Первые российские исследования стратификации советского общества

Научная социология невозможна в тоталитарном обще­стве. Но как только началась послесталинская оттепель, ста­ли проклевываться первые ростки академической социологии. Едва зародившись, да и то пока еще в эмпирической форме, со­циология в СССР стала очень серьезно заниматься стратифика­цией. В работах социологов-дилетантов, социологов-самоучек уже в начале 1960-х гг. прозвучали признания в существовании в стране значительного неравенства во власти, жизненных шан­сах, социальном статусе. Стали печататься данные о бедности в СССР, которую обозначали термином «малообеспеченность», появились в публикациях сведения о реальном неравенстве в распределении жилья, о различиях в уровне образования.

Наибольший интерес вызвали тогда исследования новоси­бирского социолога В.Н. Шубкина, вплотную примыкавшие к тематике стратификационных изысканий. Он с конца 1950-х гг. исследовал (причем многолетне, по единой методике) меру престижности разных профессий у школьников, жизненные планы молодежи и влияние различных социальных факторов на их реализацию (город — село, социальное положение роди­телей и т.д.). Эти изыскания были повторены в разных районах страны и устойчиво продолжались более 20 лет [Шубкин, 1970; Чередниченко, Шубкин, 1985]. Интерпретационные возмож­ности полученного в итоге грандиозного массива информации

Глава 8. Основные концепции социального порядка и стратификации в обществах...

для целей изучения стратификации до сих пор недооценены отечественными социологами. Именно через учащихся школ могут быть «схвачены» недоступные, как правило, в представи­тельных опросах социальные «верхи» и «низы».

Переломным моментом в развертывании стратификацион­ных исследований явилась Всесоюзная конференция по пробле­мам социальной структуры, состоявшаяся летом 1965 г. в Минске. Хотя все официальные руководители были выразителями стали­нистской концепции, на ней впервые достаточно отчетливо про­звучал голос тогда молодых социологов, которые в ближайшие годы проделали наиболее серьезные работы по социальным деле­ниям и природе социального неравенства в СССР.

Несколько лет после ухода Н.С. Хрущева от власти вплоть до оккупации Чехословакии (1965—1968) были наиболее бла­гоприятными для развития социологических исследований. Элита стремилась опереться на интеллигенцию, найти в ней своего союзника и партнера в укреплении режима. Шло рас­ширение рядов бюрократии за счет интеллектуалов, правда, не на контрольных позициях. Создавались различные общест­воведческие центры (Институт мирового рабочего движения, Институт конкретных социальных исследований) с явно вы­раженным социологическим уклоном. В других гуманитарных институтах АН СССР организовывались социологические от­делы и лаборатории. Во главе институтов встали либерально мыслящие люди (академики A.M. Румянцев, Ю.В. Бромлей и др.). Эта ситуация по инерции продлилась до 1972 г.

Следует иметь в виду, что почти все социологи того вре­мени совсем не были противниками социализма. Они стреми­лись к его оздоровлению, смене сталинской модели на модель «социализма с человеческим лицом». С этим во многом связа­на и манера, с помощью которой в литературу вводились новая терминология и концептуальный аппарат. Это происходило без прямого разрыва с официальными остаточно сталинистскими построениями, сохранившимися в партийно-государственной идеологии.

В СССР в это время теоретическая мысль одних из со­циологов повторила вариант, наиболее продвинутый в трудах П. Махонина, но часть авторов попыталась найти иное объяс-

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

нение столь очевидному неравенству в своей стране. Они зада­лись вопросом: имеется ли при социализме полное равенство в реальном процессе присвоения собственности. Это была со­вершенно еретическая по тем временам мысль, и пришла она в голову еще в конце 1950-х гг. экономисту Я.А. Кронроду. Он писал о том, что в стране при формальном равенстве отноше­ний собственности существует реальное неравенство по их ис­пользованию. Это неравенство проявляется в фазах производ­ства, распределения, обмена и потребления [Кронрод, 1966, с. 300-313]. Естественно, что автор при этом не подвергал со­мнению социалистическую природу советского общества.

Теоретическое построение Кронрода давало другим «ере­тикам» в краткие периоды идеологических оттепелей возмож­ность обосновать и эмпирически подтвердить неравенство между людьми [Шкаратан, 1970а]. Причем эта экономическая концепция «работала» на подтверждение сословно-слоевого строения советского общества, поскольку сама категория меры присвоения не могла быть выражена в оппозиции «собственник—несобственник», а в континууме, отражавшем эту меру как во властной и профессионально-должностной по­зиции, так и в уровне присвоения благ и услуг. Точка зрения на советское общество как слоевое получила развитие в СССР со второй половины 1960-х гг.

