Г. Некоторые удивительные изменения в оценке Библии

Археологические открытия и открытия мировой истории, относящиеся к некоторым критическим моментам библейской истории, коренным образом изменили негативное критическое отношение к вопросу достоверности Библии. Рассмотрим пять из них:

1) Специалисты по высшей критике высмеивали рассказ в четырнадцатой главе книги Бытие о разгроме месопотамских царей Авраамом и его небольшой группой. Юлиус Вельхаузен утверждал, что такой случай "просто невозможен". Точнее, они возражали против того, что 1) имена царей были выдуманы; 2) неслышно было, что в дни Авраама люди отправлялись на длительные путешествия; 3) не было ни главной дороги, ни ряда городов, вдоль которых нападающая армия могла бы продвигаться; и 4) не было никакого повода для нападения.

Все четыре возражения были опровергнуты. 1) Доказано, что все упомянутые имена подлинны; 2) известно, что в те времена люди действительно путешествовали немало и в различные места; 3) маршрут походов был установлен; 4) было обнаружено вероятное побуждение, — именно, медные залежи в регионе между Мертвым морем и Акабским заливом. В отношении к третьему пункту Глуек и Олбрайт установили, что в начале и середине бронзового века существовал ряд городов вдоль границы Арабской пустыни в Трансиордании. Это, несомненно, был маршрут нападающих войск и позже его действительно называли "Царской дорогой". Олбрайт свидетельствует, что, благодаря этому открытию, его взгляд на книгу Бытия стал меняться. Он сказал, что он "в прежние времена считал этот необычный маршрут похода самым убедительным доказательством легендарного характера этого рассказа". [William F. Albright, The Archaeology of Palestine and the Bible (New York: Revell, 1935), стр. 142.]

2) В прошлом столетии один из "самых уверенных выводов" высшей критики при исследовании Ветхого Завета состоял в том, что религия Израиля постепенно развивалась от анимизма к политеизму, к монолатрии (т. е. поклонению одному Богу с признанием существования других богов), и, в конечном счете, к монотеизму. Последняя стадия наступила не во время Моисея, а позже — в шестом веке до н. э. Таким образом критики отрицали древность второй заповеди: "Не делай себе кумира..." (Исх. 20:4). Они утверждали, что во время Моисея израильтяне поклонялись изображениям своих богов.

Если бы такое критическое мнение было достоверным, то мы ожидали бы найти изображения Иеговы в Палестине. Уже было открыто большое количество изображений других богов: Ваала, Астарты, Мекала, Дагона. Но на протяжении последних двухсот лет, когда проводились довольно обширные раскопки в Палестине, не нашлось ни одного изображения Иеговы. Нет причины считать, что изображения Иеговы как-то быстрее портились, чем изображения Дагона. В силу того, что научно-археологическая работа ничего не показывает по этому поводу, то это значит, что она не поддерживает теоретических утверждений высшей критики.

3) В Ветхом Завете упоминаются многие малоизвестные народы древних времен, как хурияне, хорреи, евеи, хетты (хеттеи). Народ, который назывался хеттейским (например, как в Иис. Нав. 1:4), упоминается более сорока раз. Несмотря на эти частые упоминания народа, ученые в прошлом сомневались в существовании его, или, по крайней мере, в его важности. Однако в 1906 году Гуго Винклер из Берлина, обнаружил развалины города Богхаской в центральной Турции, который, как выяснилось, был столицей древнего Хеттского Царства. Были выкопаны и расшифрованы хеттские письмена, что и открыло новую фазу в истории западной Азии и подтвердило большое количество библейских упоминаний об этом забытом народе.

4) Критики осмеивали книгу Даниила за то, что в ней утверждается, что халдейским (т. е. вавилонским) царем во время падения Вавилона был Валтасар (Дан. 5:30). Эта критика казалась вполне обоснованной потому, что древние историки, — такие, как Берос (250 г. до н. э.) и Александр Полиистор утверждали, что последним царем Вавилонии был Набонид.

