Письма н.а.фадеевой (1877-1880)

Письмо 1^[196]

19...[1877г.]

Нью-Йорк

Друг души моей, Надюшенька!

Не удивляйтесь тому, что я пишу вам не на почтовой бумаге. Это потому, что мне совершенно необходимо срочно и со всею серьезностью поговорить с вами, необходимо с того самого дня, когда я получила ваше письмо (да ниспошлют вам за него счастье силы небесные). Я все думала, размышляла и наконец, решилась изложить вам в письме всю правду как она есть. Я раскрою перед вами все свое существо: душу, сердце, рассудок — и будь что будет. Если вы меня поймете, значит, слава Богу, судьба ко мне милостива; если же не поймете, рассердитесь — это глубоко расстроит и опечалит меня.

В мире ином, в будущей жизни, где мы непременно встретимся, все станет ясно: кто был прав, кто ошибался; но пока мы обе искренни и повинуемся голосу разума и не обманываем никого из страха или малодушия, как бы сами ни обманывались в своих расчетах, надеждах, убеждениях, мы тем не менее остаемся честными людьми. Если бы вы были г-жой Ган^[197] или этой глупой Романовой, я бы никогда не стала рассказывать вам о таких вещах. Но вы и сами знаете, что вы необыкновенно умны и в действительности обладаете гораздо большей ученостью, чем я, ибо ваша ученость целиком вытекает из вашего ума, вашего понимания, моя же — лишь наследственная.

Я всего лишь отражение какого-то неизвестного яркого света. Но как бы то ни было, этот свет постепенно стал частью меня, проник в меня, так сказать, пронизал меня насквозь; поэтому я не могу удержаться и не пропустить все эти идеи в свое сознание, в глубины моей души; я могу заблуждаться, но действую всегда искренне.

Сей пространный пролог вызван тем, что вы и ваш дядюшка по доброте душевной и повинуясь родственным чувствам, желаете получить два экземпляра моей книги^[198]. Первый том, «Против точных наук», вас непременно весьма заинтересует. Но я боюсь за второй том, «Против теологии и за религию».

Я знаю, как искренни вы и благочестивы, как чиста и ясна ваша вера, и мне остается лишь надеяться на то, что вы поймете: мои книги не против религии, не против Христа, но против трусливого лицемерия тех, кто мучает, сжигает на кострах, убивает во имя Всемогущего Сына Божиего уже с самого первого момента после того, как он умер на кресте за все человечество, за грешников, особенно за падших, за язычников, за падших женщин и заблудших, — и все это творится во имя Его! Где же Истина? Где ее найти? Среди трех основных так называемых христианских церквей — в Англии, Германии и других протестантских странах — существует 232 секты, в Америке их 176; каждая из них притязает на то, чтобы ее почитали, желает, чтобы ее собственные догматы люди признавали верными, а догматы других сект — неправильными.

«Где истина — что есть истина?» — вопрошал Христа Пилат, и это еще 1877 лет назад. Где же она? Я, бедная грешница, также вопрошала, но так нигде и не смогла найти ответа. Кругом сплошь обман, вероломство, жестокость — и наследие иудейской Библии, которая тяжким бременем лежит на плечах христиан и при помощи которой половина христианского мира задушила даже учение самого Христа.

Поймите меня правильно: это не относится к нашему православию. В книге о нем не упоминается. Я раз и навсегда отказалась его анализировать, ибо хочу сохранить хоть один укромный уголок в своем сердце, куда не прокралось бы сомнение, — чувство, которое я изо всех сил гоню от себя прочь.

Простой народ искренен в своей вере; она может быть слепой, неразумной, но эта вера ведет народ к добру. И хотя наши попы нередко пьяницы и воры, а подчас и просто идиоты, их вера все же чиста и может вести лишь ко благу. Учитель это признает и говорит, что единственный народ в мире, чья религия не умозрительна, — это православные. Что же касается наших привилегированных классов, то пусть они катятся ко всем чертям. Они такие же лицемеры, как и везде. Они не верят ни в бога, ни в черта, преисполнившись нигилистических идей и сводя все сущеек одной лишь материи. Речь не о них, а о мировых религиях. Так в чем же суть всякой религии? «Возлюби ближнего своего, как самого себя, а Господа превыше всего».

