И необходимости их существования
Существованье души и существованье Бога, являющиеся следствием одно другого, лежат в основе всего нашего здания, поэтому прежде, чем вступить в какую-либо спиритическую дискуссию, следует убедиться, допускает ли собеседник эту основу. Если на вопросы:
– Верите ли вы в Бога?
– Верите ли вы в то, что у вас есть душа?
– Верите ли вы в сохранение души после смерти тела?
он отвечает отрицательно, или если даже он говорит просто: «Не знаю», «Хотел бы я, чтоб оно было так, но я в этом не уверен», что чаще всего соответствует вежливому отрицанию, облечённому в менее категоричную форму, чтоб избежать слишком резкого столкновения с тем, что он почитает «респектабельными предрассудками», то выходить за пределы этих вопросов было бы столь же бесполезно, как взяться объяснять свойства света слепому, который не допускает существованья самого света; ибо в конечном счёте спиритические проявления суть не что иное, как следствия свойств души; поэтому с таким человеком следует итти по совершенно иному пути размышлений, если только мы не хотим потерять своё время напрасно.
Если же основа допущена, не в виде вероятия, но как нечто доказанное, неоспоримое, то существованье духов совершенно естественно и логично вытекает из этой основы.
Если бы вера в духов и их проявления была концепцией изолированной, продуктом какой-то отдельной системы взглядов, то она могла бы, с некоторой долей разумности, быть заподозрена в иллюзорности; но пусть скажут нам, отчего её находят ещё столь живучей у народов древних и современных, в священных писаниях всех известных религий? Это, говорят некоторые критики, потому, что во все времена человек любил верить в чудеса. – Что же является чудом, по-вашему? – То, что сверхъестественно. – Что понимаете вы под сверхъестественным? – То, что противоречит законам природы. – Вы знаете, оказывается, законы эти настолько хорошо, что вам возможно поставить предел могуществу самого Бога? Хорошо же! Докажите тогда, что существованье духов и их проявления противоречат законам природы; что всё это не является и не может быть одним из её законов. Проследуйте за спиритическим учением и посмотрите, не имеет ли даваемое им объясненье все признаки восхитительного закона, который логично разрешает всё то, что философские законы не могли разрешить до сего времени. Мысль есть один из атрибутов духа; возможность воздействовать на материю, вызывать ощущения в наших органах чувств и, следовательно, передавать мысль вытекает, если можно так выразиться, из его физиологического строения; стало быть, в этом факте нет ничего сверхъестественного, ничего чудесного. Чтобы мёртвый человек, действительно мёртвый, телесно ожил, чтобы его отсечённые члены соединились для образования тела – вот это и в самом деле чудо, это сверхъестество, это фантастика; это было бы настоящим нарушением законов природы, которое Бог мог бы совершить лишь посредством некоего чуда, но ничего подобного нет в спиритическом учении.
Спиритизм вовсе не принимает всех фактов, считающихся чудесными и сверхъестественными; напротив того, он доказывает невозможность большого числа их и нелепость некоторых верований и убеждений, кои являют собою самый настоящий предрассудок. Правда то, что в некоторых допущеньях его есть вещи, представляющиеся скептикам самыми настоящими чудесами, или, иным словом, предрассудками, пусть так; но по крайней мере оспаривайте лишь эти положенья, ибо в пользу других и Спиритизм не говорит ничего, и выходит, что вы лишь учите учёных. Нападая на то, что он отвергает сам, вы доказываете своё невежество в разбираемом вами вопросе, а ваши аргументы звучат фальшиво. Но где, скажут тогда, останавливается верованье Спиритизма? Читайте, вникайте – и вы узнаете это. Всякая наука постигается лишь тогда, когда на изученье её затрачивается определённое время; так и Спиритизм, затрагивающий самые серьёзные и сложные вопросы философии, все области общественного порядка, охватывающий одновременно человека физического и человека морального, сам представляет собою целую науку, целую философию, которая, как и любая иная, не может быть изучена в несколько часов; в том, чтоб видеть весь Спиритизм в вертящихся столах, столько же ребяческой наивности сколько и в том, чтоб видеть всю физику в падающем яблоке или вертящемся волчке. Для того, кто не желает задерживаться на поверхности, не часы, но месяцы и годы нужны, чтоб постичь все его тайны и тонкости. Пусть по этому судят о степени знания и значении мненья тех, кто присваивает себе право судить из-за того, что они побывали на одном или двух сеансах, чаще всего ради развлечения и препровождения времени. Они, без сомненья, скажут, что не имеют досуга для того, чтоб выделить всё то время, коие необходимо для этого изученья, пусть так; никто и не принуждает их к этому; но только когда не имеют времени изучить какую-либо вещь, то не берутся также и говорить о ней, и ещё менее – судить о ней, если только не желают быть обвинёнными в легкомыслии; при этом чем выше положенье, занимаемое некоторыми в науке, тем менее извинительно им легкомысленно обходиться с предметом, коего они не знают.
