О ценности жидких мозгов

Чем песня хуже, тем она длинней.

Закон шоу‑бизнеса Вашпера

Да! А как в будущем, после принятия Первой Поправки, наша любимая Лада Дэнс купит себе свой любимый «джип»? Двумя путями: ей надо либо спеть что‑то такое, от чего американцы протащатся и заплатят много долларов (это вряд ли, сами понимаете), либо собрать выручку с российских поклонников и купить «джип» у нас в стране в магазине, купившем его на аукционе Торговой палаты. Конечно, проблема в том, что у нас со всей страны конкурентоспособного товару может на один «джип» не хватить… Но уж на что заработаем. Мы ведь все равно собирались достичь конкурентоспособности? Раз путем открытости не получилось, придется по‑другому.

И запрещать талантливому певцу или писателю пользоваться долларовыми гонорарами просто несправедливо, в конце концов. В небольших размерах вывоз наличных можно и разрешать, хотя почти ни в одной стране это не приветствуется. Возможны и денежные переводы в разных видах, денежные ссуды, вклады через банковские структуры.

Мы говорили о сырье, оборудовании. Но есть такой вид капитала – текучий, легко перемещаемый – который легко вывозить. Это образовательный капитал, знания и квалификация. Дело не в каком‑то особом уме наших ученых, скрипачей, хоккеистов и врачей – но на них было затрачено неимоверное количество ресурсов: труд преподавателей, в опосредованной форме – в виде учебного оборудования, зданий, научных школ – труд многих предшествовавших поколений. И все это хранится в мозгах и мышцах наших пока еще ценных специалистов. Правда, действительно ценные, увлеченные своим делом не уедут, если у них будут условия для работы – история показывает, что такая ситуация в нашей стране возможна. Но уровень жизни «там» всегда будет выше, чем у нас, и «колбасный мотив» всегда будет действовать пусть не на лучших, но на хорошо выученных.

Со времен Хрущева у нас был принят совершенно надежный способ отучения интеллигенции от практической экономики – это разного рода «бесплатные», гарантируемые Конституцией, но на самом деле очень дорогие вещи. В результате по всему миру сейчас за гроши наслаждаются игрой наших ужасно Дорогих в обучении музыкантов и т. д.

В брежневские времена была сделана попытка брать с эмигрантов плату за высшее образование – но визг интеллигенции и давление Запада уже тогда заставляли правительство отступать. Это, кстати, фраза Косыгина: «с интеллигенции – как с поросенка – визгу много, а шерсти мало». Да и, по сути, ошибка была сделана ранее, и исправлять ее было уже поздно – раз сразу уговора не было – значит образование бесплатное.

Нормальным‑то образом дорогое образование получают так: после первого курса, когда студент уже более‑менее знает, что его ждет, он берет целевой кредит в государственном банке высшего образования (или в частном) и платит из него за обучение. В США, например, для студента‑медика размер кредита таков, что, став врачом, ему приходится выплачивать его лет пятнадцать.

После этого нет проблем со слишком инфантильными личностями, которые до старости прыгают из ВУЗа в ВУЗ, проще было бы нам и с утечкой мозгов – верни кредит и катись колбасой, попутный лом тебе в спину. Невозвращение кредита во всех странах – одна из форм кражи, и таких не укрывают. Если такие «утекшие мозги» там позарез нужны, им, в принципе, дадут денег для уплаты кредита, для нас это все‑таки лучше, чем ничего. Вот сейчас американцы вывозят у нас физиков, хотя они им, возможно, и не так уж нужны. Тем не менее и такса определена – 30 тыс. подъемных и 50 тыс. в год. Явно без американского правительства здесь не обошлось, хотя устраиваются они все по частным фирмам.

Ну так и получало бы и наше государство хоть сколько‑нибудь, разве плохо было бы?

По такому случаю кредит на образование можно номинировать и в золоте, хотя лишний канал конвертации, по моему мнению, зло.