Исследования стратификации тех лет строились на при­менении таких критериев, как уровень образования и квалифи­кация, содержание труда и различие в доходах, используемых традиционно и западными социологами. В них отчетливо фор­мулировалась концепция советского общества как иерархиче­ской структуры социальных групп, которые могут быть ранжи­рованы в соответствии с их более высоким или более низким статусом. Т.И. Заславская наиболее четко и открыто выразила эту позицию: «Общественное положение, занимаемое различ­ными слоями и классами в социалистическом обществе, может быть в принципе представлено в форме определенной иерар­хии, в которой некоторые позиции считаются выше, чем дру­гие. Основой для вертикальной иерархии социальных позиций является сложность труда... и ответственность в осуществляе­мом труде, увеличение которых сопровождается повышением

Глава 8. Основные концепции социального порядка и стратификации в обществах...

требуемого образования, возрастающим материальным возна­граждением и соответствующими изменениями в образе жиз­ни» [Заславская, 1970,с. 103].

В работах других авторов, непосредственно посвященных проблемам социальной структуры, также прямо отмечалось, что в советском обществе элементами этой структуры являют­ся «группы людей, неравных в экономических и социальных отношениях». Это неравенство является «не только наследием капитализма, но и воспроизводится в условиях социализма» [Шкаратан, 1970а, с. 51, 153].

Это был, по существу, отчетливый разрыв с официальным взглядом на социальную систему, которая структурировалась только горизонтально и в которой неравенство в распределе­нии рассматривалось лишь как отражение индивидуальной эффективности, индивидуальных заслуг.

Хотя схема «2+1» явно не отвергалась, авторы, вводя от восьми до десяти социально-профессиональных групп (соци­альных слоев), стремились описать различия между ними по их экономическому положению, культурному уровню, ценност­ным ориентациям и образу жизни. Появление этих «восьми-» и «десяти-»членок объяснялось надобностью социального планирования, регулирования таких процессов, как миграция, городское и сельское развитие, подготовка кадров, досуг и ре­креация и т.д., для чего недостаточно было старой модели всего лишь из трех элементов.

На самом же деле исходная позиция заключалась в том, что «в социальной структуре... нашего общества, наряду с различиями, связанными с формами социалистической соб­ственности, приобретают существенное значение социально-профессиональные различия, коренящиеся в особенностях общественно-экономического разделения труда. Выделяемые на этой основе социальные слои выражают более целост­ную, детализированную и многофакторную классификацию» [Арутюнян, 1973, с. 7]. Ю.В. Арутюнян пришел к выводу, что социально-профессиональная группа — это «первичный эле­мент социальной структуры» [Арутюнян, 1971, с. 99]. А дру­гой автор признал подобные группы «решающими структуро­образующими элементами городского населения» [Шкаратан,

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

19706, с. 23]. Оба социолога считали возможным классифици­ровать (и классифицировали) структурные элементы общества без классов (рабочих, колхозников), а также без интеллигенции как некоего целостного образования. Эти же авторы подчерки­вали, что социальные слои в условиях снижающейся важности различий в формах собственности и возрастающего значения характера труда (или по иной концепции — меры присвоения собственности) все в меньшей степени выступают как внутри­классовые группы и все в большей мере — как непосредствен­но внутриобщественные группы (слои).

Социальные слои, выделяемые в исследованиях, были ранжированы от неквалифицированных рабочих (или колхоз­ников) до руководителей предприятий (колхозов) и руководи­телей региональных органов управления. В этих классификаци­ях вообще отсутствовали классы и интеллигенция. Последняя была представлена слоями работников управленческого труда (в ряде случаев с выделением руководителей высшего и сред­него звена), работников высококвалифицированного научно-технического труда, работников свободных профессий (твор­ческого труда) и квалифицированного умственного труда.

Первые же попытки социологов принять во внимание ряд факторов, влияющих на неравенство в обществе, и измерить это неравенство, выделить по ряду взаимосвязанных харак­теристик социальные слои, иерархически размещенные в со­циальном пространстве, вызвали ответную реакцию отторже­ния этих идей. М.Н. Руткевич и Ф.Р. Филиппов в своей книге «Социальные перемещения» (М.: Мысль, 1970, с. 41-42 и др.) решительно выступили против применения «буржуазных» стратификационных схем для анализа советского общества. Они утверждали, что в условиях социализма речь может идти о вертикальной градации только в том смысле, что существует еще неравенство по степени сложности труда, так как «более сложный труд требует более высокой квалификации и образо­вания работника и поэтому вознаграждается обществом выше в соответствии с принципами социализма. Поэтому продвиже­ние работника в результате роста его образовательного уровня, квалификации, накопления им опыта и т.п. к более сложному труду можно рассматривать как перемещение «по вертикали»,

I

Глава 8. Основные концепции социального порядка и стратификации в обществах...

