Связь социального статуса с поведением людей и собак

Кобели чесапик-бей-ретривера — это собаки с широкой грудной клеткой и развитой мускулатурой, собаки, которым обычно нравится энергичное, с нажимом на ребра, глубокое поглаживание. Выведенные для того, чтобы в холодную погоду ломать лед в Чесапикском заливе для охотников на уток, они славятся своей твердостью, независимостью и некоторым (но не чрезмерным) упрямством. Хотя я и пытаюсь избежать стереотипного взгляда на породы, поскольку он может помешать распознать истинную сущность собаки, с которой работаешь, но когда я впервые увидела этого пса в своем офисе, он выглядел, как иллюстрация классического представителя своей породы. У него была огромная квадратная голова — признак, сопутствующий высокому содержанию тестостерона у людей и животных (представьте себе форму челюсти классического красавца-мужчины в сравнении с челюстью у красивой женщины с изящным подбородком). Он выглядел мускулистым, как тяжелоатлет, и сильным, как маленький бычок.

Я выпрямилась, сделала вдох и спросила о сути проблемы. «Доминантная агрессия, диагностированная ветеринаром», — сказал мне владелец собаки Джон. С его слов складывалась картина, что Честер враждебно воспринимал коррекцию своего поведения. Когда Джон, находясь дома, говорил псу: «Нет!», тот бежал в спальню, запрыгивал на кровать, ждал, пока Джон приблизится к нему и затем, глядя ему прямо в лицо, задирал лапу и мочился на подушку. Поговорив с Джоном несколько минут, я занялась обычной оценкой, чтобы в процессе общения с собакой составить о ней впечатление. Один из моментов, который меня при этом интересует — среагирует ли собака на мои манипуляции холодным тяжелым взглядом, направленным мне прямо в глаза. Холодный взгляд — один из визуальных сигналов, который собака высокого ранга подает другой как предупреждение. «Держись подальше, приятель, не то я осуществлю эту угрозу» — неплохой перевод с собачьего. Не нужно иметь ученую степень, чтобы понять: если такая большая собака, как Честер, застывает и смотрит тебе прямо в глаза своим твердым, как кремень, взглядом, можно попасть в неприятную ситуацию. Но как бы мы сами не холодели от такого прямого взгляда, он является полезным визуальным сигналом, помогающим объяснить, почему собака делает то, что она делает. Поэтому я стала работать с Честером, чтобы понять, смогу ли я добиться от него такого взгляда.

Мало кому из собак, будь то кобель или сука, лидер или подчиненный, нравится, когда люди берут их лапы в руки. Как же они в этом отличаются от нас: мы, люди, любим держаться за руки, нам нравятся массаж рук и маникюр. Некоторые псы особенно не любят, когда трогают их задние лапы, и деликатно взяв собаку за заднюю лапу, можно многое узнать о ней. Кто-то будет лизать вашу руку, кто-то застынет в беспокойном ожидании с отведенными назад в испуганной гримасе уголками рта. А другие застынут и уставятся на вас тяжелым и холодным, как сталь, взглядом. Большинство собак никогда так не смотрят. Если вы не профессиональный тренер или не владелец особенно проблемной собаки, то, вероятно, никогда с этим не сталкивались. Я видела подобное в глазах помеси волка и собаки: животное уличило момент и выстрелило в меня взглядом-пулей перед тем, как погрузить свои зубы мне в руку (я бросила кусок мяса в паре метров от того места, где этот метис грыз кость, подобрала кость, пока он ел угощение, и вручила ему обратно кость — все это для того, чтобы научить его не беспокоиться, когда кто-либо подбирает его «сокровища». Менее чем через полсекунды он взял кость из моей руки, выплюнул ее, метнув в меня гневный взгляд, и затем больно и глубоко укусил меня за другую руку).

