Время капитализма. Социально-экономические и политические предпосылки новой культуры и новой философии.
Удивительно, но современный среднестатистический человек, как правило, не может ответить на вопрос: в какую эпоху он живет? Сущность нынешнего времени остается для него неведомой. В лучшем случае такой человек использует термин «современное общество» и добавит, что наше время - это время научно-технического прогресса. Ответ неплохой, но он освещает лишь внешнюю, наиболее заметную сторону того великого социального потока, который мы наблюдаем и в котором пребываем последние пятьсот лет.
А между тем, на наших глазах свершается величайшая революция в истории человечества. Таких революций пока можно насчитать три: первая - возникновение homo sapiens («человек разумный», наш биологический вид); вторая - возникновение земледелия и цивилизации; третья - та, которая свершается ныне – возникновение современного индустриального общества. (См. комментарий №1 в конце главы)
Эта революция началась пятьсот лет тому назад и, если смотреть глобально, все еще далека от завершения: некоторые общества уже модернизировались, другие же пока бредут по этой дороге скорби, испытаний и надежд. Безусловно, предпосылки этой модернистской революции созревали столетиями, но ее начало можно отнести к рубежу XV-XVI веков - времени Великих географических открытий, Реформации, возникновения промышленности, мировых торговых империй, науки, секуляризации мышления и культуры, изобретения книгопечатания и т. д. – проявлений множество. Я укажу лишь на некоторые из них, но сначала необходимо рассмотреть саму сущность и механизм этой революции.
Первый вопрос, который мы должны здесь задать: каким образом и почему эта революция стала возможной? Впрочем, образованный человек массы (а в нынешние времена образование стало массовым с соответствующими последствиями) отвечает на этот вопрос с легкостью. «В этом нет ничего удивительного! – говорит он. – Человечество развивалось, развивалось и вот развилось до состояния современного общества». Но подобный ответ оказывается крайне проблематичным, если мы вспомним о следующих обстоятельствах.
Во-первых, история homo sapience насчитывает более двухсот тысяч лет. Так почему же модернизированное общество вдруг возникает лишь в последние столетия? Почему оно не возникло раньше? Во-вторых, факты свидетельствуют, что развитие не является чем-то обязательным для человеческого общества. Нам известно множество примеров человеческих обществ, которые не только не преодолели Каменный век, но и навсегда застыли на его ранних этапах. И скорее всего, эти общества просуществовали бы в этом состоянии еще бесконечно долго, если бы не были поглощены современной цивилизацией. Так почему же одни человеческие общества действительно являют пример устойчивого развития, в то время как другие остаются образцом абсолютной неподвижности? И наконец, в-третьих, мы видим, что развитие еще не означает движение по пути к современному обществу. Китайцы или арабы в конце XI века н. э. являли более высокие достижения, чем их современники-европейцы. Более того, достижения европейцев того же XI века выглядят жалкими и беспомощными на фоне цивилизационного расцвета Древнего Египта или Древнего Рима. Все эти народы и цивилизации тысячелетиями являлись лидерами социального развития и вполне заслуженно могли считать и считали европейцев варварами. Но внезапно эти варвары в несколько сот лет совершают нечто, что навсегда оставляет прежних лидеров далеко позади.
Таким образом, мы видим, что отсылка к понятиям «развитие» и «прогресс» не только не проясняет сути проблемы, но еще более ее запутывает. Скорее эти понятия отражают сущность возникшего в Европе в Новое время модернизированного общества, чем объясняют его возникновение. Не поможет нам здесь и ссылка на природные условия. Планета Земля являет удивительное разнообразие ландшафтов и климатических зон. Те же цивилизации Востока пребывали в неизмеримо более благоприятных климатических условиях, чем цивилизация Запада. Но местом зарождения и становления современного общества стал именно Запад.
Не стоит прибегать при исследовании этой проблемы и к понятию «особого духа» той или иной цивилизации. Категория эта темна и умозрительна и имеет мало общего с научным знанием. При первом же использовании этого понятия уничтожаются все критерии и правила науки и открывается широкая дорога для всякой метафизики, умозрения и нелепых фантазий. Кроме того, исследуя духовность той или иной цивилизации, мы очень быстро обнаруживаем зависимость этой духовности от сущности и социальных структур исследуемой цивилизации.
