Компрадоры как ядро российской элиты

Очевидно, что интересы продуктивных групп российско­го общества (национальной буржуазии, профессионалов, ква­лифицированных рабочих) состоят в модернизации страны, ее переходе от состояния сырьевого придатка по отношению к ядру мир-системы к построению современной индустриаль­ной и частично постиндустриальной экономики. Но это воз­можно лишь при одном непременном условии — поддержке такого проекта правящей элитой. Однако и интересы этой эли­ты, и ее базовые ценности не совпадают с устремлениями этого большинства активной части общества.

Состав правящей элиты предопределен характером эконо­мики: экспортный оборот страны на 85% сформирован за счет продажи нефти, газа и других полезных ископаемых, а доля про­дукции обрабатывающей промышленности в экспорте — всего лишь 12,5%. Соответственно правящий слой формируют те, кто контролирует экспорт минерального сырья, прежде всего газа и нефти, алмазов, металла, леса. Эти владельцы и экспортеры отечественных сырьевых ресурсов, как справедливо отмечают многие авторы, относятся к разряду «компрадоров-буржуа», т.е. предпринимателей, чье благополучие зависит не от внутренних, а от внешних экономических и политических факторов.

В период 2000-х гг. рентополучающий бизнес потерял ве­дущие позиции в обществе: их представители остались в элите, но на вторых ролях, первые же роли, определяющие позиции, заняли чиновники. Представители рентополучающего бизнеса лишились возможности напрямую участвовать во власти, а аб­солютный контроль над подавляющей частью национальных активов, прежде всего над стратегическими отраслями эконо­мики, включая производство и экспорт национальных ресур­сов, как и в советские времена, вновь оказался сосредоточен­ным в руках политического руководства страны и высших чи­новников государства.

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

По мнению специалистов, среди признаков российской компрадорской элиты (и бизнесменов, и чиновников) при­сутствуют потребительское отношение к национальным ре­сурсам (как сырьевым, так и людским), прямая зависимость от иностранного капитала и иностранных центров политиче­ского влияния, перевод большей части прибыли в зарубежные активы. Принцип деятельности этой доминирующей части компрадоров состоит в минимизации расходов на все, что не способствует прямо и немедленно росту текущих прибылей. К тому же следует принять во внимание, что крупные экспор­теры минерального и природного сырья, а также обслуживаю­щие их крупные финансисты не ощущают под собой твердой правовой опоры ввиду спорной легитимности приватизиро­ванной собственности на природные ресурсы: недаром многие из них стремятся выгодно продать свой бизнес, переводя ка­питалы на Запад. Эта группировка крупных собственников и контролирующих их представителей высшего чиновничества придерживается ультралиберальных, отчетливо антиэтатист­ских взглядов.

Еще одна и ныне самая влиятельная группа компрадо­ров — это государственники, контролирующие газовый и неф­тяной экспорт. Эти люди сохраняют все черты классических компрадоров, поскольку ставят запросы внешнего рынка выше интересов национального развития. Заметим, что за последние 20 лет в стране не было открыто ни одного значительного мес­торождения газа и нефти. У всех этих группировок компрадор­ской направленности нет надежной, по-настоящему долго­срочной социальной поддержки внутри страны [Сафронов,

2007; 2009].

Другой привилегированной группой общества, поми­мо крупных собственников, в период ельцинизма стало (точ­нее, сохранило и укрепило свои позиции) российское чинов­ничество, прямое продолжение советской номенклатуры. Остановимся на некоторых характеристиках административно-политического руководства современной России. На протяже­нии 1990-х гг. в его составе как на национальном, так и в еще большей мере на региональном уровне сохранили свой статус и даже повысили его более половины выходцев из советской номенклатуры.

Глава 13. Российская псевдоэлита и ее идентификация...