Разве не эти слова говорил Иисус? Разве Он оставилхоть одну-единственную догму, разве Он учил хотя быодному из многих тысяч символов веры, которые впоследствии придумали отцы церкви? Ни одному. Умирая на кресте, Он молился за врагов Своих, а воимя Его, точно так жекак и во имя Молоха,пятьдесят-шестьдесят миллионов людей заживосожгли на кострах. Христос выступал против саббата— иудейской субботы, а здесь,вАмерике, несоблюдение саббата, именуемого субботним днем, карается штрафами итюремным заключением.Пустьсубботний день поменяли навоскресный (день Воскресения)—ну и что? «Сатурн» заменилина «Солнце», Dies Solis — день Солнца иЮпитера^[199].

По крайней мере, у нас, русских, слово «воскресенье» служит напоминанием о дне Воскресения Христова, а у этих язычников, протестантов и католиков, это всего лишь «день Солнца» (Sunday). У Св. Павла ясно сказано, что каждый волен поступать по-своему: для одного человека это день, приносящий удовольствие, для другого — нечто иное. Св. Юстиниан-мученик категорически против соблюдения воскресного дня, потому что этот день язычники посвящали Юпитеру, а здесь за несоблюдение воскресенья людей сажают в тюрьму. Если мы веруем в Новый Завет, то в Ветхий Завет верить невозможно. Иисус и Ветхий Завет со всеми этими древними книгами полностью противоречат друг другу. В Нагорной проповеди Христа (см. Евангелие от Марка) изложено учение, диаметрально противоположное десяти заповедям, данным на Синае. На горе Синай, как написано в книге Моисея, было сказано: «Зуб за зуб» и т. п., а также: «Но я говорю вам» и т. д.

Разве это не бунт против древних обычаев синагоги? Против меня могут ополчиться все церкви, меня может проклясть все человечество, но Бог, великий незримый Бог видит, почему я восстаю против учения церкви. Я никогда не поверю, что кристально чистый душою Христос как земная личность был сыном еврейского Иеговы — этого злобного, жестокого Иеговы, который нарочно возбуждает безжалостность в сердце фараона, за что впоследствии на него же и обрушивает удар; Иеговы, который искушает еврейский народ, искушает его сам, а затем из-за облаков швыряет в него камнями, подобно какому-нибудь испанскому разбойнику; Иеговы, который материализуется в расщелине скалы.

Христа бы не распяли, если бы Он верил в Иегову. Разве Иисус хоть когда-нибудь, хотя бы один раз произнес это имя? Иегова — всего лишь национальный бог евреев, и они бы никогда не допустили, чтобы он стал богом какого-нибудь другого народа, кроме народа избранного. Они — чудесный, избранный народ! Иегова же — просто Бахус, Вакх, что доказать так же легко, как дважды два — четыре. Вакха знали и под другими именами: Саваоф, Эль; Вакх — это Дионис, Дио-Нис, бог горы Ниса, то есть горы Синай, ибо египтяне называли Синай Низиэлем. А что мы находим на этот счет в Библии?

«И устроил Моисей жертвенник и нарек ему имя: Иегова Нисси» (см. Исход из Египта — Исх., 17:15). Мы обнаруживаем, что все имена Иеговы принадлежат языческим богам, — все, в том числе и последнее. Соломон и понятия не имел об Иегове, а Давид позаимствовал его у финикийцев. Яго был одним из четырех кабиров — тайных богов, игравших особую роль во всех таинствах. Еврейский народ — это всего лишь легенда. До второго века до нашей эры никакого еврейского народа не существовало, и все эти книги представляют собой апокрифы. Где исторические документы, подтверждающие подлинность этих книг? Какая из них является первой из известных еврейских священных книг? Септуагинта^[200].

Ее по приказу царя Птолемея переводило семьдесят переводчиков; кто об этом упоминает? Только историк Иосиф^[201], который защищает и поддерживает евреев как только может и который сам по себе большой лжец. Почему эта история с семьюдесятью переводчиками не упоминается ни в одной книге — ни у древнегреческих авторов, ни в каких документах или архивах? Кто лучше древних греков и римлян мог бы свидетельствовать о деяниях Птолемея?

Если объединить усилия богословов всего мира, то и тогда бы не удалось найти ни в одной книге, ни в одной летописи ни единого слова о «евреях как о народе». Разве известен хоть один автор, говоривший о таком народе? Возьмем, к примеру, Геродота^[202] — писателя, славившегося своей точностью, путешественника, историка, каждое слово, каждое свидетельство которого сейчас подтверждается данными археологии, палеографии, философии и всех прочих наук. Он родился в 484 году до P. X., путешествовал по Ассирии и Вавилонскому царству в эпоху правления персидского царя Кира.

