Соотношение науки и нравственности
На первый взгляд, наука и нравственность так далеко отстоят друг от друга, что странно даже ставить вопрос об их соотношениях и пересечениях. Наука - это совокупность теоретических представлений о мире, ориентированная на выражение в понятиях и математических формулах объективных характеристик действительности, то есть тех, которые не зависят от сознания. Нравственность (мораль), напротив, является совокупностью ценностей и норм, регулирующих поведение и сознание людей с точки зрения противоположности добра и зла. Нравственность строится на человеческих оценках, повелевает действовать определенным образом в зависимости от наших жизненных ориентиров - значит, она занята ничем иным, как действующими субъектами и их субъективностью.
Таким образом, между наукой и нравственностью обнаруживается разрыв, ров, пропасть, их территории различны, проблемы лежат в разных плоскостях, и остается неясным, как можно рассуждать о связи науки и нравственности. Действительно, тот факт, что газы при нагревании расширяются, не может быть морально оценен. И то, что на все предметы действует на земле закон притяжения, заставляя их падать, это тоже факт, о котором бессмысленно говорить, хороший он или плохой, нравственный или безнравственный. Это просто закон. То, что в природе наблюдается борьба за существование и согласно цепям питания "все всех едят" мы, в сущности, тоже не можем отнести ни к добру, ни к злу - так уж устроен мир, и не мы его устраивали. Казалось бы, размышлять не о чем. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что все обстоит не так просто. Ибо, во-первых, нравственность проникает всюду, где встречаются два субъекта и где речь идет об их нуждах и угрозах для них. А во-вторых, наука не существует е неких чисто духовных сферах, не витает над миром, она - дело вполне человеческое и касается огромного множества человеческих интересов.
Чтобы лучше разобраться в том, как взаимодействуют наука и нравственность, как научный поиск встречается лицом к лицу с требованиями и запретами морали, выделим три сферы их взаимодействия.
Первая сфера - соотношение науки и ученых с применением их открытий в практической повседневной жизни. Вторая - внутринаучная этика, те нормы, ценности и правила, которые регулируют поведение ученых в рамках их собственного сообщества. Третья - некое "срединное поле" между научным и ненаучным в самых разных областях.
Говоря о первой сфере, надо иметь в виду, что ученый - человек, который производит и выражает на научном языке своего времени объективное знание о реальности или отдельных ее областях и характеристиках. Процесс научного познания движим в современном обществе целым рядом факторов, от масштабного финансирования до страстного познавательного интереса самого ученого. Известно, что крупные ученые доходят в своей жажде познания до фанатизма. Само по себе знание не несет никакой нравственной характеристики и не проходит по ведомству "доброго" и "дурного". Однако лишь до того момента, когда оно, пройдя ряд стадий трансформации, не превращается в атомную бомбу, суперкомпьютер, подводную лодку, лазерную установку, приборы для тотального воздействия на чужую психику или для вмешательства в генетический аппарат. Вот тогда перед человеком-ученым встают две серьезные нравственные проблемы.
Первая –вести исследования той области реальности, познание законов которой может нанести вред отдельным людям и человечеству в целом[106].
В этом деле самая высокая шкала нравственности ученого должна означать осмысление того, что мы, как члены земного сообщества, должны испытывать потребность в оптимизме относительно перспектив человечества, соответствующих планетарному гуманизму, отвергающему рок и отчаяние, мрачных предчувствий и апокалипсиса.
С другой стороны, научный исследователь должен понимать, что человечество ставит перед собой «… всегда только такие задачи, которые оно может разрешить…»[107].
Вторая -брать ли на себя ответственность за использование результатов открытий "во зло" - для разрушения, убийства, безраздельного господства над сознанием и судьбами других людей.
Абсолютное большинство ученых решают эти вопросы положительно. Познающий разум не терпит границ, он стремится преодолеть все препятствия. Ученые продолжают свои эксперименты даже тогда, когда их поиск оказывается под официальным запретом, они работают в подпольных лабораториях, делают опыты на самих себе, утверждая право разума знать. Собственно, нравственная сторона проблемы состоит здесь в том, что открытые учеными законы могут навредить людям, принести им зло.
Противники некоторых видов исследований считают, что человечество сегодня еще не готово к информации о глубинных генетических законах или о возможностях работы с бессознательным, ибо это позволит из корыстных соображений манипулировать другими людьми.