После недолгого пребывания на ведущих позициях в фе­деральном правительстве демократические деятели из «ав­густовской» волны 1991 г., выдвинувшиеся на митингах и в парламентских схватках, были заменены «старыми» кадрами из более молодых представителей номенклатуры, как тогда вы­ражались, к власти пришли «вторые секретари». Уже к 1994 г. административно-политическая верхушка более чем на 60% состояла из бывшей советской номенклатуры, лишь около 22% — это были на первый взгляд новые люди. Но немалое число этих неофитов в политических верхах вышло из семей, принадлежавших к элитарным группам в прежней властной ие­рархии [Ершова, 1994]. По оценкам других экспертов, с начала перестройки и до конца 1990-х гг. обновление кадрового со­става руководства страны составило не более 20—30% [Еудков, Дубин, Левада, 2007, с. 38]. Для сравнения: в посткоммунисти­ческих Венгрии и Польше в 1993 г. соответственно лишь 25 и 15% представителей старой номенклатуры занимало высшие государственные посты [Яковлев, 2003, с. 51]. Неудивительно, что трансформационные траектории этих стран демонстриру­ют совсем иную динамику, чем наша собственная.

За 2000-е гг. произошло массовое смещение в пользу вы­ходцев из специальных служб, и на сегодняшний день эти быв­шие советские офицеры КЕБ занимают позиции губернаторов, руководителей парламентов, крупнейших государственных корпораций как в сырьевом секторе экономики, так и военно-промышленном и т.д. Возвращение к власти этого слоя бюро­кратии было неизбежно, ибо именно офицеры спецслужб были остовом теряющей контроль над обществом власти, той же са­мой бывшей советской власти, опирающейся по-прежнему на бюрократический аппарат. Попытки так называемых олигар­хов подмять под себя государство, стать всевластными хозяе­вами страны, где доминируют частные интересы, провалились. Начался процесс восстановления вертикали власти. Опорой послужила каста выходцев из спецслужб, сохранившая госу-дарственнический менталитет в условиях полного и всеобщего разложения и деградации других групп советской бюрократии. Если в составе «ельцинской» элиты в 1993 г. лиц с учеными сте­пенями было 52,5%, то в «путинской» элите (2002 г.) — 20,9%,

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

соответственно лиц с военным образованием — 6,7 и 26,6%, прямые ставленники бизнеса — 1,6 и 11,3%. К элите при этом были отнесены члены Совета безопасности РФ, депутаты обеих палат Федерального Собрания РФ, члены Правительства РФ, главы субъектов Федерации. В последующие годы процент выходцев из спецслужб несколько вырос. Так, в составе пра­вительства М.М. Касьянова (2000—2004 гг.) их насчитывалось 33%, а в правительстве В.В. Путина (2008 г.) — 43%, что дало возможность ликвидировать угрозу государству со стороны непомерно усилившихся к концу 1990-х гг. олигархов. Однако сами силовики в 2000-е гг., сняв угрозу государству от олигар­хов, сами распались на группы со своими клановыми интере­сами. Общегосударственное уступило место корпоративному, публично-частному [Крыштановская, 20026, с. 161; Пастухов, 2009; Воронкова, Сидорова, Крыштановская, 2011, с. 76].

Добавим, что немалое число неофитов в политических и административных верхах являются выходцами из семей, при­надлежавших к элитным группам в прежней властной иерархии. В кругах старшего поколения чиновников широко (и оправдан­но) распространена точка зрения, что эти новые лица привносят неоправданную коммерциализацию, стремятся использовать властные органы для защиты интересов своих компаний и кор­пораций и для прямой коррупции [Чирикова, 2003, 2008].

Не менее значимые выводы следуют и из результатов ис­следования высшего слоя российской бюрократии, проведен­ного Институтом экономики РАН в 2007 г. Данные результаты были получены в ходе интервью с самими чиновниками и пред­ставляют своего рода «автопортрет». Так, весьма любопытным наблюдением является проводимая чиновниками незримая грань, отделяющая «обычного чиновника» от представителя «властной элиты», которая проходит на уровне должности «на­чальника отдела» и «замдиректора департамента». Характерно, что эта же грань, кроме того, определяет предел возможностей для карьерного роста большинства рядовых работников аппа­рата власти, т.е. компетенции, квалификация и прочие профес­сиональные качества работников с определенной должностной ступени уже не имеют принципиального значения, главным фактором мобильности внутри «элиты» становятся социаль-

Глава 13. Российская псевдоэлита и ее идентификация...