По сути дела, все три источника (Даниил, Берос, Александр Полиистор) в некоторой мере писали правду по той причине, что Набонид имел большую страсть к путешествиям и путешествовал в Теме и Аравии, на протяжении долгих периодов времени его не было дома. Валтасару, наследному принцу, приходилось управлять страной. Так как Набонида не было при падении Вавилона, Даниил сказал правду, когда написал, что правителем того времени был Валтасар. Кстати, этим-то и объясняется таинственное заявление Валтасара, что тот, кто сумеет прочитать написанное рукой на стене, станет "третьим властелином в царстве" (Дан. 5:7 и 29). [R. P. Dougherty, Nabonidus and Belshazzar (New Haven: Yale University Press, 1929). Все-таки, пока еще ничего не открыто, чтобы помочь нам разрешить еще одну, проблему, связанную с книгой Даниила. По сообщениям Даниила (5:31; 9:1; 11:1) ме-дянин Дарий завоевал Вавилон, когда исторические и археологические данные свидетельствуют, что этим делом занимался перс Кир. Некоторые предлагают, что Дарий служил генералом в армии Кира, руководившего компанией, во время которой был взят Валвилон, но мы этого точно не знаем.]

5) В исследовании Нового Завета одним из открытий двадцатого века, наиболее расстроившим критиков Библии, было обнаружение отрывка Евангелия от Иоанна, названного по имени Джона Риландса. Этот маленький папирусный отрывок был обнаружен в 1935 году С. X. Роберсом, когда он рассматривал кипу документов, открытых несколько лет еще до этого и отправленных в Библиотеку имени Джона Риландса в Англии. Отрывок содержит всего лишь несколько стихов (Иоан. 18:31—33, 37, 38), но после проверки в нем нашлось достаточно материала, чтобы доказать, что он пришел к нам из первой половины второго столетия н. э. Директор Британского музея и специалист по рукописям Нового Завета, Фредрик Кеньон, сказал, что оригинал имел хождение приблизительно между 130 и 150 годами н. э. в Египте, откуда он и пришел к нам. Это значит, что Евангелие от Иоанна было написано до 130 года, а это время столь близко к традиционной датировке написания обсуждаемого Евангелия (приблизительно между гг. 90 и 100 н. э.), что, по словам Кеньона: "Нет причины сомневаться в состоятельности традиции". [Frederic Kenyon, The Bible and Modern Scholarship (London: Murray, 1948), стр. 21.]

Если Евангелие от Иоанна было написано к концу первого века н. э., то большая часть старой критики навсегда опровергнута. Многие критики утверждали, что синоптические Евангелия были написаны около 150 года, а другие датировали его 240 годом. Как мы еще увидим, это открытие очень важно для нашего аргумента в защиту Иисуса Христа, так как оно исключает ту возможность, что между жизнью Христа и написанием Евангелий протекло много времени, период, — по утверждениям некоторых критиков, — необходимый для того, чтобы заявления Христа могли полностью развиться.

Е. Заключение

Агнос, в этой главе я всего лишь пытался установить то, что Библия является вполне достоверным историческим документом. Правда, я только поверхностно осветил вопрос о существовании материальных данных, подтверждающих это утверждение. Надеюсь, что Вы будете продолжать читать материал относительно исторических и археологических аспектов Библии, особенно произведения таких "старых специалистов", как Олбрайт, Глуек, Рамсей. Большинство ученых, специализирующихся по этим вопросам, согласятся со мной, когда я скажу, что уже неприлично осмеивать Библию как книгу, содержащую какие-то фальшивые мифы и легенды. Большая часть ученых соглашаются с Глуеком, когда он говорит: "Можно категорически заявить, что никакое археологическое открытие не отрицает библейского сообщения. Было обнаружено много археологических открытий, подтверждающих в ясных общих чертах или в точных деталях исторические заявления Библии". [Glueck, Rivers in the Desert (New York: Farrar, Straus, and Cudahy, 1959), стр. 31.]

Надежное мировоззрение всегда подтверждается многими данными. Библия подтверждена многими данными. Популярное выражение "археология доказывает Библию" неудачно, потому что археология сама по себе ни в коем случае не может доказать, что Библия — богодухновенная книга. Археология, однако, показывает; что в очень многих случаях, когда дело касается определенного факта,, Библия передает верную информацию. И, начиная с этого скромного вывода, Агнос, мы можем продолжать наш аргумент.

Чудеса

Если Библия — достоверная запись истории, Агнос, то Вы сейчас сталкиваетесь с самой трудной стороной исторического аргумента в защиту Бога, — именно, с чудесами. Вы теперь готовы встретиться с Богом, Который придает значение нашей жизни, — с Богом, Который в истории подтверждает подлинность Своего существования в отношении эмпирической, осязательной и конкретной областей. В следующих двух главах мы посмотрим на чудеса христианства, а в следующих за ними четырех главах мы рассмотрим самое важное чудо, — Самого Иисуса Христа.

