Мышление, основывающееся на конечных результатах действий

Этот своеобразный тип мышления в практической жизни встречается довольно часто. Предположим, человек идет и видит раздавленного на полотне железной дороги человека. Человек может сразу понять, что здесь произошло и мысленно представить весь ход возможных действий: человек по неосторожности пошел по железнодорожному полотну, по какой-то причине не слышал шума приближающегося поезда, предупредительного гудка или окрика машиниста. Он предполагает, что колеса локомотива нанесли какие-то серьезные повреждения, приведшие к смерти пострадавшего. Мышление здесь также может быть авербальным. Вид раздавленного человека может вызвать просто последовательную картину действий, которая хранится в памяти человека как воспоминание чего-то подобного, виденного им в прошлом.

Примерно то же самое испытывает человек, увидевший вместо своего дома обугленные развалины. Он также представляет, что здесь могло быть: дом мог кто-нибудь поджечь или он мог загореться от оставленного невыключенным утюга, или от искры топившейся в доме печки и т.п. Он может представить, как из дома стал выходить дым и пламя, толпу суетящихся около дома людей, не сумевших потушить пожар, так как пожарные приехали слишком поздно и т.п.

СМЕШАННЫЙ ХАРАКТЕР ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ

Вообще было бы неправильно думать, что при мышлении человек каждый раз пользуется только каким-нибудь типом мышления. По всей видимости, мышление человека характеризуется совокупным участием разных типов мышления.

Человек широко использует словесное мышление, когда он имеет дело с собеседником или определенной массой слушающих людей, или когда он стремится точно передать содержание высказывания кому-либо, причем все это может быть изложено даже в письменной форме.

Необходимо иметь в виду, что словесное мышление является наиболее совершенным типом мышления.

В обыденной жизни человек обычно пользуется различными типами мышления, причем вес эти типы не исключают друг друга, а взаимно дополняют.

О ЛИНГВОКРЕАТИВНОМ МЫШЛЕНИИ

Большинство философов и лингвистов относятся к идее о существовании лингвокреативного мышления отрицательно.

"Различая логические и семантические формы мышления, -- замечает П.В. Чесноков, -- борясь против их отождествления, не следует впадать в противоположную крайность и доходить до их метафизического разрыва, до их отнесения к разным сферам мыслительной деятельности -- языковой и надъязыковой, что было присуще психологическому направлению в языкознании (А.А. Потебня и др. и в последнее время частично проявилось в концепции двух сфер преломления действительности при ее отражении -- сферы мышления и сферы языка) [ссылка на книгу "Общее языкознание" 1970, 80--81]. Логические и семантические формы существуют в неразрывном единстве, как две стороны единого процесса организации мысли, протекающего в одной сфере языкового мышления" [Чесноков, 1977, 62].

Здесь все привязано к неизменному и незыблемому тезису: "Мышление может совершаться только на базе языка". Между тем многочисленные совершенно конкретные факты из истории различных языков заставляют предполагать наличие лингвокреативного мышления.

В отличие от других типов мышления, лингвокреативное мышление имеет двоякую направленность. Оно, с одной стороны, отражает окружающую человека действительность, с другой самым тесным образом связано с наличными ресурсами языка. При создании новой языковой единицы человек всегда что-то использует уже наличествующее в данном языке Было бы неправильно предполагать, что для обозначения новых понятий или каких-либо отношений между понятиями язык прибегает к каким-то новым композициям фонем, к поискам еще не использованных словосочетаний. Обычно для этих целей используются уже существующие. При этом каждое новое понятие оказывается в той иной мере связанным с каким-то другим.

Создание слов на базе лексического материала собственного языка уже с самого начала преполагает какую-то связь вновь созда-

ваемого слова с каким-то другим, уже существующем в данном языке словом. Этот тезис очень хорошо подтверждают этимологические исследования.

Создание нового слова почти всегда связано с наличием в языке какого-то другого слова, в чем легко убедиться при анализе приводимых ниже примеров.