Поэтому нужна и Третья Поправка, содержащая положение, что «Гражданин России не ограничен в правах человека, в том числе и на эмиграцию, после урегулирования имущественных претензий». А можно и не принимать такой поправки, все и так укладывается в закон. Но еще раз – те, кто уже получили высшее образование – задним числом не могут быть принуждены к его оплате. Единственное – такие эмигранты не должны будут рассчитывать на особо теплое к себе отношение со стороны государства в будущем, если что случится.

А вообще говоря – течет только жидкое. Такой же принцип может быть и в здравоохранении – платное, но в кредит. Попользовался и уезжаешь – верни. А то у нас советское здравоохранение все ругали, но иностранные студенты и другие приезжие пытались успеть вылечить у нас все, что можно. Но это же нам денег стоит!

НО МОЖНО И ПОМУЧИТЬСЯ

Однако, предположим, мы не будем заниматься экзотикой, а национализируем сырьевой экспорт «с целью укрепления национальной валюты», водку тоже национализируем, а остальное все оставим, как есть. Конечно, рано или поздно продажа ресурсов всякими …скими все равно будет прекращена, так или иначе, и ситуация вернется в состояние, когда государство будет владеть всеми валютообразующими отраслями.

Так вот представим ситуацию, что валюта есть только в Центробанке, и только там можно будет поменять рубли на доллары. Что будет происходить в экономике страны? Произойдет ли улучшение?

Будет происходить следующее. Те, кто сформировал какой угодно капитал, будет кровно заинтересован в конвертации его в валюту, вывозе из страны и вложении в мировую экономику. Нынешняя система Запада не требует, чтобы вы на свои капиталы построили целый завод: вам достаточно хотя бы ненадолго и хотя бы в небольшом объеме «вбросить» свои деньги в кровеносную систему Запада. Любой владелец капитала будет жизненно заинтересован «прокрутить» его в мировой экономике, а не в нашей. Прибыль в любом случае будет больше, чем в нашей стране.

Попробую чуть подробнее.

Пусть мы имеем две параллельных экономических системы, в каждой из которых расходуются ресурсы, трудятся люди, в результате чего создается новая стоимость. Если экономические системы работают по одним и тем же законам, то рост новой стоимости относительно затраченных ресурсов и затрат труда будет один и тот же.

Поэтому даже если в каждой из систем своя денежная система, все равно процент рентабельности будет одинаков (мы считаем, что денежная политика в обеих системах одинаковая).

Но если в одной из систем часть ресурсов и труда тратятся впустую (на военные расходы, на выплату внешних долгов или, как в нашем случае, на обогрев производства и жилья), то вновь созданная стоимость в такой системе будет пропорционально меньше по отношению к использованным трудовым и иным ресурсам.

Поэтому, если затраты на преобразование валюты одной системы в другую не очень велики, всегда выгоднее поменять «заработанные» рубли в доллары и вложить их за границей. И пока государство из последних сил обменивает всем желающим российские рубли на доллары, до тех пор эти обмененные доллары стараются вывезти из страны.

Поэтому на финансовых границах более слабой экономической системы должна стоять прочная плотина, сдерживающая напор капитала в разных формах, рвущегося наружу.

Предположим, неким правительством «половинчатых реформаторов» обмен рублей на доллары будет разрешен, а вывоз долларов будет запрещен. Но тогда зачем их менять?

Короче говоря, не так важно, каков будет в будущем курс доллара. Но ни один банк у нас в стране не будет иметь права производить операции с долларами, а Центробанк не обязан будет продавать кому бы то ни было доллары и иную валюту за рубли.

Нет, от течи капитала надо избавляться. И постоянно за отсутствием течи следить. Нудно? Трудно? А вы знаете, моряки относятся к подобным проблемам спокойно. Не допускают – и только поэтому плавают… извините, извините – ходят.

КРЕДИТЫ

Даром – за амбаром!

Н. Фоменко

Поговорим об иностранных кредитах. Как вы помните, весь разговор начался у нас с иностранных инвестиций, и еще в начале книги говорилось, что лишь злонамеренные фальсификаторы путают иностранные инвестиции и иностранные кредиты. Инвестиции в нашу экономику, вообще говоря, невозможны – она не даст той прибыли, как экономики других стран мира. Но кредиты мы взять можем – ведь за их прибыльность для кредитора отвечает страна в целом. Так какова же должна быть кредитная политика нашего будущего правительства Восточной Европы и Северной Азии?

