Культурные предпосылки возникновения традиции тантры

Одна из причин силы и жизнеспособности буддийской Тантры заключается в искусном сочетании ею разнообразных элемен­тов индийской культуры. Нет такой индийской религиозной традиции, из которой буддийская Тантра не позаимствовала бы чего-то ценного. Ведийские ритуалы и мантры, мистическая теория Упанишад, хатха-йога, кундалини-йога (kundalinl-yoga), шиваитская иконография и шактистские представления — всё нашло свое место в тантрическом арсенале. Хатха-йога подари­ла практику физических и дыхательных упражнений для уве­личения гибкости, управляемости и долговечности тела. Кун­далини-йога — ряд методов обуздания циркулирующей в теле мощной психо-физической энергии. В Индии верят, что эту энергию можно направлять в нужное русло для повышения детородной способности, половой потенции, творческих возмож­ностей или духовных переживаний и способности познавать. У большинства людей неуправляемая энергия лишь возбуждает кипение хаотичных мыслей и эмоций или растрачивается на пустую погоню за удовольствиями, но йогин или йогини осоз­нанно ее накапливают, а затем направляют на нужные цели. Накапливаясь, эта энергия порождает тепло и становится внут­ренним огнем, внутренним жаром (чандали: candall), который выжигает грязь неведения и приверженности к эго.

Из всех индийских традиций, которые оказали влияние на Тантру, главные — это шактизм (почитание богинь) и шива­изм. Буддийские тантристы встречали своих индуистских со­братьев в местах паломничества и там, где сжигались трупы, поскольку в тех же самых местах собирались и йогины и йоги­ни шиваитской и шактистской традиций. И поныне у буддийс­ких тантристов, шиваитов и шактистов есть общие священные места и одно и то же название для них — питха (pltha). Их встречи предоставляли богатые возможности для взаимного вли­яния и заимствований.

Влияние шиваитской традиции явно прослеживается в ико­нографии буддийской Тантры. Индуистское божество Шива известно как повелитель йогинов. Он обитает в местах сожже­ния трупов, где никто не потревожит его медитацию, и всё необходимое для себя он находит именно в этих местах. Он натирается пеплом погребальных костров, облачается в лохмо­тья с трупов, украшениями ему служат обвившиеся вокруг него змеи, он восседает на шкуре тигра или антилопы, пьет и вку­шает из чаши-черепа, а его ожерелья и музыкальные инстру­менты сделаны из человеческих костей. У него нет обета без­брачия, и его подруга Парвати (Parvatl) — тоже великая йогини. Некоторые из черт Шивы были включены в буддийскую сим­волику, что особенно заметно в иконографии будд-херук, та­ких как Чакрасамвара и Хеваджра.

Участие буддийской Тантры в более широких течениях ин­дийской культуры, вероятно, наиболее очевидно в шактистских элементах, присутствующих в иконографии, ритуальных мотивах и представлениях о поле. Буддийская Тантра и шактизм (почитание богинь) сходятся в подчеркнутом внимании к женским божествам и женщинам как воплощениям женского божества. Оба течения проявляют склонность видеть вселен­ную как порождение созидательной способности женщин, рас­сматривать женственность онтологически первичной, а муже­ственность производной и зависимой; для них также характерно почтительное отношение к женщине в социальном и ритуаль­ном контекстах. Тексты буддийской Тантры включают в себя фрагменты жанра, иногда называемого «восхваление женщин» (strlprasamsa), в котором провозглашаются достоинства женствен­ности. Эти фрагменты не имеют прямых прецедентов в более ранней буддийской литературе, но являют собой отголоски тек­стов индуистской Тантры и шактизма, обнаруживая близость к миру культуры шактизма. В текстах буддийской Тантры и шактизма имеются аналогичные места, настаивающие на ува­жении к женщинам и содержащие угрозы и порицание в адрес тех, кто нарушит этот непреложный наказ.24 Буддийские тант­ристы также разделяли с индуистскими тантристами практику почитания женщин (стрипуджа: strlpuja, также называется «тай­ное почитание», или гухьяпуджа (guhyapuja). Теоретическая основа этой буддийской и индуистской практики заключается в представлении о том, что женщины суть воплощения богинь, и почитание женщин — это разновидность поклонения, безус­ловно требуемого женскими божествами.

