Смысл жизни и предназначение человека

Каждый человек рано или поздно задумывается над тем, ради чего он живет, т. е. в чем смысл его жизни. Ответ на этот вопрос нельзя считать только личным делом человека, поскольку от того, каков он, этот ответ, зависит поведение человека в обществе, его отношение к своей деятельности, к себе самому и к другим людям. Сегодня, когда со всей остротой встал вопрос о выживании человечества, осмысление жизни отдельного индивида приобрело особую актуальность.

Начнем, однако, с понятия смысла. Немецкий философ Э. Кассирер определял человека как «символическое животное», имея в виду, что человек живет в созданном им самим мире символов (символическом универсуме). В отличие от знака, выражающего «значение» предмета, прежде всего – его место в системе связей объективного мира, символ обозначает его отношение к человеческим потребностям, интересам и целям. Так ткань становится знаменем, а имя вождя – призывом.

Символ обозначает не только знание о предмете, но и направленность действий человека, в нем представлена программа деятельности людей, ее цель и способ достижения. Он выражает при этом не «инструментальную» ценность предмета (представленную в его цене), а его «значимость», т. е. его отношение к духовным потребностям и ценностям, которое и обозначается понятием смысла. Символ выражает многообразные смыслы предметов, образуемые человеческими отношениями, определяющими значимость этих предметов для человека, – поэтому он многозначен. Представленные в символах смыслы выступают внутренними побудителями, духовными мотивами человеческих действий.

Отсюда следует, что жизнь человека как существа «символического», «культурогенного» не может существовать вне смысла. По Ф. М. Достоевскому, не раскрыв этого смысла, человек скорее истребит себя, нежели останется жить. Известно, что утрата смысла жизни ведет к телесной и душевной деградации индивида. Современные научные исследования говорят о том, что следствием этой утраты являются заболевания типа психогенных неврозов, а также склонность к уголовным преступлениям, к алкоголизму и наркомании, к самоубийствам. Борьба со всеми этими и подобными им патологическими и асоциальными феноменами предполагает, помимо всего прочего, устранение «экзистенциального вакуума», в котором оказался индивид.

Французский философ-экзистенциалист А. Камю в эссе «Миф о Сизифе» утверждает: стоит жизнь того, чтобы жить, или не стоит, – судить об этом, значит, отвечать на фундаментальный вопрос философии. Все остальное – имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями – второстепенно. Постановка этого вопроса вытекает из сомнения в том, что такой смысл существует, ибо человека ожидает смерть, а поэтому все его жизненные устремления попросту абсурдны.

Действительно, осмысливая свою жизнь, человек руководствуется, прежде всего, своими личными переживаниями, – но ведь именно они исчезают с его смертью. В чем же тогда смысл индивидуальной жизни? Чтобы увидеть его, человек должен выявить цель, наличие которой оправдывало бы его существование. Допустим, что эта цель существует, тогда откуда она, чем она порождается – богом, природой, сознанием самого индивида или еще чем-то?

Здесь целесообразно сопоставить существование человека с существованием вещей – главным образом, предметов живых, «одушевленных». Есть ли смысл в существовании кошки или дикого зверя? Известно, что поведению животных присуща внутренняя целесообразность. Пчелы, например, выполняют функцию медосбора в совершенстве, недоступном человеку. Религия утверждает, что в этом проявляется замысел творца. Однако как объяснить, что многие виды животных вымерли как раз вследствие нецелесообразности их физической организации? Современная наука предполагает, что феномен целесообразности в животном мире является результатом длительного приспособления живых организмов к окружающей среде путем естественного отбора. Следовательно, в природе не может быть смысла, ибо он, как мы видели, возникает только в связи с духовными потребностями и интересами.

Если мы и усматриваем смысл в явлениях природы, то только в связи с человеком, в конечном счете – в человеке. Как выразился когда-то А. М. Горький, «в пустыне нет красоты, красота – в душе араба». Так и здесь: безотносительно к человеку не может быть смысла существования чего-либо, поскольку именно человек является носителем духовности, а смысл – явление духовное. Не может животное осмысливать свое существование. Оно просто живет, не сознавая своей смертности.