Они также считают, что знание об устройстве нашей планеты или открытие новых источников энергии может быть использовано злонамеренными группами террористов, воюющими государствами, тираническими правителями. Дать современнику такое знание, полагают противники безбрежного развития науки, все равно, что дать в руки несмышленому ребенку настоящий пистолет или саблю. А человечество рискует уничтожить само себя. Заступники свободы науки отвечают, что так и топор недолго запретить - им можно кого-нибудь убить, а, между тем, в хозяйстве без него не обойтись. Так что дело не в самом знании, а в том как его применять.
По второй проблеме - внутринаучной этике ученый не может отвечать за последствия своих исследований, так как в большинстве случаев не он принимает решение о применении его открытий на практике. Массовое применение открытых законов на практике, на совести бизнесменов и политиков - правительств, президентов, военных.
Вместе с тем, ученый не может не осознавать собственный вклад в изготовление средств, опасных для людей. Ученые просто работают в военных или разведывательных ведомствах, выполняют конкретные заказы, прекрасно понимая, что их "физика" и "математика" служат вполне ясным целям. Ядерная бомба, нейтронная бомба, химическое и биологическое оружие не могут появиться без многолетних исследований. Поэтому, несомненно, доля ответственности за происходящее в технике, технологии, медицине и других практических областях ложится на плечи ученого.
В современных условиях особенно остро проблемы нравственности науки стоят для ученых, занятых в прикладных областях, а также для тех конструкторов и инженеров, которые призваны воплощать идеи в конкретных технологиях.
Ярким примером в этом отношении являются острые дискуссии, развернувшиеся вокруг темы клонирования животных и человека. Так, с одной стороны, клонирование может быть использовано для специального выращивания тех органов, которые отсутствуют у людей из-за несчастного случая или сильно повреждены болезнью. В этом случае клонирование - благо, оно гуманно, поскольку помогает продлить и сделать здоровой человеческую жизнь. С другой стороны, клонирование может быть реально использовано для создания породы людей "второго сорта", людей-рабов, многочисленных близнецов, созданных конвейерным способом с заданными качествами. Подобный подход к использованию научных достижений человечества поистине нравственная драма. Несмотря на все запреты, исследования и эксперименты продолжаются, и из фантастических книжек начинают выходить в жизнь доктор Моро Герберта Уэллса, инженер Гарин из "Гиперболоида инженера Гарина" А. Толстого и другие жутковатые персонажи-ученые, желающие "удивить мир злодейством".
Множество моральных проблем возникает при решении вопроса о трансплантации органов. Предположим, наука способна поместить мозг одного человека в тело другого, чтобы спасти хоть кого-то из погибших. Но как это выглядит с моральной точки зрения? Что будет чувствовать сознание, проснувшееся в чужом теле? Как отнесутся родственники к новому существу, у которого тело одного человека, а память - другого? Способность научной медицины пересаживать органы ставит вопрос о справедливости распределения дефицитных ресурсов для трансплантации, требует ответить, можно ли делать аборты, чтобы затем пользоваться эмбриональными тканями? Моральную ответственность за собственные открытия, теории и концепции ученые-гуманитарии несут не в меньшей степени, чем физики, создающие бомбы, и биологи, выращивающие в лабораториях чуму.
Примером этого может быть психология. Практическое применение психологических теорий в психотерапии, их использование в педагогической работе - очень мощно влияет на людей, которые становятся объектами применения теории по неким "концептуальным правилам". Психотерапевт, опирающийся на представление, что "в бессознательном мы все - завистники и ненавистники", может легко травмировать пациента, приписывая ему несуществующие пороки. В свою очередь теория, построенная на идее "любви к себе", крайне легко вырождается в проповедь эгоизма и насильственную "эгоизацию" индивидуализированной личности. Человеку, совмещающему в себе теоретика и практика, надо самому быть высоконравственным и чутким, осмысленно понимая, что есть большое отличие между рассуждениями в тиши кабинета и соприкосновением с реальными человеческими судьбами.
