Экологический кризис и научно-техническая революция

Экологические проблемы современности — закономерное следствие технократической, опирающейся на науку цивили­зации, которая стала набирать силу сначала в Европе, а затем и по всему миру несколько столетий назад.

В средневековой Европе считали, что жизнь человека имеет божественный смысл и предназначение. А раз так, то мате­риальный прогресс общества играл по отношению к духовно­му росту второстепенную роль.

Профессор истории Йельского университета (США) Ро­берт С. Лопез охарактеризовал средневековых мыслителей следующим образом: «Им не было нужды, подобно Эйнштей­ну, ломать голову над созданием общей теории физики. Общ­ность всего сущего, думали они, исходит от Бога. Бог был создателем миропорядка, причиной любых изменений, Бог сглаживал любые противоречия. Любовь, которую Он изли­вал на Творение и которую Его создания возвращали Ему по мере своих способностей, считалась, как сказали бы сегодня, источником всех энергий».²

Подобный взгляд разделяла и индийская цивилизация. В «Шримад-Бхагаватам» (i.2.6), древнем священном писании, история которого насчитывает пять тысяч лет, высшая цель человеческой жизни определяется так: «Высшим занятием [дхармой] для всех людей является такое занятие, с помощью которого они могут прийти к любовному преданному служе­нию трансцендентному Господу».

Даже с наступлением в Европе эпохи научных открытий многие ученые поначалу сохраняли глубокую веру в Бога как высшего владыку и создателя Вселенной. Тот же Коперник (1473^_1543), который вопреки официальному мнению тогдаш­ней церкви отстаивал концепцию центрального места Солнца в нашей планетной системе, и потому ставший кумиром сов­ременных интеллектуалов, писал, рассчитывая межпланет­ные расстояния, что орбиты небесных тел — замечательный образец «божественной работы Великого и Прекрасного Твор­ца».

Но по мере развития науки в эпоху Ренессанса и Просве­щения человек все меньше ощущал Божественную длань на холсте мироздания. Вселенная становилась холодной и безли­кой — отныне в ней властвовали не Божий промысел и Божье милосердие, а точные математические законы. Так рождалась основополагающая концепция современной науки. Имя ей — редукционизм, сведение Вселенной, включая весь человечес­кий опыт, к предсказуемым и поддающимся измерению сос­тояниям или трансформациям материи (вплоть до ядерных частиц) и материальных сил (таких, как электромагнитное поле и гравитация).

Однако новоиспеченным естествоиспытателям мало было просто получить знание. Один из отцов-основателей совре-

менного научного метода, сэр Фрэнсис Бэкон (1561-1626), про­возгласил: «Знание — сила». Физики-атомщики двадцатого столетия усвоили этот урок даже слишком хорошо. Как пишет в книге «Смерть природы» историк Кэролин Мерчант, Бэкон стремился «поймать природу» и «сделать из нее рабу».³ Зада­чей ученого было «вырвать у природы ее секреты».

Человек века семнадцатого, Бэкон перечислил в «Новой Атлантиде» некоторые из изобретений, которые, по его мне­нию, должны были быть сделаны в будущем: «Продление жизни; причудливые столбы с трубками для передачи звука на расстоянии; воздушные корабли; лодки, способные передви­гаться под водой». В список также вошли «средства умерщвле­ния, пригодные для военных действий и отравлений» и «ору­жие, более мощное и разрушительное, чем самые большие наши пушки».⁴

С подъемом науки и техники религия начала сдавать по­зиции. Как подметил общественный деятель и историк Лью­ис Мамфорд, «несмотря на внешнюю привязанность к церков­ным ритуалам,... все больше людей действовали так, как если бы жизни на небесах не существовало, а счастье, благополучие и спасение достигались только на Земле, земными средствами, которые человек был не прочь заполучить в свое распоря­жение».⁵

В восемнадцатом и девятнадцатом столетиях взгляд на мир стал еще материалистичнее, и невероятные усилия бы­ли брошены на создание предсказанных Бэконом машин, что во много раз увеличило способность человечества эксплуа­тировать ресурсы Земли. Так началась эра научно-техничес­кой революции, породившая современный экологический кризис.

Одной из первых стала развиваться рудная промышлен­ность. Надо сказать, однако, что поначалу у нее было немало противников: еще в средневековье европейские философы, вслед за своими греческими и римскими предшественниками, утверждали, что добывать металл из-под земли аморально.

Например, Плиний (23-79 гг. н.э.) в своей «Естественной истории» писал, что Земля «щедра и готова» даровать нам со своей поверхности «все необходимое для процветания». До­бывать же руду из недр — значит «приближать собственную смерть» и «истощать Землю».⁶

Средневековые противники масштабных рудных промыс­лов отличались пророческим взглядом на негативные послед­ствия такой деятельности для окружающей среды. В 1556 году Георг Агрикола в работе «О горном деле и металлургии» писал: «Самый весомый аргумент против создания рудников — уничтожение полей... Вырубаются леса — дерево пускают на изготовление балок, рудных механизмов и топливо для плав­ки металлов. Когда леса вырубаются, исчезают птицы и жи­вотные... Кроме того, вода, которой промывали руду, отрав­ляет ручьи и реки — рыба уходит из этих мест или гибнет».

Методы ведения хозяйства в сельских общинах многих стран средневековой Европы были по отношению к земле до­статочно щадящими. Пастбища, леса и водные ресурсы при­надлежали всей общине, и за их разумным использованием следили старейшины или местные власти.

Общины стремились к тому, чтобы своими силами обес­печивать себя всем необходимым. Но с уходом в прошлое сред­невекового богоцентричного взгляда на мир и развитием естественных наук и промышленного производства этот са­модостаточный тип сельского хозяйства пошел на убыль. Между 1500 и 1700 годами его вытеснила индустрия зарождав­шейся рыночной экономики. Сельское хозяйство нового типа привело в движение механизм, и по сей день разрушающий традиционную экономику деревни и наносящий ущерб окру­жающей среде.

Рыночное сельское хозяйство и бурный рост промышлен­ности привели в шестнадцатом столетии к значительному со­кращению в Европе площади лесов. Деревья вырубались для расчистки земель под пашню и пастбища, а также для удов­летворения спроса на топливо и строительную древесину. В семнадцатом веке промышленный комплекс Англии ввиду нехватки дерева перешел на каменный уголь. «В отличие от средневековой экономики с ее органическими возобновимы­ми источниками энергии — дровами, водой, ветром, — на­рождающееся на большей части Европы капиталистическое хозяйство не только зависело от невосполнимого источника, угля, но и обращалось к неорганическим ресурсам, металлам (железо, медь, серебро, золото, олово и ртуть), добыча и пере­работка которых привела к дальнейшему исчезновению ле­сов», — пишет Кэролин Мерчант.⁷

Низкосортный английский уголь с большим содержанием серы при горении выделял густой черный удушливый дым и не раз становился причиной нареканий. Так, из официаль­ных документов известно, что в 1627 году население жалова­лось на почерневшие от копоти пастбища и гибнущую в Темзе рыбу.⁸