Итак, в чем же состоит смысл человеческой жизни? Чем этот смысл порождается? Философия на протяжении многих веков выработала различные подходы к решению этой главной жизненной проблемы человека. Все их множество может быть сведено к следующим основополагающим подходам: 1) смысл жизни заключается в самой жизни; 2) смысл жизни определяется внешними факторами; 3) смысл жизни порождается жизнью индивидуального субъекта.

Первый подход получил распространение как на Западе, так и на Востоке, став внутренним «нервом» проблематики, связанной с сохранением и воспроизводством жизни, с избавлением ее от страданий, с максимизацией телесных удовольствий. Однако подобное понимание смысла жизни представляется, по меньшей мере, спорным.

В одном варианте оно центрирует все помыслы индивида на сохранении телесной жизни, вызывает у него гипертрофированное внимание к своему здоровью, а в предельных случаях – стремление к долголетию во что бы то ни стало и даже – к индивидуальному бессмертию. Такая жизненная позиция делает бессмысленным, к примеру, самопожертвование во имя других людей, во имя Родины. Здесь по существу исключается существование ценностей, которые были бы выше индивидуальной жизни. Это не что иное, как оправдание идеологии индивидуализма и либерализма – в его крайних формах.

В другом варианте эта концепция смысла жизни сосредоточивает внимание человека на духовном самосовершенствовании. В христианской интерпретации это – соучастие в богочеловеческой жизни, продолжение в себе богочеловеческого творения, взращивание внутри себя субстанциального добра, жизнь во Христе. Однако возникающая при этом жизненная установка не предполагает деятельное участие в преобразовании мира на началах добра и справедливости. Она полностью концентрирует внимание на совершенствовании души, но не способствует ее самореализации во внешне направленной деятельности.

Второй подход основывается, главным образом, на религиозных и «квазирелигиозных» воззрениях. Здесь смысл жизни есть некая цель, изначально задаваемая извне – богом или логикой исторических событий. В первом варианте – цель диктует человеку участие в деятельности, которая обладает внешней целесообразностью, – она преобразует мир, созидая царство божие на небесах. Такая цель ориентирует человека на постижение истины, на поступки во имя добра и человеколюбия. Второй вариант этого подхода направляет активность человека на достижение прогресса человечества на земле. Такое представление обоготворяет будущее, не наделяя смыслом ни настоящее, ни прошлое. Смысл жизни, в этом ракурсе, есть соучастие в движении к светлому будущему человечества. Но в обоих случаях смысл жизни оказывается как бы вне жизни.

Третий подход состоит в том, что смысл жизни не может быть задан человеку извне – раз и навсегда. Он выступает как цель жизни, полагаемая самим субъектом. Осуществляя эту цель, человек своей деятельностью творит смысл собственной индивидуальной жизни. Так, экзистенциалистская философия выдвигает в русле этого подхода концепцию жизненного проекта: вырабатывая свой жизненный проект, человек выбирает себя и свой смысл жизни. Подобная точка зрения, обладая несомненными достоинствами, вместе с тем страдает релятивизмом и субъективизмом.

Нам есть смысл поразмышлять над всеми этими подходами и выработать интегральный подход, который бы в наибольшей степени соответствовал современным представлениям о сущности и природе человека, о его предназначении. Ведь если верно, что только человек придает смысл существованию вещей и процессов, то тем более это верно, когда речь идет о смысле человеческой жизни: смысл этот не может быть порожден кем-либо, кроме самого человека.