Давать кредиты западные страны на самом деле любят, хотя порой кажется, что их приходится уламывать. Но банкиры давно отработали простую схему: в слаборазвитую страну вбрасывается кредит, он разворовывается… и спустя короткое время эти средства уже лежат на счетах местных правителей… в тех же банках, которые давали кредит. Фактически, эти правители получают только «откат» от мошеннической комбинации, а банки ничего не теряют. Чем продажней и некомпетентней местная элита, тем лучше. В свое времени для такой прокрутки 15 млрд. долларов через Нигерию хватило одного года. Деньги исчезли, долг же висит по сю пору, и для оплаты процентов уже работают нигерийцы, которые в момент выдачи кредита еще не родились.

Для лучшего понимания действительно правильной кредитной политики я приведу обширную цитату из статьи Ю. И. Мухина, редактора газеты «Дуэль», известного публициста, пишущего на исторические, экономические и политические темы. Немаловажно, что, имея техническое образование и опыт инженерной деятельности, ему пришлось поработать и практическим экономистом, осуществляя внутреннюю и внешнюю торговлю продукцией крупнейшего советского ферросплавного комбината. Его подбор исторических примеров для аргументации своих взглядов можно без преувеличения считать образцовым. Итак:

«… Сегодня, если посмотреть TV и почитать желтую прессу, то создается впечатление, что нет ничего желаннее для режимов СНГ, чем западный кредит. Мысль ухватить на халяву деньги становится главной для мерзавцев в правительствах, и отходят на задний план абсолютно все составляющие элементы кредитной политики: когда кредит берется и зачем; под какие условия; что он представляет собой в экономическом плане; когда и чем он выгоден и кому выгоден.

Это интересные вопросы, и я хотел бы их рассмотреть на примере кредита, который брало наше государство в 1939 г. у фашистской Германии. В момент перестройки про этот кредит «забыли» и стали вспоминать только последовавшие за ним торговые соглашения с Германией, причем так, как будто Гитлер обманул Сталина, и тот накануне войны по дурости снабжал Германию стратегическим сырьем. Правда, сегодня, когда уже довольно многим стало понятно, что сотворили со страной подонки‑демократы, о Сталине стараются вспоминать реже: не вспоминают уже и о торговле между СССР и Германией накануне войны. Давайте вспомним об этом кредите и об основах кредитования вообще…

…Кредит – долг, и с экономической точки зрения он целесообразен только в крайне вынужденных обстоятельствах, поскольку возвращать его надо с процентами. Такие обстоятельства возникают только тогда, когда резко и срочно не хватает той продукции, что производит страна, когда немедленно нужно к рабочим рукам собственных рабочих подключить рабочие руки рабочих из других стран. А это случается только во время подготовки к войне, во время войны и после войны, особенно когда часть своих рабочих находится в армии и когда часть их уже погибла… Кредит – это задействование в своей экономике рабочих рук из других стран».

Надо ли что‑то в этой цитате пояснять? Разве что в деталях: я думаю, что ПОСЛЕ войны такой срочности нет, если нет угрозы новой. Острая нужда в кредитах возникает ПЕРЕД войной. Но общая идея понятна: кредит придется отдавать, причем с процентами. То есть для возврата кредита все равно придется продавать какую‑то часть народного достояния («берешь на время, а отдаешь навсегда»), и, если уж без этого нельзя обойтись, лучше сначала продать, потом на эти деньги уже и покупать – не будет дополнительного расхода национального достояния на оплату процентов. Другое дело, если нужно СЕЙЧАС, а через три года уже будет поздно. Тогда можно влезть и в долги: если погибнешь – отдавать не надо, если выстоишь – то сможешь и отдать за счет врага.