Вопрос о причинах и условиях возникновения современного общества имеет не только теоретическое значение. В современном мире этот вопрос приобрел огромную политическую, социальную и мировоззренческую значимость. Модернизированные общества купаются в роскоши, блистают военной и политической мощью, прельщают свободой и комфортом жизни, завораживают удивительными достижениями в науке, искусстве, медицине и т. д. А представители менее «счастливых», немодернизированных обществ с жадностью и завистью взирают на это благополучие и задаются вопросом: как бы и им совершить нечто подобное и достичь таких же блестящих цивилизационных высот?
Понимание причин исторического взлёта Запада открывает тайну модернизации. Если вы хотите понять, как следует реформировать ту или иную страну, то не надо сильно напрягаться, «изобретая велосипед». Достаточно посмотреть, как процесс модернизации осуществлялся в тех странах, которые достигли в этом успеха.
Безусловно, у меня и у некоторых таких же умных (а может быть, и умнее) социальных теоретиков есть ответы на все эти вопросы. Правда, эти ответы оказываются настолько «не в масть» тому, что желали бы услышать миллиарды варваров, неистово толпящихся у границ модернизированного мира, что откровения эти всякий раз оказываются подобны «гласу вопиющего в пустыне». Впрочем, задачи и рамки данного текста не предполагают подробного обсуждения этих проблем. Я ограничусь лишь тем, что предложу читателю лишь часть ответов на заданные вопросы. Но это самая важная часть. Современное общество возникает и формируется в Западной Европе в тот момент, когда там возникает и формируется капитализм. Рождение и развитие капитализма и есть рождение и развитие современного общества.
Начиная с XVI века, в Западной Европе начинает формироваться торгово-промышленная, индустриальная цивилизация. Социальная форма такой цивилизации - капитализм[1]. Множество частных предпринимателей открывают мастерские, мануфактуры, торговые компании и пытаются торговать своими товарами по всему миру. Буржуазия, подобно бактериям, начинает плодиться, множиться и преобразовывать общество. Этому процессу часто способствуют сильные мира сего - короли и князья, которые очень быстро обнаруживают, что богатая буржуазия - это источник больших денег, богатства и силы государства. А деньги правящей элите нужны, поскольку роскошный образ жизни, новые культурные потребности, создание бюрократического централизованного государства, регулярная армия и военные новшества стоят дорого.
В качестве примера можно привести изобретение артиллерии. Пушки – дорогое удовольствие. Они дороги в производстве и в содержании. До XVIII века артиллерист - это не военный, не солдат, а высокообразованный инженер, который при ведении артиллерийского огня осуществляет множество сложных расчетов и технических манипуляций. Естественно, эти люди нуждаются в хорошей оплате. Но помимо всего прочего, денег требует и сама стрельба – снаряды и порох стоят изрядно. «Порох сделал войну непомерно дорогой. Он и сам был весьма недешев. Согласно некоторым подсчетам, пушечный выстрел в XVI веке обходился в пять талеров — сумма, равная месячному жалованью пехотинца. А уж сами пушки были и вовсе разорительными для общественного благосостояния. Их отливали из дорогого металла высокооплачиваемые специалисты, а для перевозки орудий на поле боя требовалось беспрецедентное количество тягловых животных. В артиллерийском обозе испанской армии, воевавшей в Нидерландах в 1554 году, насчитывалось пятьдесят пушек и пять тысяч лошадей». (25. 110). Как видим, артиллерия - это очень дорогое удовольствие. Его могут позволить себе лишь богатые государи. А без артиллерии в это время государем быть весьма затруднительно, ибо довольно быстро можно лишиться своего государства.
Самое интересное, что все эти чудесные вещи есть плод именно буржуазных, капиталистических структур. Эти структуры заявляют о своем праве на существование, не только финансируя в виде налогов и таможенных сборов потребности королей и князей, но и обеспечивая их новейшими техническими достижениями.