ный капитал и лояльность вышестоящим чинам («единомыш-ленничество»). Неудивительно, что самими чиновниками за всем этим признается наличие определенной кастовости в от­ношениях [Гвоздева, 2007, с. 32-33].

Представительный опрос и населения, и экспертов был проведен в июле 2007 г. в 14 субъектах РФ по выборке, разрабо­танной в социологическом центре РАГС при Президенте РФ. Всего было опрошено свыше 2000 респондентов. Отметим ответы респондентов на вопрос: «Как, по Вашему мнению, сформировался высший слой административного руководства Вашего региона?». На первом месте ответ — «к власти пришли путем интриг хитрые, беспринципные, алчные люди, ставя­щие своими целями личные интересы» (41%). На втором мес­те (39%) вариант ответа весьма неопределенного характера: «в ходе политической борьбы произошел отбор руководителей новой формации». Наконец, третья ранговая позиция вполне откровенна и четка: «в этом слое представлена бывшая номен­клатура, быстро сменившая прежнюю идеологическую при­надлежность» (30%). Вполне реалистичен подход опрошенных в ответах на вопрос об их ожиданиях с приходом к власти новых людей. Выделены следующие факторы «пребывания в высших эшелонах власти», %:

1) богатство, деньги — 47; ^;

2) профессионализм — 45;

3) престижное образование — 30;

4) лояльность политическому режиму — 28.

Авторы исследования, проводившие аналогичный опрос в первой половине 1990-х гг., получили возможность сопоста­вить ситуации в начале реформ и к концу трансформационного периода. За 15 лет произошли изменения в источниках форми­рования региональных элит. Выходцы из партийно-советской номенклатуры постепенно отошли от рычагов управления, их осталось около 35%. В то же время примерно 30% позиций в региональной властвующей верхушке заняли новые люди, про­шедшие управленческую социализацию в постсоветское вре­мя. Но остается вопрос о преемственности поколений, семей­ных и сословных связях, на который в данном изыскании нет ответа. Он не сводится лишь к ответу на вопрос о сохранности

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

и влиянии прежней номенклатуры. Конечный вывод авторов таков: анализ «показывает гетерогенный характер элитного со­общества, действие разнородных механизмов генерирования лидерских и элитных групп и несформированность капитала социального влияния, позволяющего консолидировать обще­ство» [Понеделков, Старостин, 2008, с. 85—98].

В целом приведенные данные характеризуют нынешнюю властную элиту как замкнутую (закрытую) социальную груп­пу, вхождение в которую с легкостью контролируется ее внут­ренними участниками. Наблюдения исследователей высшего чиновничества привели их к выводу, что профессионально-квалификационный потенциал власти на верхних этажах госу­дарственного управления падает и одновременно идет сужение диапазона выбора кадров из профессиональных ниш и замена его политическими и клановыми назначениями.

Как известно, социальные привилегии — органичная часть этакратической системы — неизбежно входят в социаль­ную политику этой системы. Сохранение и даже расширение оставшегося с советских времен внерыночного распределения значительной части ресурсов, контролируемых государством, в качестве благ и услуг правящему слою является доказатель­ством не буржуазно-демократического, а неоэтакратического характера социальной политики.