Мы кратко изложим свои взгляды в следующих положениях:
1) все спиритические явления основаны на принципе существованья души, её сохраненья после смерти тела и на возможности проявленья её в этом мире;
2) явления эти, будучи основаны на законе природы, не имеют в себе ничего «чудесного» или «сверхъестественного» в вульгарном смысле этих слов;
3) множество фактов было признано сверхъестественными лишь потому, что была неизвестна их причина; Спиритизм определяет эту причину и возвращает эти факты в область явлений естественных;
4) среди того, что считается чудесами и расценено как нечто сверхъестественное, есть много такого, принципиальную невозможность чего Спиритизм доказывает и что он помещает в ряд суеверий;
5) хотя Спиритизм и учит, что многие народные верования основаны на истине, он тем не менее ни в коей мере не признаёт истинности всевозможных фантастических историй, созданных воображением;
6) судить о Спиритизме по тем фактам, кои он сам отвергает, – это лишь значит демонстрировать своё невежество и лишать своё мнение всякой цены в глазах других;
7) объяснение фактов, принятых Спиритизмом, их причины и нравственные следствия образуют целую науку и философию, каковая требует серьёзного, настойчивого и глубокого изучения;
8) Спиритизм может считать серьёзным критиком лишь того, кто всё видел, всё изучил, во всё вник с терпеньем и настойчивостью добросовестного наблюдателя; того, кто знает об этом предмете столько же, сколько самый просвещённый его сторонник; того, кто, стало быть, черпал знанья свои в иных источниках, нежели научные романы; того, кому невозможно было бы противопоставить ни одного факта, коий не был бы ему известен, ни одного довода, над которым бы он уже не поразмыслил; и пусть бы он опровергал не голыми отрицаньями, но иными, более убедительными доводами; тот, наконец, кто мог бы более логично определить причину доказанных фактов; всё дело только в том, что такого критика ещё не удалось найти.
Идея, которую составляют себе о духах, делает, на первый взгляд, феномен проявлений непостижимым. Эти проявления могут иметь место лишь чрез действие духа на материю; вот почему те, кто считает, будто дух есть отсутствие всякой материи, спрашивают себя, с некоторой видимостью разумности, как может он действовать матерьяльно. Именно в этом ошибка; ибо дух не есть некая абстракция, это вполне определённое, выраженное и ограниченное существо. Дух, воплощённый в тело, представляет собой его душу; когда при смерти он покидает его, он не выходит из него совершенно лишённым всякой оболочки. Все они говорят нам, что их эфирное тело сохраняет человеческую форму, и в самом деле, когда они являются нам, то именно в той форме, в какой мы их знаем.