Экзистенциалисты правы, связывая вопрос о смысле жизни со смертностью индивида. В самом деле, трагизм человеческой жизни состоит в том, что человек, в отличие от животных, сознает свою смертность. Это обстоятельство накладывает отпечаток на все поведение человека, на его ощущение жизни, – оно окрашено переживанием смертности, которое как раз и делает смысл жизни проблемой. Сознание «однократности» жизни, конечности ее во времени, переживание неизбежности смерти побуждают человека не только к размышлениям о смысле жизни, но и к принятию решений, и к активным действиям, направленным на реализацию своих способностей и осуществление своего жизненного предназначения и на ответственное отношение к своему призванию. Сознавая свою смертность, человек не только переживает по этому поводу, но и размышляет о жизни, и действует, живет активной жизнью.

Главное же состоит в том, что именно в силу сознания смертности человека во всех поисках смысла жизни на протяжении тысячелетий присутствует нечто общее. Это вопрос о том, как обрести… бессмертие. В самом деле, мы никуда не уйдем от вопроса: может ли вообще иметь какой-то смысл жизнь человека, если впереди его ждет смерть? Именно поэтому проблема смысла жизни с необходимостью включает в себя представление о бессмертии. И хотя каждая историческая эпоха порождала, конечно, свои представления о смысле жизни, но все они так или иначе вращались вокруг этого вопроса: возможно ли достигнуть бессмертия, и если да, то как?

Концепцию бессмертия включает в свое вероучение всякая религия. Именно религия предлагает «оптимистический» взгляд на смерть и тем самым избавляет человека от безысходности.В христианстве это вера в бессмертие души человека, в спасение ее в потусторонней жизни. Смерть при этом предстает как момент перехода от временной жизни к вечной. Она не воспринимается как конец всех надежд человека на будущее, не угнетает его, не омрачает радостей земной жизни.

Многие полагают, что атеисты, «отказывая» человеку в бессмертии, «дают ему камень вместо хлеба», лишают его всякой надежды на спасение. Действительно, атеизм утверждает неизбежность смерти и тем самым отрицает индивидуальное бессмертие. В XIX веке Ф. Энгельс в знаменитой «Диалектике природы» писал: «...Отрицание жизни по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым результатом, заключающимся в ней постоянно в зародыше, – смертью». Английский философ XX века Б. Рассел полагал, что и человечество обречено на гибель вследствие коллапса солнечной системы, поэтому все усилия людей, направленные на достижение всеобщего блага, да и всякий прогресс вообще тщетны и бессмысленны.

Что ж, картина прямо-таки апокалиптическая. В то же время, например, русский космист К. Э. Циолковский дает совершенно иной, оптимистический прогноз: человечество выйдет на просторы космоса и соединится с ним в вечности. Надо полагать, что оба прогноза равновероятны, но есть надежда: если человечество будет стремиться в космос, оно, скорее всего, действительно соединится с ним. Но ведь если это и так, то проблема смертности отдельного человека тем самым, конечно же, не снимается. И разрешить ее возможно только на основе осознания, как ни странно, бессмертия человека.

Речь, однако, идет не об «индивидном», а о личностном бессмертии. Такая точка зрения переводит вопрос о смысле жизни в иную плоскость: человек в той мере становится бессмертным, в какой он является личностью. И чем более значительной личностью он является, тем более вероятно его бессмертие, тем осмысленнее его жизнь. Бессмертие человека, следовательно, не может быть даровано человеку кем-то, – оно может быть обретено только самим человеком.

Прежде всего подчеркнем, что смысл жизни не может быть выведен из индивидуального бытия, – бытие индивида вне общества так же бессмысленно, как и бытие животного организма. Смысл жизни обретается человеком в деятельности, которая развертывается в общественных координатах и совершается на благо общества. Такая точка зрения ориентирует человека на соучастие в деле, которое имеет надиндивидный и надличностный смысл. В пределе это – общечеловеческий смысл. Личный жизненный смысл, полагал австрийский психолог А. Адлер, в сущности своей, таковым не является. Смысл жизни всегда один: «Жизнь означает вклад в общее «дело»». Поэтому, по Адлеру, внимание к делам человечества и должно быть смыслом жизни.

