Роль государственной политики

Вопрос о роли государства и государственной политики в рыночных реформах был и остается центральным.

Вначале был вопрос о том, нужны ли вообще реформы. И его подтекст состоял в том, чтобы отстоять ту всеобъемлющую роль, которую государство играло в социалистической плановой экономике. Слава Богу, этот вопрос уже отпал.

Затем встал вопрос, как проводить реформы. И здесь определились две главные позиции: постепенно при сильной управляющей роли государства в экономике и в проведении реформ или как можно более быстро – либерализация, вывод государства из экономики, точнее, отказ от тех функций, которые вместо государства может выполнять рынок, самодеятельность рыночных агентов (это либеральный подход).

Реально политика переходного периода в России, кроме, может быть, первых 3–4 месяцев гайдаровского правительства, была непоследовательной, смешанной, компромиссной, что, кстати, отражает состояние российского общества и экономики. Тем не менее большинство критиков, считающих, что реформы в России провалились, приписывают неудачи либеральному курсу.

Вот образец теоретического обоснования повышения роли государства.

Либеральная традиция идет от эпохи раннего капитализма, когда он боролся против феодальных ограничений. Позднее, во всяком случае начиная с Великой депрессии 1929 г., Нового курса Ф. Рузвельта и трудов Дж. М. Кейнса, происходит поворот к "реформистской концепции капитализма", к повышению вмешательства государства в экономику. Только в середине 1970-х гг. набирает силу так называемый неоконсервативный сдвиг, представлявший собой реакцию на далеко зашедшее огосударствление экономики. В моду вошли приватизация и так называемое дерегулирование. "Но, как показало дальнейшее развитие, неоконсервативная волна привела не к демонтажу активной роли государства в экономике, а к изменению ее характера и форм". Общая же тенденция к росту роли государства сохранилась: доля государственных расходов в ВВП с 1950 по 1993г. возросла: в США–до 38%, в Японии–с 20 до 35%, в ФРГ и Англии – с 36 до 50%, во Франции – с 31 до 54%. Дерегулирование же состоит в том, что государство переходит от прямых форм регулирования к косвенным, к рычагам кредитно-денежной, налоговой, валютной, внешнеэкономической политики.

Считаю необходимым только одно замечание: европейские страны, даже при социалистических правительствах, тоже добиваются снижения госрасходов хотя бы до японского или американского уровня, понимая, что их высокий уровень – фактор снижения конкурентоспособности отечественного бизнеса.

Это у них. А что же у нас?

"Опыт плановой экономики получил признание во всем мире и был широко использован многими странами. Это получило, в частности, отражение в теории конвергенции, ориентированной на сочетание и взаимообогащение всего ценного, что содержалось в рыночной и плановой системе регулирования экономики".

"Реформация страны в числе других задач должна обеспечить переход от командной, директивно управляемой экономики к современному, социально ориентированному рыночному хозяйству с встроенными в него регулирующими функциями государства.

Здесь столкнулись два по сути диаметрально противоположных подхода. Один из них предусматривает постепенную трансформацию командной экономики в рыночное хозяйство... Другой подход ориентируется на разовое разрушение командной системы и уход государства из экономики или, по меньшей мере, минимизацию его роли в ней, ограничение ее в основном регулированием денежного обращения, упование на всесилие рынка.

... Нетрудно видеть, что второй подход апеллирует к тому, от чего уже ушло или уходит западное общество, ...исходит из представлений XIX или, самое большее, первой половины XX столетия".

"К сожалению, начиная с конца 1991 г. в осуществлении экономических преобразований в стране возобладал второй подход... Неадекватность экономического курса страны ее действительным условиям и потребностям, принижение роли государства явились главными причинами невиданной глубины экономического кризиса, того, что он принял столь беспрецедентную остроту и масштабы".

"Парадокс в том, что все это сопровождается усилением вмешательства государства в социальную направленность экономических процессов". Главные методы – "приватизация и замена государственного управления монетарной политикой*.

* Роль государства в становлении и регулировании рыночной экономики / Под ред. Л.И. Абалкина. М.: Ин-т экономики РАН, 1997. С. 12-22.

