Генезис социальных институтов и их характеристики

Рассмотрим теперь вопрос о том, каким образом возникают социальные институты. Существуют разные взгляды на генезис (происхождение) социальных институтов. Один из распространенных подходов представлен в совместной работе американского социология Питера Бергера (1929) и немецкого социолога Томаса Лукмана (1927) Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания (1966). Нет смысла здесь анализировать преимущества и недостатки их подхода к природе и генезису социальных институтов. Обратим свое внимание на узловые пункты формирования институтов.

Необходимым основанием, на котором происходит появление институций, Бергер и Лукман считают привычные действия. Опривычивание или, по терминологии авторов, хабитуализация является неотъемлемым элементом любой человеческой деятельности. Привычное (хабитуальное) поведение характерно для типичных ситуаций, в которых само поведение становится типичным. Массовые типичные взаимодействия, массовое типичное поведение является основанием институциализации, то есть становлением институтов. Нетипичные взаимодействия не могут быть институциализированы, так как они в силу своей нетипичности, уникальности не могут стать привычным действием. Процесс становления типичного поведения протекает в человеческих взаимодействиях неосознанно, спонтанно.

В разделе Институциализация второй главы своего трактата они пишут:

Всякая человеческая деятельность подвергается хабитуализации (т.е. опривычиванию). Любое действие, которое часто повторяется, становится образцом, впоследствии оно может быть воспроизведено с экономией усилий и ipso facto осознано как образец его исполнителем. Кроме того, хабитуализация означает, что рассматриваемое действие может быть снова совершено в будущем тем же самым образом и с тем же практическим усилием[268].

…Важным психологическим последствием хабитуализации оказывается уменьшение различных выборов. … Это освобождает индивида от бремени «всех этих решений», принося психологическое облегчение, основанием которого является ненаправленная инстинктуальная структура человека. Хабитуализация предусматривает направление и специализацию деятельности, которых недостает биологическому аппарату человека, ослабляя тем самым аккумуляцию напряжений как следствия ненаправленных влечений. И, предусматривая стабильную основу протекания человеческой деятельности с минимумом затрат на принятие решений в течение большей части времени, хабитуализация освобождает энергию для принятия решений в тех случаях, когда это действительно необходимо. Другими словами, задний план опривыченной деятельности предоставляет возможности переднему плану для рассуждения и инновации[269].

Хабитуализация и типизация оказывает обратное влияние действий человека, определенным образом трансформируя ее. Попадая в ту или иную ситуацию и определяя ее как привычную, человек обретает способность предвидеть необходимость привычного поведения в этой ситуации и, главное, предвидеть результат своих привычных действий. Становится необязательно заново определять каждую ситуацию и те действия, которые необходимо совершить для достижения желаемого результата. Огромное разнообразие ситуаций можно свести к обозримому числу типичных ситуаций, которые уже встречались раньше Даже альтернативным вариантам поведения в типичных ситуациях можно придать стандартные значения.

Бергер и Лукман считают, что наиболее важная часть хабитуализации человеческой деятельности в типичных ситуациях сопряжена с процессом институциализации. Они следующим образом представляют процесс возникновения институтов:

Институционализация имеет место везде, где осуществляется взаимная типизация опривыченных действий деятелями разного рода. Иначе говоря, любая такая типизация есть институт. Что здесь следует подчеркнуть, так это взаимность институциональных типизации и типичность не только действий, но и деятелей в институтах. Типизации опривыченных действий, составляющих институты, всегда разделяются; они доступны для понимания всех членов определенной социальной группы, и сам институт типизирует как индивидуальных деятелей, так и индивидуальные действия. Институт исходит из того, что действия типа Х должны совершаться деятелями типа X. Например, правовой институт устанавливает правило, согласно которому головы будут рубить особым способом в особых обстоятельствах и делать это будут определенные типы людей (скажем, палачи, представители нечистой касты, девственницы определенного возраста или те, кто назначен жрецами).