Эти особенности можно скорее понять путем сравнения с современными традициями Тантры и шактизма, чем обратив­шись к внутренним буддийским факторам. Вывод, сделанный

Андре Паду, специалистом по индуистской Тантре с мировой известностью, о том, что «в целом идеология шактизма... коре­нится в тантризме», можно в равной степени отнести к буд­дийской Тантре. Буддизм и шактизм настолько сходятся, что буддийскую Тантру можно по праву назвать «шактистским буддизмом».

Еще несколько десятилетий назад среди ученых было принято определять период Пала как эпоху упадка и вырождения буд­дизма, обусловленного подъемом Тантры. Однако более взве­шенные исследования обнаружили, что в этот период в севе­ро-восточных областях Индии, а также далее на запад и юг буддизм большей частью процветал благодаря энергии разви­вающегося тантрического направления. Жизнеспособность буд­дизма в Индии отражалась в силе его институтов, его продук­тивности в сфере искусства и литературы, распространению в самой Индии и за ее пределами, а также в заметном культур­ном влиянии. Распространение за пределы Индии и миссио­нерская деятельность свидетельствуют о силе буддизма в тот период, когда такие известные проповедники, как Шантарак-шита (Santaraksita), Падмасамбхава (Padmasambhava), Амогха-ваджра(Атс^Ьауа]га), Ваджрабодхи (Vajrabodhi), Субхакарасин-гха (Subhakarasimha) и Атиша (AtTsa), несли буддизм в Центральную, Восточную и Юго-Восточную Азию и зачастую делали это в ответ на приглашение тамошних правителей. Та­кие буддийские центры паломничества, как Бодхгая, Шравасти и Кушинагара, привлекали в Индию ученых, художни­ков и религиозных подвижников со всей Азии.

В период Пала, золотой век буддийского искусства, буд­дийское художественное творчество и философия достигли зе­нита. Тантрические произведения искусства и литературы по­лучили небывалый размах. Сохранившиеся до нашего времени впечатляющие художественные произведения представляют со­бой лишь долю того, что было создано тогда, поскольку рабо­ты, выполненные с применением более недолговечных материа­лов (дерева, ткани штукатурки, глины), с тех пор давно рассыпались в прах. Это художественное наследие включает в себя утонченную архитектуру монастырей того времени, которая не выдержала губительного натиска или огня и меча, или времени и климата. Художественный уровень был столь вы­сок, что художники, ремесленники и иконописцы всего буд­дийского мира черпали вдохновение в Индии. Размах влияния искусства периода Пала на всю Азию подтверждают оставлен­ные в красках и камне конкретные свидетельства притягатель­ности и силы буддийской культуры этого периода.

В этот период буддийская литература достигла расцвета, что сделало Индию международной интеллектуальной меккой. Буддийские авторы и общины создали вечные образцы класси­ческой философии и этики, выдающиеся драматические и по­этические сочинения и тысячи произведений зарождающегося тантрического направления.29 Многие из этих произведений были утрачены, когда в XIII веке мусульмане жгли монастырские библиотеки, но, к счастью, большое количество буддийских текстов уже попало в Тибет, Китай и другие страны по всей Азии и было переведено на множество языков, что сохранило их за пределами их родины. Таким образом, в эпоху Пала буддизм не только не претерпел упадка, но и обрел свое высо­чайшее культурное выражение.

Буддийская Тантра была одной из жизненных духовных сил в Индии периода Пала. Этот период культуры не был неким абстрактным монолитом, из которого буддийская Тант­ра вышла и с которым тантристы не имели ничего общего. На­против, общество периода Пала было динамичной и плюралис­тической средой для культурного творчества и разнообразия, неотъемлемой частью которого была буддийская Тантра. Вмес­то того чтобы подходить к культуре периода Пала как к чему-то безусловно чуждому тантрическим элементам, важно доку­ментально подтвердить, что традиция Тантры — одно из основных течений этой культуры. Подобным же образом роль женщин в буддийской Тантре — не нечто незначительное или некий диссонанс в стройном хоре «индийской культуры», а главная черта одного из самых блестящих порождений индийс­кой цивилизации.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