Не буду комментировать эту выдержку. Ее только следует поставить в контекст событий 1992–1993 гг., когда на смену умеренным в ходе революции пришли радикалы и решились наконец действовать сообразно обстоятельствам. А замеченный авторами «парадокс» как раз соответствует ими же отмеченной особенности «неоконсервативной волны» – переход к косвенным методам регулирования вместо прямого управления. Для нас же сейчас важно увидеть, какие теоретические аргументы выдвигались против дерегулирования вчерашней командной экономики.

Р. Гринберг в цитированном произведении пишет: "Наш главный тезис сводится к тому, что разочаровывающие итоги системной трансформации в России преимущественно рукотворны, т.е. прежде всего обусловлены попытками исполнительной власти реализовать именно эту (неолиберальную) стратегию, и лишь во вторую очередь предопределены неблагоприятными стартовыми условиями"*.

* Гринберг Р. Указ. соч. С. 10.

Заметим, Гринберг признает объективные трудности, но видит их только в национальной специфике и различии стартовых условий. Закономерности переходного периода и соответствие им проводимой политики не принимаются во внимание. Г. Колодко считает, что в осуществлении реформ вообще главную роль играет политика государства. Напротив, либералы утверждают, что неудачи реформ объясняются тем, что им не дали действовать последовательно.

Между тем закономерности важны именно потому, что они налагают ограничения на возможности политики, на возможности государства управлять событиями. Они зависят также от силы государства, от способности институтов государственной власти обеспечивать исполнение решений, принимаемых высшими должностными лицами.

В тоталитарном государстве возможность реализации непопулярных решений обеспечивается страхом перед репрессиями и ослабевает, если страх ослабевает.

По мнению В. May, "системные преобразования в условиях слабости государства – это, по сути, определение революции"*. Отсюда вывод: у нас была революция (а не просто заранее спланированные и управляемые реформы). Может быть, суть разногласий либералов с большинством государственников в том и состоит, что последние не считают события 1991–1992 гг. революцией и преувеличивают возможности государства в этот период. Причем из всех стран с переходной экономикой революция, думаю, была только у нас. Это объясняется тем, что в других посткоммунистических странах выход из коммунизма был сопряжен с национальным освобождением, что консолидировало страну. У нас коммунизм не был навязан извне, и расставание с ним вело к расколу элит, к обострению борьбы различных сил и групп интересов, к подрыву политической стабильности. Вся система государственной власти – армия, органы безопасности и правопорядка, аппарат хозяйственного управления – была выстроена под коммунистический режим. Новая власть не могла доверять этой системе и опираться на нее. В то же время и радикальное разрушение ее было нежелательно, ибо это исключало бы мирный ход трансформации и не позволило бы использовать опыт специалистов, обеспечить, насколько возможно, преемственность. За это пришлось платить компромиссами, уступками, ослаблением государства. Оно выражалось в том, что в политике приходилось мириться с влияниями, которые в иных условиях сочли бы недопустимыми; принимать решения, в том числе в экономике, сообразуясь с балансом сил, а не со стратегическими интересами страны**.

* May В. Российские экономические реформы// Вопросы экономики. 1999. №12. С.34.

** "Слабое государство особенно уязвимо перед лоббизмом и коррупцией, и это делает невозможным укрепление государства «в лоб», путем расширения его прямого вмешательства в экономику" (May В. Указ. соч. С. 36). Это означает расширение функций коррумпированного государства и еще большее его ослабление на деле.

К этому надо добавить, что революционная системная трансформация в России осуществлялась с целью победы демократии. Самоограничение власти в ее действиях демократическими методами и процедурами служило дополнительным фактором временного, но ощутимого ослабления государства. В перспективе именно демократия должна была стать основой общественного порядка, национального согласия и, стало быть, силы нового государства. Но для этого нужно было время и терпимость к издержкам демократии, особенно заметным в начальный период ее становления.

Либерализация

Либерализация цен Снятие ограничений на доходы и заработную плату Открытие экономики Дерегулирование

Итак, закономерности переходного периода, в том числе ослабление государства в контексте освоения начал демократии, а также национальная специфика и стартовые условия накладывали весьма жесткие ограничения на роль государства, на политические решения. В этих обстоятельствах правильное определение роли государства предполагает учет этих ограничений и принятие решений в пределах тех возможностей, которые есть у государственной власти. От государства, как обычно, требовали денег и насилия. А оно могло дать только свободу. Это и предопределило выбор в пользу относительно либерального курса.