Подчеркивая чудеса, мы не добавляем ничего нового к Библии. Христианские апологеты ничего не выдумывают, когда ставят особое ударение на чудесах. Они уже находятся в Библии (Иоан. 20:20; Евр. 2:3—4). Мы не пользуемся какой-то стратегией, придуманной христианами после написания Библии. Чудеса занимают очень важное место в деле свидетельства Священного Писания. Они являются не дополнительной, а неотъемлемой частью Божьего откровения. Мы встречаем их во всех частях Библии, начиная со времени исхода израильского народа из Египта и вплоть до периода Церкви. В критический момент в истории Израиля Бог дал Моисею определенные знамения, вызванные требованием фараона: "Сделайте чудо!" (Исх. 7:9). Христос определенно указывал на чудеса, совершенные Им, в подтверждение сказанного Им. Ученикам Он сказал: "Верьте Мне по самим делам" (Иоан. 14:11), Толпе, сомневающейся в Его мессианстве, Он сказал: "Дела, которые творю во имя Отца Моего, свидетельствуют обо Мне" (Иоан. 1025). Для того чтобы доказать Свое мессианство двоюродному брату Иоанну, Он указал на тот факт, что "слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают" (Лук. 7:22). Самое сильное заявление находится в Евангелии от Иоанна 15:24, где Христос говорит: "Если бы Я не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха, а теперь и видели, и возненавидели и Меня и Отца Моего". Его чудеса были настолько явными, что неверующий очевидец ненавидел Его и Бога.

А. Определение чуда

Перед тем, как начать исследование данного вопроса, надо правильно определить чудо. Те, кто определяет чудо как нарушение, вмешательство или противоречие естественному закону, заранее приходят к этим выводам, — даже перед тем, как исследование ими было начато. Гораздо честнее определить чудеса так, чтобы вероятность их действительности оставалась открытым вопросом, т. е. в определении не должно быть никакого метафизического предположения. Это интересный пример логического мошенничества — определить данное явление как что-то невозможное, а потом на основании этого определения прийти к выводу, что для него нет никаких доказательств.

Самое безопасное общее определение чуда таково: чудо есть "событие, вызванное Богом". По самому основному определению чуда нельзя сказать, что оно — исключение из правила, потому что в Библии чудо часто принимается как целиком естественное, повседневное событие. Например, ветер веет в благоприятном направлении, или перед заходом солнца сражение кончается победой, или ливень приходит при особой нужде в нем. Такие случаи, — хотя и естественны по характеру, — считались замечательными проявлениями Божьей силы и любви.

Однако, библейское чудо вообще является исключением из правила и такое понятие чуда носит более апологетическое значение, потому что исключение вызывает удивление скорее, чем правило. Когда Езекия попросил знамения у Исайи, пророк представил ему выбор: тени подвинуться десять ступеней вперед или назад? Езекия ответил: "Легко тени подвинуться вперед на десять ступеней; нет, пусть воротиться тень назад на десять ступеней" (4 Цар. 20:10).

Поэтому для апологетических целей я бы определил чудо как "событие, происшедшее в истории и отличившееся от общеизвестного естественного закона в такой мере, что приковало внимание наблюдателей и заслуживает оценки, как особое вмешательство сверхъестественной силы". Заметьте, что я тут же не заключаю, что чудо обязательно есть знамение от Бога; я лишь утверждаю, что оно отличается от нормального хода событий в такой мере, что можно было бы принять его, как знамение от Бога.

В интересах уточнения можно расширить это определение и утверждать, что чудо есть "неповторяемое событие, отличающееся от действия закона природы". Если бы событие не противоречило естественному закону, то оно отнюдь не считалось бы чудом, так как чудо должно произойти на фоне обыкновенного действия, чтобы его считали уникальным. Когда мы говорим о "неповторяемом" чуде, то не утверждаем, что оно произошло всего лишь раз в истории, а то, что обыкновенные люди по личному желанию не могут повторить его, как они могли бы сделать в отношении закона природы. Если бы люди могли осуществлять события, противодействующие нормальному утверждаемому закону, то мы изменили бы закон, которому противодействовали бы чудеса. Чудо стало бы обыкновенным, а не уникальным явлением, и приходилось бы заменить определение старого закона новым.