Понаблюдаем за ними внимательно в то мгновенье, когда они ещё только что покинули земную жизнь; они пребывают в смятенье; всё неясно и непонятно вокруг них; они видят своё тело со стороны целым или изувеченным, в зависимости от вида смерти; помимо того, они видят самих себя живыми и чувствуют, что живы; что-то говорит им, что это тело – их тело, и они не понимают того, чтоб они могли быть отделены от него. Они продолжают видеть себя в своей первоначальной форме, и такой взгляд в течение некоторого времени производит у некоторых из них своеобразную иллюзию: иллюзия эта в том, что они считают себя ещё живущими, тогда как на Земле они уже умерли; им нужен жизненный опыт их нового состояния, чтоб убедить себя в действительности. Когда рассеялось это первое мгновенье смятения, тело становится для них старой одеждой, коию они сняли с себя и о которой они не сожалеют; они чувствуют облегчение, как люди, освободившиеся от тяжкого бремени; они больше не испытывают физической боли и совершенно счастливы, что могут подниматься вверх и летать по воздуху, преодолевать пространство наподобие того, как, будучи живыми, они множество раз проделывали это во сне. Однако, несмотря на отсутствие тела, они удостоверяют свою личность; они наделены формою, но формою, которая не стесняет их и не сковывает; они, наконец, имеют сознание своего «я» и своей индивидуальности. Что можем сказать мы в заключенье этого? То, что душа не всё оставляет в гробу, но и уносит кое-что с собой.
Теперь остаётся выяснить вопрос, может ли дух сообщаться с человеком, т.е. может ли он обмениваться с ним мыслями. А почему бы, собственно, и нет? Что есть такое человек, если не дух, помещённый в тюрьму тела? Почему бы свободный дух не смог сообщаться с духом, пленённым в материи, как свободный человек – с тем, кто закован в цепи? Если вы допускаете сохранение души после смерти тела, то разве разумно не допускать сохраненье привязанностей и чувств? Поскольку духи находятся всюду, то разве не естественно подумать, что та душа, которая любила нас при жизни, будет находиться рядом с нами и переступив порог смерти, что она пожелает общаться с нами и что для этого она воспользуется средствами, находящимися в её распоряжении? При жизни разве не воздействовала она на материю своего тела? Разве не она управляла его движениями? Почему же тогда после смерти своего тела, по соглашению с другим духом, связанным с телом, она не может позаимствовать у него это живое тело, чтобы проявить свою мысль подобно тому, как немой пользуется говорящим, для того чтобы дать понять себя?
На минуту отвлечёмся от фактов, которые для нас делают вещь неоспоримой; предположим её просто в виде обычной гипотезы; мы просим скептиков доказать нам, не одним только голым отрицанием, ибо их личное мнение не может образовать закона, но весомыми доводами, что этого не может быть. Мы становимся на их почву, и поскольку они хотят оценить спиритические факты с помощью законов материи, то пусть они, стало быть, найдут в этом арсенале какое-либо математическое, физическое, химическое, механическое, физиологическое доказательство, и докажут через А + В, всё время исходя из принципа существования и выживания души:
1) что существо, которое мыслит в нас при жизни, не должно мыслить после смерти;
2) что если оно и мыслит, то всё же не должно больше думать о тех, кого оно любило;
3) что если оно всё же думает о тех, кого оно любило, то не должно больше хотеть общаться с ними;
4) что если оно и может быть повсюду, то оно всё же не может быть рядом с ними;
5) что если оно рядом с ними, то всё же не может с ними сообщаться;
6) что своей флюидической оболочкой оно не может воздействовать на неживую материю;
7) что если оно и может воздействовать на неживую материю, то всё же не может воздействовать на одушевлённое существо;
8) что если оно может воздействовать на одушевлённое существо, то всё же не может водить его рукою, чтобы заставить его писать;
9) что, будучи в состоянье заставить его писать, оно всё же не может ответить на его вопросы и передать ему свою мысль.
Когда противники Спиритизма докажут нам, что всего этого не может быть доводами настолько же убедительными, как те, которыми Галилей доказал, что не Солнце вращается вокруг Земли, тогда мы сможем ещё сказать, что сомнения их обоснованны; но, к сожалению, до сего дня вся их аргументация сводится лишь к таким словам: «Я не верю, стало быть, это невозможно». Они, без сомнения, скажут нам, что это мы должны доказывать реальность спиритических феноменов; и мы докажем её им фактами и рассуждением; если они не допускают ни тех ни другого, если они отрицают даже то, что они видят, то тогда пусть они докажут, что наше рассужденье ошибочно и что факты невозможны.