Интеллектуалы изобретали новые вещи всегда, во все времена и во всех обществах. Достаточно вспомнить хотя бы Китай – родину множества удивительных открытий[2] и изобретений. Но подлинной родиной научно-технического прогресса стала именно Западная Европа. Европейцы не только с успехом заимствовали чужие открытия, но и смогли создать эффективный социо-культурный механизм, поставивший технические изобретения и их внедрение в жизнь «на поток».
Подобная ситуация глубоко закономерна. Если для сравнения обратиться все к тому же Китаю, то мы обнаружим, что социальный тип китайского общества не предполагал наличия капиталистических структур, и потому это общество было на редкость неподвижным и консервативным. Большинство удивительных изобретений китайцев так и остались для самих китайцев в статусе странных диковинок и забавных игрушек – традиционная структура китайского общества не способствовала научно-техническому прогрессу. Лишь в Западной Европе эти изобретения были использованы и доведены до совершенства. И виной тому - именно капиталистические структуры. Ведь самой сущностью капитализма буржуазия подталкивается в объятия научно-технического прогресса. (См. комментарий № 3 в конце главы)
В силу множества достаточно уникальных причин и обстоятельств, о которых здесь нет возможности подробно говорить, западноевропейская средневековая цивилизация в XVI столетии наконец «дозрела» до возникновения капитализма и появления промышленной цивилизации. Здесь, начиная с этого времени, капиталистические структуры множатся и крепнут.[3] Буржуазия нуждается в технических новшествах, ибо они позволяют предложить потребителю новый интересный товар. Они позволяют разорить конкурента, который по неразумию и нерасторопности ведет свое дело по старинке. Реализация новаций - это хорошие деньги. Но востребованность технических новаций означает и востребованность научного знания. В итоге нарождающаяся новая наука обретает социально-экономический фундамент – ученые находят все большую поддержку у коммерческой элиты общества.
Таким образом, ситуация оказывается прямо противоположной той, которая складывается в «закрытых» обществах Китая, Турции, России и им подобных стран. Если в «закрытом» обществе изобретатель ломится со своим изобретением во все двери, а его гонят прочь, то в буржуазном обществе капиталист сам обивает пороги лаборатории с вопросом: когда же будет готово обещанное изобретение?
Первое очень существенное и хорошо заметное следствие капиталистической перестройки западных обществ – стремительный рост их военного и политического превосходства.
Наглядным примером роста военно-политического могущества Запада может служить история его взаимодействия с Османской империей (Турция). В XIV веке Османская империя двинулась по историческому пути, который впоследствии (конец XV – XVI вв.) избрала также и Россия. Вся социальная структура была мобилизована на службу военизированному, экспансионистскому государству. Все подданные этой империи находились в ведении и в собственности всеобъемлющего государства. Каждый человек, какова бы ни была его профессия, находился на государственной службе - его профессия и была службой государству. В итоге этой всеобщей мобилизации общественных ресурсов мы видим стремительный рост мощи Оттоманской империи. Ее армии в XV – XVI вв. держат в страхе всю Европу и половину Азии. Турки-османы способны выставить в поле превосходную армию, сочетающую в себе прекрасное качество вооружения и огромное количество солдат.
Но обратной стороной имперского могущества было окостенение социальной жизни. Торгово-ремесленный сектор экономики так и не смог встать на путь капиталистического развития. Соответственно, и социального прогресса и прогресса научно-технического Турция так же благополучно избежала. В итоге, уже к XVIII веку эта империя начинает проигрывать в политическом и экономическом плане Западной Европе. Вооружение и организация ее армий безнадежно устаревают, и турецкие полчища достаточно легко побеждаются немногочисленными, но хорошо вооруженными регулярными европейскими армиями. Европейская армия в несколько десятков тысяч солдат с легкостью сокрушает стотысячные воинства турок.
И уже в XIX веке русский царь Николай I все более настоятельно вопрошает великие европейские державы о том, когда же и каким образом будет делиться наследство «больного человека Европы» - Турции – и, не получая, по его мнению, должного ответа, единолично пытается присвоить это наследство. Дело кончилось Крымской войной и поражением Российской империи – Николай I хорошо видел болезни Османской империи, но не замечал хронических недугов своей собственной державы.
