Последний пьяный пароход

(Дима Грозный)

92-й год, май месяц, четвертый по­ход «Рок чистой воды». Опять по Волге, опять на теплоходе, который на сей раз был не «Капитан Рач­ков», а вообще «Октябрьская рево­люция»... «Организация на сей раз была попафосней: бар с рестора­ном, по вечерам джем-сейшны пря­мо на теплоходе, компания ехала более буйная, были мы, были «На­стя», «Апрельский марш», «Бригада С», «Воскресение», «Аукцыон», «Crossroads». Времена бодрые...» (Шахрин).

Т.е. опять пили. Нифантьев: «Эти два парохода у меня в памяти слились в один, я со многими разго­варивал, они у всех слились, никто не помнит, чем один от другого от­личается».

Для нас существенно вот что: перед самой поездкой у Шахрина состоялся разговор с Желтовских о том, что пора завязывать пить, иначе судьба Привалова его не минует. «Я понял, что мы его вообще угробим» (Шахрин). Разговоры на Малого не действовали абсолютно, и в начале мая Шахрин объявил официально, что альтист уволен. «Он пришел ко мне домой и ска­зал, что все понял. Я сказал: «Хо­рошо, ты можешь месяц вообще не пить?». «Могу». И я обещал взять его на «Рок чистой воды», но с ус­ловием, что там он не будет пить вообще».

На пароход Малого взяли, в первое же утро Шахрин проснулся в шесть утра, в то самое время, когда основная масса участников как раз собиралась спать, и от­правился на палубу делать заряд­ку. И слышит, как с верхней палу­бы спускаются очень пьяные лю­ди, и барабанщик «Бригады» Батя говорит:

- Кто тебя обижает? Шахрин? Идем разбудим, за борт выбросим...

И Малой:

- Не-е-е, все нормально, сами разберемся.

В общем, не оправдал Желтовских доверия, пьян был совер­шенно. Шахрин в сердцах пытался его на первой же пристани выса­дить, но пожалели, доехал. После поездки «Чайф» сократился на од­ну персону.

«Он действительно очень ар­тистичен, - Шахрин, - сальто на сцене делал, не переставая иг­рать, в мониторах ничего не слыш­но, но он все равно попадал, уни­кальный музыкант с классической школой, умеющий играть что угод­но. И с цыганскими такими подъ­ездами, что в конечном счете и привело его в цыганский ан­самбль. Тем более, уже тогда я по­нял, что альт - инструмент, кото­рый звучит очень хорошо, но что­бы он был действительно интересен, он должен звучать в програм­ме два-три раза. И возить с собой юного алкоголика, чтобы он играл три песни, просто нерационально. Потом он приходил, говорил, что ему нечем заниматься, но у меня бывают моменты, когда я прини­маю решение, и обратно меня сдвинуть очень трудно».

Второй существенный мо­мент: с «Бригадой С» ехал ее ди­ректор, Дима Гройсман. Который давно и регулярно брал «Чайф» на разогрев и просто с чайфами подружился. И получил за это время уважительную кличку «Грозный». Москвич, профессио­нал, когда-то работал в театре Табакова, потом несколько лет с «Бригадой»...

На теплоходе Шахрин предло­жил Гройсману стать директором «Чайфа». Сперва, собственно, Во­лодя спросил, не может ли Гройс-ман помочь в том, в другом, в тре­тьем, Дима сказал, что если зани­маться, то заниматься всем полно­стью. Шахрин признал такой под­ход разумным, оставалась одна не­ловкость - Гарик Сукачев, у которо­го Гройсман был, вообще говоря, тоже директором. Шахрин в тот же вечер переговорил с Сукачевым, тот ответил, чтобы Вова обращался прямо к Грозному. А вообще - «нет проблем».