И мне кажется излишне мягким выражение, что такие «составляющие кредита», как «зачем он берется» и т. д. просто «отходят на задний план». Они, конечно, не «отходят», а искусственно, жульнически отодвигаются. Ведь зачем в послевоенной истории брались кредиты? Они позволяли решить личные проблемы людей, которые находились в это время у власти. В самом лучшем случае такой проблемой было прикрытие провалов в экономике и повышение личного рейтинга в глазах общественности; отдавать же кредиты и проценты по ним придется народу, и отдуваться за связанное с этим падение жизненного Уровня придется совсем другим правителям и чиновникам, уже в третьем тысячелетии. В российский же период эти кредиты просто разворовывались, потому что использовались они через частные банки, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, по какому принципу подбирались банки для операций с этими средствами.

Мы уже говорили, что в истории России ситуация с внешними кредитами не нова – у нас уже был случай, когда российское правительство набрало долгов, в основном во Франции и Англии, и именно эти займы в значительной степени отягчили финансовую ситуацию в начале века, что во многом и привело к революциям 1905 и 1917 гг. Стоит ли упоминать, что найти следы тех займов вскоре после их получения было уже невозможно, и что попытки возвращения займов и процентов по ним производятся и сейчас. Вдумайтесь: займы брало антинародное (по мнению большинства народа в начале века) правительство, это правительство было свергнуто народом; заимодавцы вооруженным путем пытались уничтожить революционный режим и вернуть назад антинародное правительство; и, тем не менее, Запад не оставил попыток все‑таки истребовать долги от последующих правительств, ни в коей мере не ответственных за преступления царского.

Это же обязательно произойдет и сейчас. Все будущие российские правительства будут находиться под дамокловым мечом; с них будут требовать расплатиться за долги 1991–1999 годов, видимо, столетиями.

Продолжу цитирование:

«…Других случаев взятия долгосрочных кредитов нет, а если их все же берут, то тех, кто их берет, надо расстреливать, поскольку они разбазаривают на проценты достояние страны и ее народа».

Действительно, приводимые Ю. И. Мухиным обстоятельства получения кредита у Германии совершенно убийственны для руководителей 80‑х – 90‑х годов:

«…Когда немцы 15 августа 1939 г. обратились к СССР с предложением заключить пакт о ненападении, т. е. заключить договор, который Гитлер уже имел и с Англией, и с Францией, (и с Польшей – А.П.) глава советского правительства В. М. Молотов ответил:

„…Если, однако, теперь германское правительство делает поворот от старой политики в сторону серьезного улучшения политических отношений с СССР, то Советское правительство может только приветствовать такой поворот и готово, со своей стороны, перестроить свою политику в духе ее серьезного улучшения в отношении Германии…

…Правительство СССР считает, что первым шагом к такому улучшению отношений между СССР и Германией могло бы быть заключение торгово‑кредитного соглашения“».

Обратите внимание – участие Советского Союза в европейской войне пока не предполагается, а Германия ее вот‑вот начнет. Это Германии, посылающей своих рабочих в армию, срочно требуется кредит – участие рабочих рук других стран… И было бы логично, если бы Германия просила у СССР кредит, а не наоборот. А здесь Молотов даже не просит, не унижается, не называет Гитлера «другом Адиком», он просто требует выдать кредит СССР, он требует, чтобы немецкие рабочие поучаствовали в укреплении обороноспособности СССР, он прямо указывает, что без этого «первого шага» он вторым заниматься не будет.

Через два дня немцы кредит СССР предоставляют.

Финансирование кредита произвел die Deutsche Golddiskontbank (Германский Золотой Учетный Банк «ДЕГО»). Сумма – 200 млн. германских марок, который выдавался СССР в течение 2‑х лет, (120 млн. в первый год) сроком на 7 лет под 5 % годовых. К этому кредитному соглашению тоже был «конфиденциальный протокол», по которому германское правительство за счет немецких налогоплательщиков обязалось возвращать СССР 0,5 % годовых, уплаченных нами «ДЕГО», т. е. этот кредит фактически был дан под 4,5 %.