Европейцы побеждают не только качеством вооружения, но и регулярной организацией своей армии. В этой организации также прослеживаются дух и характер новоевропейского капиталистического общества. Капитализм рационализирует и радикально модернизирует не только технологии производства, но и технологии войны. Так что нет ничего удивительного в том, что регулярная организация новоевропейской армии, предполагающая целую военную науку, возникает именно в капиталистических странах Запада. Иные же страны лишь более или менее успешно пытаются заимствовать эти новшества.
Другое следствие капиталистического преобразования Западной Европы – ее экономическая, а значит, и культурная экспансия в мировом масштабе. Новое и Новейшее время – эпоха глобального политического, экономического, военного и культурного господства Западной Европы. Возникает единое мировое пространство, поскольку ранее существовавшие отдельно и независимо друг от друга континенты и цивилизации вдруг оказываются стянутыми в единое целое щупальцами мирового капиталистического рынка. Именно потребности этого рынка порождают все новые и новые транспортные средства и технологии. Европейцы проникают во все уголки планеты. Пользуясь своим военным превосходством, они грабят более отсталые страны и одновременно с этим создают рынки сбыта для своей промышленной продукции. Эта экспансия опять же во многом порождена потребностями капиталистического производства – это массовое производство, и чем более оно масштабно, тем более выгодно.
Капиталистическое преобразование стран Западной Европы сопровождалось и политической модернизацией.
Капиталистические структуры породили мощный и многочисленный класс буржуазии. Они же вызвали к жизни и многочисленный так называемый «средний класс», включающий в себя мелких и средних собственников, а также высококвалифицированных и высокооплачиваемых специалистов, обслуживающих капиталистическое производство, торговлю и модернизирующиеся политические структуры. Появился многочисленный слой интеллигенции. Возникновение и рост этих классов и слоев сопровождался их политическим развитием и выдвижением демократических требований.
Эти классы более не намерены мириться со своим бесправным положением. Они больше не желают быть «лакеями», угождающими аристократии. Они выдвигают идеи равенства, свободы и неотчуждаемых гражданских прав. «Старый порядок», предполагающий господство аристократии и бесправное положение народа, эти классы более не устраивает. Они требуют и добиваются свободы, равенства, демократии.
В итоге в Новое и Новейшее время Европу сотрясают многочисленные социальные революции, все более и более подрывающие старый социальный порядок и утверждающие демократические формы социальной жизни. В результате этих революций свобода экономическая сливается со свободой политической и духовной, еще более ускоряя мощный поток модернизационных изменений.
Таким образом, разрушение аграрного общества и становление капитализма открывают эпоху социальных революций.
Аграрные общества почти не знали социальных революций. Их терзали войны, смуты, заговоры, бунты, но все эти социальные феномены оставались на поверхности социальной жизни – повседневная материальная жизнь общества эволюционировала крайне медленно или вовсе стагнировала.
Совершенно иная ситуация складывается в модернизирующихся обществах. Здесь история резко ускоряет свое течение и решительно устремляется в будущее. Все социальные процессы приобретают взрывной характер, что порождает многочисленные общественные противоречия. Практически ни одно модернизирующееся общество не смогло избежать революции или серии революций. (См. комментарий № 4 в конце главы) Очень многое в культуре Нового и Новейшего времени не может быть понято без учета этого факта.
Для современного человека слова о свободе, равенстве, демократии изрядно истерлись, так как означают привычную и очевидную практику. Но в Новое время эти слова были полны революционной энергии и обличали несправедливость старого порядка. В этом отношении весьма показателен следующий эпизод биографии Вольтера: «Для Вольтера чрезвычайно болезненным было осознание того, что, несмотря на широкое общественное признание его творческих достижений, он как выходец из «третьего сословия» остается социально бесправным перед самыми ничтожными аристократами. Избитый слугами одного из них за остроумно парированные насмешки над своим «низким» происхождением, Вольтер тщетно искал защиты в суде и у своих великосветских знакомцев. За попытку же вызвать на дуэль аристократа, учинившего над ним насилие, Вольтер был снова заключен в Бастилию и спустя две недели выслан из Франции». (49. С. 180.)