На окончательную беседу Гройсман пригласил к себе в каюту Шахрина с Бегуновым (для пред­ставительности) и сказал, что согласен, но при одном условии: «Он сказал: «Давайте так, мы с вами начинаем с нулевой отметки, счи­тай, что вас никто не знает, группа неизвестна», - рассказывает Шах­рин. - Хотя к тому времени у группы был безусловный хит «Поплачь о нем», была «Ой-йо», которую рас­певали все. Но я очень легко согла­сился с Димой, решил, что так нам будет проще. Все произошло без­болезненно».

«Мы договорились о том, что все, что не касается творчества, я имею право править под себя, - это уже Гройсман, - я сказал: «Вова, ес­ли ты готов на это, все вопросы, все контракты, все внешние сношения -через меня». Он согласился. Мы до­говорились обо всем, и ни разу с тех пор, а уже который год идет, ничего не пересматривалось. Иногда мне бы даже хотелось пересмотреть ка­кие-то параметры, но я сам себя торможу, говорю себе: «Так нельзя, потому что мы договорились».

Шахрин: «У нас до сих пор с Гроисманом не подписано никакого контракта, был разговор, где мы оговорили условия, кто чем занима­ется: он не лезет в творческую часть группы, и мы играем те песни, которые хотим и как хотим; а мы не лезем в то, как он их продает. И с тех пор об этом ни разу не разгова­ривали, так оно и осталось».

С этим разговором отошла в прошлое еще одна эпоха в жизни группы «Чайф», эпоха выныривания.

Глава 5

Байки времен мейстрима

О новейшей истории

Новейшая история - это такая исто­рия, которая совсем новая, то есть приключилась недавно. Любой школьник знает, что это самая пута­ная из всех историй, просто каша какая-то. Вот у римлян, что знает далеко не каждый школьник, все стоит на своих местах, а в недавнем прошлом такой бардак - диву да­ешься! Ибо только время расставля­ет все по своим местам.

Для того чтобы время расста­вило все по своим местам, оно должно пройти. А пока оно не про­шло, все стоит, где ни попадя.

Все мешается, главное сего­дня может послезавтра оказаться несущественным, заметное – мало ­различимым в дымке прошедших лет. Взамен же выдвинется на пе­редний план то, на что не обратили внимания, картина высветится ина­че, и тогда мы поймем... Но завтра.

А пока, чем ближе повествова­ние подбирается к сегодняшнему дню, тем меньше в нашей истории собственно истории, ибо она, как сказано, требует времени на то, чтобы стать таковою. И тем больше всякой ерунды и мелочевки в памя­ти участников; ерунда эта, быть мо­жет, в чем-то даже и мусорная, но часто забавная, байки такие. Есть смысл покопаться, не особо задер­живая взгляд на том или этом. Пусть идет, как было, а потом, лет через ...надцать, она частично пре­вратится в историю, частично в прах; и тогда все, что следует ниже, нужно будет переписать, придавая истории подлинную стройность, со­размерность и всякое прочее благо­образие.

А пока на календаре год 92-й, от него и тронемся, заметив попутно, что «Чайф», как истинный уральский самородок, в 92-м году летом взял и в очередной раз (какой-то там по счету) вроде как бы и родился.

Гройсман сказал: «Начнем с нуля!» - ну и начали...

Калинов телик

Был в июне концерт памяти Цоя. Мемориальный.

Тогда было много мемориаль­ных концертов, то и дело кого-нибудь «отпевали», этот - самый массовый

- Лужники, море народа, солнце... Так и тянет ляпнуть - праздник... Грех, конечно, но странное это дело

- концерты «в память». С толпой, с ревом, с аплодисментами...

В собственно чайфовской ис­тории этот концерт был концертом. Много их было, описанию они под­даются, но, в описании их все мень­ше смысла.

Из существенного было вот что: встретились прошлое с буду­щим - Гройсман с Ханхалаевым. Ну и ради такого дела напились.

Потом Леха Жданов из номера «Калинова моста» телевизор упер. «У Лехи приключился алкогольный заскок, он в невменяемом состоя­нии два раза пытался вынести теле­визор из гостиницы, а мы его вы­лавливали. Но расслабились, и он его все-таки украл, - рассказывает Шахрин, - но не из своего номера, а у «Калинова моста».