Прошло лишь полвека с тех пор, как пророк Даниил^[203] превратил царя Навуходоносора в быка; целых семь лет этот царь мычал, как и подобает быку; 42 тысячи евреев под водительством Зоровавеля вернулись в Иерусалим (538 г. до P. X.) из изгнания, дабы построить храм. Геродот прожил в тех краях несколько лет. Так почему же он, столь подробно, порою с избытком утомительных деталей (см. книгу VI:98) описавший правление Навуходоносора^[204] после взятия последним Иерусалима, описавший правление Кира, Дария и Артаксеркса^[205] — почему же он нигде не упоминает о столь массовом переселении евреев, о пророках, вообще хоть об одном каком бы то ни было еврее? Есть несколько строчек о том, что проживающие в Палестине сирийцы переняли у египтян обычай обрезания — и больше ничего. Мыслимо ли это? Разве событие, подобное превращению царя в быка, учиненному верховным магом (Даниилом), не было бы описано у историков хотя бы в качестве легенды?

Если хронология Библии, установленная нашими учеными, верна, то как можно примириться с тем, что пророк Иезекииль несколько раз говорит о Данииле как о древнем мудреце, хотя Даниил к тому времени еще не родился?

Если иудеи были народом, которым правили Соломон, Давид, Саул и им подобные, то почему нигде в мире не обнаружено ни одной монеты с надписью на древнееврейском языке, то есть древнееврейской монеты, хотя уже найдены несколько самаритянских монет? Разве могли бы евреи, ненавидевшие самаритян, пойти на то, чтобы пользоваться монетами своих врагов и не чеканить собственных? Снова и снова ученые находят монеты тысячелетней давности; были вскрыты гробницы тех, кто жил задолго до Моисея, и найдены некоторые косвенные признаки, подтверждающие существование этих народов. Однако о еврейском народе нет никаких сведений. Ни гробниц, ни монет — ничего. Они будто испарились, улетучились магическим путем. Остаются только священные книги (а их Бога евреи сами же и убили), каковым человечество обязано слепо верить.

Ведь от такого события, как исход из Египта около трех миллионов людей (если сравнить это с тем, что за 150 лет до этого Иаков увел туда всего семьдесят человек, это означает, что размножались они быстрее копченой селедки, — подумайте об этом, опираясь на законы статистики!), наверняка должен был бы остаться хоть какой-то след, хоть какое-то упоминание на надгробных памятниках, гробницах или в каких-то древних рукописях. Но нет ничего — мертвая тишина! Ни единого намека, ни малейшего подтверждения! Немыслимо! А что касается священных писаний — где исторические документы, подтверждающие существование оных за 200 или 150 лет до P. X.?

Древнееврейский язык, то есть универсальный язык, именуемый ивритом, никогда не существовал. Это язык без единого исконного корня, язык, составленный из греческих, арабских и халдейских элементов. Я сумела это доказать профессору Роулинсону из Йельского колледжа. Возьмите какое угодно древнееврейское слово, и я вам докажу, что его корень — арабский, древнегреческий или халдейский. Иврит сродни пестрому костюму арлекина, сшитому из разноцветных лоскутков. Все библейские имена образованы на базе чужеземных заимствований; их структура прозрачна, и легко установить что к чему.

Древнееврейский язык — это, по сути, арабско-эфиопский диалект с примесью халдейских элементов; халдейский же язык, в свою очередь, происходит от санскрита^[206]. Теперь уже доказано, что в Вавилонии некогда жили брахманы и имелась школа санскрита. Аккадцы, как считают наши ассириологи (согласно Роулинсону), по-видимому, пришли из Армении и обучили магов языку жрецов, то есть разновидности языка посвященных; они были теми самыми ариями^[207], от которых ведет свое происхождение и наш славянский язык.

Вот пример (прошу извинить за отступление) из Ригведы^[208]:

Dyaurvah pita prithvi mata somo bhrataditih svasa.

Гимн Марутам из мандалы I (1,191:6)^[209]

Вот перевод этого отрывка:

Небо — ваш отец, земля — мать,

Сома — брат, Адити — сестра.

Вот почему нелепо, смешно требовать веры в то, что древнееврейские рукописи — это древние откровения, то есть Слово Божие.

Бог никогда не стал бы ни писать, ни диктовать ничего такого, что дало бы повод земле, которую Он создал, человечеству, науке и т. д. в один голос обвинять Его во лжи. Верить абсолютно в еврейские писания и в то же время веровать в Небесного Отца Иисуса — это абсурд, и даже хуже — святотатство.

Если бы Отцу Неба и Земли, Отцу всей бескрайней Вселенной пришлось что-то писать, он бы никогда не создал таких условий, которые заставили бы человечество обвинять Его в противоречиях, которым несть числа. Общество по «исправлению» Библии действительно выявило 64 900 ошибок, но после того как ошибки исправили, обнаружилось еще столько же несоответствий. Всему этому виной иудейская масора.