Литература

Ясин Е.Г. Хозяйственные системы и радикальная реформа. М.: Экономика, 1989.

Колодко Г.В. От шока к терапии. Политическая экономия постсоциалистических преобразований. М.: Эксперт, 2000.

Гайдар Е.Т. Аномалии экономического роста. М., 1997.

Ясин Е.Г. Как поднять экономику России. М.: Вита-пресс, 1996.

Стародубровская И., May В. Великие революции. От Кромвеля до Путина. М.: Вагриус. 2001.

Гурвич Е.Т. Государственная политика стимулирования экономического роста // Инструменты макроэкономической политики для России. М., 2001.

Blanshard О. The Economics of Post-Communist Transition. Clarendon Press, 1997.

BlanshardO., KremerM. Desorganisation//Quarterly Joumal of Economics. 1997. November.

Fisher S., Sahay R. The Transition Economies after Ten Years. IMF, 2000 (IMF Working Paper wp/00/30).

Глава 8 Либерализация

Либерализация цен

Снятие ограничений на доходы и заработную плату

Открытие экономики

Дерегулирование

Либерализация цен

Либерализация экономики, т.е. снятие многообразных административных ограничений на хозяйственную деятельность, сокращение вмешательства государства в экономику, радикальное повышение степени экономической свободы, – ключевой момент в переходе от командной, планово-распределительной экономики к рыночной. Она предполагает прежде всего либерализацию цен, дерегулирование экономики – демонтаж институтов планово-распределительной системы, ограничивающих экономическую свободу, в том числе снятие ограничений на доходы и заработную плату, открытие экономики, т.е. либерализацию внешнеэкономической деятельности. Определяющие шаги по этим направлениям были предприняты в России в 1992 г. Собственно, достигнутый тогда уровень экономической свободы, положивший начало глубоким институциональным преобразованиям, – основная заслуга Е.Т. Гайдара, до сих пор непризнанная.

Главный элемент указанных процессов – либерализация цен. Не случайно во всех программах перехода к рынку ключевая точка – D-day, по терминологии У. Нордхауза, – день отпуска цен, прекращения действия цен, устанавливаемых государством, и перехода к свободному формированию цен продавцами и покупателями.

Почему это так?

Во-первых, это наиболее ответственный шаг, конкретные последствия которого предвидеть трудно, хотя заведомо ясно, что поначалу эти последствия будут негативны: скачок инфляции, снижение уровня жизни, адаптационный кризис производства. Поэтому большинство других мероприятий программ направлено либо на предупреждение этих последствий, либо на их смягчение и сокращение post factum.

Во-вторых, этот шаг должен в короткие сроки привести к решению наиболее одиозных проблем командной экономики: устранение товарного дефицита, оздоровление бюджетов всех уровней путем ликвидации в них дотаций к твердым ценам, запуск механизма спроса и предложения. В сущности это запуск рыночной экономики, за которым начинается ее саморазвитие.

В-третьих, это изменение основных установок поведения экономических агентов.

Накануне и после либерализации цен велось много дискуссий о ее значении, о времени проведения и т.п. Многие задавали вопрос: а что, собственно, сделал Гайдар? Ведь процесс освобождения цен начался давно и к моменту официального решения стал фактом, который этим решением был лишь легализован. Да и вообще, зачем преувеличивать роль этого акта, есть много других не менее важных.

На самом деле речь идет о важнейшем институте рыночной экономики. Свободные цены именно институт, более всех других влияющий на поведение. Контролируемые цены влекут за собой действие закона "дать меньше – получить больше". Дефицит – прямое следствие их преобладания. Свободные цены при некоторых дополнительных условиях (конкуренция, жесткие бюджетные ограничения) ведут к сбалансированности рынка, понуждают производителей экономить. Поэтому либерализация цен – крупнейшее, революционное институциональное изменение в составе рыночных реформ, хотя оно может занимать совсем мало времени.