Немецкое Hase 'заяц' связано с названием цвета, ср. др.-нем. Hasan 'серый', др.-англ. hasu 'серо-коричневый'; рус. заяц образовано от корня ghei/ghoi 'скакать, летать*. В венгерских диалектах встречается слово fuies 'заяц' от fui 'ухо'. Венг. czillag 'звезда' этимологически связано с удмуртским глаголом чиляны 'блестеть', ср. также коми-зыр. чилъ 'искра'. Нем. Stern 'и лат. Stella 'звезда' связаны с индоевропейским глагольным корнем *ster 'рассыпать, распространять', тат. йолдыз 'звезда', по-видимому, содержит звукосимволический элемент йол(д), изображающий сверкание, мерцание, который также содержится в таких словах, как ялк(ын) 'пламя', ялт-ырау 'блестеть', тур. yild-тт 'молния'; др.-инд. nakSatram луна', вероятно, из nakt-ksatra 'господствующий над ночью'; лит. begti 'бежать', ср. рус. бегу из "bhegu; гр. окотос 'темнота', др.-ирл. scath гот. skadus, др.-англ. scath, др.-в.-н. scato 'тень*; гр. ёрхоцси 'приходить', др.-перс. rasatiy, совр. перс. rasad, др.-инд. rechati 'достигать', гр. кХелтш 'воровать', лит. slepti 'прятать'; гр. ёХос 'болото', др.-инд. sarah 'бассейн, пруд'; гр. Хацлю 'блестеть', лат. lapa 'сосновый факел', прус, lopis, лит. lepsna, лат. lespi 'пламя', ст.-сл. lep 'блестящий, хороший'; др.-инд. atma 'душа', нем. Atem 'дыхание'; гр. ёртгсо 'ползать', др.-инд. sarpah 'земля'.гр. fjX/oç гот. sauil 'солнце' от и.-е. корня sau 'светить'; гр. летоцси 'летать', галл. eth 'птица' pet-no; лат. latus 'широкий'<*5//а/о5 букв, 'постланный'; лат. lucus 'роща'< *loukos, лит. lauka 'поле', т.е. нечто более освещенное; лит mergui 'гагара' от mergo 'нырнуть'; польск. chowai 'сберегать', нем. schauen 'смотреть'; польск. bialy 'белый', др.-инд. bha-mi 'светить'; чеш. drevo 'дерево', рус. дерево, лат. durus 'твердый', др.-инд. dhruvah, зенд. drva 'твердый', гр. 5 рос 'дуб' и т.д.

Нетрудно заметить, что создание слов и форм в различных языках мира обнаруживает зависимость двоякого рода. С одной стороны, это создание зависит от наличия в окружающем нас мире соответствующих предметов и явлений, с другой стороны, оно зависит от наличия слов и форм в данном языке, которые могли бы послужить базой для образования новых слов и их форм. В авербальном типе мышления такой зависимости нет, поскольку авербальное мышление не зависит от наличия знаков. Результаты проявления лингвокреативного мышления во многом зависят от наличия конкретного языкового материала.

Отличительная особенность создания языка состоит в том, что практически язык никогда не создается на пустом месте. Он создается всегда при наличии некоторого количества слов и форм, оставшихся от предыдущего состояния. Этот остаток обладает двумя характерными особенностями: с одной стороны, он играет роль материальной базы для создания в языке нового, с другой стороны, он в известной степени ограничивает сам процесс лингвосозидательного мышления, ставя его в определенные условия. Наличный языковой материал

может в известной степени накладывать известное ограничение при создании новых слов и грамматических формул.

В русском языке невозможно создание настоящего времени типа английского Present Continious Tense, например: I am working 'Я работаю в данный момент'. Этому мешает, во-первых, отсутствие в русском языке форм настоящего времени глалога быть. Во-первых, употребление причастия настоящего времени в предикативной позиции для русского языка не типично. Исчезновение категории рода в русском языке если полностью не исключено, то во всяком случае сильно затруднено. В русском языке не мог бы возникнуть особый падеж партитив, как это имеет место в финском и якутском языках. Обычно партитив исторически возникает из аблатива, который в русском языке отсутствует. Единственной базой для его возникновения мог бы быть род. падеж, который, между прочим, может иметь такое значение. Ср. купил хлеба, попил воды и т.д. Однако непартитивные значения у род. падежа в системе русского языка занимают слишком большое место. Поэтому для создания особой формы партитива в русском языке нет достаточных условий.

Во многих тюркских языках распространен аффикс относительных прилагательных -лы, ср. ног. тавлы 'гористый', кум. буяутлу 'облачный', туркм. гарлы 'снежный', тат. аилы 'лунный*, тур. teilt 'струнный', чув. ваша 'сильный'. Этот суффикс возник в результате переосмысления аффикса совместного падежа -лык. В русском языке относительное прилагательное не могло бы быть образовано таким образом, поскольку в русском языке нет совместного падежа.