Да, самые ученые раввины утратили ключ к своим книгам и не знают, как их исправлять. Хорошо известно, что евреи из Тиверии^[210] постоянно вносили исправления в свою Библию; они изменяли в ней слова и числа, заимствуя их у отцов христианской церкви, или, стремясь нанести поражение противной стороне, при любой дискуссии обвиняли их в дурной привычке фальсифицировать тексты и хронологию. Так и получилась вся эта путаница. Ибо мы не имеем никаких рукописей Ветхого Завета древнее десятого века.

Бодлианский кодекс считается древнейшим. А кто поручится за его точность? Тишендорф^[211] в своей истории утверждает (и он заставил поверить ему всю Европу), что он обнаружил на Синае так называемый Синайский кодекс. Но на самом деле двое других ученых (один из них — наш теософ), несколько лет проживших в Палестине, готовы доказать, что подобного кодекса в библиотеках никогда не было. Они вели исследования в течение двух лет, посетили тайные места вместе с одним монахом, который прожил в этой стране 60 лет и был знаком с Тишендорфом. И монах клялся, что за все эти годы он изучил каждую рукопись, каждую книгу и никогда не слышал о подобном своде рукописей. Ясно, что этот монах должен был исчезнуть, а что касается Тишендорфа, то русское правительство всего-навсего впало в заблуждение из-за фальшивки. Из 260 списков Ветхого и Нового Заветов — на древнееврейском, древнегреческом и других языках — не найдется и двух одинаковых вариантов. Стоит ли удивляться?

В течение столетий писания Моисеевы тоже были утрачены. Иезекииль неожиданно вновь находит их в 600 году до н.э. Храм Соломона разрушают, а его народ изгоняют (2 Пар., 23)... и опять эти книги исчезают. В 425 году до P. X. Ездра записывает их по памяти (40 книг) за 40 дней — и вновь они пропадают; Антиох Епифан сжигает их в 150 году — и в очередной раз их чудом находят. Все это лишь легенда, это не является историческим фактом. И вот приходит время пресловутой масоры.

Масореты превращают Иегову в Адониса, то есть в Адонаи; с таким же успехом его можно было бы сделать каким-нибудь Иваном Петровичем. И в то же время каббала, а также Онкелос — самый знаменитый раввин Вавилона, учат, что Иегова — не Бог, а Немро — термин, означающий Логос («слово»). Проанализируйте слово Йодхевау, и вы получите Адама и Еву, потому что Иегова — это первый (не второй) Адам, венец творения, не земной Адам, а первый муже-женский Элохим (bara). Был создан человек, то есть Адам Кадмон^[212], фантастический, двуполый, чье имя образовано из буквы йод и трех букв имени Евы.

Иегова — олицетворение грешного человечества, однако довольно этих еврейских сказок!

Видите ли, моя дорогая, я боюсь, что из-за всего этого вы меня отвергнете; Господи, убереги меня от этого, но я не могу изменить факты. Я верую по-своему, я твердо верю, как я вам уже писала, в то, что с начала процесса творения (то есть не творения, а последовательного развертывания эволюции мира согласно его духовному аспекту) воплощение Бога в человека повторяется каждые несколько тысячелетий или столетий. Избранный человек становится храмом Божиим, в нем проявляется чистый и святой Дух, объединяясь с душою и телом, и таким образом на земле вновь появляется Троица. У брахманов тоже имеется свой Христна, или Кришна, то есть та же Троица — Тримурти^[213]. Если бы первые христиане не верили в эти периодические воплощения, то как бы они могли гарантировать себе безопасность на случай прихода Антихриста и второго пришествия Христа?

Я верую в незримого и всеобщего Бога, в абстрактный Дух Божий, а не в антропоморфное божество. Я верю в бессмертие Божественного Духа каждого человека, но не верю в бессмертие каждого человека, ибо верю в справедливость Бога. Каждый должен взять Царство Божие силой, то есть через благие труды и чистую жизнь, но поверить в то, что любой негодяй, любой атеист, любой убийца благодаря одному лишь тому факту, что он воскликнет в момент наивысшего напряжения из чувства страха: «Верую! Верую в то, что Сын Божий умер за меня!», — и сразу станет вровень с человеком добрым и праведным — в это я поверить не могу. Эта догма в том виде, в каком ей учит христианская церковь, является роковой догмой для человечества. Это оскорбление Бога — верить, что мы можем совершать всевозможные ужасы, убийства, вредить нашим ближним и взваливать все это на и без того перегруженные плечи Иисуса Христа.