Возможны два варианта либерализации цен – поэтапный и единовременный. Поэтапный был предложен в программе "500 дней", а также в ряде вариантов программы правительства Рыжкова, хотя главным в его плане в конечном счете оказался единовременный административный пересмотр цен, традиционно проводившийся в советской экономике и никакого отношения к рыночным реформам не имевший. Правда, сторонники этого варианта уверяли, что пересмотр цен снимет основные диспропорции и облегчит шок от последующей либерализации.

Единовременная либерализация цен – разовый акт, имеющий то преимущество, что дополнительные диспропорции, порождаемые разрывом между этапами в случае поэтапной либерализации, здесь отсутствуют.

По сути в России был реализован смешанный вариант, в основном единовременный, но в некоторых секторах – поэтапный.

Еще в январе 1991 г. B.C. Павловым были в значительной мере освобождены оптовые цены: 40% цен на изделия легкой промышленности; 50% – на машины и оборудование; 25% – на сырье. Розничные цены оставались государственными, и только в апреле произошло административное повышение – в среднем на 70%. В номенклатуре розничных цен 55% оставались твердыми, 15% – регулируемыми (устанавливались лимиты); 30% договорными, т.е. практически свободными*.

* ОслундА. Россия: рождение рыночной экономики. М.: Республика, 1996. С. 174.

Для молодых реформаторов, начавших работать с Б.Н. Ельциным осенью 1991 г., вопрос либерализации цен – очевидный и главный вкупе с макроэкономической стабилизацией. 28 октября президент выступает в Верховном Совете РСФСР с заявлением о предстоящих реформах, включая либерализацию цен, и получает на год чрезвычайные полномочия. 3 декабря подписан указ о либерализации цен с середины декабря. Его исполнение отложено до 2 января по просьбе союзных республик. Отрицательный эффект понятен: объявлено заранее, рост инфляционных ожиданий обеспечен.

2 января 1992 г. – D-day, единовременный отпуск цен, которые еще оставались под контролем. После этого дня свободными стали 80% оптовых и 90% розничных цен. Еще сохранился контроль за ценами на ряд потребительских товаров: хлеб, молоко, кефир, творог, детское питание, соль, сахар, растительное масло, водка, спички, лекарства (цены повышены в 3 раза), а также на электроэнергию, городской транспорт, квартплата и плата за коммунальные услуги. С марта по май контроль за ценами на эти товары был снят или передан на уровень регионов.

В административном порядке с сохранением государственного контроля были повышены цены: на нефть – в 5 раз, на газ и электроэнергию для производственного потребления – в 4,7; на уголь – в 5,5 раза. Это было неудачное решение, во многом обусловившее колоссальный рост цен в 1992 г. Пятикратное повышение цен на нефть и нефтепродукты сразу задало как бы нижнюю планку повышения всех остальных цен. Можно условно предположить: не будь этого, цены в 1992 г. могли вырасти не в 26, а в 8–10 раз.

Цены на нефть либерализовали в мае 1992 г., убедившись, что трудности возникали именно там, где сохранялся контроль за ценами. Заключительный акт – переход к свободным ценам на уголь в 1993 г. После этого под контролем федерального правительства остались только цены и тарифы на продукцию естественных монополий – газ, электроэнергия, железнодорожные перевозки, транспортировка нефти и т.п.

Главные вопросы, которые определяли успех, – будет ли, как обещали, устранен дефицит, нужна ли была такая быстрая либерализация.

То, что российская экономика к концу 1991 г. с точки зрения товарной обеспеченности дошла "до ручки", лучше всего характеризуют реальные факты. Вспоминая это время в одной из своих статей в "Известиях" в декабре 1991 г., О. Лацис живописует весьма запоминающуюся картину: на прилавках крупного продуктового магазина можно было увидеть только мохер. Если что-то и появлялось съестное, то оно раскупалось в считанные минуты. А так – мохер, мохер, мохер.

