Сущность, типы и формы социальной мобильности

Мы принимаем как аксиому исторически обусловленное неравенство людей в прошлом, настоящем и будущем. Но ис­ходим из возможности при разных формах организации обще­ства регулировать масштабы этого неравенства, характер его воспроизводства и шансы для продвижения вверх выходцев из социальных низов в зависимости от степени открытости обще­ства. И здесь важную роль играет социальная мобильность. Ее оценка в среде профессиональных социологов различна. Далее мы постараемся сопоставить сложившиеся за долгие десятиле­тия существования этой теории точки зрения.

Изучение социальной мобильности было начато П. Соро­киным, опубликовавшим в 1927 г. книгу «Social Mobility, Its Forms and Fluctuation» (N. Y: Harper and Brothers) [Сорокин, 1992]. Он понимал под социальной мобильностью любой переход индивида или социального объекта (ценности), т.е. всего того, что созда­но или модифицировано человеческой деятельностью, из одной социальной позиции в другую. Сорокин показал, что в соот­ветствии с природой стратификации существуют два основных

J

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

типа социальной мобильности — горизонтальная и вертикаль­ная. Под горизонтальной мобильностью подразумевается пере­ход индивида или социального объекта из одной социальной группы в другую, расположенную на одном и том же уровне, т.е. при сохранении своего социального статуса. Под вертикальной мобильностью им подразумевались отношения, которые возни­кают при перемещении индивида или социального объекта из одного социального пласта в другой. В зависимости от направ­ления перемещения существуют два типа вертикальной мобиль­ности — восходящая и нисходящая, т.е. социальный подъем и социальный спуск. «Восходящие течения существуют в двух основных формах: проникновение индивида из нижнего пласта в существующий более высокий пласт, или создание такими ин­дивидами новой группы и проникновение всей группы в более высокий пласт на уровень с уже существующими группами этого пласта. Соответственно и нисходящие течения также имеют две формы. Первая заключается в падении индивида с более высо­кой социальной позиции на более низкую, без разрушения при этом исходной группы, к которой он ранее принадлежал. Другая форма проявляется в деградации социальной группы в целом, в понижении ее ранга на фоне других групп или в разрушении ее социального единства. В первом случае "падение" напоминает нам человека, упавшего с корабля, во втором — погружение в воду самого судна со всеми пассажирами на борту или круше­ние корабля, когда он разбивается вдребезги» [Сорокин, 1992, с. 373-374].

Согласно П. Сорокину, социальная мобильность может быть двух видов: мобильность как добровольное перемещение или циркуляция индивидов в рамках социальной иерархии и мобильность, диктуемая структурными изменениями (на­пример, индустриализацией и демографическими факторами). При урбанизации и индустриализации происходит количе­ственный рост видов занятий и соответствующие изменения требований к квалификации и профессиональной подготовке. Как следствие индустриализации, наблюдается относительный рост рабочей силы, занятой в категории «белых воротничков», и уменьшение абсолютной численности сельскохозяйственных рабочих. Степень индустриализации фактически тесно связана

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

с уровнем мобильности, так как ведет к росту числа занятий высокого статуса и падению занятости в категориях занятий низшего ранга (неквалифицированный труд).

Социальная мобильность справедливо рассматривается как позитивный фактор общественного развития, поскольку содействует привлечению одаренных и динамичных людей из низов к ответственной деятельности. Это, как правило, стаби­лизирует конкретно-историческое общество, делает его более адаптивным к меняющимся ситуациям в технологиях произ­водства, экономических и социальных отношениях. В то же время социальные перемещения сами по себе не меняют харак­тера социальной стратификации. Соответственно и исследова­ния мобильности скорее отвечают на вопрос об эффективности использования творческого потенциала членов общества, чем на вопрос о характере социальных изменений, происходящих в нем под влиянием технологических, экономических и поли­тических факторов.