В результате каждую неделю, когда людей вешают за самые ужасные преступления, протестантские и католические священники уверяют людей, собравшихся перед виселицей преступника, обратившегося к Богу перед смертью, что ему больше нечего бояться. Тем лучше! Тот, кто не боится смерти, может красть и убивать от всей души. Это его даже вдохновляет: если бы он не убивал, он не приблизился бы к Богу так торжественно и не попал бы в рай. А как же его жертвы? И это называется Божественной справедливостью? Если бы в тот момент, когда преступник получил прощение, это отпущение грехов вернуло бы жизнь его жертве, его имущество перешло бы сиротам, то есть равновесие между добром и злом было бы полностью восстановлено, тогда еще можно было бы в это поверить. Но, что же происходит в действительности?

Представьте себе озеро или море — безбрежное, с зеркальной поверхностью, а под нею — скрытые скалы и рифы, водовороты и прочие необыкновенные вещи; все идет своим чередом, все будто бы на своем месте, все в порядке. Так и человечество: человек рождается, живет и умирает. Жизнь каждой капли в море (каждого человека) во многом зависит от внешних обстоятельств, но прежде всего — от нее самой, ибо благодаря этой метафоре воображение должно допустить свободу воли и индивидуальности каждой капли. И тут на берегу появляюсь я, беру камень и швыряю его в воду! Этот камень производит волнение сообразно своим размерам: одна волна порождает другую, а та в свою очередь — следующую. Один за другим по воде распространяются круги, и движение воды передается атмосфере, ее нижним слоям. От поверхности до самого дна приходят в действие дремлющие силы, и далеко, насколько видит глаз, это движение распространяется от одного атома к другому, продолжается все дальше и дальше от одного слоя к следующему и теряется в бесконечном и безмерном пространстве. Импульс дан, и этот импульс, как хорошо известно врачам, вечен в своих последствиях.

Это образная картина любого преступления, любого дурного поступка, равно как и доброго. И что же, стало бы Божество, создавшее раз и навсегда неизменные законы Природы в материальном и духовном мирах, даже если бы и могло, останавливать действие этих законов, прекращая существование того, что однажды уже имело место? Может ли камень, уже брошенный, вернуться в руку того, кто зашвырнул его в глубины вод? Можно ли остановить движение воды и естественное движение духа, равно как и материи?

Преступник может получить прощение от Бога — но как быть с жертвой преступника? И потом, жертва, загубленная в данный момент, — это нечто очень малое по сравнению с теми последствиями, которые выявляются позднее. А бесчисленные жертвы того, что происходит в результате убийства этой конкретной жертвы? Человек убит, а значит, и работа, на него возложенная, насильственно прервана. И каждый человек, каким бы незначительным он ни был, является в своей области звеном, которое связано с другим звеном в его сфере; если оно разрушено, все идет не так, как надо, и это затрагивает и другие звенья...

Нет, сударыня, отпущение грехов, включающее уничтожение последствий преступления, для нас, теософов, вовсе не высшая справедливость. Бог — это нечто столь великое, столь непостижимое для нас, земляных червей, что нет смысла тратить время на дискуссии о Божественной Сущности. Ее манифестацией было появление на земле Бога, ставшего человеком: «Ессе Ното»^[214] — следуйте за Ним, следуйте Его путем. Пока Он жив, просите у Него помощи. В это я верую абсолютно. Не в помощь Великого Бога — что мы в его глазах? — а в помощь Его Сына, представляющего все человечество, распинаемого каждый миг на кресте за каждое зло. Он показал нам путь — не в синагогах или храмах, как делали фарисеи, но в Его собственном Храме — в сокровенных глубинах души каждого из нас.

«Разве не знаете, что вы храм Божий?»^[215] — вопрошал Св. Павел. Старайтесь загладить грехи свои добром, не через бесполезное покаяние, но делами, и карающий закон отступит от вас. Серьезно старайтесь на протяжении своей бренной жизни прочно соединиться со своим собственным личным Богом, со своим Божественным Духом, тогда ваша душа станет бессмертной, но, если вы разорвете связь с Ним, тогда вы отвернетесь от посланника Господа, от Христа, а значит, и Он отвернется от вас. Ваша душа будет мучиться не в аду с «рогатыми и хвостатыми» кузнецами, на кострах из дубовых и сосновых поленьев, но в том вечном аду, где плач и скрежет зубовный. Это значит, что ваша душа (астральный дух), ваше второе эфирное это, или то, что Св. Павел называет духовным телом (1 Кор., XV: 46), останется лишь полубессмертной, если она не была тесно связана с Духом, и после смерти тела должна будет дезинтегрироваться, распасться на элементы — огонь, воздух, земля и вода, — из частиц которых состоит весь мир и, следовательно, человеческая душа.