Сокращение потребления населением продуктов питания практически по всем основным их видам было отмечено уже в 1990–1991 гг. Продажа колбасы, которая была своего рода символом благополучия в советском "развитом социализме", снизилась за 1991 г. на 24% (с 1835 до 1393 тыс. т). Тот же показатель по молокопродуктам вообще составил 41% (с 21,5 до 12,7 млн. т). Консервы, которые годами лежали на прилавках продуктовых магазинов, стали раскупаться со стремительной быстротой: продажа мясных консервов возросла почти в 2 раза (с 806 до 1595 млн. усл. банок). Если товарные запасы в розничной торговле (на конец года) в днях товарооборота в 1985 г. составляли 93 дня, то в 1990 г. этот показатель снизился до 44, а в 1991-м – и вовсе до 39 дней.

По оценкам Всемирного банка, дефицит реконструированной бюджетной системы в 1991 г. составил 31%, ВВП*. Потоки рублей из республик изливались в Россию. Денежная масса выросла в 4,4 раза, еще подконтрольные цены – в 2 раза (на 101,2%). Дефицит валюты для оплаты централизованного импорта за 10 месяцев 1991 г. составил 10, 6 млрд. долл. Для его покрытия последнее союзное правительство продало часть золотого запаса на 3,4 млрд. долл., растратив, кроме того, средства предприятий, организаций, местных органов власти на счетах Внешэкономбанка СССР на 5,5 млрд. долл. На 1 января 1992 г. золотой запас составил 289,6 т**.

* Russian Economic Reform. Crossing the Threshold of Structural Change. World Bank, 1992.

** Экономика переходного периода. С. 91.

Надвигалась угроза голода. Нормы отпуска продуктов по карточкам в большинстве регионов к концу 1991 г. составляли: сахар – 1 кг на человека в месяц, мясопродукты – 0,5 кг (с костями), масло животное – 0,2 кг. При потребности в продовольственном зерне 5 млн. т в месяц в январе 1992 г. ресурсов в наличии было 3 млн. т. По расчетам Росхлебопродукта, дефицит зерна по импорту составлял 17,35 млн. т. Чтобы закупить такое количество, требовалось около 3 млрд долл.* В кредит уже никто не поставлял.

* Там же. С. 92-93.

В этих условиях у Правительства не оставалось никакого другого пути, кроме как пойти на быструю и масштабную либерализацию цен. Это и было сделано. То, на что никак не могли решиться ни Н.Рыжков, ни В.Павлов, ни И.Силаев, произошло с приходом Е.Гайдара и его команды.

Так что никакого выбора не было. Только "быстро и спешно", за что потом Гайдара критиковали несчетно. Кроме либерализации цен были временно отменены ограничения на импорт, установлен нулевой импортный тариф.

29 января 1992 г. Президент подписал Указ "О свободе торговли". Подобный опыт был в Польше и он принес успех. В соответствии с этим указом предприятиям независимо от форм собственности и гражданам было предоставлено право осуществлять торговую, посредническую и закупочную деятельность без специальных разрешений.

Исключение, естественно, составляла торговля оружием, взрывчаткой, ядовитыми и радиоактивными веществами, наркотиками, лекарственными средствами и другими товарами, реализация которых была запрещена или ограничена законодательством.

Было установлено, что предприятия и граждане могут осуществлять торговлю (в том числе с рук, лотков и автомашин) в любых удобных для них местах, за исключением проезжей части улиц, станций метрополитена и территорий, прилегающих к зданиям государственных органов власти и управления. Ответственность за качество реализуемых товаров возлагалась на предприятия и граждан, осуществляющих торговлю.

Местным органам власти и управления указывалось на необходимость содействия свободной торговле предприятий и граждан, обеспечения свободного перемещения товаров на территории Российской Федерации.

Указ "О свободе торговли" сыграл значительную роль в формировании динамичного потребительского рынка. Люди безбоязненно могли продать накопившиеся у них товарные излишки. А излишки эти были немалые, так как в условиях тотального товарного дефицита все старались закупить побольше.

Никто не мог быть привлечен к ответственности за спекуляцию. Могли, если это было выгодно, купить в одном месте и перепродать в другом. В общем, такая анархия свободного рынка со всеми ее недостатками (антисанитарией и т.д.) выполнила свою историческую миссию, и достаточно скоро указ после разного рода исправлений и дополнений утратил былое значение.