На что кредит был направлен? В соглашении говорится конкретно:

«…исключительно поставки для инвестиционных целей, т. е. преимущественно: устройство фабрик и заводов, установки, оборудование, машины и станки всякого рода, аппаратостроение, оборудование для нефтяной промышленности, оборудование для химической промышленности, изделия электротехнической промышленности, суда, средства передвижения и транспорта, измерительные приборы, оборудование лабораторий.. Сюда относятся также обычные запасные части для этих поставок. Далее сюда включаются договоры о технической помощи и о пуске в ход установок, поскольку эти договоры заключены в связи с заказами, выдаваемыми на основании настоящего соглашения…»

Интересно, что заказы производило советское торгпредство бесконтрольно. «ДЕГО» (и это оговаривалось соглашением) не имел права требовать от германских фирм‑поставщиков никакой ответственности за этот кредит, то есть при общей инвестиционной направленности он не был «связанным» – германское правительство не могло нам «впарить» что‑то по своему усмотрению.

«Если бы перед войной СССР сумел взять кредит у своих предполагаемых союзников по будущей войне – у Англии или США, – то и это уже было бы подвигом. Но взять перед войной кредит у совершенно очевидного противника – это невероятно!»

Вот так. Неудивительно, что никто из ныне живущих виновников финансовой катастрофы 80‑х – 90‑х годов не заинтересован, чтобы кто‑то вспомнил о том, как раньше брали кредиты. Такой кредит, да еще взятый в тех условиях, да еще использованный только на инвестиции, а не на «консультантов» – не только оправдан. Это свидетельство высочайшего профессионального уровня государственных руководителей того времени. Приведу опять‑таки слова Ю. И. Мухина: «кредит это использование рабочих рук в других странах в помощь собственным рабочим и берется он только в жизненно важных случаях».

К слову, в истории нашего государства бывали чрезвычайно критические периоды. Так, в 1927 году сложилось тяжелейшее положение с хлебными заготовками. В стране случился неурожай – собрали на 10 млн. тонн меньше, чем в предыдущем году, а главное, товарный хлеб был у кулаков – середняки еле были способны себя прокормить. А зажиточные крестьяне не торопились сдавать зерно, резонно полагая, что к весне – хочешь не хочешь – правительство поднимет закупочные цены. Выход был потом найден, не об этом сейчас речь, но интересно, что предложения со стороны Запада о предоставлении связанных кредитов (то есть целевых, специально на закупку зерна) наши отвергли, а вот предложения о кредитах на оборудование для индустриализации рассматривали всерьез.

Удивительно – ведь на базе хлебного кризиса оживились и оппозиционеры в партии, и бывшие хозяева заводов и шахт начали передавать весточки старым специалистам, продолжавшим на этих предприятиях управлять, и даже зашел разговор об интервенции в Россию силами Польши и прибалтийских стран при поддержке Запада. В обывательской среде того времени бытовало мнение, что большевики накануне краха.

Почему же в этих условиях, под угрозой падения советской власти, большевики не соглашались на кредит для закупки зерна, а соглашались на кредит для закупки промышленного оборудования? Кстати, это не описка – не вымаливали кредит, а соглашались рассмотреть предложения Запада о предоставлении нам кредита. Так вот по этой самой причине: хлеб съел и забыл, а долг остался. Но если взял в кредит, построил завод и сделал на заводе пушку со снарядами, то забыл уже не о съеденном хлебе, а об угрозе интервенции, а это более важно. То есть и тогда большевики думали о перспективе, как бы ни было трудно, что делает им честь.

Из вышесказанного понятно, что такое «жизненно важные случаи». Это, в общем, понимают и демократы. Поэтому они и пытаются представить ситуацию в те годы, когда они пришли к власти, как критическую, сходную с предвоенной. В этой связи интересно прочитать описание обстановки 1991 года в своего рода «политическом завещании» демократического движения – «Президентском послании» 1999 года. Там утверждается, что экономика терпела тогда крах, и приводится душераздирающая деталь – на рейдах наших портов стояли иностранные суда с грузом зерна, но не было валюты оплатить разгрузку!

Да, интересная ситуация. К этому можно добавить, что урожай 1990 года в России был рекорден – он составил 120 млн. тонн зерна против 60 млн. тонн в 1997 году и примерно 47 млн. тонн в 1998 году. Что это были за «суда с грузом зерна» в 1991 году? Действительно, у исследователей этого периода – и историков, и, на первых порах, юристов, будет много работы.