На это важнейшее обстоятельство обратили внимание еще в начале 1920-х гг. два выдающихся русских автора, хотя, каза­лось бы, бившие тогда в глаза факты повседневности подтверж­дали значение социальной мобильности. Приведем весьма ха­рактерное для того времени высказывание, принадлежащее перу, к сожалению, забытого ныне автора А. Хрящевой: «Классы образуются не в порядке усмотрения или происхождения чело­века, а в порядке законов экономических (производственных) отношений буржуазного общества. Отдельные лица могут де­классировать, сколько угодно. От этого не изменится структура общества, так как она обусловлена требованиями отношений производства. Если структура общества такова, что в нем 10% крупнобуржуазных верхов, 40% земельных мелких собственни­ков и мелкой буржуазии (служащих и чиновников) и 50% рабо­чих, то никакие восхождения и нисхождения не могут изменить этого отношения. С точки зрения образования классов важно не то, сколько и откуда деклассирует лиц, а важно соотношение классов в каждый данный момент. Индивидуальные случаи де­классирования ни на одну йоту не меняют законов образования классов... Изменение соотношений классов может произойти лишь вследствие изменения соотношений производственных функций общества» [Хрящева, 1922, с. 173—174].

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Одновременно с А. Хрящевой оппонент коммунистиче­ского режима, создатель теории социальной мобильности, наш выдающийся социолог П. Сорокин обратился к тому же вопро­су, но с политико-идеологической акцентировкой. Он привел следующий пример: «...октябрьская революция ставила своей задачей разрушение социальной пирамиды неравенства — и иму­щественного и правового, — уничтожение класса эксплуатато­ров и тем самым эксплуатируемых.

Что же получилось? — простая перегруппировка. В на­чале революции из верхних этажей пирамиды массовым об­разом были выкинуты старая буржуазия, аристократия и привилегированно-командующие слои. И обратно, снизу на­верх, были подняты отдельные "обитатели социальных под­валов". "Кто был ничем, тот стал всем". Но исчезла ли сама пирамида? — Ничуть... Через два-три года разрушаемая пира­мида оказалась живой и здоровой. На низах снова были массы, наверху командующие властители...

В течение 1921 — 1922 гг. совершалась... обратная "цирку­ляция": множество рабочих и крестьян, попавших в верхи в на­чале революции, теперь обратно выталкиваются оттуда, и на­оборот, множество лиц, выкинутых в 1917-1918 гг. из команду­ющих позиций на низы, теперь снова поднялись status quo ante. В армии — наверху снова старый генералитет... и офицерство, разбавленное процентом "новичков". В комиссариатах, кроме членов комиссий, остальные директора и начальники депар­таментов — старые "спецы"; здесь немало старых министров, директоров... Так дело обстоит во всех этих Госпланах, совнар­хозах, наркоматах» [Сорокин, 1994, с. 430—431].

К тому же следует учесть, что профессиональная принад­лежность (occupation), по которой многие десятилетия судят о характере мобильности, обладает слабой исторической устойчи­востью, так как непосредственно зависит от постоянно проис­ходящих изменений в технологии человеческой деятельности. И далеко не всегда факт получения профессии программиста сыном слесаря является свидетельством приобретения более высокого статуса в стратификационной иерархии. С другой сто­роны, модели, использующие в качестве альтернативы профес­сиональной принадлежности такие статусные показатели, как доход и образование, также не могут претендовать на адекват-

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

ность, поскольку соответствующие признаки, как правило, ли­шены существенных качественных характеристик, что зачастую вводит исследователей в заблуждение (например, из-за отсут­ствия разграничения массового и элитарного высшего образо­вания или недоучета вызываемых многочисленными факторами различий в покупательной способности доходов и т.д.).

В то же время возрастание шансов на индивидуальное продвижение из низших слоев в высшие в процессе мобиль­ности оправданно рассматривается социологами как свиде­тельство большей открытости общества, его демократичности, равенства возможностей для его членов. Некоторые социологи обращают внимание на то обстоятельство, что исследования мобильности помогают управлению социальным развитием таким образом, чтобы менее обеспеченные граждане в процес­се карьерной мобильности за счет собственных усилий вошли бы в состав продвинутой на шкале материального благосостоя­ния страты; дети из рабочих семей увеличили бы свой шанс по­высить социальный статус по сравнению с родителями, а пред­ставители средних слоев могли бы сохранить свои рабочие ме­ста и статусные позиции.

Для индивида возможность продвижения вверх не только означает увеличение доли получаемых им социальных благ, она способствует реализации его личных данных, делает его более пластичным и многосторонним. Что касается движения вниз, то, уменьшая долю социальных благ, оно способствует росту самосознания, более реалистической самооценке индивида и соответственно более реалистическому выбору цели, включая менее оплачиваемую, но более интересную работу, наконец, оно усиливает сплочение семьи. Все это можно отнести к по­ложительным результатам мобильности, независимо от ее на­правленности вверх или вниз.