Капиталистическая модернизация породила множество людей, которые могли сказать: я сделал себя сам! Эти люди вышли из низов и завоевали достойное место в обществе благодаря своему таланту, энергии, интеллекту и силе личности. Эти люди создавали промышленные предприятия, торговые компании, новую технику и новую культуру. Они творили Новый мир. Но при этом их правовое положение было весьма уязвимо. Любой ничтожный представитель дворянства был в глазах закона неизмеримо выше этих людей. Более того, эти люди создавали общественное богатство, но распоряжались этим богатством те, кто гордился тем, что не работал ни одного дня.
Возмущение подобным положением вещей прекрасно выразил в своей пьесе «Безумный день или женитьба Фигаро» П. Бомарше (1732-1799). Поведение Фигаро возмутительно: лакей вообразил, что он ничем не хуже графа, и собирается защитить свою честь. Бомарше вкладывает в уста своего героя опасные бунтарские слова: «Думаете что если вы – сильный мира сего, так уж, значит, и разумом тоже сильны?… Знатное происхождение, состояние, положение в свете, видные должности – от всего этого немудрено возгордиться! А много ли вы приложили усилий для того, чтобы достигнуть подобного благополучия? Вы дали себе труд родиться, только и всего. Вообще же говоря, вы человек довольно-таки заурядный. Это не то что я, черт побери! Я находился в толпе людей темного происхождения, и ради одного только пропитания мне пришлось выказать такую осведомленность и такую находчивость, каких в течение века не потребовалось для управления всеми Испаниями. А вы еще хотите со мною тягаться…»[4]
В свое время Наполеон так охарактеризовал пьесы Бомарше о Фигаро: «…это уже была революция в действии». Пьеса, которая воспринимается современной публикой, как просто комедия, в XVIII веке сотрясала троны и разрушала старый порядок.
Формирование буржуазного общества радикально изменило взгляды на человека. Средневековье измеряло человека благородством его происхождения, служением Богу и сеньору. Ценность человека определялась, прежде всего, его родом, сословием, корпорацией. Буржуазный же дух отныне определяет ценность человека через его способности и качества, которые позволяют обрести достойное место в обществе и заработать состояние. Эти ментальные изменения находят свое отражение и в литературе. Весьма любопытен в этом отношении роман Д. Дефо «Робинзон Крузо». «Отшельническая разновидность «человека, всем обязанного самому себе», появилась как раз вовремя, в эпоху молодого капитализма и экспансионистско-колониальных аппетитов. Робинзон уходит в море, чтобы разбогатеть, и книга заканчивается – как кто-то не без ехидства заметил – не сценой «влюбленные под венцом», но исполнением снов о золоте. Эти мечты делают Робинзона выразителем буржуазных стремлений XVIII века, но многое в книге, несомненно, выходит за рамки эпохи… В робинзонаде все мещанские добродетели получают глубочайшее оправдание. Тому, кто был воспитан в рыцарских понятиях, на необитаемом острове пришлось бы или усвоить мещанские добродетели, или погибнуть. Здесь требовалась предусмотрительность, бережливость, трудолюбие, терпение и упорство. Здесь нужно было мыслить в категориях прибылей и убытков и методично бороться с трудностями». (31. стр. 295, 296).
В Западной Европе возникает «открытое» общество, то есть общество свободное как в своих внешних, так и во внутренних проявлениях. И это «открытое» общество все более и более противопоставляет себя обществам «закрытым», то есть сохранившим традиционную социальную структуру.
Вместе с тем, «открытое» общество оказывается и «обществом многообразия», «плюралистическим обществом».
Аграрный социум подчиняется традиционному ритму жизни. Традиция, на страже которой стоят государственные и религиозные институты, контролирует и подчиняет все. В таком обществе нет места многообразию и новшествам. Любое отклонение от традиции сурово карается и подавляется, поскольку воспринимается как проявление дьявольских сил, как ересь или безумие. В итоге проходят тысячелетия, но жизнь людей не меняется.