Надо уточнить, почему кредит – это использование рабочих рук именно в других странах. Ведь аргументируется необходимость взятия кредита тем, что «надо платить зарплаты», то есть, вроде бы, оплачиваются как раз свои рабочие руки. Но это не так. Пожалуй, предельный случай оглупления нашего населения – это аргументация необходимости взятия кредитов тем, что «эти деньги учтены в бюджете» и что «надо платить пенсии и пособия»! Видимо, слова «валютный кредит» действительно превращают уши у слышащих их в ослиные. Как будто у нас кому‑то заплатили пенсию долларами!

Назначение иностранной валюты – заплатить в конечном итоге за иностранный товар. По самой сути доллара, взяв его в руки, мы как бы выписываем наряд на работу для западного производителя, даем работу для рук рабочего из западного мира.

Мы сейчас убиваем свою промышленность, но нам все равно придется за эти кредиты что‑то отдавать, и больше, чем мы отдали бы сейчас.

Самое же смешное то, что даже в западных учебниках по экономике, например, «Экономикс» того же Стенли Фишера, черным по белому описываются проблемы Бразилии, Аргентины, Югославии, которые в 70‑х – 80‑х годах набрали в долг огромные суммы, а «теперь жалуются на то, что бремя внешнего долга исключает для них любую реальную перспективу социально‑экономического прогресса». А у нас еще ругают «мальчиков в розовых штанишках», что они все делали по западным книжкам. Зря ругают, в чтении западных книжек они неповинны. Там учат совсем другому.

Итак, гипотетическое разумное правительство Восточной Европы и Северной Азии будет брать кредиты только при угрозе войны и только на закупку оружия и развитие военного производства. Все разглагольствования на тему: «возьмем кредит, построим завод и завалим весь мир конкурентоспособной продукцией» – будут рассматриваться как приуготовление к государственной измене. Если эти предложения исходят от населения, правительство должно карать по закону, если от правительства – население должно немедленно восстать и сместить его.

Самым разумным было бы внести соответствующую Поправку в Конституцию: «Правительство имеет право взять иностранный кредит только при угрозе войны или во время войны, с целью использовать его только для нужд обороны». Соответствующая статья о нарушении этого конституционного принципа должна содержаться и в Уголовном Кодексе, в разделе «Преступления против народа».

Интересно, что в то же самое время, в конце 30‑х годов, мы не только брали, но и давали кредиты. Например, почти одновременно с немецким кредитом нам, мы предоставили Китаю (с марта 1938 по июль 1939 года) кредитов на сумму 250 млн. долларов. В счет этих кредитов в Китай было поставлено более тысячи самолетов, 1400 артиллерийских орудий, 14 000 пулеметов, горючее и т. д. – все это для войны против японской агрессии.

Впоследствии китайцы честно вернули нам все долги 1938–1939 годов до копеечки, хотя это были долги Чан Кайши. Возвращали и редкими металлами, и полотенцами, хотя жили в 50‑е годы не так чтобы богато. А почему китайские коммунисты признали долги гоминдановцев, с которыми они сами воевали? А потому что это был долг на святое дело, на защиту Родины.

Лишь такой долг – долг чести, его не стыдно брать и нельзя не вернуть.

В ЗАЩИТУ НОЖЕК БУША

Опять приведу обширную цитату из Ю. И. Мухина:

«…Сейчас поют дифирамбы международной торговле, и можно даже сказать, кто заказывает эти дифирамбы – международное банковское сообщество, оно на ней наживается. Но вообще‑то, идеальный случай экономики страны это автаркия, когда страна производит сама все, что потребляет. Идеальный потому, что только в этом случае она ни от кого не зависит, а это значит, что никто не в состоянии заставить эту страну продать продукты труда своих граждан дешевле, чем их цена. Если страна зависит от международной торговли, то тогда ограбить любую страну достаточно просто…

…Главный принцип государственной внешней торговли (торговли, защищающей граждан своей страны от разорения) – никогда не покупать за границей то, что производится в достаточном количестве в своей стране. Того, кто закупает, к примеру, куриные окорочка в США в условиях, когда свои птицефабрики остановлены, нужно пустить на корм отечественным курам. Это единственный путь получить хоть какой‑то толк от подобных экономистов.