В татарском и многих других тюркских языках существуют сложные глаголы, состоящие из деепричастия основного глагола, сочетающегося с формами различных вспомогательных глаголов, которые и придают главному глаголу видовую характеристику, ср. тат. йотып жибэрде 'он проглотил' (букв, 'глотая послал*), твзеп худы 'он разложил' (букв, 'раскладывая поставил'), каз. ок,ып шыкты 'прочитал' (букв, 'читая вышел*), жанып Kemmi 'он сгорел' (букв, 'горя ушел*), башк. Кыуып сьгарды 'он выгнал' (букв, 'гоня извлек*), чув. вёссе кайре 'он улетел* (букв, 'летя ушел*), тув. чедип келди 'он пришел'(букв, 'достигая пришел'), хак. куреп салды 'сгреб'(букв, 'гребя положил*), туркм. бегенип гитти 'обрадовался' (букв, 'радуясь ушел*). В грузинском языке подобные сложные глаголы не могли бы возникнуть, поскольку в грузинском языке нет деепричастия.

В кабардинском языке очень мало местных падежей и послелогов с пространственным значением. Это объясняется тем, что роль окончаний местных падежейхи послелогов с пространственным значением в кабардинском языке могут выполнять глагольные префиксы: Бдзэжьеир псым хэ-сщ 'Рыба в воде находится'. В этом предложении функцию местн. падежа заменяет префикс хэ-, имеющий значение 'внутри': Тхымъир сто!лым те-лъщ 'Книга на столе лежит'. Глагольный префикс те- в данном случае имеет значение 'сверху, на' и заменяет послелог на- и суперэссив, т.е. падеж, означающий 'на чем-либо': Ар кьалэм хуз-к!уащ 'Он к городу пошел'. Глагольный префикс хуэ- имеет значение 'к'. Он заменяет возможный направ. падеж

или послелог с тем же значением. Таким же свойством обладают и некоторые глагольные суффиксы, ср.: Пхьэр бгым кьнрешэ-х 'Дрова с горы везут'. Это объясняется тем, что в адыго-абхазских языках, к которым принадлежит кабардинский, наблюдается очень сильная тенденция превратить глагольную форму в специальный комплекс средств указания на другие части речи. Поэтому семантические аналоги предлогов или послелогов располагаются не перед именами существительными или после них, а помещаются в самом глаголе.

В тюркских языках была довольно сильна тенденция к созданию специальных форм определенного настоящего времени. Эта тенденция не во всех тюркских языках проявлялась в одинаковой степени, но в некоторых языках, в особенности в тюркских языках Средней Азии и Сибири она проявлялась достаточно наглядно. По значению эти времена до некоторой степени напоминают английский Present Continious Tense. В их образовании также принимали участие вспомогательные глаголы. Однако по причине отсутствия в тюркских языках форм настоящего времени глагола-связки 'быть' были использованы другие глаголы. Наиболее часто используются четыре вспомогательных глагола -- -ят- 'лежать', тур- 'стоять', отур- 'сидеть', йур- 'ходить', например: ног. бара ятырман 'я иду (в данный момент)', кирг. жазып жатамын 'я пишу (в данный момент)', тур км. альт дур мен 'я беру (в данный момент)', каз. жазып отырмын 'я пишу (в данный момент)', узб. ёзиб юрибман 'я пишу (в данный момент)' и т.д. Эти же глаголы используются и для образования прошедшего времени, ср. каз. келе жатыр еЫм 'я приходил (иногда)', алт. уренип турдым 'я учился (тогда)' и т.д.

Отличительная особенность китайского языка заключается в неоформленности частей речи. Неоформленность частей речи находится в прямой зависимости от небольшого количества типов слов, абсолютного преобладания односложных слов и общей скудности дистинктивных средств связи. В этих условиях язык бывает вынужден использовать одно и то же слово в роли разных частей речи. Если в языке отсутствуют оформленные части речи, то усиливается полисеман-тичность слов. Эта особенность также характерна для китайского, вьетнамского, индонезийского и других языков того же структурного типа. Закрепление определенных морфологических показателей за отдельными разрядами слов в языках этого типа сильно бы сковывало их маневренность.