Нифантьев: «Жданов зашел ночью к «Мосту» в номер и взял телевизор. Переносной, но довольно большой. Утром ставит телевизор в сумку, тут бежит Шахрин, кричит, что самолет через час, видит ан­тенну, торчащую у Жданова из сумки, вытаскивает телевизор: «Леша, что это? Быстро неси на место!». Шахрин из номера, Леша спрятал антенну, сумку застегнул и улетел».

Жданов привез телевизор домой, поставил на кухне и смот­рел. А на «Калинов мост» повеси­ли дело. «Мне звонят люди из «Моста», - Шахрин, - говорят: «Больше некому, кажется, Леха стянул, пока мы спали»,... Леху мы раскололи, он сознался, что теле­визор-то спер... Мы долго извиня­лись, я приезжал,говорил, что это человек наемный, мы его не зна­ем, один раз у нас работал... Но дело в том, что «Калинову мосту» пришлось за телевизор запла­тить, и наши отношения с этой группой до сих пор не наладились. То есть мы здороваемся, но они как-то очень осторожно на нас смотрят»...

В раю за час до войны

«Войны мы не увидели - взлетели,

и через несколько часов там началось».

А. Нифантьев

Лето, Сочи, гастроли, «Аквариум», «Наутилус», «Настя», ну и наши. Последняя поездка Оли Пикаловой, администратора. Их там не очень ждали, ночью повезли в Аб­хазию, стали расселять. Народу оказался легкий перебор - приеха­ли с семьями. «Больше всех «Аква­риум» отличился, их было человек пятьдесят, кто-то даже тещу взял...» (Шахрин). Звезды стали бить себя кулаком в грудь, требо­вать поселения, их и распихали, ку­да ни попадя. Чайфы - люди скромные, стояли молча. Их забы­ли. Вышел абхаз, администратор, удивился: «А вы-то что? Ладно, вы хоть молчите, поселю-ка вас, куда своих людей селю»...

На берегу моря замок, назы­вается «Гребешок». Абхаз дал ключи и сказал: «Ваше». Весь за­мок! С балконом, с выходом на море... И баба Зина - главное дейст­вующее лицо на всем берегу - она продавала настоящее вино прямо из подвала - сухой же закон... У бабы Зины двор с высоким забо­ром, во дворе два гипсовых оленя из парка культуры и отдыха. И чай­фы каждый вечер с тремя банками по три литра...

Шахрин: «Потом Борис Борисыч понял, что мы знаем тайное ме­сто, подходил, ручки молитвенно складывал и благостно говорил: «Чачечки, чачечки»... И мы брали на «Аквариум» чачу, а себе вино. Но адрес мы ему не сдали. Как мы с ба­ночками на берегу замечательно отдохнули... Уехали, а там война... До сих пор, когда телевизор смот­ришь, думаешь, остался этот «Гре­бешок» или нет?..».

Улетели, потому что концерты кончились, остался позагорать в Абхазии Кормильцев, с ним жены наутилусов. И дети. Илья с ними из войны выпутывался - мужья кон­церты играли. Один Бутусов рванул в зону боевых действий за молодой женой, красавицей Анжеликой, его ловили то грузинские патрули, то абхазские, сличали внешность с фотографией в паспорте, повора­чивая то «в фас», то в профиль, и чуть не расстреляли. Но это другая история.

Расстреляли пацана, который рядом со Славкой в автобусе ехал. У него уши были странные. И вооб­ще он был глухой.

Бревнышко

Лето в чайфовской манере - редкие концерты, мероприятия обществен­но значимые... Исторический суб­ботник силами поклонников группы 4 августа, например. Убирали мусор в старых традициях, что было до­вольно оригинально, ибо традиции эти как раз дуба дали.