Не меньшую ответственность несут перед обществом и историки. Они, формируя коллективную память, создают новые интерпретации минувшей истории, что предполагает в первую очередь честность каждого, кто за это берется. Для них очень важно не идти на поводу эмоций и амбиций новых исторических личностей, не потворствовать моде, а, как это положено в науке, искать истину. Распространение конъюнктурно создаваемых новых версий истории влечет за собой хаос и дезориентацию в массовом сознании, оно способствует возникновению социальных и этнических противоречий, конфликта между поколениями.
Исходя из этих особенностей, первая нравственная установка, необходимая для ученого –объективность, совпадение научности и морали. Объективность - как линия горизонта, которая постоянно манит к себе исследователя, заставляет двигаться за собой, тем не менее, неуклонно отдаляясь. Объективность выражается в стремлении быть непредвзятым и видеть изучаемый предмет всесторонне, в целостности, избегать излишней, зачарованности собственной концепцией, неконтролируемых эмоций.
Истина открывается только тому, кто способен подняться над кипением амбиций, в определенном смысле воспарить, увидеть предмет изучения, оценить его взглядом беспристрастного судьи. Только при соблюдении этого условия возможна полноценная научная картина, дающая весомые интеллектуальные плоды. Объективность – признак справедливости, подлинная добродетель ученого. К сожалению, в научном сообществе борьба концепций иногда трансформируется в борьбу личностей, их самолюбий, и тогда в ход идут не моральные средства, а ложь, клевета, высокомерная издевка. Подобный стиль присущ не только социологом и политологам противоположных идеологий, но и математикам, физикам, биологам.
Все это требует в современном, плюралистическом научном мире помнить о необходимости добра в науке, не искушаться возможным господством зла – и в этом подвиг веры в науке. А из этого вытекает вторая нравственная установка в науке - культура научного диалога. Быть объективным - это означает реально видеть не только предмет анализа, но и тех, кто мыслит иначе, это значит уважать их и следовать в споре всем принципам этикета. Вполне возможно, что время расставит многое на свои места, и ваш концептуальный соперник окажется прав относительно изучаемого явления вещей. Но даже если это не так, мораль требует от ученого достойного поведения. Чрезмерная ярость, как и избыточная самонадеянность, мешают понимать мир таким, как он есть. И уж вовсе чудовищным нарушением научной этики является обращение за решением научных споров к власть предержащим. Чиновники и политики могут запретить неугодное научное направление, могут сломать жизнь и карьеру конкретным ученым, но не они являются вершителями судеб знания. Если ученые апеллируют к вождям и президентам как арбитрам в научном споре, они по сути дела игнорируют не только научную, но и человеческую этику.
Третьей нравственной установкой ученого является самокритика. Ученый лишь тогда может достичь реального, а не номинального успеха, когда он придирчиво проверяет и правильность собственных суждений, корректность собственного общения внутри профессионального сообщества и общества в целом.
Помимо объективности, справедливости и самокритичности ученому очень нужны такие нравственные добродетели, как честность и порядочность. Честность проявляется, прежде всего, в том, что ученый, сделавший открытие или изобретение, не скрывает его от своих коллег, не утаивает также тех следствий, которые, по его разумению, могут проистекать из подобного открытия. Подлинный исследователь продумывает до конца все выводы из собственной теории, все практические результаты, которые ее применение может за собой повлечь.
Утаивание открытия, изобретения может происходить по меньшей мере по двум причинам. Первая - когда секрет из открытия делает не ученый, а тот, кто его нанял, поручил и финансировал данные эксперименты[108]. В этом случае добродетель честности чаще всего оказывается под ударом, плата за нее чересчур велика, и ученые хранят секреты до тех пор, пока им не дается официальное разрешение на их огласку. В редких случаях, если опасность для людей от сделанного открытия слишком серьезна, ученые-смельчаки рискуют собственной жизнью, стремясь довести до сведения коллег и прессы то, что должно было остаться запертым в стенах секретных лабораторий.
Вторая причина сокрытия научных фактов и концепций в том, что исследователь приходит к выводам, в корне противоречащим сложившимся представлениям. Он явился в мир со своим открытием рано, опасается, что его не поймут, и он станет изгоем. В этом случае выбор полностью за самим автором новых идей или выводов. Ему никто не указ, он сам решает, быть возмутителем спокойствия, принять на себя все критические удары, ожидая, что кто-нибудь другой, более смелый, прорвет кордоны старых представлений и вызовет огонь на себя. Впрочем, возможно, что вместе с критическим огнем явятся и слава, признание, успех. Но для этого нужна смелость. Смелость - одна из добродетелей истинного ученого.