Наиболее типичной особенностью языков эргативного строя является отсутствие формы вин. падежа. Причина этого явления, по-видимому, заключается в том, что отсутствие специального суффикса вин. падежа компенсируется наличием специальных показателей объекта в составе глагольной формы. В языках, имеющих эргативную конструкцию, страдательный залог обычно отсутствует. Основной причиной этой взаимосвязи, по всей видимости, являются особенности грамматического строя языков, имеющих эргативную конструкцию. В этих языках имеются два падежа, способных выполнять роль субъекта действия -- это эргатив при переходном глаголе, а абсолютный при непереходном. Типология различных языков ясно показывает,

что в страдательной конструкции падеж подлежащего никогда не получает никаких особых показателей и по форме бывает равен именительному, ср. рус. Дом строится плотниками. Совершенно естественно, что и в языках эргативной конструкции в случае появления страдательного залога падеж подлежащего должен был быть неоформленным падежом, т. е. он совпал бы по форме с падежом абсолютным. Но в языках эргативного строя абсолютный падеж и без того имеет две функции. Он выступает не только как субъект действия при непереходных глаголах, но и как объект действия при переходных глаголах. В случае возникновения страдательного залога абсолютный падеж получил бы еще третью функцию -- быть падежом подлежащего в пассивной конструкции. Такой полисемантизм, безусловно, мог бы создать лингвотехнические затруднения. Кроме того, он мог бы нарушить четкое противопоставление функций эргативного и абсолютного падежей. Эти лингвотехнические затруднения и несклонность разговорной речи к употреблению пассивных конструкций не создавали стимулов для появления страдательного залога в языках эргативного строя.

Многие уральские языки характеризует обилие суффиксов многократного действия. Разгадку этого явления найти нетрудно. Все ученые убеждены, что в уральском праязыке не было именных классов, как это имеет место в африканских языках. Форма им. падежа ед. числа представляла чистую основу и не содержала никаких формативов, указывающих на принадлежность какого-либо существительного к определенному именному классу. Несмотря на это в современных уральских языках обнаруживаются многие реликты так называемой собирательной множественности. Можно указать приблизительно десять классов -a(-ja), -с. -i(-j), -k(-kk). -I, -т, -п, -г, -/', -/. Можно предполагать, что каждый суффикс собирательной множественности обозначал особый класс предметов, который отличался от других классов предметов особыми признаками. В настоящее время трудно сказать, какие это были признаки. При этих обстоятельствах каждый суффикс играл двойную роль: он обозначал собирательную множественность и одновременно сигнализировал о наличии в языке классов собирательной множественности. Понятие коллективной множественности существовало не в абстрактном смысле, а относительно конкретного класса собирательной множественности. Позднее некоторые показатели собирательной множественности были переосмыслены как суффиксы многократного действия.

Особенностью языка суахили, как и всех других языков, принадлежавших к семейству языков банту, является плеоназм формативов, обладающих одним и тем же значением. Отношения принадлежности в суахили передаются при помощи притяжательной частицы а. оформленной местоименным показателем того класса, к которому относится имя, обозначающее предмет обладания [Мячина 1960, 23]. Таким образом, отношение принадлежности (одно и то же по своей сущности) может быть выражено в суахили различными формами. Это объясняется тем, что притяжательная частица -а, сливаясь с показателями различных классов, образует многочисленные фонетические разновидности. 202

Употребление абсолютного падежа в роли прямого дополнения при переходных глаголах в эскимосском языке связано с наличием показателя объекта в самой форме переходного глагола.

Значение предлогов часто зависит от значения падежей. В индоевропейских языках некоторые предлоги управляют вин. падежом, ср. рус. в город, в лес; лат. in urbem 'в город'; рус. из леса, из города, в городе, в селе и т.д. Это происходит от того, что имена существительные, сочетающиеся с предлогами, некогда представляли формы местных падежей. Вин. падеж был некогда в индоевропейских языках направ. падежом, ср. лат. Romam ire 'идти в Рим', др.-инд. gramam gacchami 'иду в деревню', а род. падеж в ряде случаев развился из отлож. падежа Поэтому предлоги повторяли значение тех падежей, с которыми они сочетались.

Выбор необходимых строевых элементов при создании языковых единиц при лингвокреативном мышлении происходит стихийно.

В марийском и мордовском языках произошла нейтрализация некогда существовавших в этих языках серии внутреннеместных и внешнеместных падежей. Показатели отдельных серий, которые прежде имели только одно значение, получили со временем два значения и в результате такого процесса различение двух серий в этих языках утратилось, ср. эрзя-морд, совась кудос 'вошел в дом' и озась эземс 'сел на лавку'. Таким образом показатель с. который некогда обозначал серию внутреннеместных падежей, получил также значение показателя серии внешнеместных падежей -- озамс эземс 'сесть на лавку'. Нейтрализация этих двух серий в мордовском и марийском языках объясняется тем, что формально серии не были достаточно противопоставлены друг другу. Показатель серии внешнеместных падежей л в мордовских языках фактически отсутствовал, в марийском языке он не создавал достаточно четкого противопоставления.