Исторический сквер, Шахрин с «броневичка речь толкнул» (со сво­его «Москвича-401»), рассказал, что дело это хорошее, мусор уби­рать, что ради хорошего дела «спецрейсом из Москвы, из музея Владимира Ильича Ленина, приве­зено легендарное бревнышко, которое вождь всемирного пролетариа­та на плечике таскал; сейчас его торжественно внесут потомки со­ратников»... «Потомки» в составе: Бегунов, Нифантьев, Северин -вперли бревно, предварительно уворованное у метростроителей за соседним забором, а Шахрин объя­вил, что во время субботника каж­дому будет предоставлена уникаль­ная возможность продублировать исторический снимок с бревном и с соратниками. Под такой шумок при­бирали мусор, потом поставили в парке свою репетиционную аппара­туру, поиграли, были молодые груп­пы, они на чайфовских инструмен­тах поиграли.

«Я не знаю, зачем «Чайф» все время такие штуки устраивает» - Шахрин. Зачем-то устраивает. Во всяком случае, традиция чайфов­ских субботников закрепилась в го­роде надолго.

А где-то там, в далекой столи­це, думал думу Дима Гройсман, но­вый директор. Думал, что же с «Чайфом» делать.

Гройсман

(физиономия)

Надо сказать, что Дима с чайфами дружил, группа ему нрави­лась, песни ее тоже, но степень продвинутости ее в сознание масс населения Дима, соглаша­ясь быть директором, представ­лял себе слабо, на что и напорол­ся: «Я сразу почувствовал пере­мену, когда я приходил и гово­рил: «Здравствуйте, я менеджер

«Бригады С», - ее знали все. Люби­ли или нет, это другой вопрос, но знали. Когда я приходил, допустим, в железнодорожные кассы и гово­рил: «Девочки, помогите с билета­ми, я менеджер группы «Чайф», -они переспрашивали: «Что за чай?» (Гройсман).

Дима занимался эксперимен­тами на ниве прикладной социоло­гии: при встрече со знакомыми как бы ненароком упоминал «Чайф». Следовал вопрос: «А кто такой Чайф?». «И меня это бесило! - ус­мехается Гройсман, человек по на­туре упорный, даже упертый. - Ког­да-то Гарик мне сказал: «Группа «Чайф» - хорошая группа, но она провинциальная, такой и останет­ся». Я сказал: «Поживем-увидим».

Оставалось «пожить и уви­деть», чем Дима и занялся. Денег у него не было, но были опыт и нату­ра подходящая.

Дима Гройсман - еврей из Воркуты, умудрившийся таки ро­диться в зоне оседлости, в городе Хмельницком. Мама в отпуск езди­ла, Дима в теплом климате родился, и немедленно в Воркуту.

«Я на свет появился только по­тому, что сестра была идеальным ребенком, не плакала, была по­слушна, никогда не перечила роди­телям... - рассказывает Дима. - Ма­ма говорила, что если бы я родился первым, сестре бы света этого не видать - я был полной противопо­ложностью. Но я во всем был пол­ной противоположностью, и когда мама спрашивала, что мне пода­рить на день рождения, папа говорил: «Дай ему денег, мы все равно не попадем»...

После школы поступил в Мос­ковский автомеханический инсти­тут, а потом Дима предался театру. С азартом, потому что Дима вклю­чился в «систему». Была такая сту­денческая система скупки и пере­распределения театральных биле­тов. Действительно «система» -бойцы, лидеры, пятерки - вполне тайная организация, смыслом кото­рой был не просто билет, а билет как валюта, универсальная, весо­мая, и милиция не докопается.

Прошел Гройсман в системе от бойца, который всю ночь в оче­реди стоял, до лидера, который ре­шал многое. «Театр Ермоловой был мой, - рассказывает Дима, - если надо было попасть в театр Ермоло­вой, звонили мне. Я знал в театре всех, от уборщицы до Фокина. А был там главным администратором Толя Фалькович, его я считаю сво­им учителем. У него была поговор­ка: «Если я не могу решить твою проблему с одного звонка, это очень сложная проблема». Но со второго он ее решал».