Далее, институты предполагают историчность и контроль. Взаимные типизации действий постепенно создаются в ходе общей истории. Они не могут быть созданы моментально. Институты всегда имеют историю, продуктом которой они и являются. Невозможно адекватно понять институт, не понимая исторического процесса, в ходе которого он был создан. Кроме того, институты уже благодаря самому факту их существования контролируют человеческое поведение, устанавливая предопределенные его образцы, которые придают поведению одно из многих, теоретически возможных направлений. Важно подчеркнуть, что этот контролирующий характер присущ институционализации как таковой, независимо от и еще до того, как созданы какие-либо механизмы санкций, поддерживающих институт. Эти механизмы (совокупность которых составляет то, что обычно называют системой социального контроля), конечно же, существуют во многих институтах и во всех агломерациях институтов, которые мы называем обществами. Однако эффективность их контроля — вторичного, дополнительного рода. Как мы увидим позднее, первичный социальный контроль задан существованием института как такового[270].

Институциализация действий индивидов и их взаимодействий оказывает типизирующее влияние на самих деятелей. Типизация взаимодействующих индивидов приводит к специализации их деятельности в рамках взаимодействий и повышению эффективности как индивидуальных действий, так и действий взаимных. Дело в том, что в рамках институциализации взаимодействий каждый может предвидеть действия другого. Иначе говоря их взаимодействие становится предсказуемым. Предсказуемость взаимных действий значительно ослабляет напряжение у взаимодействующих индивидов.

Они берегут время и усилия не только при решении внешних задач, в которое они вовлечены порознь или сообща, но и в терминах своих индивидуальных психологических затрат. Теперь их совместная жизнь определяется более обширной сферой само собой разумеющихся рутинных действий. Многие действия теперь не требуют большого внимания. И любое действие одного из них больше не является источником удивления и потенциальной опасности для другого. Напротив, повседневная жизнь становится для них все более тривиальной. Это означает, что два индивида конструируют задний план — в указанном выше смысле, — который будет способствовать стабилизации как их раздельных действий, так и взаимодействия. Конструирование этого заднего плана рутинных действий в свою очередь делает возможным разделение труда между ними, открывая дорогу инновациям, которые требуют более высокого уровня внимания[271].

На основании сложившегося типичного взаимодействия, типичного поведения постепенно (как правило, также неосознанно) формируется некий стандарт типичного поведения. Стандарт типичного поведения есть ничто иное как наиболее эффективный случай поведения, взаимодействия, получивший массовое распространение в типичных ситуациях взаимодействия. Массовое воспроизводство стандартного поведения формирует представление о нормальном (типичном, стандартном) и ненормальном (отклоняющемся, нестандартном) поведении в типичной ситуации. Становление стандарта привычного взаимодействия в типичной ситуации сопровождается процессом его объективации.

Институциональный мир, существовавший в первоначальной ситуации — in statu nascendi — А и В, теперь передается другим. В этом процессе институционализация сама совершенствуется. Хабитуализации и типизации, совершаемые в совместной жизни А и В — эти образования, которые до сих пор еще имели качество ad hoc представлений двух индивидов, теперь становятся историческими институтами. С обретением историчности этим образованиям требуется совершенно иное качество, появляющееся по мере того, как А и В начали взаимную типизацию своего поведения, качество это — объективность. Это означает, что институты, которые теперь выкристаллизовались (например, институт отцовства, как он видится детям), воспринимаются независимо от тех индивидов, кому “довелось” воплощать их в тот момент. Другими словами, институты теперь воспринимаются как обладающие своей собственной реальностью; реальностью, с которой индивид сталкивается как с внешним и принудительным фактом[272].