Другая особенность лингвокреативного мышления состоит в том, что оно заново членит мир. Первое членение мира осуществляется еще до возникновения языка. Рецепторы человека воспринимают различные раздражения, идущие от различных предметов материального мира. Представление о предметах и явлениях окружающего мира у человека возникают еще в доречевой стадии.

При создании слов языка человек начинает членить окружающий мир заново. Сказанное легко уяснить при анализе приводимых ниже примеров. Слово занят в русском языке означает, что в данном случае отсутствует понятие пустоты или бездеятельности, например: Комната занята; Я сегодня занят на работе и т.д. Английский язык не довольствуется этим общим понятием занятости и допускает более дробное членение этого понятия, например: / am buzy today 'Я сегодня занят'; Are you engaged? 'Вы заняты?' -- Так можно спросить у шофера такси. The place is occupied 'Место занято'и т.д. Такое деление имеет известное фактическое оправдание, поскольку занятость шофера это несколько иная занятость по сравнению с занятостью чиновника в учреждении. Один язык довольствовался более общим пониманием занятости, а другой пошел по пути обозначения более конкретных особенностей занятости.

Понятие старости при чисто визуальном его представлении может быть связано с понятием многолетия, ухудшением состояния, изношенности. Татарское слово карт означает 'старый', но по сравнению с русским словом старый его значение более узкое. Оно применимо только к человеку и другим одушевленным предметам, например карт кеше 'старый человек'. Если речь идет о старом доме, то нужно сказать иске ей. Здесь также можно найти логическое обоснование. Изношенность старого дома -- это нечто иное по сравнению с физическим ослаблением человека, наступающим в связи с его возрастом. Один язык в данном случае довольствуется более общим пониманием старости, тогда как другой выражает это понимание более детализованно.

Человек может плыть на лодке вверх по течению и вниз по течению. Русский язык в данном случае не делает никаких различий. В том и другом случае употребляется глагол плыть. Однако в коми-зырянском языке это различие проводится. Глагол кывтны в этом языке означает 'плыть по течению', а катны -- 'плыть против течения'.

Любой народ достаточно хорошо понимает, что значит обменивать одну вещь на другую. Это действие в венгерском языке выражается глаголом czerelni. Однако венгр не может употреблять этот глагол при обмене денег одного государства на деньги другого государства. В этих случаях употребляется глагол bevaltani.

В северных русских говорах слово гора отличается большей объемностью значения по сравнению со словом гора русского литературного языка. В этих говорах горой может быть назван холм, высота которого не достигает одного километра.

В русском языке производится четкое различие между такими делениями суток, как вечер и ночь. Английский язык, в особенности язык Америки, такого различия не делает. Слово night может обозначать 'вечер' и 'ночь'.

Семантический объем слова джужыд в коми-зырянском языке больше семантического объекта слова высокий в русском языке. Слово джужыд означает не только 'высокий', но и 'глубокий (о воде)'.

Бывают случаи, когда один народ особо называет какой-либо предмет, тогда как другой не обращает на него никакого внимания, ср. нен. варнась 'бежать (о небольших животных и птицах)', лорц 'крупная кочка', пухуворцъ 'состариться (о женщинах)', её 'желудок хищной рыбы', ёнг 'часть шеи у основания черепа', ёсерота 'река с низкими берегами, местами поросшими травой, покрытыми лужами, озерками, болотцами', ямд 'ветвь хвойного дерева', эвенк, ирбэ 'период нереста карасей; иркукта 'период, когда ягоды еще не созрели', калтан 'чум, закрытый покрышкой наполовину', нан. лорин 'тающий весной лед', вост.-хант. мур 'снег на ветках деревьев' и т.д.

Часто такая специфическая лексика зависит от рода занятий человека. "Из окружающего ненцев природного мира, -- замечает Н.М. Терещенко, -- особо обозначены только те предметы и явления, которые имеют отношения к их практической деятельности и быту" [Терещенко 1955, 931]. Так имеется большое количество слов, свя-

занных с производственными и поло-возрастными названиями оленей, например: ты 'домашний олень (общее название)', хабт 'кастрированный олень', бык сидесь 'двухгодовалый олень', сырэй 'двухгодовалая важенка', хабтарка 'бесплодная важенка' и т.д. [Там же]. Наряду с глаголом хане(сь) 'охотиться, промышлять', существует длинный ряд глаголов более узкого конкретного содержания. Глаголы эти обозначают, какой зверь или какая птица или рыба являются предметом охоты, в какое время года и каким способом охота производится. Например: носинзь 'охотиться на песцов', тёнанзь 'охотиться на лисиц', пинизь 'охотиться на горностаев' [Там же, 930]. Специально обозначаются различные виды снега и льда: идебя 'глубокий, рыхлый, незатоптанный снег', жаб луй 'пушистый, только что выпавший снег', июнем 'хрупкий зернистый снег под настом', ябтий 'твердый снег', нир 'затверделый снег на поверхности льда' и т.д. [Там же, 931]. В ненецком языке нет различных видовых названий для цветущих растений, которых в летнее время очень много в тундре [Там же, 932]. Особо обозначаются различные виды болот, различные по своей форме или размеру сопки, кочки, берега водоемов и др. [Там же, 932].