Поэтому чудеса и законы отличаются друг от друга, но мы не можем определить чудо, пользуясь такими словами как: "нарушает", "противоречит" и т. д. Как мы увидим, такие слова создают неверное представление о разнице между законами природы и законами общества. Наше определение остается нейтральным: оно определяет событие, которое мы ищем, но также не отрицает его как что-то невозможное.

Может быть, Вам кажется, что нам нужно всего лишь привести исторические доказательства библейских чудес и все. В самом деле, по этому вопросу нам придется подождать до следующей главы. Еще до начала судебного процесса адвокат, защищающий подсудимого, высказывает всякие интересные предложения, чтобы не позволить делу дойти до момента рассмотрения. Значит, нам нужно устранить целый ряд возражений перед тем, как рассмотреть библейские чудеса. Большинство возражений попадает в две главные категории: философские и исторические.

Б. Философские возражения

Суть большей части философских возражений против чудес заключается в предположении, что Вселенная так составлена, что, по определению, чудеса невозможны. Возражения обыкновенно берутся из двух главных систем: материализма и философского теизма.

1) Материализм. В материализме возражение против чудес выражается в грубом и остроумном видах. Хотя довольно странно материалисту пользоваться априорным рассуждением, все-таки грубый вид возражения для него оказывается, в сущности, дедуктивным. Согласно этому понятию, возможность чудес исключается как априорное метафизическое предположение, что и освобождает возражающего от тяжелой ответственности исследования утверждаемых чудес, происшедших в истории. Короче говоря, согласно этому взгляду утверждается следующее: "Бога; нет; есть только природа, материя, обусловленная механическими процессами и управляемая постоянными, неизменяемыми физическими законами. Ясно, что в таком космосе чудеса невозможны".

Я выразил такое понятие довольно грубо для того, чтобы выделить очевидное предвзятое мнение данной позиции. Прежде чем использовать такое догматическое заявление, как априорную дубинку, оно нуждается во многих доказательствах. Рассмотрел ли тщательно материалист теистические аргументы и пришел ли он к выводу, что все они, без всякого сомнения, полностью несостоятельны? Какой высокомерный человек так скажет? Но именно так и приходится говорить, если пользоваться материализмом, как априорной дубинкой в отрицание чудес. По этому понятию утверждается следующее: "Я знаю все, что вероятно во Вселенной, и я также знаю, что неповторяемые события, которые являются исключениями из естественных законов, невозможны".

Неужели? Разве Вы все это знаете? На самом деле, среди тех, кто тщательно и систематически рассмотрел теистические доводы, многие, в результате этого, стали верующими, или, по крайней мере, агностиками, уважающими теистическое понятие. Нельзя сказать, что теистические доводы целиком бесполезны. Вместе взятые, они довольно убедительны. Можно сказать, что они вероятны, по крайней мере — возможны, а, быть может, и правдоподобны. Поскольку никто не может быть уверен в полной бесполезности теистических доказательств, это не позволяет и Вам каким-то грубым образом отрицать возможность чудес.

Этот вопрос напоминает мне о человеке, который утверждает, что "шмель теоретически не может летать". Почему? Потому, что его тело нарушает некоторые основные правила аэродинамики (у него короткие крылья, тело не подходящего размера и веса и т. д.). Ладно, Агнос, но видели ли Вы когда-нибудь летающего шмеля? Я такое видел, поэтому сильно сомневаюсь во всякой теории, по которой утверждается, что шмель не летает. Подобно этому, если я смотрю на историю и нахожу хорошие доказательства чудес, то я сильно сомневаюсь в мировоззрении, утверждающем их невозможность. Это особенно так, когда мне предлагают такое утверждение даже перед тем, как мне была предоставлена возможность рассмотреть исторические доказательства чудес.

Допустим, что есть довольно убедительные доказательства чудес. Какую реакцию на это проявил бы человек, отрицающий возможность чудес? По всей вероятности, он классифицировал бы чудо, как "случайную неисправность" в природе, т. е. странное явление, которое ему лучше всего забыть. А что случилось бы, если бы чудо было настолько очевидным, а факт нарушения данного закона был бы столь уверенно установленным, что объяснение этого случая не удовлетворяло бы пытливого интеллекта человека, ищущего чуда? Разве это не заставило бы человека, отрицающего возможность чудес, прийти к выводу, что такие события, действительно, могут быть чудесами и что причинный посредник (Бог), на самом деле, существует? Да, так может случиться и в прошлых веках случалось много раз.