Вечно лишь субъективное, все объективное приходит к концу, и, поскольку духовное тело человека, каким бы утонченным оно ни было, тоже имеет форму и цвет, оно не может быть вечным. Вот вам и ад! Ад будет означать муки нашего сознания, наши скитания на земле по тем местам, где мы прямо или косвенно творили зло, и наконец полное исчезновение нашей личности.

Вы правы относительно темных и белых сил. По-другому и не могло быть. Миром движут центростремительные и центробежные силы. Левое и правое, внутреннее и внешнее и т. д. Если бы не было ночи, мы не знали бы дня; если бы не было зла, то не существовало бы и добра. Что же касается всяких там дьяволов как личностей, то есть сущностей, дьявольских по своему происхождению, то их не может быть, ибо тогда у Бога в деле творения чего бы то ни было, появились бы соперники.

Дьявол или, точнее, сила противодействия — это тот архимедов рычаг, на котором вертится мир, то есть поле, на котором произрастает добро, ибо злаки лучше растут там, где почва сильнее удобрена. Если бы я не была черт знает кем, к несчастью и великому стыду своему (прошлого не воротишь, можно лишь стереть его из памяти в меру своих сил), если бы я не была в юности так глупа, то мне не удалось бы теперь возвратить семь человек на путь истинный.

Ведь Олькотт, первый из них, еще три года назад не верил ни в Бога ни в черта, был лихим весельчаком, пьянствовал в разных клубах, имел любовниц; теперь же он чист и непорочен, он даже боится встречаться со мною взглядом. Он убежден, что я в состоянии прочесть самые сокровенные его мысли; он хуже трехлетнего ребенка. То же самое творилось с такими джентльменами, как Гидзе, и Кобб, и Харли, и Марбл, а в Лондоне — с профессором Стейнтоном Моузесом. Последний дважды являлся нам в виде призрака, астрального двойника; в трех случаях из пяти эксперимент провалился. Я попытаюсь явиться вам в таком же виде, но вы должны тщательно рассчитать, чтобы вы в этот момент находились у себя в кабинете одни или вдвоем с тетушкой, потому что, если рядом вдруг резко закричат дети, это может убить мое физическое тело, в которое я не успею вернуться достаточно быстро.

Вы правильно догадались. Я сейчас пишу о Стороженко и доказываю возможность существования вампиров. Вся книга^[216] полна подобных историй, и я показываю, как все было и почему. Я опасаюсь лишь за две-три главы во второй части, где я нападаю на католиков и протестантов, их ныне здравствующих и покойных святых и принимаю сторону философов, брахманов и древних буддистов. Что же касается русской церкви, то о ней я вообще не упоминаю.

И тем не менее пропустят ли книгу на таможне? Как бы мне ее вам переслать? Что до денег и пересылки, пусть это вас меньше всего волнует, лишь бы ее не конфисковали. Но вдруг вы ее теперь вообще не захотите? Я так боюсь вас расстроить, Надежда Андреевна, ведь я очень люблю и вас лично, и вообще вас всех, однако же, я написала вам всю правду. Простите меня за многословие.

Да благословит Всевышний вас всех.

Елена

Письмо 2^[217]

3 июля [1877г.?]

Ну вот, дорогая моя Наденька, я получила ваше письмо. Вскоре после того как я его прочитала, им завладел Кришнаварма, который две недели назад прибыл в экипаже из Мултана (Пенджаб) и сейчас живет у нас. Черт знает, каким образом, но он перевел мне на английский язык все написанные вами по-русски абзацы, посвященные вашим сомнениям и страхам по поводу предполагаемого отрицания мною Христа, и настоятельно просил отдать ему это письмо. Он сказал Олькотту: «Если бы среди европейских членов Общества нам удалось найти хотя бы дюжину людей с таким характером, с такой непоколебимой верой, с такими нерушимыми принципами, то мир был бы спасен». Не верите? Как хотите, но он произнес именно эти слова и переправил ваше письмо Свами Даянанде. Не сердитесь на меня, он уважает вас за ваши принципы, и я не могла ему отказать в его просьбе. Но запомните следующее: у Арья Самадж нет никаких религиозных догм или правил.

Обязательным пунктом веры, как я вам однажды уже писала, является вера в Единого Бога — Единого в трех лицах (как веруете вы) или в триллионах квинтильонов, то есть в каждой пылинке, в каждом атоме по отдельности, и в то же время Единого Целого (как веруем мы) — не имеет значения.