…за рубежом покупается только то, чего сам сделать не можешь, или пока не можешь, и только то, что крайне необходимо…».

Вот тут я чуть‑чуть поспорю, хотя и рискую угодить в кормушку. Еще один довод в пользу международной торговли – более сложен, и связан с анализом сравнительных, а не абсолютных издержек. В свете этого довода положения о вреде «ножек Буша» не будут казаться очевидными.

Я подозреваю, что лишь первый исследователь какого‑либо вопроса хорошо о нем пишет. А. Смита и Д. Рикардо, по‑моему, никто не превзошел, хотя их и критиковали последователи‑политэкономы. Изъяны в их трудах есть, но достичь их уровня нелегко.

Так, вопрос о выгодности международной торговли рассмотрен Давидом Рикардо двести лет назад, и он блестяще показал, что может быть выгодна торговля даже между странами, в которых уровень издержек сильно различается. Рассмотрел он гипотетическую ситуацию, когда существуют лишь две страны, производящие лишь два вида продукции – вино и сукно. Предположим, что в первой стране, потратив единицу ресурсов, можно произвести либо одну единицу сукна, либо две единицы вина. А во второй стране – наоборот, на единицу ресурсов можно произвести две единицы сукна, либо одну единицу вина. Предположим также (это необходимое условие), что внутри этих стран можно ресурсы перераспределять с производства одной продукции на производство другой.

Что же получается? Получается, что первой стране выгодно отвезти одну единицу вина (издержки на нее – пол‑единицы ресурсов) во вторую страну, поменять на две единицы сукна и привезти обратно. В реэультате в первой стране на две эти штуки сукна надо было бы потратить две единицы ресурсов, а обошлись пол‑единицей! Полторы единицы ресурсов экономии!

А второй стране общественно выгодно вывозить свое сукно в первую страну в обмен на вино.

В схеме, конечно, не учитываются транспортные и прочие издержки на торговлю, но это другой вопрос.

В конце концов, в первой стране все ресурсы будут переброшены на производство вина, а во второй – на производство сукна, и обеим странам обмен будет выгоден.

Но эта схема обладает еще некоторыми особенностями. Представим себе такую ситуацию: что во второй стране издержки очень высоки например, две единицы сукна, или одна единица вина производятся за счет десяти единиц ресурсов. Но соотношение издержек такое же, как в основном варианте схемы Рикардо, то есть сукно вдвое выгоднее вина. Оказывается, что и в этом случае схема Рикардо работает – все равно второй стране выгоднее производить то, что у нее лучше получается – сукно, и менять его на вино в первой стране, а не пытаться производить его самому. Независимо от абсолютного расхода ресурсов!

Но не обо всем Рикардо и его толкователи говорят.

Во‑первых, обратите внимание – схема жизнеспособна, только если производственные ресурсы без проблем переадресуются из отрасли в отрасль. Если же ресурсы овцеводства в первой стране нельзя использовать в виноделии, то в результате наплыва дешевого сукна из второй страны овцеводы в первой просто вымрут за компанию со своими овцами.

Во‑вторых, если ресурсы могут перемещаться не только внутри страны, но и между странами, то при разнице издержек ресурсы переместятся туда, где издержки ниже. И менее экономичная страна останется на бобах! То есть в части капитала обе страны замкнуты, продукцией они обмениваются, а капитал не выпускают.

В‑третьих, оказывается, что для торговли по Рикардо вовсе не необходимо, чтобы денежные системы в обеих странах были хоть как‑то совместимы. Это совершенно не нужно! Меняются товары, и можно вообще обойтись без денег, или временно воспользоваться теми деньгами, которые ходят в стране, в которой осуществляется обмен.

