажное свидетельство достаточно глубокого проникновения буддизма в китайскую среду.
Вклад буддизма в китайскую культуру, особенно в области литературы, искусства, архитектуры, поистине неоценим. Однако необходимо учитывать, что Китай ко времени проникновения сюда буддизма, безусловно, обладал богатой культурой. Поэтому здесь уместно говорить о взаимовлиянии этих двух древнейших культур Востока. Буддизм органично вплелся в контекст китайской культуры; буддийское искусство, вначале служившее главным образом иллюстрацией религии, создало поистине шедевры мирового искусства, выйдя за рамки культовой необходимости. Влияние буддизма многоаспектно. Вслед за купцами; буддийскими проповедниками в Китай шли ученые, художники.
В танскую эпоху благодаря длительному мирному Периоду, продолжавшемуся 130 лет, с 625 по 755 г., в стране сложились условия для дальнейшего развития накопленных научных знаний, искусства, литературы. Китайские мыслители-ученые стремились постичь сокровенные? тайны природы, изучали целебные свойства растений, давая тем самым толчок для развития медицины[10].
Труды китайских паломников-буддистов Фа Сяня и Сюаньцзана позволяют судить об активных культурных связях Китая с Индией и странами Центральной Азии. Пораженные величественными буддийскими монастырями соседних государств, они детально описывали их в своих произведениях. Без преувеличения можно сказать, что и Фа Сянь, и Сюаньцзан своими трудами положили начало развитию китайского буддийского искусства, привезя с собой из путешествий предметы культового искусства.
Фа Сянь, например, «переписывал буддийские сутры и перерисовывал буддийские изображения», дав китайским мастерам — последователям буддизма индийскую
модель.
Среди сокровищ, привезенных Сюаньцзаном, было немало скульптурных изображений Будды. Известны золотая статуэтка Будды, напоминающая искусствоведам аналогичную в Бенаресе, копия Будды из сандалового дерева, изготовленная, согласно буддийской традиции, королем Удаяны, ряд других изображений Будды, имеющих индийскую и центрально-азиатскую родословную.
Необходимо отметить, что буддийское искусство, достигшее китайской империи, уже достаточно окрепло к тому времени, вобрав черты многих культур — от индийской до греко-бактрийской. В Китае буддийское искусство получило дальнейшее развитие. Его слияние с древним и сильным искусством, с богатыми традициями китайских мастеров создало удивительный синтез, обогатив и само китайское искусство.
Многие знаменитые художники занимались чаньской практикой, выполнявшей порой роль творческого стимулятора. Постепенно буддийское озарение стало для них желанным состоянием и, утратив с течением времени буддийскую окраску, осталось озарением творческим. В искусстве создавались целые направления, отражавшие влияние буддизма, что позволило говорить о Ван Вэе (701—761) как о патриархе школы чань в живописи и поэзии.
Глава II