Весьма актуальную сторону непроизводительных издер­жек на чиновников рассмотрел известный банкир А. Лебедев. Он считает, что руководители государственных корпораций затрачивают миллиарды долларов в год для удовлетворения непомерных потребностей чиновников. «Все ваши часы за 2 миллиона долларов, виллы, заходы в ювелирные бутики из­вестны, как и многомиллионные загулы в Давосе, которыми вы хвастаетесь в газетах. Разве трудно проверить в самых до­рогих отелях, курортах, арендованных или купленных яхтах и VIP-самолетах ваши траты на миллиарды долларов за послед­ние два-три года?» И А. Лебедев предложил Государственной Думе и Счетной палате создать комиссию по проверке адми­нистративных расходов 20-30 ведущих государственных кор­пораций, где ежегодно и «пропадают» миллиарды долларов (Московский комсомолец, 2005, 24 февр.). Через три года со-

Глава 13. Российская псевдоэлита и ее идентификация...

всем не обиженный судьбой и явно не из чувства зависти мил­лиардер А. Лебедев, так и не добившись никакой реакции на свои недоумения, вновь и еще острее написал о том же набо­левшем. Речь идет о страшном сочетании, синтезе чиновника и бизнесмена. «Это новая живая материя. Должностное Лицо с Личными Бизнес-Интересами, или просто ДОЛБИН. И это серьезнее олигархии — ярлыка, приклеенного чиновниками-долбинами не связанными с ними бизнесменам.... Ежегодно, под Новый Год топ-менеджеры госкорпораций официально, "по-белому", выписывают себе бонусов на 7—10 млрд долл. А еще больше кладут в карманы за счет незамысловатых ге­шефтов: откатов за кредиты и те же подряды, модный нынче "аутсорсинг", перевод акций кредитуемых объектов на род­ственников и т.п.» [Лебедев, 2008, с. 4].

Доходы чиновников не исчерпываются официально полу­чаемыми благами от государства. Их роскошные виллы и соб­ственные дорогие автомобили постоянно вызывают раздраже­ние у сограждан. И если нередки судебные разбирательства с представителями бизнеса, то высшее чиновничество устойчиво защищено от выяснения подлинных источников своих сверх­доходов, а их источник общеизвестен — тотальная коррупция.

Проблемы коррупции в высших эшелонах власти столь подробно обсуждаются и в СМИ, и в Интернете, что здесь мы не будем уделять этому вопросу заслуженного им внимания. Отметим, что уже многие годы вокруг покупок должностных мест складываются довольно устойчивые «таксы». Так, по дан­ным интервью, проведенных социологами в 2006 г., для окон­чательного утверждения на должность члена Совета Федерации (уже при наличии решения регионального законодательного собрания) нужно было заплатить около 2 млн долл. Примерно такого же размера такса действовала для назначения на руко­водящие должности в ведущих министерствах (руководитель службы или агентства). Поданным Фонда ИНДЕМ, стоимость назначения депутата на должность председателя комитета оце­нивалась в том же году в 30 тыс. долл. [Барсукова, 20066, с. 9].

Социальные приоритеты властных кругов со всей отчет­ливостью проявили себя в нетривиальных условиях мирового кризиса конца 2000-х гг., весьма болезненно сказавшегося на

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

России. Бесспорным приоритетом антикризисной государствен­ной политики в Российской Федерации выглядело фактическое спасение «имущественных прав крупных собственников и бан­ковской системы, что видно, в частности, на примере закона о снижении налогов. Вместо снижения НДС, которое коснулось бы всех, был снижен налог на прибыль; между тем в условиях кризиса большинство предприятий эту прибыль не получают, за исключением крупных монополистов-экспортеров (компрадо­ров. — О.Ш.). Средний бизнес (которым по ряду оценок в зна­чительной мере представлен высокотехнологичный сектор) в период кризиса оказался без поддержки». И далее тот же автор справедливо подчеркивает, что «крупнейшие компании в целом сегодня характеризуются низкой эффективностью и отсутстви­ем у собственников и менеджмента достаточных стимулов к ре­структуризации» [Гаман-Голутвина, 2011, с. 239-240].

Отметим, что в стране во имя интересов альянса олигар­хических групп и высшего чиновничества всего лишь за деся­тилетие (2000-е гг.) сложилась присущая многим слаборазви­тым странам с доминированием сырьевого сектора экономика престижного потребления, для которой характерны застой­ность и зависимое развитие.