По окончании института Дима в автотракторном НИИ с 7-45 до 18-40 с перерывом на обед играл в тен­нис, пока в один прекрасный день не позвонил Фалькович и не полюбо­пытствовал, не надоело ли Диме по восемь часов в день коту под хвост выбрасывать. Потому что в театр Та­бакова нужен администратор, он Гройсмана и порекомендовал.

Успешно сдав головоломный экзамен с доставанием за сутки из воздуха десяти спортивных ма­тов для спектакля «Прищучил», Дима был принят на работу в те­атр Табакова. Там познакомился с Сукачевым. «А Гарику если что нравилось, он сразу пытался по­добрать, - Гройсман. - Гарик ска­зал: «Иди ко мне администрато­ром». Я отказывался, он посчи­тал, сколько я буду получать, ра­за в четыре больше, чем в теат­ре. Меня и это не проняло, но он сказал, что если я в течение не­дели решу проблему с театром, через две недели мы едем в Гер­манию, потом в Америку». Загра­ница проняла.

До «Чайфа» Гройсман про­работал в «Бригаде С» четыре года. «С Гариком у меня разно­гласий не было. У меня с ним разногласие существовало по поводу пьянства, единственное разногласие. И с «Бригадой» я не собирался ни расходиться, ни расставаться, но считал себя свободным человеком».

Спирин

(физиономия)

Грозный - не единственное при­обретение, появился на место скоропостижно уволенной Оль­ги Пикаловой худенький пар­нишка с настырным взглядом - Илья Спирин. В роли админист­ратора. Так лихо и плотно по­явился, что по тусовке сразу по­шел слух, будто Илья Шахрину родственник; во всяком случае, Антон Нифантьев до сих пор в этом уверен.

На самом деле никакой Илья был не родственник, а обычный безработный и доволь­но растерянный молодой чело­век. Перед попаданием в «Чайф» он открыл свою фирму и пытался торговать сахаром. Тог­да почему-то все пытались тор­говать сахаром, и все приблизи­тельно с одним результатом. «Я «очень удачно» торганул на са­мом деле рожей своей, и потом не знал, что делать, как жить» (Спирин). Но поскольку в собственной фирме Илья был сам себе директором, один приятель сооб­щил, что группа «Чайф» ищет ди­ректора, и посоветовал сходить по­говорить. «Я сходил к Шахрину в гости, и для меня это был шок» (Спирин).

Шок, потому что слово «Чайф» Илья знал давно, и звуча­ло он для Ильи гордо. Во-первых, Спирин был Шахрина с Бегуновым на девять лет моложе, и когда «Чайф» совершал первые набеги на площадки Москвы и Подмоско­вья, учился в Институте электрон­ной техники в Зеленограде. А ин­ститут был, как он говорит, «про­двинутый и закрыто-открытый», электронный, все паяют и, разуме­ется, слушают музыку. Илья до по­ступления музыкой не увлекался, а тут затянуло за компанию. При том что Зеленоград наравне с Черно­головкой был еще в большевистские времена одним из центров рок-н-ролла, здесь была своя тра­диция, концерты довольно часто, на доске объявлений Илья однаж­ды прочитал: «Группа «Чайф». «И подумал: что за уроды придумали название такое? А с другой сторо­ны, душу греет, Свердловск, роди­на...» (Спирин).

Денег не было, изыскивались различные альтернативные спосо­бы ходить на концерты, кто-то пред­ложил поработать дружинником, билеты проверить. «Проверили би­леты, сели концерт смотреть, высту­пал «Чайф», Шахрин с трубой хо­дил, то есть с брандспойтом. И мне понравилось, весело» (Спирин). По­том пришли из Москвы записи на одну ночь, Илья всю ночь сидел, пи­сал «Дулю с маком» и «Дерьмон-тин», а пленки не было, пришлось стереть любимый Queen, записы­вать «Чайф» «по святому».