Вряд ли можно категорически утверждать, что каждое слово какого-либо языка представляет результат особого членения мира. Во многих случаях определить очень трудно, если не невозможно. Возьмем ряд слов, принадлежащих различным языкам, но имеющих одно и то же значение, например 'река': англ, river, н.-гр. лотаиод, удм. шур, тат. елга, эрзя-морд, лей, фин. joki. В чем здесь заключается особое членение мира, сказать трудно.

Гораздо большее различие в области лексического состава языков мира создают довольно многочисленные случаи семантической деривации слов. В этой области могут быть значительные расхождения. Неодинаковость семантического объема слов различных языков мира создает главным образом неодинаковая деривация, что можно пояснить на конкретных примерах. Ср.: як. кун 'солнце, день, время'; сев.-осет. ком 'рот, пасть, ущелье', паст 'дыра, колесо, отделение'; рум. /и/та 'сердце, душа, сердцевина', broasca 'лягушка, врезной замок', scdarta 'кора, переплет'; голл. beer 'медведь, кредитор', rag 'спина, обух'; сербо-хорв. време означает 'время, погода'; мар. йогаш 'течь, падать, сыпаться'; исп. агапа 'паук, люстра, сеть для ловли птиц, публичная женщина, блок', abierto 'открытый, прямой, незащищенный, расточительный, самовольный', egg 'яйцо, мина', muffler 'кашне, глушитель', dull 'тупой, вялый'; удм. вандыны 'резать, пилить', груз, бунеба 'природа, характер'; хинди an kma 'желание, надежда, связь, отношение', араб, arak 'спирт, сок, пот', an 'честь, манера, способ, воля, клятва', him 'холодный, зима, холод, снег'; нем. trauen 'верить, венчать', Messe 'ярмарка, кают-компания, обедня'; удм. гыж 'ноготь, копыто'; перс. zahp 'яд, отрава, горе, гнев'; дарбанд 'засов у дверей, горный проход, леса на стройке, застава, широкая короткая улица'; араб, bob 'дверь, глава, раздел, источник дохода', daira 'круг, область, сессия, учреждение'; дат. dinning 'зыбь, эхо', flyde 'течь, плавать'; узб. тамга 'клеймо, герб, печать'; аз. кызыя 'красный, золотой'; алб. cfurk 'вилы, скорпион', gi 'грудь, бухта'; яп. ho 'колос, острие копья, гребень волны', кару

'жать, косить, стричь, подрезать'; курд, шах 'ветвь, приток (реки), глава, часть', бърин 'стричь, пилить, резать, рубить, кроить'; бур. арга 'способ, прием, умение, сноровка, навык'; фр. punaise 'клоп, канцелярская кнопка', англ, clear 'очищать, устранять препятствие'; тат. куз 'глаз, ушко иголки'.

Нередко говорят, что возможность объединения различных значений в рамках одного звукового комплекса создает обусловленность значений слов контекстом. "Только в связной речи мы можем узнать, имеется ли в виду при слове завернуть -- покрыть со всех сторон, упаковать (например, книгу в бумагу), или, вертя, закрыть, завинтить (например, кран), или загнуть, отогнуть, подвернуть в сторону (например, рукав), или, двигаясь, направиться куда-нибудь в сторону (например, за угол) или же зайти мимоходом (например, зайти к приятелю)" [Булаховский 1953, 28--29].