Если это так, то архитектоника смысла жизни включает в себя ценностные предпочтения человека, в том числе и прежде всего – вопросы о соотношении материального и духовного, личного и общественного. В условиях интенсивного развития материального производства и потребления проблема выбора жизненных ценностей приобрела особую остроту, от того, как она решается каждым конкретным индивидом, зависит также и решение им вопроса о смысле жизни. Зачастую включение человека в потребительскую гонку приводит его к ощущению бессмысленности жизни. Смысл жизни утрачивается, и эта утрата переживается, по словам австрийского психолога В. Франкла, как «экзистенциальный вакуум». Объясняя причины его возникновения, Франкл говорит: человек перестал понимать, что ему нужно и что он должен, почему он хочет этого, а не чего-то иного. Конечно, такое объяснение является сугубо поверхностным, ибо остается вопросом, почему человек перестал это понимать.

Человек, для того чтобы жить, должен, как известно, удовлетворять свои жизненные потребности. Иногда в этом и видят смысл жизни. Дело, однако, осложняется тем, что потребности человека не ограничиваются только потребностями фундаментальными, телесными. Поэтому собственно человеческая жизнь выходит далеко за пределы удовлетворения этих потребностей.

В связи с этим более глубокой представляется постановка смысложизненной проблемы Э. Фроммом, который формулирует ее в виде ценностной антитезы «иметь или быть?» Она возникает с появлением частной собственности, когда «иметь» становится предпосылкой обретения определенного социального статуса и престижа индивида. Обладание частной собственностью становится наиболее простым и надежным способом обретения самоутверждения. Аналогичную роль играет при этом и обладание предметами потребления. С учетом фундаментализирующего положения престижно-статусных потребностей индивидов в структуре их социальных потребностей понятно, что ценностная установка на обладание приобретает доминирующее значение для социального бытия индивида. Ею определяется и понимание им смысла и цели жизни.

Нередко говорят, что такая установка не может быть предосудительной: каждый волен утверждать свой социальный статус приемлемым для него способом. Однако нелишне будет подчеркнуть, что нацеленность всей жизни на то, чтобы «иметь», выступает одним из самых значимых факторов аморального и преступного поведения. Она является также мотивирующим фактором раскручивания маховика материального производства, а вместе с этим и причиной нарастающего обострения экологических проблем. Наконец, именно эта установка приходит в противоречие с представлениями об осмысленности бытия человека. Осознавая свое материальное богатство как нечто сугубо земное и преходящее, человек рано или поздно начинает ощущать трагическую локальность своего бытия в пространстве и конечность во времени. Он начинает ощущать все большую зависимость от вещей, у него нарастает гнетущее чувство одиночества, при этом исчезает чувство приобщения к вечности, а вместе с ним и переживание осмысленности жизни. В результате все общество поражается неизлечимой нравственной болезнью, рождается тот самый «экзистенциальный вакуум», о котором пишет В. Франкл.

Напротив, в обществе социалистического типа, где господствуют отношения общественной собственности на средства производства, преобладающей является ценностная установка не на обладание, а на бытие. Здесь материальное производство подчинено удовлетворению фундаментальных биогенных потребностей индивида. А их удовлетворение, в свою очередь, подчиняется целям духовного развития личности. Здесь обладание вещами как ценностная установка теряет смысл, ибо социальный статус и престиж индивида определяются степенью его личностного развития и характером его самореализации. Чем более творческой она является, тем интенсивнее развиваются духовные способности и потребности человека, тем выше его социальный статус, тем внушительнее его личностный престиж.

Однако «быть» – в человеческом смысле – и есть не что иное, как развивать свои субъективные человеческие качества с тем, чтобы объективировать их в продуктах своей творческой деятельности. Бытие человека в одном из самых существенных определений – это единство саморазвития (самоактуализации) и самореализации. Впрочем, было бы ошибочно думать, что человек пребывает лишь в сфере научного, художественного и иного профессионального творчества. Нет, быть, значит, творить и в сфере человеческого общения, и в процессе чтения книги, и при просмотре фильма. Творчеством становится вся повседневная жизнь человека, если он творчески относится к ней. Поэтому быть, значит, каждодневно выбирать свой путь, творить себя, творить свое окружение и всю социальную действительность. Что может быть более осмысленным, нежели пребывание человека в подобном творческом поле!