Наша проблема подобна трудности ребенка, чьи преступные родители на протяжении нескольких лет "промывали его мозги", чтобы он думал, что "все милиционеры плохи". Первый симпатичный милиционер, которого он встречает, нарушает его убеждение. Он может или отказаться от своего предвзятого мнения, или объяснить доброту милиционера чем-то другим. При каждой новой встрече с симпатичным милиционером его предвзятое мнение все более и более подвергается сомнению. В конечном счете, его встречи со многими симпатичными милиционерами заставляют его изменить прежнее убеждение и прийти к выводу, что "не все милиционеры плохи".

То же самое можно сказать о чудесах. Можно убедиться в подлинности чудес разными путями: 1) Вы можете допустить саму убедительность доказательств изменить Ваше негибкое мировоззрение, чтобы Вам "увидеть" их; 2) Можете посмотреть на утверждаемые чудеса, приняв более гибкое материалистическое мировоззрение, и позволить, чтобы они заменили Ваши прежние "очки" новыми; 3) Вы, быть может, уже верите в Посредника, обладающего способностью совершать чудеса, и можете согласиться с тем, что они возможны, если Вам будет предоставлено достаточно доказательств. В истории еврейско-христианской религии люди принимали подлинность чудес этими тремя путями, хотя признаю, что первый из них довольно редок. Однако, во всех случаях данные одни и те же, — именно, речь здесь идет об исторических доказательствах чудес. Вот это же остается неизменным; нужно или объяснить несостоятельность этих доказательств, или принять их.

Возражение материализма против чудес принимает более хитрый вид. Вместо догматического заявления, только что проанализированного, часто слышишь нечто наподобие следующего: "Наука — не друг чудесам. Вселенная, в которой происходили бы чудеса, была бы капризной, суетливой, непредсказуемой. Такая возможность уничтожила бы науку, требующую неизменных законов". [Смотрите, например, замечания некоторых ученых, которые дали интервью автору F. E. Trinklein, The God of Science, (Grand Rapids: Eerdmans, 1971), стр. 78—93.] Гораздо труднее ответить на возражение, поставленное в таком виде.

Не утверждение, на самом деле, а жалоба составляет суть возражения. Материалист жалуется, что чудеса уничтожают замкнутый механический характер материальной Вселенной; они нарушают правила научного предсказания. Прежде всего, заметьте метафизические предположения, лежащие в основе материалистического понятия: возражающий как-то слепо предполагает, что Вселенная — замкнутая механическая система, в которой предлагаемое предсказание не подлежит нарушению. Возражающий этим утверждает, что Вселенная будто бы подобна девственнице, принявшей обет безбрачия ради ученого. Значит, космос будто бы дал обещание, что он ни в коем случае не совершит чуда ввиду того, что это равносильно метафизическому изнасилованию или, быть может, философскому блуду. Выходит, что бог научности настолько ревнив, насколько и Бог Иегова!

Это возражение опирается на ошибочное понятие, которое мы называем "неправильным применением примера", и, согласно которому без всякого основания предполагается, что два сравниваемых предмета подобны друг другу во всех аспектах. Одно старое правило литературной интерпретации гласит: "Не заставляй метафору ходить на всех четырех ногах". Вот пример этого принципа: если Вы называете свое дитя "моим маленьким ягненком", то было бы глупо спросить у Вас: "а где, тогда, его шерсть?". Ясно, что слово "ягненок" служит метафорой, показывающей сходство ребенка с ягненком в некоторых, но не во всех, чертах.

В отношении вопроса о чудесах пример применяется ошибочно тогда, когда материалист предполагает, что "законы природы" похожи на законы человеческого общества. В истории лингвистики самым большим источником путаницы, быть может, является применение слова "закон", во-первых, к приказу верховной власти, и, во-вторых, к научным выводам Ньютона, Дарвина или Эйнштейна. Общественный закон является личным повелением с моральной ориентировкой и со способностью заставить человека слушаться данного приказа. Ничто из этого не применимо к так называемым законам природы.