Каждый волен веровать по-своему. Остается один факт: существует Единое, Всемогущее, Несотворенное и Вечное Божество, проявляющееся в каждый миг во всех Своих творениях — от пылинки до человека. Ни ваша, ни наша вера не могут изменить этого факта ни на йоту. И поскольку это так, Он был и пребудет во веки веков. И то, что Джон представляет Его стариком, Петр — юношей, вы — Троицей, а я — бесчисленным множеством существ и сущностей, это не грех против Него, при условии, что мы верим в Его Существование, а следовательно, материалисты не могут быть допущены в наше Общество — это уж точно.

И как в Природе не бывает ни двух совершенно идентичных листочков, ни двух, даже среди близнецов, абсолютно похожих людей, точно так же не найдется и двух людей, чья вера была бы в буквальном смысле слова совершенно одинаковой. Вера и вызываемые ею образы зависят от физиологического устройства мозга. Тетушка, вероятно, такая же добрая христианка, как и вы сами, однако, если бы вы попытались проникнуть в глубины ее сознания, вам бы открылось, что в сокровеннейших мелочах, деталях, ее вера очень сильно отличается от вашей. То, во что и как люди веруют, зависит не от них самих, а от того, как они устроены. Так давайте же проявлять справедливость по отношению к любой личности. Каждый человек верует по-своему. Это проявляется так же, как и во вкусах: один обожает помидоры, а другого от них просто тошнит; одному по душе красный цвет, а другому он глаза режет.

Различия в религиозных догмах создавались не святыми, а простыми смертными, погрязшими во всевозможных грехах; различные непохожие друг на друга, многообразные религиозные представления разделяют человечество на враждебные племена, народы и расы.

Если бы не существовало догм, то не было бы ни протестантов, ни католиков, ни буддистов, ни брахманистов и т. д. и т. п. Все верили бы в Единого Бога, Господа, Творца всего сущего; все считали бы друг друга братьями, детьми одного Отца. Людям было бы просто стыдно перед своими братьями истреблять друг друга в войнах, терзать и мучить друг друга подобно дикому зверью и превращать жизнь своих ближних в ад.

Никогда не забуду один особенный день, точнее, вечер в Одессе, когда мы ужинали у вас дома. Тетушка вступила со мною в спор по поводу религии и стала решительно утверждать, что ни один иудей или идолопоклонник не способен войти в Царство Небесное и никогда туда не попадет. С того самого момента я стала с грустью задумываться над этими словами. «Если даже тетушка, — размышляла я, — такая добрая, благородная, справедливая женщина, настолько ослеплена христианскими догмами, что в состоянии верить в такую ужасную, кошмарную несправедливость Бога, то что же говорить о других христианах, многие из которых и тетушкиного мизинца не стоят?» До этого момента во мне еще оставалось что-то от христианской веры. Спустя несколько месяцев я, если и не дошла до полного атеизма, то стала просто теисткой,^[218] затем последовала поездка в Америку, в Сангус, что возле лесов Бостокас. Но сейчас мне хотелось бы поговорить не о себе.

Не имея догм, не требуя от наших членов веровать в одно, а не в другое, мы в равной мере уважаем и индусов, и христиан — это второй важный момент. Исключение составляют католики. Не потому, что среди католиков меньше хороших людей, нежели в других конфессиях, а по причине низкого, иезуитского, двуличного поведения их духовенства — тех, кто вынуждает людей во время исповеди рассказывать о многом таком, что не имеет ни малейшего отношения к религии. Короче говоря, католикам к нам путь заказан.

Это связано еще и с тем, что католическая Мадонна в платье с кринолином и с зонтиком в руках гораздо больше напоминает идола, чем Кали — супруга Шивы^[219], а мы решительно против всяческого идолопоклонства. Хотя в действительности на заре брахманизма^[220]верили в Единого Бога — Вишну^[221], которого люди представляли себе не в трех лицах, а в тысячах обликов, образов и форм; формы же эти были изначально лишь символами его бесчисленных качеств, но со временем в народных представлениях они трансформировались в отдельные сущности, из абстракций превратились в нечто конкретное и осязаемое, в индивидуальные божества.

Все это — азбучные истины Вед^[222]. Это известно любому индологу, любому филологу, читающему на санскрите. Священники-брахманы использовали это для порабощения и эксплуатации темных, невежественных и суеверных народных масс, так же как католическое и прочее духовенство.