Конечно, надо учитывать, что Рикардо писал свой труд в период острого экономического соперничества Англии с Испанией. Испания тогда проигрывала, и пыталась защититься, закрывая свою экономику от мирового рынка того времени. Труды Рикардо и других английских экономистов служили для идеологического обеспечения наступления английского сукна, которое было возможно, только если Испания откроет внутренний рынок. В конце концов Испания проиграла – идальго хотели носить хорошие и дешевые камзолы, а испанские короли не смогли в свое время защитить ни свою экономику, ни собственные районы производства сукна во Фландрии. Если вы читали «Тиля Уленшпигеля», то, может быть, вспомните, что англичане помогали гезам – фламандским сепаратистам. А почему Испании не удалось продержаться на своем вине и американском золоте – отдельный вопрос.

Возвратимся к схеме Рикардо. Она не объясняет, потому что не для того предназначена, некоторые странные явления, возникающие при международной торговле в условиях конвертации валюты. Один из таких парадоксов – сравнительно небольшой по объему дешевый импорт может подорвать собственное производство гораздо большего объема. Действительно, у нас при объеме импорта всего на 200–300 долл. в год на человека – собственное производство упало на несколько тысяч долларов. Но это отдельный вопрос.

А теперь иллюстрация возможного применения схемы Рикардо в нашей практике. Изложу хороший пример на основе информации, приведенной губернатором Краснодарского края Кондратенко. Оказывается, у нас на производство вагона сливочного масла расходуется примерно 25 вагонов зерна. В странах с более мягким климатом – меньше, ну, к примеру, 12. Это объясняется тем, что и расход кормов при пониженной температуре выше, и наши породы молочных коров менее продуктивны, так как выводились они по критерию устойчивости к нашим условиям, в том числе к длительному стойловому периоду. Вывести породу, обладающую сразу несколькими положительными качествами, селекционерам сложно.

Что же получается? Получается, что, собрав 25 вагонов зерна, гораздо выгоднее поменять их на два вагона новозеландского масла, чем, изнуряя себя и коров, получить от них один вагон своего (предположим, один вагон зерна уйдет в оплату за транспортировку). Такова схема, но, конечно, для принятия реального решения надо считать затраты с точностью до килограмма. Тем не менее, вполне возможно, что в единой экономической системе нашей страны какая‑то внешняя торговля будет выгодна и нам самим!

Конечно, начинать подсчеты и расчеты можно только в том случае, если ресурсы, используемые у нас для производства масла, можно переадресовать на производство зерна. Если же нет, то производители масла должны продолжать его производить, а импортное не должно продаваться у нас в стране по более низкой цене, чем наше.

Ну и в заключение главы – речь в защиту ножек Буша.

Опять оговорюсь: все числовые данные в книге – довольно приблизительны. Все современные оценки малодостоверны, потому что состояние государственной статистики у нас далеко от идеального, и все серьезные решения будут правильными только после ее воссоздания.

Общим местом в речах публицистов всех цветов спектра являются жалобы по поводу судьбы отечественного Птицепрома. Что и говорить, система была создана в СССР внушительная, а сейчас она полностью развалена.

Но есть у нашего Птицепрома одна особенность. В конце советских времен отечественным квочкам не хватало отечественного же зерна, и его докупали в Америке. Надо сказать, что вся история с куриным кормом пахнет не лучше птицефабрики – на импорте кормового зерна делались большие деньги, не закупались кормовые добавки, что приводило к непроизводительному расходу кормов и т. д.

Так вот в цене курятины основную часть составляют затраты на корм – существенно выше половины всех затрат. И если окажется, что у нас расход зерна на откорм бройлеров выше, чем в Америке (вполне возможно, что это так), то вместо импорта зерна для Птицепрома надо, конечно, закупать курятину. Я прекрасно понимаю, что, продавая нам отходы (а куриные ножки в Америке – отходы, сами американцы грудки едят), американцы наживаются. Но животный белок нужен, и если выбор между зерном и ножками, брать надо ножки. Наших кур надо выращивать только на нашем корме, ни в коем случае не на покупном.

Конечно, и тут надо внимательно смотреть, чем можно занять освободившиеся ресурсы, особенно людей, и устанавливать цены на импортную курятину так, чтобы она не подрывала свое производство.

Но общий принцип понятен – если уж продаем, то только те товары, в которых наименьшая доля стоимости определяется затратами на борьбу с неблагоприятными условиями. А покупать надо, наоборот, то, что мы можем сделать лишь с чрезвычайно большими издержками.