Ученые законов "не принимают", они их открывают. Законы, открытые ими, оказываются выводами, оформленными на основании средних величин; это, скорее всего, не выводы, с которыми исследователь вынужден согласиться. Сверх того, научный закон обычно зависит от чего-то другого. Его можно изменить или даже опровергнуть новым объяснением. Итак, ученые более похожи на историков, чем на законодателей: они описывают, как природа действует; им не дано предсказывать, как она должна действовать. Наука, как таковая, не имеет права предположить подлинность великого вождя детерминизма, императора единообразия природы, держащего космос под стражей с небесным пулеметом в руках.

Материалист отрицает чудеса, полагаясь на принципе единообразия; это первая предпосылка любого естественного закона. Согласно этому принципу, можно сказать, что событие, которое Вы увидели в контексте определенной сферы времени и пространства (т. е. на Земле), можно предсказать в контексте различных сфер времени и пространства. Но вся трудность в том, что никак нельзя доказать принципа единообразия. Идея, что будущность будет подобна минувшим временам, — это всего лишь наша надежда, ожидание, наша "слепая животная вера". Ученый принимает подлинность этой идеи на прагматических основаниях. Но если этот принцип принимается на прагматических основаниях и невозможно доказать, что он соответствует теперешнему порядку вещей, то ясно, что его нельзя использовать с той целью, чтобы исключить возможность чудес. Подтверждения, которые всего лишь прагматичны, не отменяют той возможности, что возникнут случаи, когда принцип будет нарушен.

Например, если это Ваше желание, то можете сказать: 1) "Что касается меня лично, то я никогда не видел, чтобы вода стала вином только по той причине, что она стояла в каменных сосудах". Ладно, я также подобного не видел. Вы даже можете добавить: "Сверх того, в отношении современной науки это также не наблюдалось". Опять-таки, Вы вероятно говорите правду. Но вот в чем дело: Вы не имеете права пойти за пределы самого утверждения и сказать: 3) "Поэтому, ни в коем случае вода таким образом не может превратиться в вино".

Ваши первые два заявления историчны, эмпиричны, описательны, индуктивны и скромны. Третье утверждение нормативно, метафизично, дедуктивно и высокомерно. В самом деле, неприлично нам перейти от эмпирического к нормативному, не признав в этом процессе того, что мы перестали быть учеными и стали метафизиками. Вы можете сделать эти прыжки от первой ко второй и третьей позиции, но не называйте это научной деятельностью, ибо это есть чистая метафизическая деятельность и, к тому же, такой переход с первой ко второй и к третьей позиции наверно является плохим примером метафизического процесса.

Но кто-то спрашивает: "Неужели Вы утверждаете, что во Вселенной отсутствует основной порядок?". Нет, сто раз нет! Мы, христиане, признаем и принимаем наличие космоса, не хаоса. Наша цель не в том, чтобы отрицать порядок и единообразие, но в том, чтобы показать, что есть разные типы упорядоченной системы, отличающиеся от механически-физического упорядочения. В связи с вопросом о чудесах нам представлены три картины Вселенной: две — крайнего порядка, одна — среднего.

Во-первых, материалист настаивает на необходимости целиком упорядоченной Вселенной, описанной до последней детали наукой, замкнутой, вполне определенной, в которой отсутствуют всякие чудеса или случай, нарушающие известные законы. Во-вторых, материалист обвиняет христианина в том, что он принимает Вселенную как самопроизвольную и непоследовательную систему, в которой все может случиться и все является чудом. Эти две позиции представляют ошибочную дилемму. Есть и третья позиция, сохраняющая и научные и чудесные явления.

Согласно третьей позиции, постулируется Вселенная, которая в большинстве случаев следует определенному порядку — не потому, что она мертва, материальна или механически определяема, но потому, что ее Создатель желает, чтобы она в большинстве случаев действовала по установленному порядку. Порядок, который идет от личного Творца, проявлял бы определенную или телеологическую целесообразность. Христиане смотрят на природу как на результат действующего Разума, поэтому у нас нет причины не считать, что даже нормальные события происходят по воле Творца.