Что же до уникальности этического учения Христа, то как мы можем в нее поверить, находя те же самые слова в «praeceptes morales^[223] Кришны, Гаутамы Будды и других Учителей, живших за тысячи лет до начала христианской эры? Всю суть буддизма можно найти в Ведах древних ариев. Священнослужители исказили смысл Вед, и Гаутама Будда стал разъяснять людям подлинную сущность этих книг, сокровенное значение мертвых текстов. Потом и буддийское духовенство стало превратно толковать его учение, в своем искреннем и глупом рвении все дальше отходя от истины.

Веруя в истины древних Вед, проникнутых понятием Единого Бога и бессмертия Духа, мы веруем (за исключением нескольких догматов — позднейших вставок, сделанных грешными людьми с помощью разных бестий вроде святого (?! Константина) в то же, что и вы.

«Не делай другому того, чего не хотел бы испытать по отношению к самому себе», — так говорили Конфуций, Будда и Кришна.

«Я люблю ближнего своего, как самого себя, а Бога — превыше всего на свете», — и это тоже их слова.

«Если слепой ведет слепого, оба упадут в яму», — написано в «Пракхье», «Айтарея-брахмане»^[224] и Ригведе. Если верить Максу Мюллеру и д-ру Хаугу^[225], который был одним из самых образованных санскритологов наших дней, эти книги уже существовали если не двадцать тысяч лет тому назад, как утверждают брахманы, то, по меньшей мере, за две тысячи лет до Христа.

Не существует ни одного высказывания Христа, которого нельзя было бы найти в Ведах или у Кришны в «Махабхарате»^[226].

Вы веруете в Троицу, а мы — в Тримурти (на санскрите это буквально означает три лика). Но вы веруете в Троицу, учрежденную церковью: в Бога-Отца, Бога-Сына и Бога Святого Духа в антропоморфном смысле, что подразумевает три индивидуальности в Одной. В том же смысле брахманы верят в Тримурти, куда входят Брахма, Вишну и Шива — Создатель, Охранитель и Разрушитель.

Мы же, последователи чистой, монотеистической^[227] религии и философии древних ариев, веруем в Троицу в ее научном, философском и Божественном смысле. Мы веруем и понимаем ее следующим образом: Бог-Отец — это Вселенская Душа, творческая сила, создавшая и продолжающая создавать все сущее во всех мирах; Бог-Сын — это мир, пронизывающий все творение, то есть Дух во плоти, чистая и видимая манифестация незримой созидательной силы...[...]

...как и вы сами. Ибо сказано в Евангелии: «В доме Отца Моего обителей много»^[228] — работы хватит на всех. Христиане могут бороться против материализма и атеизма, а нехристиане — против католицизма и протестантизма; важно лишь то, что, каким бы именем Его ни называли, Он — все тот же неизменный Бог, а все люди — братья.

И лишь глупец Витгенштейн почувствовал себя оскорбленным тем, что бедняга Леймари (из «Revue Spirite») обратился к нему в письме со словами «Моп cherfrere en croyance»^[229]. Вот как Витгенштейн на это отреагировал: «L'animal! ип peu peu plus et il те tutoyerait!!!»^[230] И это теософ? Он тоже христианин; видимо, он верует в Христа, однако питает сильнейшую неприязнь к духовенству всех мастей.

Нет, дорогая моя, мы не дадим вам выйти из нашего Общества: вы — наш «membre honoraire»^[231], и неужели сами вы не хотите бороться с идолопоклонниками? Конечно, мы слишком уважаем наших членов и не в наших правилах просить их действовать вопреки своим убеждениям. У меня нет на этот счет ни малейших сомнений.

Вы теперь навсегда теософка (христианка). Мистик Бёме^[232] был еще и христианином, а все средневековые каббалисты были теософами; то же самое можно сказать и о Сведенборге^[233].

Словарь к этому времени, вероятно, уже получен. Мне переслали через «Халл» квитанцию на рекомендованную вами книгу из Европы, но сейчас так жарко, что просто нет сил выйти из дома. Я вернулась лишь три дня назад. Пришлось вместе с Кришнавармой и Олькоттом доехать чуть ли не до самой Калифорнии. Один из наших членов, издатель журнала, находится в Сакраменто, и нам надо было обсудить с ним кое-какие деловые вопросы; он проехал полдороги нам навстречу.

В Милуоки и Неваде местные дамы все время прогуливались у нас под окнами и перед террасой, где мы сидели: им так хотелось посмотреть на Кришнаварму. Он исключительно красив, несмотря на светло-кофейный цвет кожи. В своем длинном одеянии, похожем на пижаму, с белым узким тюрбаном на голове, с алмазами на шее и босыми ногами он действительно представляет собой весьма курьезное зрелище на фоне американцев в черных пиджаках с белыми воротничками. Ко мне подходило много фот