Из сказанного следует, что человек не располагает неограниченной свободой выбора между «иметь» и «быть», – этот выбор в определяющей степени диктуется общественными условиями его жизни. От них зависит преобладание, распространенность той или иной установки в исторически конкретном обществе. А это преобладание, в свою очередь, становится фактором, влияющим на выбор индивидуального субъекта. Но окончательный жизненный выбор всегда остается за самим субъектом.

Человек, разумеется, не может существовать, не присваивая те или иные материальные блага. Но мы здесь ведем речь не о том, нужны ли человеку еда, питье, одежда, жилище и т. п., а о том, является ли обладание этими вещами лишь необходимым условием подлинно человеческой жизни, или в нем и заключен весь ее смысл. Мы говорим о том, видит ли человек смысл жизни в обеспечении телесного комфорта и бутафорского престижа, или в обретении комфорта духовного, в «устроении души», что достигается его творческой активностью. Иными словами, человек, чтобы «быть», должен что-то «иметь», – это аксиома, а теорема заключается в том, какую из этих альтернатив сделать высшей ценностью жизни – ее смыслом. Одним выбором достигается «псевдосмысл», имитация смысла, другим – смысл действительный, подлинный. Какой выбор будет сделан, – это зависит от содержания и форм общественного жизнеустройства, господствующих нравственных норм и ценностей культуры, от обстоятельств семейного воспитания, от специфики социальной микросреды, наконец, от биопсихологических особенностей самого индивида.

Отсюда, в конечном счете, следует, что сделать жизнь осмысленной или обессмыслить ее может лишь сам человек, в своем индивидуально-личностном бытии. Но смысл этого бытия обретается не иначе как в духовной деятельности, которая ориентирована на ценности высшие – надындивидуальные и надличностные. Осознание индивидом неизбежности смерти одного повергает в трагические переживания, которые заслоняют все остальное и в какой-то мере преодолеваются лишь в стихии потребительства, а другого подвигает на деяния, нацеленные на общее благо.

Только в том случае, когда человек сознает себя частью своего народа и всего человечества, он действует во имя общественно значимых целей и тем самым утверждает свое бессмертие. При этом оптимистические переживания выходят на передний план и побуждают индивида к повышенной социальной активности, к интенсивному творческому созиданию. Чем выше его личностная зрелость, тем больше он спешит делать добро, тем все более осмысленной становится его жизнь.

Все это прекрасно сознавали великие творцы искусства, жизнь которых была преисполнена высокого смысла. Так, мы знаем, что А. С. Пушкин любил жизнь, но при этом не страшился смерти. Он видел залог бессмертия своей души в созданных им духовных ценностях, запечатленных в его поэтических творениях:

Нет, весь я не умру – душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит.

А. С. Пушкину вторил французский писатель А. Мальро, утверждая, что битва со смертью есть глубинный смысл всего мирового искусства. В самом деле, приобщение к искусству, к творчеству, а через него – к нравственным ценностям бытия, одухотворяет и окрыляет жизнь человека, озаряя ее светом мечты о лучшем будущем человечества и наполняя ее подлинно человеческим смыслом.

Не случайно некоторые философы связывали этот смысл с духовным аристократизмом, с деятельностью «духовной элиты», призванной вести человечество к высшим достижениям мировой культуры. Так, Ф. Ницше боготворил людей, устремленных «в вышину». Он полагал, что предназначение простых людей состоит в том, чтобы способствовать выдвижению гениев, великих людей, которые возвышали бы всех остальных, вовлекая их в свои замыслы. Только таким путем на смену современному человеку, безвольному, погруженному в материальное бытие, придет «сверхчеловек», обладающий волей к господству над всем окружающим («Так говорил Заратустра»). Идеи воспитания и сбережения «аристократов духа» развивал позднее К. Ясперс в книге «Духовная ситуация времени»: «Проблемой человеческого благородства является теперь спасение деятельности лучших, которых немного».