Перед его изданием всерьез опасались действий московской торговой «мафии», весьма могущественной, которая якобы приняла решение перекрыть подвоз товаров в Москву. Орудием мафии в борьбе против государства была невозможность установления контроля над ней: слишком много торговцев. Свобода торговли должна была победить мафию ее же оружием. Так или иначе, затея удалась.

Вот что пишет Е. Гайдар в своих воспоминаниях:

'Государственная торговля уже повела смертельную войну за сохранение дефицита. Именно дефицит при социализме делал положение продавца, товароведа, заведующего секцией величайшим благом, предметом вожделенных мечтаний почти каждой советской семьи.

...На следующий день (после указа), проезжая через Лубянскую площадь, я увидел что-то вроде длинной очереди.... Каково же было мое изумление, когда узнал, что это вовсе не покупатели! Зажав в руках несколько пачек сигарет или пару банок консервов, шерстяные носки и варежки, бутылку водки или детскую кофточку, прикрепив булавочкой к своей одежде вырезанный из газеты Указ о свободе торговли, люди предлагали всяческий мелкий товар...

Не эстетично? Не благородно? Не цивилизованно? Пусть так. Но насколько мне известно, младенцы не появляются на свет такими уж раскрасавцами. Пожалуй, только родители видят, какой прекрасный человек может вырасти из этого крошечного орущего существа. Если у меня и были сомнения – выжил ли после семидесяти лет коммунизма дух предпринимательства в российском народе, – то с этого дня они исчезли"*.

* Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. С. 156.

В результате пусть не сразу, но потребительский рынок стал насыщаться. Начался рост товарных запасов в розничной торговле: 49 дней в конце 1992 г. против 39 годом ранее и 56 дней в конце 1993 г. В 1992–1993 гг. статистика исчисляла коэффициент насыщенности рынка, основываясь на данных обследования в 132 городах по 98 продуктам. Коэффициент подсчитывался как отношение числа городов, в которых на момент регистрации товар был в продаже, к общему числу обследованных городов.

В феврале 1992 г. этот коэффициент равнялся 35% (по продовольственным товарам), в 1993 г. он достиг 70%, а в октябре 1994 г. – 92%*, и его публикация вскоре прекратилась за ненадобностью. Впервые с 1928 г. граждане России расстались с дефицитом. Ответы на поставленные выше вопросы в обоих случаях положительные: скорость либерализации оправдана, важнейший результат – насыщение рынка – достигнут самое большее за два года.

* ОслундА.Указ.соч.С.211.

Длительность во многом объясняется политикой региональных и местных властей, на которых Гайдар переложил инициативу контроля или освобождения цен на основные продовольственные товары. В середине 1992 г. регулирование цен было введено в 23 регионах из 89, через год – более чем в 50. Кое-где регулирование превышало объем, предусмотренный декабрьским Указом Президента о либерализации цен. Например, в Ульяновской области, где губернатор Горячев, бывший первый секретарь обкома, сохранял регулируемые цены на продовольствие и товары для села, поставляемые местными предприятиями, как минимум еще четыре года. Коммунистическим заповедником называли эту область.

В 1993 г. по поручению нового премьера B.C. Черномырдина мы с А.Н. Илларионовым, будущим экономическим советником президента В.В. Путина, ездили в Ульяновск для ознакомления с тамошним экспериментом. Горячев настоятельно советовал Черномырдину распространить опыт. Наш вывод был однозначен: вариант создания областного внебюджетного фонда за счет принудительных натуральных взносов предприятий и хозяйств, из которого поставлялись продукты по твердым ценам в пределах нормативов жителям области и осуществлялся товарообмен между предприятиями, колхозами и совхозами, дополняемый запретом на вывоз продукции за пределы области, неприемлем. Пропагандировать его нельзя. Но и отменять не стоит. Люди вокруг ждут, когда жизнь покажет, победит старое или новое. У соседей, например в Нижегородской области, свободные цены ненамного выше, но туда везут товары из других областей и запреты на вывоз не нужны. А Черномырдину наша рекомендация была: не вмешивайтесь, "не царское это дело".

Вообще надо сказать, что установка на регулирование цен держалась долго и сейчас еще не изжита. B.C. Черномырдин начал свою деятельность на посту премьера с того, что 31 декабря 1992 г. подписал постановление о регулировании цен.