Что здесь в действительности происходит? В мышлении человека фактически образуются новые понятия. Возникает потребность в их наименовании. Используя различные ассоциативные связи, человек в данном случае использует не какие-то новые звуковые комплексы, а довольствуется уже имеющимися звуковыми комплексами. Здесь важно то, чтобы вновь возникшее понятие имело какую-то ассоциативную связь со старым понятием. Сказанное можно пояснить на конкретных примерах. В голландском rag означает 'спина' и 'обух'. Можно предполагать, что первоначально rag имело только одно значение 'спина'. Когда возникла необходимость в создании звукового комплекса для наименования обуха, то человек заметил, что обух имеет нечто общее со спиной. Он также обозначает тыльную часть. Поэтому для названия обуха был использован звуковой комплекс, имеющий значение 'спина'. В данном случае создавалось определенное лингвотехническое неудобство. А как же различить эти одинаково звучащие слова? Неудобство устранялось контекстом. В контексте нетрудно определить, к чему конкретно данный звуковой комплекс относится. Испанское слово агапа 'паук' имеет также значение 'люстра'. Когда возникла необходимость в обозначении люстры, то было подмечено, что люстра чем-то напоминает паука. Она распластана и может иметь торчащие в разные стороны выступы. Поэтому слово агапа 'паук' и было использовано для названия люстры. Соотнесенность звукового комплекса агапа легко определялось в контексте.

Лингвисты нередко утверждают, что контекст будто бы создает новые значения слов. Это мнение целиком ошибочное. Ничего нового контекст создать не может. Контекст имеет часто дейктическую фукнцию. Он показывает только ту ситуацию, в которой тот или иной предмет и связанное с ним понятие может участвовать. Он указывает на сферу связей данного предмета, например, в двух предложениях: Я сразу узнала его по старой карточке и Занесите эту книгу на карточку. В первом предложении слово карточка связано с глаголом узнавать. Основанием для узнавания может быть только фотографическая карточка. Определение связи предмета здесь достаточно определенно указывает на конкретный предмет.

Во втором предложении указана другая связь. Заносить что-либо можно на каталожную карточку. Значит, здесь идет речь о совершенно другом предмете. Эти два понятия существуют в голове человека независимо от контекста. Контекст только на них указывает.

Чем объясняется необычайное разнообразие звуковых оболочек слов в различных языках мира? Это разнообразие в значительной степени зависит от особенностей ассоциации. Ассоциация в некотором отношении случайна и произвольна. Мы не можем заранее определенно сказать, какую ассоциацию использует человек при создании слова. Сравним такие слова, как рус. окно, сербо-хорв. прозор, исп. ventana, н.-греч. naptitfupa. Значение у всех этих слов одно и то же 'окно'. Однако в основе их лежат совершенно разные ассоциации. Рус. окно связано с словами око 'глаз', сербо-хорв. прозор этимологически связано с русским глаголом взирать, т.е. смотреть, тогда как исп. ventana связано с лат. ventus 'ветер', н.-греч. jrapdtfupct 'окно' букв, 'то, что находится около двери'.

Это явление имеет свои причины. Каждое слово и каждая форма в любом языке создаются вначале каким-либо отдельным индивидом. Это происходит оттого, что создание определенного слова или формы требует определенной инициативы, которая в силу целого ряда психологических причин не может одновременно возникнуть у многих людей сразу.

Кроме того, у разных индивидов, находящихся в различных точках земного шара, ассоциации не могут быть одинаковы, хотя возможность случайных конвергенции не исключена. Этим между прочим объясняется такое интересное явление, как отсутствие единой внутренней формы в различных языках мира. Русское слово плотник связано этимологически с глаголами плотить и плести, тогда как гр. TEKTWV 'плотник' этимологически связано с глаголом 'тесать'.

Лингвокреативное мышление принимает участие также в процессах изменения языка. Интересно отметить, что оно может при этом подвергаться влиянию законов языкового знака и разного рода чисто психологических процессов, способствующих изменению языка, что ведет к известной алогичности. В коми-зырянском языке некогда существовало слово тыл, означавшее 'огонь'. Казалось бы, никакой необходимости в исчезновении этого слова не было. Однако это слово исчезло и заменилось новым словом би. Это произошло по-видимому, оттого, что тыл 'огонь' очень напоминал слово тыл 'ветер'. Для того чтобы избежать омонимии в коми-зырянском языке, возникло новое название для огня -- би.

В области создания новых способов связи между словами или новых грамматических категорий лингвокреативное мышление главным образом направлено на подыскание новых способов языкового выражения или на улучшение лингвотехники.