Что ж, талант, гениальность, величие, их становление и взращивание – это мощные генераторы осмысленности жизни и человека, и человечества. Но представляется несомненным и то, что развитие всех физических и духовных сил и способностей каждого человека, их объективация в общественно значимой преобразовательной деятельности, становясь его жизненными целями, его призванием, овладевая всем его существом, делают его жизнь яркой, наполненной высоким смыслом.

«В деянии начало бытия», – утверждал И.-В. Гете. А деяние – это ведь не просто всякое действие – нет, это действие, имеющее значение поступка, совершенного во имя других людей, во имя общества, человечества. Младший современник и последователь великого немецкого поэта Ф. И. Тютчев был уверен, что человек приобщается – на зависть богам – к вечной жизни как раз путем подвижничества, нацеленного на созидание будущего:

Пускай олимпийцы завистливым оком

Глядят на борьбу непреклонных сердец.

Кто ратуя пал, побежденный лишь роком,

Тот вырвал из рук их победный венец.

И наоборот: если человек не создал ничего, что сохранилось бы в памяти потомков, то можно ли считать, что его жизнь не абсурд – не «пустая и глупая шутка», как говорил М. Ю. Лермонтов? Стяжательство, неуемная жажда удовольствий и даже нацеленность на «устроение души» ничего не дают для обретения смысла жизни. Только «творение себя», только раскрытие своих способностей окружающему миру, реализация себя в мире – залог осмысленности жизни человека. Не случайно же великий мыслитель Л. Н. Толстой, не веря в бессмертие души, считал, что именно духовное наследие человека, созданное его трудом во благо людей, приобщает его к вечной жизни человечества и делает его бессмертным.

***

В условиях современного общества проблема смысла жизни становится все более острой и актуальной. Постоянный рост возможностей материального потребления во многих странах мира при сохранении сугубо потребительских представлений о смысле жизни, при отсутствии ориентации общества на духовные ценности и высокие идеалы вызывает у многих разочарование в жизни, эмоционально переживаемое как «экзистенциальный» кризис. Человек впадает в состояние депрессии, душевного разлада. Он остро ощущает бессмысленность жизни «для себя». В его мироощущении и жизненном настроении начинает доминировать пессимизм. Человек совершает поступки, идущие вразрез с оптимистической доминантой, а то и решает покончить счеты с жизнью.

Выход из этой ситуации – в выборе системы духовных ценностей, опирающейся на укорененность жизни индивида в жизни общества, на причастность человека к истории. Обретение личного счастья и смысла жизни достигается лишь в деятельности на общее благо. Течение истории является практически бесконечным, и только в этом бесконечном потоке человек может обрести личностное бессмертие. Только в этом случае человек может надеяться: «Нет, весь я не умру…» Конечно, как уже говорилось, не всякое общество располагает достаточными возможностями для этого. Но человек, развивая свои личностные качества и становясь субъектом исторического процесса, преобразует социальные условия жизни, делает их более человечными. В этом контексте становится понятной знаменитая фраза А. М. Горького: «В жизни всегда есть место подвигам». Развиваясь личностно и содействуя своими поступками прогрессу общества, индивид обретает и смысл собственной жизни, что психологически переживается как глубочайшая удовлетворенность жизнью.

Литература

1. Гуревич П. С. Философское толкование человека. – М., СПб., 2012.

2. Даниленко В. П. Смысл жизни. – М., 2012.

3. Кутырев В. А. Философия трансгуманизма. – М., Берлин, 2015.

4. Папаяни Ф. Смысл жизни. – М., 2013.

5. Стевенсон Л. Десять теорий о природе человека. – М., 2004.

6. Фромм Э. Человек для себя. – Минск, 1992.

7. Шадриков В. Д. Происхождение человечности. – М., 2004.