Кроме того, порядочность человека науки выражается в том, что подлинный ученый никогда не станет присваивать себе чужие открытия, воровать чужие идеи, приписываться "довеском" к фундаментальным трудам собственных учеников. Библейский запрет "Не кради!" полностью распространяется на сферу науки, недаром самым большим позором здесь считается плагиат - дословное списывание чужого текста.
Наконец, в науке открытия могут совершаться параллельно в разных научных учреждениях, в разных странах и на разных континентах. В таком случае идеи будут выражены в разной форме, их изложение будет индивидуально, своеобразно, выражая самостоятельность и самобытность каждого крупного теоретика и каждого научного коллектива. Это важно для ученого-творца, для моральной обстановки в исследовательском учреждении, для открытого и уважительного общения с коллегами. Но самой науке как социальному институту безразлично, кто сделал открытие или изобретение - Иванов. Петров или Сидоров, объективное знание не требует присутствия личного облика исследователя-творца, его характера, его души.
С другой стороны, порядочность современного ученого проявляется в его отношениях с творческим научным коллективом. Крупные исследования и конструкторские работы не проводятся в наши дни одиночками. Любой эксперимент предполагает участие десятков и сотен людей слаженную, целеустремленную работу, приложение любых "придумок", многих участников. При этом в творческом коллективе есть руководители и руководимые, те, кто генерирует новые идеи, и те, кто их разрабатывает и воплощает. Поэтому важно, чтобы в научном коллективе был благоприятный психологический климат, чтобы его члены не старались приписать коллективные достижения себе, а провалы - другим. Крупный ученый, лидер, руководитель в свою очередь ведет себя нравственно и действует продуктивно лишь тогда, когда отдает должное усилиям своих сотрудников, не умаляя ничьих заслуг и не делая никого козлом отпущения. Таким образом, нравственные проблемы научного коллектива, как проблемы любого коллектива, занятого сложной деятельностью, идентичны.
Четвертая сфера проблем, касающихся науки и нравственности,отражает взаимодействия науки с сопредельными областями знания, взаимодействия теории с экспериментальной областью в самой науке, где совершается выход за пределы теории - в жизнь.
Что касается соотношения науки и других форм духовного освоения мира важно подчеркнуть, что оно не всегда пронизано благожелательностью и стремлением к взаимопониманию. Ученый - это профессионал, специалист, особенно представляющий точные науки, в своем отношении ко всему иному, бывает, проявляют гордыню. Их рассуждения строятся примерно так: "Мы - ученые (математики, физики, химики), мы владеем секретами устройства мира, мы мыслим точно, наши открытия приносят весомые плоды в виде головокружительной техники, от которой нынче все зависят, поэтому мы - элита, и никто по своим достоинствам с нами не сравнится".
В этом ключе давно идет спор между физиками и лириками. При этом достается не только представителям искусства, этот конфликт когда-то вылился в дискуссию между ними. Важно также заметить, что действительно талантливым и масштабным ученым подобный порок гордыни не присущ. Многие из них прекрасно осознают важность для человека не только музыки или изобразительного искусства, но и литературы, истории, философии - всей совокупности гуманитарного блока.
С этой точки зрения, особенно интересен вопрос соотношения науки и эзотерического знания. Эзотерика пришла к современному человеку из глубины веков, когда она считалась "священной наукой". В ней есть немало идей об устройстве мира и судьбах человека, которые могут быть востребованы сегодня, хотя и в иной терминологии, в иной понятийной сетке. Целый ряд современных ученых усмотрели прелюбопытные параллели между передовой физикой и древним знанием, увидели в истории философии развертывание эзотерической мысли (Ф. Капра, В. Налимов), в экспериментах проверили характеристики эзотерического опыта (С. Гроф), изучают эффекты, всегда считавшиеся оккультными, в лабораторных условиях (П. П. Гаряев, В. П. Казначеев и др.).
В этом смысле, научная этика велит ученым, не связанным с эзотерической парадигмой, относиться к этому миропониманию с достаточным уважением, не записывая всех занятых изучением нетривиальных феноменов в шарлатаны. Нравственность ученого предполагает открытость к новому, непонятному и необъясненному, умение разумно осмысливать шокирующие факты, которые не могут быть вписаны в привычный образ мира.
