Экзогенные факторы социальной мобильности

Анализ социальной мобильности ставит перед нами во­прос об экзогенных факторах, определяющих изменения в ее характере и динамике. Мы рассмотрим два определяющих фактора. Первым в этой системе можно считать социотехно-логический фактор. Его влияние мы обсудим, опираясь на тео­ретические конструкты блистательного знатока современного мира М. Кастельса. Далее в реферативной форме приведены некоторые его выводы, раскрывающие воздействие объектив­ных экономико-технологических и собственно экономических факторов на процессы социальных отношений и социальной мобильности.

Еще в самом конце прошлого века Кастельс выявил, что в современном мире идет процесс возрастания социально­го статуса и доли в национальных богатствах развитых стран чрезвычайно узкого, элитарного слоя высокоэффективных ра­ботников. Эта категория информациональных производителей включает очень большую группу менеджеров, профессионалов и техников, которые образуют в итоге «коллективного работ­ника». Эти новые группы среднего класса обладают специфи­ческими функциями в современном обществе и экономике.

По Кастельсу [Кастельс, 2000, с. 199-333, 497-501], пере­довые технологии дали толчок возникновению новых занятий, требующих большей квалификации и лучшей подготовки, что в свою очередь компенсируется более высокими материальны­ми вознаграждениями и общественным престижем. Как след­ствие, расширяется круг рабочих позиций, у которых образова­ние и специальная подготовка становятся все более важными факторами на входе в профессиональную иерархию. В итоге усиливаются и меж-, и внутрипоколенные вертикальные и горизонтальные перемещения. Иными словами, для индиви­дов и групп становится характерной тенденция к уменьшению стабильности позиций в ранжированной стратификационной иерархии. Уровень мобильности возрастает в основном вслед­ствие роста «списка» занятий в середине профессионально-квалификационной иерархии, т.е. за счет горизонтальной

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

мобильности, хотя активизируется и вертикальная, главным образом за счет сжатия «списка» занятий в низовой части от­меченной иерархии.

Другие авторы (см.: [Schienstock, Hamalainen, 2001; Kohn, 2006; Schienstock, 2007; и др.]) также отмечают такой новый процесс, как размывание среднего класса, процесс нисхожде­ния традиционных «белых воротничков» с потерей устойчивых позиций на своих сегментах рынка труда, со сжатием ресурс­ной базы для воспроизводства социального статуса и передачи накопленного социального капитала и высокого уровня чело­веческого капитала следующему поколению. Это существенно сужает возможности восходящей социальной мобильности для выходцев из низов и резко повышает нисходящую мобильность из среднего класса.

Наблюдаются и такие явления, как искусственно созда­ваемая занятость, в том числе и для низших слоев среднего класса. Все меньшее число, все меньшая доля экономически активного населения нужна для производства запрашиваемых потребителем товаров и услуг. Возрастает подвижность профес­сиональной структуры. Резко увеличивается количество самых разных жизненных форм и стилей, не сводимых к сословным, слоевым или классовым членениям.

Общим выводом проведенных исследований является признание того факта, что под влиянием сил, присущих позд­ней индустриализации и становлению информационной эко­номики, происходят фундаментальные изменения в стратифи­кационных системах, в результате чего возрастают социальная дифференциация и разнообразие рабочих позиций, а в итоге меняется и характер социальной мобильности. Однако нужно постоянно помнить, что отмеченные процессы не охватыва­ют даже весь «золотой миллиард». А в мире живут и совсем по другим законам, и в других социальных иерархиях еще более 6 млрд людей, а среди них и россияне.

Нельзя не обратить внимания (при любой степени увле­ченности идеями социотехнологического прогресса) на пла­чевные для миллионов вчера еще благополучных людей не­гативные следствия нового этапа прогресса науки и техники. И здесь огромную, определяющую роль играет проводимая на­циональными правительствами социальная политика.

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Столь же, если не в большей мере влияет на уровень и характер мобильности система общественного устроения. Аналитики давно обратили внимание на качественные разли­чия в этом отношении между обществами открытого и закры­того типа. В открытом обществе отсутствуют формальные огра­ничения мобильности и слабо влияют неформальные. Однако в самой эгалитарной ситуации немало сложностей возникает при реализации преимуществ представителей отставших в сво­ем развитии этнических и расовых групп, скажем, при приеме в университеты. В этом случае могут быть ущемленными права и интересы более подготовленной молодежи. В то же время и в открытых обществах все еще существуют социальные, расовые и половые барьеры. И «покровительственная» система подго­товки кадров с качественным высшим образованием в Англии, и «соревновательная» система их подготовки в США не очень-то способствуют усилению мобильности «снизу» в «правящий класс», так как и там и тут это доступно незначительному числу лиц с наивысшими способностями, причем не в столь уж час­тых случаях. Ведь существует множество формальных и не­формальных ограничений и установлений, которые благопри­ятствуют продвижению лиц из высшей страты и препятствуют тем, кто относится к низшей.