К отрицательным результатам мобильности, как верти­кальной, так и горизонтальной, относят утрату индивидом сво­ей прежней групповой принадлежности, чему предшествует его предварительное приспособление к своей будущей группе. Такая идентификация поведения ведет к напряженности с кол­легами и часто к отчуждению, но именно это процесс способ­ствует вступлению в новую группу. Слагаемые этого процес-

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

са могут меняться местами, не меняя его сути, так же, как не меняет ее то, что представляет собой новая группа — деловую организацию, клуб, страту; во всех случаях такое перемещение сопровождается усилением индивидуализма и часто сохране­нием возникшего при перемещении отчуждения.

Положительные и отрицательные последствия индиви­дуальной мобильности сказываются не только на индивиде, но и на обществе. Продвижение вверх тесно связано с эконо­мическим развитием, интеллектуальным и научным прогрес­сом, формированием новых ценностей и социальных движе­ний, движение вниз ведет к освобождению высших слоев от мало полезных элементов. Но всего важнее то, что усиленная мобильность способствует дестабилизации общества по всем его параметрам. Другой возможный результат — вытеснение наиболее способных членов общества из процесса мобильно­сти или же за пределы данного общества как такового, что с неизбежностью сказывается отрицательно и на судьбе самого общества. От той или иной реакции общества на последствия мобильности зависит возможность или невозможность пре­одоления вызываемой ею нестабильности.

Что же скрыто за поверхностью — явлениями социальной мобильности? Социальная мобильность, на наш взгляд, явля­ется формой латентного процесса воспроизводства социальных отношений, социальной структуры в целом и индивидов. Это воспроизводство отражает как действие универсальных зако­нов социального развития, так и специфические черты развития конкретных социальных организмов (государств, регионов), на­циональные традиции, выраженные в ценностях и нормах меж­групповых взаимодействий и связей. Воспроизводство рассма­тривается нами применительно к историческому времени суще­ствования конкретной социально-экономической системы.

Как отмечал российский философ А.С. Ахиезер, люди воспроизводят свою собственную жизнь, свои специфические цели, свой образ жизни, системы личных отношений на произ­водстве и вне него. Но, с другой стороны, они неизменно стоят перед фактом, что их деятельность направлена на воспроиз­водство общества с его системой производства и потребления, с его социокультурными институтами. Следовательно, эта дея-

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

тельность индивида объективно и субъективно сфокусирована в двух направлениях: воспроизводство самого себя как лич­ности и воспроизводство общественных отношений [Ахиезер, 1983,с. 117-118].

Процесс воспроизводства индивида и его статуса (вклю­чая все возможные перемещения, т.е. мобильность) протекает непосредственно в территориальных общностях, социальных организациях и семьях, которые при посредстве таких «отрас­левых» социальных институтов, как образование, здравоохра­нение и т.д., обеспечивают удовлетворение основных потреб­ностей индивида и воспроизведение его как живого носителя свойств, характеристик класса, группы, слоя.

Напомним, что П. Сорокин писал не только о перемеще­ниях индивидов и их социальных следствиях, но и об измене­нии позиций социальных групп на шкале социальных статусов. В мобильности воплощается воспроизводство социума как че­рез непрерывный поток воссоздания ранее существовавших элементов социальной структуры и отношений между ними, так и через отмирание одних и возникновение и расширенную ре­продукцию других, новых групп, социальных норм и ценностей. Классы, социальные группы и слои, также как и отношения между ними воспроизводятся в масштабах всего общества.

Однако мобильность и индивидов, и социальных групп не является универсальным средством преобразований в со­циальной структуре общества. Воспроизводство через соци­альную мобильность суть эволюционная форма развития, т.е. его временные границы ограничены периодом существова­ния данного социально-исторического организма. Поскольку среда может быть либо относительно неизменной, либо изме­няться, то и воспроизводство может осуществляться или как инвариантное, или как преобразующее объект от цикла к цик­лу, вплоть до изменения его сущностных свойств. Изменения сущностных свойств социума означают складывание нового типа воспроизводства, а соответственно и новых форм соци­альной мобильности.

Итак, за мобильностью скрыты структурные изменения в обществе, которые мы попытались представить в виде следую­щей схемы (табл. 6.1).