Косвенные падежи в вульгарной латыни и в индийских пракрита х подвергались интенсивным процессам падежного синкретизма. В результате образовалась всего два падежа -- прямой (именительный) падеж и косвенный. Косвенный падеж с лингвотехнической точки зрения крайне неудобен. Многие значения здесь фактически

выражались одной и той же формой. Чувствовалась необходимость в создании какой-то новой системы выражения падежных отношений. И этот способ был найден. Падежные отношения стали выражаться предлогами. Фактически здесь сменился способ выражения падежных отношений. В интеллектуальной сфере человека ничего нового при этом не прибавилось. В древнеанглийском языке было несколько суффиксов мн. числа имен существительных. Мн. число выражалось суффиксами -as, -и, -a, -an. Исторически наиболее устойчивым оказался суффикс -as как наиболее четкий и фонетически устойчивый по сравнению с другими окончаниями [Аракин 195S, 151]. Здесь нашла свое осуществление тенденция к выражению одинаковых или близких значений одной формой.

В древнерусском языке некогда различались специальные глаголь-I ные времена -- аорист, перфект, имперфект и плюсквамперфект. В современном русском языке эти глагольные времена уже не разли-

чаются. Одной из главных причин, способствующих исчезновению указанных времен, было, несомненно, развитие категории вида. Возможность выражения совершенного действия иными языковыми средствами делала ненужным существование особого прошедшего времени аориста, а также имперфекта. Здесь также произошло лишь изменение способов выражения категории вида.

В финском языке когда-то, как и во многих других финно-угорских языках, глагольные виды четко не различались. Видовое значение глагола нередко определялось контекстом. В более позднее время финский язык нашел способ выражения видовых отношений. Если глагол имеет дополнение в партитиве, то он выражает незаконченное действие, если он имеет дополнение в вин. падеже, то действие выступает как законченное.

Арабский язык в более древнюю эпоху своего существования имел только два глагольных времени -- перфект, например katabtu 'я написал', и имперфект aktubu 'я писал'. Эти времена первоначально имели видовое значение, но не временнбе. Что касается их способности выражать отношение действия к определенному временному плану, то в данном случае вышеуказанные времена были полисемантичными. Так, например, имперфект мог иметь значение настоящего, будущего и прошедшего времен. Это коммуникативное неудобство потребовало создания дополнительных средств: присоединение к формам перфекта частицы qad способствовало более четкому отграничению собственно перфекта, например: qad kataba 'он уже написал*; присоединение префикса sa- к формам имперфекта: sa-naktubu 'мы напишем, будем писать' дало возможность более четко выразить будущее время; употребление форм перфекта от вспомогательного глагола капа 'быть' в- соединении с формами имперфекта, например капа jantubu 'он писал', дало возможность более четко выразить прошедшее длительное. В данном случае осуществилась тенденция к выражению разных значений разными формами.

В латинском языке было несколько типов перфектов, например, перфект с показателем -s: dixi (diksi) 'я сказал*, duxi (duksi) 'я привел', перфект с удвоением типа tetendi 'я натянул', dedi 'я дал', перфект с

показателем -v: delevi 'я разрушил', перфект на -ы/ типа domui 'я укротил' и т.д. В современном испанском языке этого разнобоя уже нет. Испанское прошедшее время preterito perfecto simple, являющееся прямым наследником латинского перфекта, не содержит такого количества типов образования и отличается относительным однообразием.

Иногда причиной изменения являются психологические причины. В индоевропейском языке-основе 1-е лицо ед. числа имело два типа окончаний: так называемые тематические глаголы имели окончание о, атематические глаголы -- -mi. Позднее в ряде индоевропейских языков это различие было устранено. Окончание атематических глаголов 'mi полностью вытеснило окончание -о, ср. др.-арм. berem 'несу', совр. болг. гледам 'я смотрю', сербо-хорв. певам 'я пою', носим 'я несу', ирл. buailim 'я ударяю'.

Направление движения от какого-нибудь предмета выражалось в древнеармянском языке особым падежом аблативом, который в ед. и мн. числе имел различные окончания, например, ед. ч. get-oi 'от реки' -- мн. ч. get-oc 'от рек', tan-e 'от дома' -- tan-c 'от домов'. В восточном диалекте возникло стандартное окончание аблатива -/с, употребляющееся в ед. и мн. числе, ср. antar 'лес', antaric 'из лесу' и antarner-ic 'из лесов'.

Нередко случается, что то, что человеку дано в опыте, может не иметь специального обозначения в языке. Ниже мы приводим несколько таких примеров.

Проанализируем в этом плане английский пример: Fresh footsteps in the thin snow told him that some one had already been there before him (Nerdling 198) 'Свежие следы на мелком снегу говорили, что кто-то здесь был до него'. Совершенно очевидно, что говорящий не видел, что кто-то здесь был до него. Он делает такое заключение на основании следов, оставленных на снегу. Однако в английском языке неочевидность никакими языковыми средствами специально не выражена, хотя сам говорящий знает, что он мо<