После института работал Илья на Оптико-механическом за­воде, очень не понравилось, уво­лился, а тут и сахар... Но это был еще 91-й год, уже тогда Шахрин к Спирину примерялся, не срос­лось, но Илью Володя запомнил. И месяцев через шесть отыскал. «Мне сказали, что работы нет, есть Пикалова, с которой нужно закончить отношения. И с самого начала разговор шел не то о ди­ректоре, не то об администрато­ре, тогда было еще по жизни не ясно, чем одно от другого отлича­ется. Я поработал в качестве тех­ника на добровольных началах, ходил на репетиции... И как толь­ко я пришел в коллектив, Антона забрали в алкогольном психозе».

Беляночка

«Этих психиатров

надо самих лечить».

А. Нифантьев

В августе Антона посетила «беля­ночка», как ласково ее кличут те, кто с ней уже встречался. Или «белая го­рячка» - это для тех, кто все еще знаком с ней только понаслышке. «Я растарабанил гитарой телевизор... Перебил телевизор, мебель, гитару и понял, что это звоночек», - Нифан­тьев. Утром Антон пришел в диспан­сер и сказал наивно:

- Ребята, мне надо лечиться. Что вы посоветуете?

- А что ты натворил? - полюбо­пытствовали люди в белых халатах.

- Да ничего особенного, - от­вечал Антон, - сломал гитарой теле­визор...

- Так, так... - говорят которые в халатах, - Ну, подожди здесь...

Антон сел на кушеточку, сидит, ждет, входят два мужика, хвать - в ма­шину и на станцию Исеть, в психушку.

«А там врачиха - молодая дев­ка, совершенно безумная. Дня три

прошло, меня начали выпускать на прогулки... Двор, забор метров во­семь, вверху кругляшок неба, и все по кругу ходят. В центре стул, сидит псих, на баяне играет. И так круглые сутки с перерывами на сон, питание и уколы. И я понял, что я попал»...

Шахрин: «Приходит ко мне Алина вся в слезах и говорит, что Антона увезли в дурку. Что он вы­пил, разбил телевизор, бил гита­рой об стенку, а гитара-то была моя... Его увезли в «Исеть», в са­мую страшную нашу дурку. Алина говорит, что уже консультирова­лась с апрельскими маршами, из­вестными специалистами в облас­ти психиатрии, с Женей Кормильцевым, и тот сказал: «Исеть» - это очень плохо».

Шахрин с Алиной уселись в Бо­вин «Москвич-401» и скоро увидели эту «дурку», живо напоминавшую концлагерь: белые бараки на полто­ра метра из земли торчат, решетки, грязь... Был ливень, охрана бди­тельность потеряла, заехали прямо во двор, но выяснилось, что каждый барак все равно на решетку закры­вается. Выходной, никого нет, про­бились в барак, им вывели Антона...

«Когда меня показали, Шахрин в ужас впал. Пришли к молодой врачихе, она говорит: «Да вы что! Месяцев восемь полежит, там посмотрим»... Шахрин объясняет про гастроли - бесполезно. Но Шахрин - человек пробивной, нарыл тетку в этой психушке, которой я до сих пор безумно благодарен, Тамара Узбеке на, совершенно классная тетка, хрен на нее вышел, уговорил, и меня просто выцепила оттуда. Шахрин писал какие-то расписки, я писал расписки... И меня перетащили в другое отделение» (Нифантьев).

«Вообще, врачи очень стран­ное на меня произвели впечатле­ние, - это уже Шахрин, - они пол­ные психи. Но мы добились, чтобы его перевели от полных психов, до­говорились, что Тамара Узбековна его закодирует, я дал расписку. И его отпустили. И с тех пор у нас Ан­тон не пил».

За всю историю «Чайфа» это был первый реальный прорыв на ниве борьбы с зеленым змием. Хо­тя... «Я и сейчас алкоголик, - ухмы­ляется Антон. - Потому что алкого­лизм неизлечим. Фактически я не пью, но я алкоголик»...

Отель «У Казаряна»

(«Дети гор»)

«...я думал, что на этот раз мы

пишем что-то уж совсем настоящее».

В. Шахрин

«Дети гор» - первый альбом, запи­санный с Гройсманом. С ним чайфы впервые изменили Питеру, пора бы­ло покорять Москву. А с ней и всю страну.