Следует заметить, что закрытое общество, жесткой струк­турой препятствующее увеличению мобильности, тем самым противостоит и нестабильности. Жесткая ограниченность со­циальных перемещений вверх не вызывает здесь неизбежного антагонизма, вырастающего в социальные конфликты, огра­ниченные потребности и ценности способствуют сохранению статус-кво. Низшие слои до некоего предела терпят эту бес­перспективность, но затем в точке бифуркации наступает си­туация, при которой они начинают отвергать существующий общественный строй, рассматривать его как помеху к дости­жению своих законных целей. Среди лиц, мобильность кото­рых направлена вниз, в закрытом обществе часто оказываются те, кто по образованию и способностям более подготовлен к руководству, чем основная масса населения, из них и форми­руются лидеры революционного движения в тот период, когда противоречия общества приводят к социальному конфликту в нем. Этого не происходит в открытых обществах.

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

В открытом обществе, где сохранилось мало барьеров, ме­шающих продвижению вверх креативных индивидов, те, кто поднимается вверх, имеют тенденцию отходить от политиче­ской ориентации класса/слоя, из которого они происходят, и принимать политическую позицию класса, в который они перешли. Аналогично выглядит поведение тех, кто снижает свой статус. Таким образом, те, кто поднимается в высшую страту, менее консервативны, чем ее постоянные члены, но более консервативны, чем постоянные члены низшей страты. С другой стороны, «сброшенные вниз» являются более левыми, чем стабильные члены верхней страты, но не в такой мере, как стабильные члены низшей страты. Следовательно, движение в целом способствует стабильности и в то же время динамизму открытого общества.

Но пополнение правящего слоя из лучших представителей всех слоев общества, теоретически не представляющее проб­лемы в наиболее открытой системе, на самом деле не может быть реализовано, так как господствующие обычно стремятся сохранять максимальный контроль над социальными благами, выдвигая барьеры законов и обычаев для сокращения возмож­ностей продвижения выходцам из низов. При этом, естествен­но, возникают дилеммы, вытекающие из понимания пользы, какую могут принести выходцы из низов, если их допустить в верхние слои, и из понимания того, что максимальная закры­тость правящего класса делает его неспособным к решению за­дач, стоящих перед обществом. Наконец, при высокой степени закрытости верхов неизбежно появляются диссиденты, воз­никает угроза революционного движения. Другими словами, между открытыми и закрытыми обществами в этом плане есть качественная разница в остроте проблемы соотношения между потребностью общества в неограниченной мобильности его членов и возможностью, предоставляемой правящим классом.

Среди структурных условий, способствующих усилению мобильности, отметим значение войн и революций. Тут до­статочно вспомнить последствия Октябрьского переворота в России. Но... даже эта кровавая катастрофа не привела к пол­ному обновлению элит. Исследования показали, что руковод­ство экономикой практически осталось в руках прежних управ-

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

ляющих трестами, концернами и синдикатами. А «великие стройки» социализма и коммунизма велись по преимуществу по планам и проектам предреволюционных лет. Только авторы зачастую «перекрестились» из господ в товарищей, хотя и без явного удовольствия. Правда, ряды властвующих постепенно пополнились и «выходцами из народа», но вовсе не в той мере, как изображалось в пропаганде. Да и «выходцы» все больше но­ровили жениться на «графинях», желательно красных по вере, что и нашло отражение в художественной литературе. Такова, впрочем, судьба делателей всех и всяческих революций. Таким же образом складывается новая элита в постсоветской России. Вчерашние руководящие «товарищи» при малых колебаниях преобразились в господ, оттеснив по преимуществу на вторые позиции политиков и иных инициаторов разрушения старой системы и сотворения буржуазной России. Преемственность и здесь возобладала над обновленчеством.

При определенных условиях решающими факторами мо­бильности могут стать такие социальные институты, как го­сударство, армия, церковь. В прошлом церковь была вторым после армии каналом вертикальной мобильности, особенно в отношении средней страты. Не меньшая роль принадлежит и политическим партиям, нередко в совместных с государством действиях. Свое место в процессах мобильности занимают профессиональные объединения, различного рода обществен­ные организации.

Ключевое значение именно политического фактора рас­крыл не социолог и даже не политолог, а выдающийся эко­номист, лауреат Нобелевской премии по экономике Пол Кругман [Кругман, 2009]. Из его блестящей книги позаим­ствованы представляющиеся нам определяющими основопо­лагающие идеи.

П. Кругман ставит задачу выяснить, что способствовало переходу от того состояния масштабного неравенства, которое характеризовало американское общество начала XX столетия (периода так называемого позолоченного века) к относитель­ному равенству послевоенного времени. По его мнению, ве­дущую роль здесь играла политическая воля правительства, осознавшего, что предотвращение социального взрыва воз-

можно только при условии изменения налоговой и социальной политики. Всего лишь за несколько лет благодаря политике Ф.Д. Рузвельта и был сформирован знаменитый американский средний класс. Эта политика — помимо известных кейнсиан-ских методов регулирования процентной ставки и финансиро­вания общественных работ — основывалась на кардинальном изменении системы налогообложения и введении практики регулирования заработной платы в большинстве отраслей про­мышленности.