т.е. как социальное восхождение. Руткевич и Филиппов были далеки от признания, что за вертикальной мобильностью по сложности труда стоит одно из измерений социального нера­венства, что такого рода неравенства перманентно переплета­ются между собой и кумулятивный эффект таких отношений и выражается в стратификации социальных групп.

Надо заметить, что теоретические конструкты социологов 1960-х гг. заслуживают и научной критики. Верхние слои обще­ства, подлинные хозяева страны, никогда не фигурировали в этих изысканиях. То же можно сказать о многих миллионах сограждан, оказавшихся в самом низу социальной пирамиды (заключенные, бомжи, так называемые бичи и т.д.). Даже в лучших исследованиях фактически не принимался во внима­ние властный стратификационный срез, хотя он имплицитно присутствовал в виде групп, выделенных по характеру труда (индикаторы — должность и политическая деятельность, чис­ленность и «качество» подчиненных). Однако реально в число опрошенных попадали персоны рангом не выше директоров заводов и председателей колхозов, второстепенных лиц из ре­гиональной администрации.

К тому же, отражая верно внешние проявления социаль­ного неравенства, даже наиболее значительные изыскания не могли дать объяснения причинам и механизмам социальной дифференциации. Дело в том, что советский тип общества не воспринимался как некая данность, с особой структурой, отно­сящейся, быть может, к другому типу цивилизации, к другому типу экономической организации, чем западные. Современное научное знание является европейским по своему происхожде­нию. Сложившиеся теории и категориальный аппарат могут быть однозначно поняты и интерпретированы применительно к обществам, строящимся на частной собственности, гражданских отношениях и индивидуализме. Но они не вполне адекватно от­ражают реалии обществ, обладающих другими институциональ­ными структурами, другими культурами, другими социально-экономическими отношениями. (Об этом мы поговорим далее, в заключительном параграфе этой главы.)

Уже в канун коллапса «реального социализма» болгарский социолог Николай Тилкиджиев взял на себя труд систематизи-

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

ровать взгляды сторонников слоевой структуры обществ совет­ского типа. Он обратил особое внимание на необходимость раз­личать слоевую структуру от социально-профессиональной. Тем самым он раскрыл существенный дефект исследований в СССР, Польше, Чехословакии. Он отметил особое значение разведения социального неравенства и собственно профессиональных разли­чий как явлений разной природы. Социально-профессиональная принадлежность — основополагающая в формировании слоев. Она включает особенности характера труда, квалификационно-образовательные и профессионально-отраслевые качества работ­ников. Но необходимо принимать во внимание также влияние социального происхождения, социальных связей (супружеских, дружеских и т.д.), жилищных и поселенческих условий, институ­ционального фактора (здесь Тилкиджиевым особенно выделены властные ресурсы институтов и степень включенности в их дея­тельность представителей социально-профессиональных групп) [Тилкиджиев, 1987, с. 11-42].

В начале 1970-х гг. разрядка в отношениях между властями и интеллигенцией закончилась. «Пражская весна» 1968 г. от­резвила номенклатуру. В ней победили самые мрачные проста-линистские силы. Существенно изменилась обстановка в со­циальных науках. Один за другим профессиональные социоло­ги отходили в сторону от проблем социальной стратификации. Те немногие исследователи, кто пытался сохранить верность избранной тематике, получали в основном результаты мето­дологического характера. Так, в некоторых изысканиях были построены оригинальные, не имевшие аналога в западной ли­тературе математико-статистические модели воспроизводства социальной иерархии, основанные на данных представитель­ных опросов [Васильева, 1978; Лукина, Нехорошков, 1982; Рукавишников, 1980].

На Западе публикации польских, чешских и российских авторов переводились, цитировались (см., например, сборни­ки переводов: [Yanowitch, Fisher, 1973; Yanowitch, 1986; и др.]), но не были интегрированы в «фонд» основных научных идей, где неоспоримо господствовала теория «нового класса», впол­не вписывавшаяся в европоцентристский взгляд на социаль­ное неравенство.

Глава 8. Основные концепции социапного порядка и стратификации в обществах...