Этот Разум придает действиям природы столько упорядоченности и последовательности, сколько пожелал бы любой ученый, потому что целесообразность противится принципу случайности в такой мере, в какой ему противится и принцип механистического действия. Поэтому даже тогда, когда чудеса происходят, то это случается по воле великого Разума. Итак, нам нет причины считать, что нормальные повторные события не происходят по воле Создателя. Генри Стоб прекрасно выражает эту мысль:

"Законы природы, формулируемые нами, — ничто иное, как наше определение "обыкновенного действия Бога". Они стали действовать не до Бога, а после Него; они отмечают Его обычаи. Они "держатся" по той причине, что Бог желает действовать таким образом, но они Его не связывают. Бог свободен оставить Свои следы там, где хочет, и иногда Он оставляет их на непривычных для нас путях. Мы можем быть уверены в том, что Он это делает для того, чтобы послужить определенной святой цели". [Henry Stob, "Miracles," Basic Christian Doctrines, ed. Carl F. H. Henry (New York: Holt, Rinehart, and Winston, 1962), стр. 83.]

Поэтому христианин также может, в некотором смысле, похвалиться о существовании особой "замкнутой" Вселенной. Бог замкнул ее. Независимо от того, что происходит, — чудо или нормальное событие, — все происходит по Его воле. Чудеса в сущности не нарушают никакого настоящего порядка, если все происходит по Его воле. Однако, не желая пропустить следующее, стоит сказать, что чудеса все-таки для нас исключительные явления, но это лишь потому, что с точки зрения вечности мы всего не видим, как Бог все видит. [Бетт прекрасно обсуждает этот вопрос в книге: Bett, Reality of the Religious Life, стр. 111 и дальше.] Если бы мы знали все о системе природы в ее целостности, как ее знает Бог, то чудо не показалось бы нам нарушением обыкновенного закона. Чудесное событие представляется нам нарушением закона, но это потому, что мы ограничены. Как раз в этом-то и цель чуда: чтобы приковать наше внимание, внимание ограниченных существ. Для Бога нет чудес, потому что в силу Его всезнания ничто не удивляет Его. Для Бога нет разделения между естественным и сверхъестественным, потому что Его интеллект неограничен. Итак, слабость возражения материалиста против чудес заключается в том, что он, — маленький, ограниченный человек, пребывающий в шорах позитивизма, — утверждает, что он может "замкнуть" Вселенную и ограничить все возможные события, относя их к механически-физической сфере действительности.

Агнос, имеется ли какая-то разница в воздействии самих чудес или нашей личной свободы на законы природы? Вы говорите, что каждое событие имеет свою причину, но то же самое говорит христианин. Чудо имеет свою причину, как и всякое действие по нашей свободной воле. Но по сравнению с нормальным физическим событием причина чуда — иного типа. Человек может изменить нормальный ход действий в природе своей волей. Например, он может заставить воду течь вверх или бросить камень вверх против закона тяготения. Для меня действие нашей воли, изменяющее закон природы, выходит настолько же загадочным, насколько загадочна воля Божья, изменяющая природу, когда сбывается чудо. Почти все те загадочные трудности, которые мы встречаем, когда ставим вопросы о воле, мы снова встречаем, когда ставим вопросы о чуде. Именно по этой причине самые последовательные в утверждениях философы, как Б. Ф. Скиннер, не верят ни в реальность свободной воли, ни в реальность чудес. ["С ревностным старым презрением господин Бернард Шоу говорит об идее чудес, — будто бы они являются нарушением веры со стороны природы; каким-то странным образом он, видимо, не сознает, что чудеса оказываются последними цветами на его любимом дереве, — именно, это его доктрина о всемогуществе воли" (Chesterton, Orthodoxy, стр. 128).]

Если выразить саму суть чудес, то они не нарушают причинность. Они нарушают материалистический детерминизм; так и должно быть, ибо это дефективное метафизическое понятие. Если Вы верите в действительность свободной воли, морали, эстетики или любого другого явления, превосходящего материализм, то этим Вы уже, в частности, открыли дверь к возможности чудес.

2) Философский теизм. Как бы странно это ни было, но некоторые теисты стараются закрыть дверь к возможности чудес. Хотя они верят в Личность, обладающую силой совершать чудеса, они их отрицают. "Бог не действует таким образом, — настаивают они, — чудеса смущают нас; легче верить в Бога без чудес. Это дешевые фокусы, которые совершают старые боги, или, вернее, неразумные люди приписывают чудеса истинному Богу". Макс Борн, знаменитый немецкий физик, утверждает:

"Не стоит обсуждать любое явление, нарушающее естественные законы, потому что такая идея о Боге нас удручает. Это сделало бы Бога меньшим, чем мы представляем Его. Когда Он заявил, что эти законы имеют силу, то никаких исключений Он не допускал бы. Такая идея крайне человеческая. Люди это делают, но не Бог". [Эти слова цитируются в книге Trinklein, God of Science, стр. 80.]