Научная этика в огромной степени связана и с таким пластом исследований, как эксперимент, который есть не что иное, как проверка теоретической гипотезы на практике, ее всестороннее испытание с варьированием условий. Эксперименты исходно проводились в естественных науках, изучающих природные процессы. Активное экспериментирование начинается в Новое время, когда идет общий процесс рационализации и десакрализации действительности.
Безусловно, научный эксперимент предполагает в своем изначальном варианте, что субъект-экспериментатор воздействует на объект, поэтому научный эксперимент по определению выносится за пределы нравственности.
Широкомасштабное экспериментирование над природой в XX в., массированное воздействие техники и разнообразных технологий, ядерные испытания, отравление земли, воздуха и воды химическими отходами продолжают линию атаки на "бездушную природу", и практика эта все более приводит к нарушению экологического баланса и угрозе жизни человечества. Именно здесь обнаруживается ярко выраженный нравственный мотив:не щадить природу - значит не щадить человека. С возникновением этого мотива возрождаются и древние, давно забытые представления о том, что земля - живое существо, огромный сложный организм, обладающий особым типом разума. А если это так, то нравственный критерий приложим к любому эксперименту. Грубое вмешательство доставляет планете боль, и продолжение или возобновление испытаний можно числить по ведомству зла.
Эта острота актуализируется, когда встает вопрос об экспериментах на животных. Известно, что знаменитой павловской собаке поставлен памятник. Лекарства, отравляющие вещества испытывают на животных: кроликах, крысах, лабораторных мышах. На них же проверяют протекание болевого шока, рост опухолей и множество других вещей. Эти эксперименты выглядят полезными и моральными, только если мы абстрагируемся от страданий, которые испытывают ни в чем не повинные существа, попавшие в руки экспериментаторов, вполне напоминающих палачей. Все понимают, что без такого рода опытов нельзя будет помочь человеку, но как бы то ни было, в представление о доброте и нравственности подобные действия никак не вписываются. Возможно, что с дальнейшим развитием компьютерной техники придет пора, когда люди откажутся от мучительства по отношению к "братьям меньшими" и будут исследовать необходимые процессы в рамках информационного моделирования.
Научное экспериментирование еще более тесно связано с нравственностью, когда речь идет о людях. Было бы наивно думать, что на них не экспериментируют. Даже если не брать опыты на заключенных, которые проводились в фашистских концлагерях, то поле экспериментирования с объектом "человек" оказывается все равно чрезвычайно велико. Человек подвергается эксперименту, он становится объектом, его рассматривают как инертное начало, которым можно манипулировать.
Еще более опасными в силу своего размаха являются социальные эксперименты. Собственно, такое историческое событие, как Октябрьская революция 1917 г. в нашей стране, тоже может быть рассмотрено как своего рода исторический эксперимент: попытка проверить ленинский вариант марксовой гипотезы о социалистической революции. В. И. Ленин исходил из теоретической концепции К. Маркса, но внес в нее существенные коррективы и в подвернувшейся ситуации попытался осуществить план мировой революции. Но поскольку эксперимент с мировой революцией не удался, пришлось прибегнуть к ряду новых экономических и социальных экспериментов, первым из которых после гражданской войны был НЭП. Дальнейшую историю мы знаем и можем утверждать, что проверки теоретических конструкций на целых государствах и поколениях людей стоят этим людям и государствам очень дорого.
Даже локальные экономические и организационные эксперименты, проводимые, казалось бы, без фундаментальных потрясений и протекающие под контролем власти, все равно зачастую приносят огромные трудности тем, кто живет на "подопытных территориях": они попадают в неудобное, необычное положение, начинают временно жить по другим правилам, чем вся остальная страна, в связи, с чем без контроля с их собственной стороны меняется их повседневная жизнь, а порой и судьба. Именно поэтому при проведении любых социальных экспериментов и ученые, и организующие данный опыт власти, должны помнить о моральной стороне происходящего, о своей ответственности перед населением.
Таким образом, теория, прежде всего социальная, может быть нравственной, однако истинный моральный смысл она приобретает именно тогда, когда путем эксперимента внедряется в жизнь, существенно улучшая положение личности в социальной среде.