Насоветовала Л. И. Розенова, тогда председатель Комитета цен, реликта советских времен, кстати, назначенная на этот пост по рекомендации Гайдара.

Хорошо помню этот момент. Вместе с другими членами постоянной рабочей группы (при премьер-министре), недавно назначенными в ее состав, мы дожидались приема у премьера. Выходит радостная Лира Ивановна Розенова, видимо глубоко удовлетворенная разговором. Заходим мы, и Виктор Степанович нам рассказывает, что он подписал такое постановление. Хором выражаем свое отрицательное отношение, Виктор Степанович, кажется, начинает понимать, что свалял дурака, но с нами не соглашается: дело сделано. А ведь все произошло от непонимания сути событий, от того жизненного опыта, который был у Черномырдина и который сейчас оказывался во вред.

Надо отдать должное Виктору Степановичу, он умел делать выводы. Учиться, признавать ошибки. 18 января 1993г. это постановление было отменено. А Л.И. Розенова вскоре нашла прибежище в «Газпроме», аде оказывались многие лично ценимые Черномырдиным люди, уволенные с государственных постов, и где еще можно было безбедно пожить в обстановке, напоминающей советские порядки. Мы потом не раз с ней сталкивались в 1995–1996 гг., когда шли споры о ценах на газ или о реформировании «Газпрома». Она была хорошим защитником интересов газовой монополии.

Что не получилось, так это удержать в узде инфляцию. Рост цен превзошел, к сожалению, прогнозы реформаторов. Планировалось, что цены в январе–феврале 1992г. вырастут в 2– 2,5 раза, но оказалось, что только за январь потребительские цены выросли в 3,5 раза.

Сопротивление жесткой финансово-кредитной политике было отчаянным, объективно обусловленным глубокими структурными деформациями.

Инфляционный навес оказался в России очень большим. Инфляция на долгие месяцы стала выражаться в двузначных цифрах в месяц. К счастью, дело не дошло до гиперинфляции, порогом которой считается, по определению Ф. Кейгана, уровень в 50% роста цен в месяц. Но от этого населению было ненамного легче.

Рост цен в первый год после их либерализации всегда значителен. Интересно в этой связи страновое сопоставление. Для России таким годом стал 1992-й - 2508%, а 1991-й - для Болгарии (457%), Чехословакии (54%), Венгрии (33%), Румынии (252 %). В Польше в первый год после либерализации (1990) рост цен составил 249%. Как видим, Россия – безусловный лидер. Более того, и во второй год после отпуска цен их рост оставался в России чрезвычайно большим: 844% за 1993 г.. И только в 1994 г. он составил 215%, что примерно соответствовало показателям других стран с переходной экономикой. Только у них эти цифры были в первый год после либерализации цен.

Повышение цен на нефть моментально подтолкнуло директоров на неправедный путь, многие стали повышать цены на свою продукцию в 10–15 раз против 1991 г.*

* Сабуров Е.Ф. Указ. соч. С. 77.

Хрестоматийным стал пример, характеризующий рост цен на тяжелые трактора, выпускавшиеся одним из оборонных заводов России: если до либерализации цена на трактор равнялась 21 тыс. руб., то в конце марта 1992 г. (т.е. спустя всего три месяца) она была уже 600 тыс. руб.

Только ли недостатком последовательности и решительности можно было объяснить столь взрывной рост цен? Конечно, нет. Инфляционный навес не удалось сократить до либерализации цен. Это не могло не привести к бегству от денег. Люди и избавлялись от них, несмотря на то, что реальная заработная плата в промышленности, к примеру, в январе 1992 г. снизилась на 60% (при росте номинальной на 40%).

Существенную роль в раскручивании инфляционной спирали сыграли и немонетарные факторы. Высокий уровень монополизации экономики, несмотря на принятие в 1991 г. Закона "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках", объективно способствовал быстрому росту цен. Искусственно возводимые преграды на пути перемещения товаров – эта палочка-выручалочка, по мнению руководителей многих регионов страны, во время тотального товарного дефицита – встали преградой и на пути снижения темпов инфляции. По существу это сторона того же явления – монополизма.