Модернизированное же общество, покоящееся на свободе экономической, политической и духовной, провоцирует, поддерживает и укрепляет многообразие. Каждый член этого общества имеет полное и законное право на почти любое предприятие в области экономики, политики, общественной жизни, культуры. В итоге общественная жизнь становится чрезвычайно многообразной.
Конечно, в этом многообразии есть и свои недостатки. Многообразие проявляется и в том, что появляются очень странные, а иной раз даже опасные люди, общественно-политические организации, идеологии. Многих это многообразие раздражает и пугает, ибо человек по своей природе консервативен и «монологичен»: дай ему волю – он с удовольствием и без всякого сомнения переделал бы весь мир по своему образцу.
Но это же многообразие является источником общественного прогресса. Свобода творчества и практической деятельности порождает шквал полезных новаций, стремительно продвигающих общество в будущее.
Комментарии.
Комментарий №1.
Говоря об индустриальном обществе, я подразумеваю и наиболее продвинутые общества наших дней. Многие полагают, что для них термин «индустриальное общество» уже не подходит и используют иное обозначение – «постиндустриальное общество» или «информационное общество». Подобные термины, с моей точки зрения, нужно использовать крайне осторожно. Они хороши, если мы хотим сделать акцент на возросшей роли информационных технологий в современном обществе. Но эти термины неадекватны, если мы попробуем определить его сущность. Современное общество по-прежнему имеет центром своей тяжести промышленное производство – уберите его, и все «информационные» структуры рухнут.
Более того, я полагаю, что широко распространившаяся иллюзия примата информационных процессов над промышленными может быть опасной. Наиболее модернизированные страны все более и более превращаются в экономические и технологические штабы мировой экономики, переводя реальное производство в менее развитые страны. Этот процесс имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Но помимо всего прочего, нужно помнить, что наша планета все еще покрыта множеством суверенных государств, между которыми вполне возможны военные конфликты. В случае глобальных политических потрясений и серьезного повреждения структуры мировой экономики наиболее развитые страны могут оказаться в очень неприятном положении. В случае же затяжного военного конфликта, в котором участвуют целые блоки различных стран, положение может стать катастрофическим. Что предпочтительнее в подобной ситуации: обладание технологией сверхсовременного танка или обладание реальным танком, пусть и устаревшей конструкции? В ситуации пространственной разнесенности информационных процессов и промышленного производства этот вопрос может перестать быть риторическим.
Комментарий №2.
Человек, изобретающий нечто новое, нуждается в том, кто это новое сделает частью повседневности. Иными словами, в обществе должны быть люди, заинтересованные в новациях. Например, в древнем и средневековом Китае таких людей практически не было. Все общество было подавлено мощным централизованным государством.
А государство - это не некий монстр, который сидит на центральной площади столицы, и не ангел, витающий меж вдов и сирот с тем, чтобы утешить и накормить их. Государство - это бюрократия, чиновники. Официально чиновник призван заботиться о том деле, к которому его приставили. И единицы из них пытаются это делать. Но большинство же озабочено лишь тем, чтобы «поиметь» от своей службы как можно больше[5] и при этом угодить начальству - это есть лучший, вернейший способ сделать карьеру. Любая новация для этих людей есть бедствие и головная боль, поскольку она создает массу проблем, которые непонятно как решать, ибо инструкции для решения этих проблем пока еще не написаны – дело-то новое и необычное. Занимаясь новациями, чиновник попадает на весьма опасное поле, где он может себя дискредитировать и лишиться благоволения начальства. Таким образом, вполне естественно, что новации чиновнику не нужны.
Эта проблема хорошо знакома россиянам. И наши доморощенные «теоретики» полагают, что она может быть решена посредством новых, еще более грозных и изощренных директив и политических внушений. Тщетно. Грозными директивами и усиленными административными внушениями невозможно изменить природу и сущность социальной позиции бюрократии. Не помогут даже расстрелы.
Другой класс архаического китайского общества - крупные землевладельцы. Они живут со своих земель и также не нуждаются в новациях. Они погружены в удовольствия и социальное представительство и им нет дела до производства. Занятие производством не достойно их статуса.