Доктор Борн подобен деистам эпохи Просвещения, которые утверждали, что Бог полностью открывается нам в порядке и гармонии сотворения и не нуждается в каких-либо чудесах, чтобы показаться нам. Деист мало отличается от материалиста, так как он оценивает порядок в космосе так, что сам удивляется всякий раз, когда где-то нарушается данный порядок.

Мой главный вопрос деисту таков: на каком основании ему стало известным, что Бог никогда не нарушает ни одного из Своих законов? Когда именно Бог сказал доктору Борну, что законы природы будут иметь силу на всю вечность? Библия нигде этого не говорит; как раз наоборот: в ней записаны сотни чудес, когда Бог нарушил законы природы. Разве доктору Борну было дано особое частное откровение? Или он предпочитает единообразие и порядок? Что свидетельствует от том, что эта предпочитаемая склонность описывает то, что действительно произошло в истории, или то, что Бог действительно сделал?

Поставьте себе вопрос: каким образом Богу лучше было бы доказать Свое присутствие? Не тем ли, чтобы на короткое время нарушить или изменить нормальные процессы природы? Разве это не удивило бы разум человека и не обратило бы внимание других на Чудотворца н на Его весть? Как мог бы Бог открыться в таком обыкновенном и повторяемом процессе, как восход солнца? Когда замечаешь, как природа действует своими нормальными средствами, то думаешь, что так и должно быть. Действие естественного закона/ не убедит тебя в присутствии Бога, как это сделает действие, нарушившее известный закон. Как и в случае материалиста, деист выражает особую жалобу и личное предпочтение, но настоящего возражения против чудес он не имеет, если исторических доказательств для них достаточно.

3) Третье философское возражение обвиняет христианскую позицию в доводах, которые сами нуждаются в доказательстве. Уалтер Кауфманн выражает его так: "Для принятия чуда нужна вера. Для человека, которому веры недостает, никакого чуда нет. Поэтому апелляция к чудесам в доказательство убеждений — это довод, который сам нуждается в доказательстве". [Walter Kaufmann, Critique of Religion and Philosophy (New York: Harper, 1958), стр. 92.] Некоторые говорят, что рассказы о чудесах бытовали только среди людей, духовно подготовленных или готовых к принятию чудесных явлений.

Прежде всего, никто среди христиан не станет просто утверждать, что "чудеса доказывают христианскую веру". Доказательства исходят из многих источников и чудеса лишь один из них. Мы не считаем, что изолированные, голые чудеса доказывают любое мировоззрение.

Сверх того, такая кругообразность в доводе подобна кругообразности, которую в четвертой главе мы отметили в отношении подтверждения любого мировоззрения. Для того чтобы увидеть, подтверждают ли данные определенное мировоззрение или нет, надо надеть "соответствующие (метафизические) очки", т. е. приходится предварительно предположить, что данное метафизическое утверждение достоверно, затем нужно ответить на вопрос, дают ли очки последовательную картину в отношении рассматриваемых данных? Без особого труда я мог бы сказать, что материалист не в силах доказать детерминизм, ссылаясь на обыкновенные законы, по той причине, что еще до этого он все-таки хочет верить в детерминизм. Было бы странно, если бы на судебном процессе прокурор обратился к защитникам со словами: "Дело в том, что вы хотите, чтобы ваш клиент был невиновен, и по этой причине вы не видите показаний, обвиняющих его!".

Требовать "научных условий" (кстати, не совсем ясно, что это такое) для того, чтобы проверить состоятельность чудес — несправедливо. Проверить некоторые вещи невозможно, пока ты сам не поставишь себя в такое положение, какое позволит тебе пережить утверждаемое, если оно действительно произойдет. Если бы я предсказал, что завтра солнце взойдет точно в шесть часов утра, то Вы действительно не могли бы подтвердить или опровергнуть предсказание, спустившись на три тысячи метров в шахту как раз в назначенное время. Психологу, собирающему данные у пьяниц, было бы нелепо бранить их за то, что они постоянно в пьяном состоянии. Тот факт, что теисты, которые верят в откровение Бога, вероятно хотят, чтобы чудеса действительно происходили, или считают, что чудеса действительно происходят, не опровергает того, что чудеса действительно происходят.

Кроме того, по крайней мере имеется один случай, когда опр