Наконец, отсутствовала элементарная деловая культура эффективного рыночного хозяйствования. Большую прибыль, как известно, можно получать не только за счет ее прямого увеличения, но и за счет снижения издержек производства. Но к этому еще предстояло прийти. В 1992 г, в который Россия вступила с пустыми прилавками, о снижении себестоимости никто не задумывался. Зачем? Когда и так купят, другого-то нет. И в этом трудно кого-либо винить. Экономическое поведение предопределялось объективными факторами, вот и действовали соответственно. Новые институты только постепенно начинали влиять на поведение экономических агентов.

И все-таки: почему в других бывших соцстранах не было такого ценового всплеска? Дело в том, что эти страны в гораздо большей степени оказались готовыми к рыночным преобразованиям вообще и к либерализации цен в частности.

Самые низкие темпы инфляции демонстрировала Венгрия. И это объяснимо: в розничном товарообороте этой страны доля свободно устанавливаемых цен составляла в 1989 г. 80%. А еще в 1986 г. эта доля равнялась только 55%. Фондированное распределение сырья, материалов, орудий, средств производства было заменено в Венгрии оптовой торговлей на базе прямых связей еще в 1968 г. То же было характерно и в Польше: к середине 1989 г. свыше 70% потребительских товаров и услуг реализовывалось по свободным ценам.

Таким образом, в этих странах давно осуществлялся упомянутый ранее вариант либерализации цен, характеризующийся постепенностью и поэтапностью. Решения о либерализации цен, принятые в 1989–1990 гг., фактически являлись заключительным аккордом в проведении этого ключевого этапа рыночных преобразований. Наши же коммунистические лидеры не хотели перемен и тем более не хотели брать на себя какие-либо непопулярные решения.

Другое объяснение приводит Е. Ф. Сабуров*. По его мнению, которое разделяли и многие другие экономисты, сначала были включены ограничения спроса в соответствии с монета-ристской моделью. И на какое-то время рецепт сработал. Но когда цены спроса оказались ниже цен предложения, вступила в силу кейнсианская модель: производство стало свертываться и возобладала инфляция издержек. Сказались сложная структура производства, запутанные информационные каналы. Сработал «эффект детектора», как его назвал В.А. Волконский**, или «эффект храповника», как его именуют на Западе***.

* Сабуров Е.Ф. Указ. соч. С. 81.

** Волконский В.А. Проблемы совершенствования хозяйственного механизма. М.: Наука, 1981.

*** Макконнелл К., Брю С. Экономикс: В 2т. М.: Республика, 1993.

Вообще инфляция издержек стала любимым аргументом критиков либерализации цен и жесткой денежно-кредитной политики, доказательством несостоятельности неолиберальных рецептов. Между тем тому, что происходило, можно дать более простое объяснение: отчаянное сопротивление предприятий, не успевающих или неспособных быстро адаптироваться к изменившимся условиям, в которых оказалось большинство в силу масштабов структурных деформаций, и вынужденные уступки в форме ослабления денежной политики. В первом докладе Экспертного института еще в марте 1992 г. содержалось предупреждение: у нас с первого раза не удастся*.

* Российские реформы: шаг первый / Экспертный институт РСПП. 1992.

Но главное даже не в этом: если не либерализация, то что? Пусть даже инфляция издержек, но разве в той конкретной ситуации был выбор, который позволил бы ее не допустить, как и многие другие негативные последствия?

Сектор, который понес реальные серьезные потери от либерализации, это сельское хозяйство. Диспаритет цен, которым реформаторов бесконечно попрекали аграрии, действительно явился следствием снятия контроля над ценами, а также ликвидации дотаций. Но не допустить диспаритета цен – отставания цен на сельхозпродукцию от цен товаров, потребляемых сельским хозяйством, – или ликвидировать его можно только восстановлением контроля над ценами и дотациями, т.е. остановкой реформ. Можно сказать, что в аграрном секторе реформы и не шли в значительной мере потому, что в угоду аграрному лобби все время делались уступки. В итоге сельскому хозяйству лучше не стало.

Эти примеры должны показать, что порой приходится действовать даже зная о тяжелых последствиях. Либерализация цен именно такой случай. А критика на основании наличия таких последствий, вполне понятная, вовсе не означает, что действия были неправильные.