Для крестьян же новые изобретения опасны, поскольку всякая новация в перспективе может оказаться неудачной. А неудача эта может означать потерю урожая за год или за несколько лет. В итоге – нищета, рабство или голодная смерть. Таким образом, наш изобретатель остается со своим изобретением не у дел.
Конечно, в Китае были люди, занимающиеся ремеслом и торговлей, и они могли бы воспользоваться новым изобретением. Но их деятельность была настолько подавлена мелочной регламентацией государства, что любые попытки реализовать новации почти всегда были обречены на провал. Не говоря уже о том, что постоянно существует риск изъятия богатства, добытого торговлей и ремеслом, алчным государством.
Это схематичное описание социальной структуры, не принимающей новшеств, справедливо не только по отношению к древнему и средневековому Китаю. Оно справедливо и в отношении подавляющего большинства аграрных цивилизаций. Частичное исключение здесь – средневековая Западная Европа.
Комментарий № 3.
В один из июльских дней 1972 года Джаред Даймонд, пребывая в экспедиции в Новой Гвинее, прогуливался по берегу моря с местным политиком по имени Яли. И тот спросил его: «Почему вы, белые, накопили столько карго и привезли его на Новую Гвинею, а у нас, черных, своего карго было так мало?» (26. 23)
Этот вопрос туземного политика отсылает нас к весьма любопытному религиозному культу, возникшему в XIX - XX вв. на некоторых островах Тихого Океана.
«Культ ка́рго или карго-культ (англ. cargo cult — поклонение грузу), также рели́гия самолётопоклонников или культ Даро́в небе́сных - термин, которым называют группу религиозных движений в Меланезии. В культах карго верят, что западные товары (карго, англ. груз) созданы духами предков и предназначены для меланезийского народа. Считается, что белые люди нечестным путём получили контроль над этими предметами. В культах карго проводятся ритуалы, похожие на действия белых людей, чтобы этих предметов стало больше…
Культы карго фиксировались с XIX века, но особенно сильно они получили распространение после Второй мировой войны. Члены культа обычно не понимают в полной мере значимость производства или коммерции. Их понятия о западном обществе, религии и экономике могут быть частичными и фрагментарными.
В наиболее известных культах карго из кокосовых пальм и соломы строятся точные копии взлётно-посадочных полос, аэропортов и радиовышек. Члены культа строят их, веря в то, что эти постройки привлекут транспортные самолёты (которые считаются посланниками духов), заполненные грузом (карго). Верующие регулярно проводят строевые учения («муштру») и некое подобие военных маршей, используя ветки вместо винтовок и рисуя на теле ордена и надписи «USA»…
Классические культы карго были распространены во время Второй мировой войны и после неё. Огромное количество грузов было десантировано на острова во время Тихоокеанской кампании против Японской империи, что внесло коренные изменения в жизнь островитян. Произведённые промышленным образом одежда, консервы, палатки, оружие и другие полезные вещи в огромных количествах появились на островах в целях обеспечения армии, а также и островитян, которые были проводниками военных и гостеприимными хозяевами. В конце войны воздушные базы были заброшены, а груз («карго») больше не прибывал.
Чтобы получить карго и увидеть падающие парашюты, прилетающие самолёты или прибывающие корабли, островитяне имитировали действия солдат, моряков и лётчиков. Они делали наушники из дерева и прикладывали их к ушам, находясь в построенных из дерева контрольно-диспетчерских вышках. Они изображали сигналы посадки, находясь на построенной из дерева взлётно-посадочной полосе. Они зажигали факелы для освещения этих полос и маяков. Приверженцы культа верили, что иностранцы имели особую связь со своими предками, которые были единственными существами, кто мог производить такие богатства.
Островитяне строили из дерева в натуральную величину самолёты, взлётно-посадочные полосы для привлечения самолётов. В конце концов, поскольку это не привело к возвращению божественных самолётов с изумительным грузом, они полностью отказались от своих прежних религиозных воззрений, существовавших до войны, и стали более тщательно поклоняться аэродромам и самолётам.