Обычно этот взгляд — настоящее предупреждение, которое дает время, примерно четверть секунды, среагировать на него, прежде чем собака укусит. При моих действиях у собак нет нужды выполнять свои угрозы, и опасность невелика. Я никогда не оказываю на собаку такого давления, при котором у нее не останется иного выбора, кроме как среагировать. Деликатно держа ее заднюю лапу, уголками глаз я слежу за ее лицом. Еще я приближаюсь к ней, когда у нее во рту кость, чтобы посмотреть, изменится ли ее реакция, или осторожно удерживаю переднюю лапу, когда собака пытается ее убрать. Благодаря всем этим тестам, я узнаю о собаке достаточно много: как она реагирует на что-либо умеренно неприятное, что она делает, когда я начинаю отбирать ее «сокровище». Один из способов реакции собаки — застывшая поза и тяжелый взгляд, которые связаны с настоящей наступательной агрессией: не защитной агрессией, обусловленной страхом, не подчинением и не пассивной беспомощностью. Я вижу это у собак, не желающих уступить ни миллиметра и подчеркивающих готовность реализовать свою угрозу, которую они только что продемонстрировали. Я вижу это у тех собак, которых, как мне кажется, можно точно описать как доминантно-агрессивных, вроде метиса волка с собакой, чей взгляд я интерпретировала, как «не смей никогда больше так делать», и который наказал меня для наглядности единичным, но серьезным укусом.

Протянув руку к задней ноге Честера и держа его за заднюю лапу, я была готова к тому, что он мгновенно превратится из большого дружелюбного парня, которым был до сих пор, в доминантного агрессивного пса[41]. Глаза Честера не изменились ни на йоту, оставшись такими же мягкими и светлыми. Он продолжал вилять всем телом от плеч до кончика хвоста. Когда он облизывал мое лицо, его рот оставался открытым и расслабленным, хвост низко опущенным и свободным. Я попросила его лечь. Он лег, виляя хвостом так сильно, что в такт с ним двигалось все его тело. Я аккуратно перевернула его, и он с шумом вылизал мои руки своим огромным смешным языком. Я разрешила ему встать, дала косточку, начиненную сыром, и затем наклонилась, чтобы ее забрать. Он поднял глаза и лизнул мою руку, после чего вернулся к косточке. Я дотянулась до косточки и забрала ее. Он стоял, ухмыляясь. И позволил мне сделать это.

Честер, хотя и имел сложение профессионального борца, но не вел себя в моем офисе, как доминантный пес. И, похоже, он не был таким и дома. Джон поведал, что мог гладить Честера в любое время, расчесывать его, снимать шелуху растений с его хвоста, забирать его игрушки и миску с едой и сгонять с кровати без всяких проблем. Честер обожал гостей; он позволял детям играть с его игрушками, бурно с ним обниматься и сидеть на нем, как на лошадке. Собственно говоря, единственная проблема с Честером у Джона возникала тогда, когда он говорил ему слово «нет».

Ничего не было понятно. Я вернулась к основной проблеме и снова попросила Джона рассказать свою историю. Он объяснил, что в самом начале его предупредили, что чесапик-бей-ретриверы могут быть упрямыми, своенравными собаками, и что «надо сразу продемонстрировать им, кто в доме хозяин». Первый раз, когда Честер, только прибыв в семинедельном возрасте в новую семью, сходил в туалет дома, Джон преисполнился решимости преподать ему хороший полноценный урок. «Нет», — прогудел он и, подбежав к Честеру, схватил его за загривок, как учил заводчик, и сильно его встряхнул. В последующие несколько дней это повторялось неоднократно, причем Джон усиливал громкость «нет» и интенсивность встряхивания за загривок. Никаких телячьих нежностей с этой крепкой охотничьей собакой, хоть она и была всего лишь щенком. На второй день Честер помочился (подчиненные собаки часто делают это при испуге), когда Джон прокричал: «Нет!» и приблизился к нему. Но когда Честер прижал уши, перевернулся на спину и помочился, Джон осознал, что его наказание зашло слишком далеко, и немедленно прекратил свое наступление на Честера. Тот же сценарий: Джон вопящий «нет!» и бегущий к собаке, испуг Честера и мочеиспускание — несколько раз повторился в последующие пару дней.