Гройсман сразу заявил, что пи­сать альбом нужно «в нормальной московской студии», что нужен на­стоящий продюсер, на эту роль предложил Сергея Галанина. Шах­рин: «Мы подумали: московский взгляд нам не помешает, корни все равно останутся, но некий по-хоро­шему столичный призвук нужен, чтобы это была до не конца сель­ская музыка».

Деньги взяли взаймы, запись на SNC, сумма фиксированная -ровно на 60 часов работы. Жили в общежитии какого-то завода возле Горбушки, четыре койки, стол, на столе ножиком вырезано «Казарян», потому и звали местечко «Отель «У Казаряна»... Единствен­ная розетка почему-то над шифонь­ером, чтобы утром поставить кипя­тильник, нужно было крепко извер­нуться... И койки такие, что роди­лось предположение, будто на заво­де все рабочие какого-то специаль­ного, очень маленького роста - ноги вечно торчали через решетку, сетки прогибались до самого пола, в та­кой позе спали. Денег не было, Шахрин взял из дома мешок сала, его и ел Декабрь 92-го года, страшный холод, утром вставали, шли на сту­дию в темноте и в темноте вечером выходили.

«Это был первый альбом, в ко­тором старались учитывать некие законы шоу-бизнеса, - свидетельст­вует Шахрин, - а так как мы в нем не очень понимали, часть работы взял на себя Дима, звук - Серега Галанин, а консультантом был Олег Сальхов, директор SNC. Задача бы­ла конкретная: сделать роскошный коммерческий звук, чтобы альбом стал продаваемым».

Выходило достаточно мажор­но, но у Шахрина и настроение бы­ло мажорное. И никак не могли со­образить, какую песню считать бу­дущим хитом, на какую потом клип снимать, поскольку появилась уже потребность клипы снимать. Имен­но по этой причине Дима предло­жил записать по второму разу «Псов с городских окраин» - песня сильная, а к тому же в прошлый раз забыли гитару записать.

Про грядущую запись «Псов» прослышали Кинчев со Скляром, пришли на запись и сказали: «Пре­дупредите, когда будете вокал пи­сать». Но пришли они пораньше, с какими-то друзьями из Иркутска и двумя полуторапитровыми бутылка­ми водки. Ждали часа два с полови­ной, после чего стало ясно, что сло­ва они спеть не смогут в любом слу­чае. Решили, что Кинчев будет про­сто выть, и если прислушаться, слы­шен крик одинокого волка. А Скляр и Галанин пели все-таки слова, их тоже можно услышать.

Женский вокал в «У зимнего моря» спела Наташа Романова, когда-то она спела «Котлован» у «Апрельского марша». Нужно было мягко, а она норовила заорать, как в «Котловане». Ее уговаривали петь поэротичней, устраивали муж­ской стриптиз, задирали рубахи в пультовой, танец живота исполня­ли... Ничего, спела... В двух песнях на гитаре играет Сергей Воронов, гитарист из Crossroads. И все бы хорошо, но чего-то в альбоме все не хватало, и вообще выходил коротковат. Стали думать, Шахрин неохотно признался, что вообще-то есть у него еще одна песня, но она «не вписывается». Бегунов предло­жил сыграть на всякий случай, Ша­хрин под гитарку напел:

«Не спеши ты нас хоронить,

а у нас еще здесь дела,

у нас дома детей мал-мала,

да и просто хотелось пожить»...

- Почему ты решил, что не вписывается? - поинтересовался Бегунов. Шахрин объяснил, что под­ход другой, фолковый, и тема фолковая, и сюжет, можно сказать, за­имствованный... Бегунов сказал:

- Ты дурак, что ли? Все вписы­вается! Тебе нравится - мне тоже нравится, есть шанс, что она и лю­дям понравится. Какая разница, что она не влезает в эту рок-н-ролльную концепцию? Пишем!