За последние 75 лет большинство культов карго исчезли. Однако культ Джона Фрума до сих пор жив на острове Танна (Вануату)». (Википедия)
«Джон Фрум (англ. John Frum) — центральное лицо в культе карго на острове Танна (Вануату), изображаемое в виде американского военнослужащего Второй мировой войны, который сделает его последователей богатыми и процветающими.
Движение Джона Фрума возникло в 1930-х годах на Новых Гебридах (историческое название - Вануату). Точно неизвестно, была ли личность этого человека выдумана спонтанно или осознано, как и не ясно, существовал ли вообще Джон Фрум. Есть предположения, что имя «Джон Фрум» является искажением выражения «John from (America)» (в переводе с английского языка — «Джон из (Америки)»)…
Возникновение движения связано с местным жителем по имени Манехиви, который под псевдонимом «Джон Фрум» начал пропаганду культа карго. При условии отказа от всех аспектов европейского общества (денег, западного образования, христианства, работы на кокосовых плантациях) и при условии приверженности местным традициям… он обещал островитянам наступление новой эры, в которой бы все белокожие люди, включая миссионеров, навсегда оставили Новые Гебриды, а коренное меланезийское население получило бы материальные блага, которыми наслаждается «белая раса»». (Выделено мной – С. Ч.)
В 1941 году последователи Джона Фрума избавились от всех своих денег, покинули миссионерские церкви, школы, деревни и плантации и переселились во внутренние районы острова Танна. В 1940-х годах движение стало ещё более популярным, особенно после высадки около 300 тысяч американских солдат в Вануату. Островитяне были поражены эгалитаризмом чужеземцев, их богатством и силой…
Последователи культа Джона Фрума соорудили на острове символическую взлётно-посадочную полосу и поместили там макеты самолётов, чтобы заманить на остров самолёт Джона Фрума. Также ими были сооружены символические вышки, на которых дежурили «диспетчеры», носящие на голове муляжи наушников. Жрецы культа Джона Фрума утверждают, что общаются со своим мессией «по радио» при помощи женщины с обмотанными вокруг талии проводами, которая впадает в транс и начинает произносить непонятные слова, затем толкуемые жрецом». (Википедия)
«Почему у белых людей так много карго?» Этот вопрос волнует не только туземцев тихоокеанских островов. Волнует он также и жителей стран, счастливо избежавших западной модернизации, в том числе и моих соотечественников. И вопрошают они не о карго белых людей, а о причинах богатства и могущества стран так называемого «золотого миллиарда». Естественно, россияне или иранцы не столь дики, как туземцы Тихого Океана. Они не мыслят в категориях первобытной магии. Они мыслят в категориях «магии» научно-технического прогресса. Им кажется, что достаточно позаимствовать у Запада технические и научные достижения, построить заводы и фабрики на манер тех, что существуют на Западе, организовать научные институты и высшие учебные заведения, и карго снизойдет на них изобильным потоком. Этот поток будет, естественно, неизмеримо богаче, чем тот, что снизошел на людей Запада, поскольку, делая все это, современные «туземцы» вовсе не собираются перенимать западные общественные отношения (западную социальную структуру, западный тип общества). Сохраняя свой традиционный тип общества, свою цивилизационную идентичность, они с неизбежностью сохраняют и нравственную чистоту, и духовность предков. А, как известно, магия нравственно чистого и духовного человека неизмеримо мощнее и успешнее, чем магия человека бездуховного и безнравственного.
Таким образом, мы видим, что при всем внешнем отказе от схем и терминов первобытной магии «лучшие» умы немодернизированных стран фактически мыслят в той же парадигме, что и тихоокеанские туземцы. Просто первые полагают, что карго порождается магическим путем, а вторые уверены, что для порождения карго вполне достаточно наличия научного института или современной фабрики. Но и те, и другие уверены – карго можно обрести, не заимствуя «западный» (условный термин: следует различать модернизацию и вестернизацию) тип общественных отношений: «При условии отказа от всех аспектов европейского общества (денег, западного образования, христианства, работы на кокосовых плантациях) и при условии приверженности местным традициям … он обещал островитянам наступление новой эры, в которой бы <