Институциональный мир тогда воспринимается в качестве объективной реальности. У него есть своя история, существовавшая до рождения индивида, которая недоступна его индивидуальной памяти. Он существовал до его рождения и будет существовать после его смерти. Сама эта история, как традиция существующих институтов, имеет характер объективности. Индивидуальная биография воспринимается как эпизод в объективной истории общества. Институты в качестве исторических и объективных фактичностей предстают перед индивидом как неоспоримые факты. В этом отношении институты оказываются для индивида внешними, сохраняющими свою реальность, независимо от того, нравится она ему или нет. Он не может избавиться от них. Институты сопротивляются его попыткам изменить их или обойтись без них. Они имеют над ним принудительную власть и сами по себе, благодаря силе своей фактичности, и благодаря механизмам контроля, которыми обычно располагают наиболее важные институты. Объективная реальность институтов не становится меньше от того, что индивид не понимает их цели и способа действия. Он может воспринимать большие сектора социального мира как непостижимые и даже подавляющие своей непрозрачностью, но тем не менее реальные. До тех пор, пока институты существуют как внешняя реальность, индивид не может понять их посредством интроспекции. Он должен “постараться” изучить их так же, как он изучает природу. Это остается верным, несмотря на то, что социальный мир в качестве созданной человеком реальности потенциально доступен его пониманию таким способом, который невозможен в случае понимания природного мира.

Важно иметь в виду, что объективность институционального мира — сколь бы тяжелой ни казалась она индивиду — созданная человеком, сконструированная объективность. Процесс, посредством которого экстернализированные продукты человеческой деятельности приобретают характер объективности, называется объективацией. Институциональный мир — как и любой отдельный институт — это объективированная человеческая деятельность[273].

В процессе своего формирования институт как стандарт привычного взаимодействия обретает собственную реальность, позволяющую ему существовать объективно, независимо от конкретных индивидов. Именно, объективное существование института позволяет ему выступать внешней, объективной силой, способной оказать регулятивное воздействие, как на поведение индивида, так и на его взаимодействие с другими индивидами. Эта независимость института от взаимодействующих индивидов позволяет ему определять критерии нормального и ненормального поведение в типичных ситуациях и тем самым контролировать их поведение.

В связи с историзацией и объективацией институтов становится необходимой и разработка специальных механизмов социального контроля. Отклонение от институционально «запрограммированного» образа действий оказывается вероятным, как только институты становятся реальностями, оторванными от первоначальных конкретных социальных процессов, в контексте которых они возникают. Проще говоря, более вероятно, что отклоняться индивид будет от тех программ, которые установлены для него другими, чем от тех, которые он сам для себя устанавливает. Перед новым поколением встает проблема выполнения существующих правил, и для его включения в институциональный порядок в ходе социализации требуется введение санкций. Институты должны утверждать свою власть над индивидом (что они и делают) независимо от тех субъективных значений, которые он может придавать каждой конкретной ситуации. Должен постоянно сохраняться и поддерживаться приоритет институциональных определений ситуации над попытками индивида определить их заново[274].

Завершающим этапом в формировании социального института является, складывание специальных механизмов социального контроля или механизмов принуждения, стоящего на страже исполнения предписаний. Этот механизм принуждения включает в себя, во-первых, санкции*, предписывающие определенные меры воздействия на индивидов с целью принудить их к действию в рамках заданных предписаний; и, во-вторых, аппарат принуждения (Вебер), который контролирует применение санкций. С помощью этого механизма принуждения социальные институты регулируют поведение индивидов и их взаимодействие друг с другом независимо от субъективных интересов, намерений и целей, которые могут возникнуть у индивида, или группы индивидов в каждой конкретной ситуации взаимодействия.

Авторитет социального института держится не только на механизмах социального контроля, но и на его легитимации, на узаконивании его существования. Легитимация** согласно Бергеру и Лукману – это способы объяснение и оправдание существования тех или иных отношений, в том числе и социальных институтов.

Социальные институты, как уже было отмечено ранее, являются искусственными формами человеческого общежития. В их основаниях лежат феномены смысла (идеи, цели, ценности, идеалы и т.д.), такие как справедливость, добро, свобода, жизнь, индивидуальность и т.д. Кроме того, что они обеспечивают порядок в совместной жизни индивидов, они еще выступают своеобразными матричными структурами (Мамардашвили), благодаря которым рождаются человеческие состояния. Иными словами, социальные институты формируют человеческое в человеке, приучая его к совместному существованию с другим. Вне этих структур человеческое поведение определяется только природными механизмами – инстинктами, влечениями, витальными потребностями, – которые являются регулятивами человеческого поведения в его «естественном состоянии» (Гоббс).