И записали. Пригласили Рушана Аюпова, клавишника из «Брига­ды С», с гармошечкой, и записали. Но вопрос «кто тут хит?» оставался открытым: «Мы думали, что «Не спеши», конечно, хороша, но, безус­ловно, не центровая, не главная», - Шахрин. Впрочем, думать было не­когда - деньги кончались. Дописы­вали «Мама, она больше не может», я записал вокал, нужны бэки, но у студии стоит такси, чтобы везти группу на поезд; я заскочил, сам спел все бэки, чтобы не объяснять никому, что и где... Допел, сказал: «Все!» - в такси, и все» (Шахрин). Сводить, доделывать остался Гала­нин, но об этом позже.

Чудо на Рождество

Мероприятие называлось «Рок на Рождество», Минск, январь 93-го. Попали случайно. Гройсман: «Я по­шел на «Черный пес Петербург», за кулисами меня встречает один музыкант: «Привет, ты в Минск-то едешь?». Второй - то же самое, и я вижу, что все едут в Минск на «Рок на Рождество». А делает некто Иван Иваныч, я его вижу, он: «Здо­рово, Димастый!». А я: «Пошел ты!.. Как я с «Бригадой», так ты мне звонил и обзванивал, а как я с «Чайфом», так нет тебя»... Он ру­ками замахал, и так совершенно случайно я вписываю «Чайф» в Минск».

Концерт ночной, никому ру­биться до утра не охота, а «Чайф» оказался самой неизвестной коман­дой, не считая минских... Пять утра, в зале пьяные люди спят, Гройсман решил: «Да и хрен с ним, не получи­лось и не получилось». Вышли чайфы и подняли зал на ноги, народ проснулся, затанцевал... Но самое интересное случилось после.

Входит в гримерку категориче­ски пьяный человек, представляет­ся: Игорь Пархута. И говорит, что его жена с Шахриным работала на «Роке чистой воды», зовут ее Галя. Та самая Галя, которую Шахрин не запомнил. Но она ребенка родила и не смогла прийти. И говорит Игорь:

- Чем я могу вам помочь? Гройсман возьми и ляпни:

- Материально. Игорь Пархута говорит:

- Сколько* надо? Гройсман, прекрасно понимая,

что нашему человеку по пьяни море по колено, заявляет:

- Лимон.

- Я дам... - сказал Игорь, и да­ет домашний телефон. - Позвоните завтра, пообедаем, Галя будет рада.

Гройсман ко всему происшед­шему отнесся несерьезно, и это по­нятно. Пошли спать, проснулись, поели: «Что будем делать?» - «Спать». Поднимаются с Шахри­ным наверх, а в голове у обоих кру­тится, что обещали человеку позво­нить. В общем, позвонили для от­мывки совести, там Игорь: «Вы что тянете? Жена ждет!». Больше всего хотелось спать, но поехали.

Приятные, хорошие люди, на­кормили пампушками, сидели, шути­ли, Шахрин Галю вспомнил... И та­кая была хорошая атмосфера, что Гройсман про деньги забыл... Но по­езд, стали собираться, вдруг Галя из-за спины вытаскивает две тысячи марок, по тем времена как раз мил­лион рублей. И говорит: «Мы поду­мали, если вам это поможет - пожа­луйста. И ничего взамен не надо».

Шахрин еще и отказывался... «В 93-м году мы заработать такие деньги просто не могли, - Шахрин, -я начинаю отказываться, а Игорь говорит, что Галя сказала: надо по­мочь. И что им будет приятно потом видеть этот клип». Без бумаги, без отчета, без всего! Дима стал гово­рить, что они могут потом хотя бы отчитаться, куда деньги потратили, а Игорь и Галя сказали: «Ваше де­ло, тратьте, куда хотите, но мы даем на клип».

«По дороге обратно со мной случился приступ истерического сме­ха - говорит Гройсман, - я понял, что все крутые съездили за сорок тысяч рублей, а мы за миллион сорок!».

Чудо, как ему и полагается, произошло на Рождество. Его уст­роили Галя и Игорь Пархута. Оста­валось послушать альбом, который так и сводился где-то у Галанина, решить, на какую песню снимать, и снять.