Это не было связано с изменением соотношений в кон­троле за создаваемой в экономике новой стоимости. В 1929 г. лишь 33% валового дохода корпораций присваивалось их соб­ственниками, а 67% шло на оплату труда. Четверть века спустя, после всех реформ Рузвельта и Трумена, соотношение почти не изменилось: наемные работники получали 69% валового дохо­да, предприниматели — 31%. Однако качественно изменились налоги. Накануне Великой депрессии доля государственных расходов не превышала 1,4% ВВП, а самая высокая ставка на­лога на доходы (применявшаяся практически исключительно к крупным дивидендам) составляла 24%.

На протяжении первого срока президентства Рузвельта мак­симальный налог на доходы был повышен с 24 до 63%, в течение второго — до 79%, а к середине 1950-х гг. он достиг... 91%! Налог на прибыль корпораций вырос за тот же период с 14 до 45%, а на крупные наследства — с 20 до 77%. В результате доля националь­ного богатства, которая контролировалась богатейшей 0,1%-й долей американцев, упала за эти годы вдвое — с 21,5 до менее 10%. Следствием стало сокращение разрыва в доходах, которое произошло в Соединенных Штатах с 1920-х по 1950-е гг., резкое уменьшение разницы между богачами и трудящимися классами, а также сокращение дифференциации зарплаты самих наемных работников. В новых условиях богачи лишились большей части недвижимости, которую стало невыгодно содержать, распро­странились благотворительные фонды, ставшие альтернативой отъему государством значительной доли передаваемых по на­следству состояний, практически искорененным оказался класс прислуги и домашних работников.

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Профессор Кругман утверждает, что если измерять со­стояния богатейших американцев в сопоставимых ценах, то окажется, что в 1900 г. в Соединенных Штатах жили 22 челове­ка, чье состояние превышало 1 млрд долл. в ценах 2008 г. К на­чалу Великой депрессии их число выросло до 32 человек, но в результате новой политики оно сократилось до 16 в 1957 г. и 13 в 1968-м. Зато в 2008 г., подчеркивает автор, в Соединенных Штатах насчитывается... 160 миллиардеров. Таким образом, масштабный рост благосостояния в 1950-е и 1960-е гг., и пере­ход от общества, пораженного крайним неравенством, к отно­сительно равномерному распределению доходов был прежде всего результатом осознанного политического выбора, а не следствием «естественного» экономического развития.

Кроме того, со времен Рузвельта помимо повышения налогов повсеместно стала вводиться практика социального страхования, включая пособия по безработице, выплаты по старости, пособия на детей и т.д. Все это привело к тому, что за 1920—1950-е гг. США стали страной победившего среднего класса.

Быть либералом для автора — значит поддерживать курс на сохранение общества среднего класса, стремиться предоста­вить гражданам как можно больше социальных услуг, гаранти­ровать равенство всех перед законом, стимулировать участие в политической жизни страны. Можно даже утверждать, что целью либералов, по Кругману, должны стать: минимизация острых противоречий и конфликтов, существующих в обще­стве; придание его развитию поступательного и эволюцион­ного характера; управление не столько на основе навязывания воли большинства, сколько на базе широкого консенсуса.

Каковы последствия неолиберального (консервативного) властвования в социальной сфере при Рейгане и Бушах, ког­да республиканская администрация резко снизила налоги на наследство и, по сути, отменила налог на недвижимость? По Кругману, в результате уровень неравенства в Соединенных Штатах начала XXI в. стал соизмерим с тем, что существовал в 1896 г. (1 % наиболее состоятельных американцев контролиру­ют 42% общественного богатства, получают 26% ежегодных

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

доходов и имеют в собственности около 70% всех торгующих­ся на биржах ценных бумаг; в конце XIX в. эти показатели со­ставляли соответственно 41, 32 и 84%). Если принять прирост национального богатства в США в 2000—2007 гг. за 100%, более 73% его пришлось именно на долю этого 1%. Как подчерки­вает Кругман, «у высших 0,1% населения доходы подскочили в пять, а у 0,01% в семь раз по сравнению с 1973 г.» [Кругман, 2009, с. 137], зато «если мы взглянем на медианную заработную плату мужчин в возрастном диапазоне от 35 до 44 лет, то обна­ружим, что в 1973 г. с поправкой на инфляцию она была на 12% выше, чем теперь» [Там же, с. 134].

Более того, Кругман пишет: «Наибольшая величина по­казателя перехода из одного социального слоя в другой на­блюдается в Скандинавских странах, а в США такая мобиль­ность ниже, чем во Франции, Канаде, а возможно, даже и Великобритании. Американцы не просто не обладают равными возможностями; этих возможностей у них даже меньше, чем у жителей других западных стран» [Там же, с. 267]. (Эти сведения подтверждаются изысканиями Г. Ястребова [Ястребов, 2010].) Кругман важнейшей задачей либералов начала XXI в. одно­значно считает сокращение социального неравенства и увели­чение возможности равенства шансов.

*