Теперь вы можете связать все пункты воедино. Честер понял, что если он помочится в ответ на «нет!» Джона, тот прекратит свою атаку. Позднее Честер научился комбинировать мочеиспускание с захватывающей игрой «Догони меня, я здесь!», которой он успешно обучил Джона и превратил в забаву «Возня на кровати и задирание лапы над подушкой». Его взгляд, обращенный на Джона с кровати, вероятно, не был похож на холодную угрозу. Держу пари, что Честер просто наблюдал за Джоном, чтобы увидеть, что тот предпримет дальше. Мое собственное предположение на этот счет заключается в том, что Честер, как и многие подростки, любил наблюдать за своими взрослыми, когда они вне себя от расстройства, и нашел идеальный способ заводить Джона. Честер здесь не был на сто процентов беспомощной жертвой: он применил то, чему научился, и использовал это, чтобы вывести из себя Джона, но это бесконечно далеко от доминантной агрессии. Где здесь, вообще, была агрессия, в конце концов? Честер никогда даже не рычал на Джона, и тем более не пытался его укусить. Проблема поведения пса была преодолена, когда Джон заменил «нет» на «неверно». Честер усвоил, что если, услышав команду «неверно», он прекращает делать то, что делал, происходит что-то хорошее. Он полюбил новую игру, и, согласно последним сведениям, Джону не приходится менять простыни из-за Честера уже достаточно продолжительное время.

ДОМИНАНТНОСТЬ?

Поведение Честера имеет мало общего с доминантной агрессией. Это была реакция умной собаки, которая научилась нейтрализовать неадекватные агрессивные воспитательные меры своего хозяина. Это не привело к настоящим неприятностям в данном случае, поскольку владелец был достаточно мудр, чтобы найти квалифицированную помощь, вместо того, чтобы действовать на основе неправильного диагноза и плохого совета приятелей. Но неправильный диагноз доминантной агрессии и все эти слишком распространенные советы «показать собаке, кто в доме хозяин» в действительности очень часто приводят к плохим последствиям, и иногда результаты могут разбить ваше сердце.

Я никогда не забуду впечатление от просмотра видеозаписи Скутера, большеглазого шестнадцатинедельного щенка золотистого ретривера. Один взгляд на Скутера — мягкого и золотистого, с головой, как у малыша, и большими лапами — и вы бы захотите взять его домой и прижать к груди. Слишком поздно — Скутер мертв. Его усыпили в возрасте четырех месяцев из-за доминантной агрессии, ставшей результатом ужасного совета, который дали его «хотевшим, как лучше» хозяевам тренеры собак. Скутер, как и большинство ретриверов, был одержим предметами. Он обожал игрушки с первого дня пребывания дома и гордо рысил по дому с чем угодно, что только мог взять в рот. Добросовестные хозяева отвели Скутера в группу по обучению щенков и попросили у тренеров совета, как поступать, когда он утаскивает носки из стирки, пульт дистанционного управления с журнального столика (излюбленное занятие многих собак) или туфли из шкафа. «Вы должны делать то же, что делают волки! — сказали тренеры. — Подойдите к нему, схватите за загривок, и смотрите прямо ему в лицо. Крикните “Нет!” громким, раскатистым голосом. Вы должны сразу дать ему понять, что вы главный, что вы доминантный, и что он не может просто так уйти с похищенными вещами».

Владельцы послушались: я видела их попытки на видеозаписи. Скутер на первых этапах своего «исправления» выглядел озадаченным и испуганным. Плотно зажав во рту детскую игрушку, Скутер вздрогнул, когда его хозяйка (которая выглядела не менее несчастно) схватила его за шкуру на шее и трясла, твердя «нет!» снова и снова. Но Скутер не бросил игрушку. Не думаю, что ему, вообще, пришло в голову сделать это. Он понял только то, что хозяйка напала на него. Он напряг все свои мышцы, закрыл глаза, попытался принять примирительную позу и подождал, пока она уйдет. Но, конечно, это не привело к тому, что игрушка выпала из его стиснутого намертво рта, поэтому владелица закричала громче, приблизила свое лицо вплотную к его и начала трясти снова. Дальше на записи Скутер начинает рычать на хозяйку, трясущую его за шею и приблизившую свое лицо на расстояние нескольких сантиметров от его морды, и, в конце концов, начинает рычать и делать выпады в ее сторону всякий раз, когда та проходит мимо предметов, которые он считает своими сокровищами, даже если они не находятся у него во рту.

Финальная сцена, действительно, ужасающая. Скутер с широко раскрытыми глазами рычит и делает выпады в сторону своей несчастной хозяйки, когда она приближается на расстояние метра-двух к лежащим у его ног игрушкам. Я до сих пор чувствую себя больной, думая о его смерти. Скутер не был маленьким ангелом. Его чувство собственности по отношению к предметам было экстремальным, и я никогда бы не оставила на него дом с маленькими детьми. Но я беседовала с ветеринарным техником, которого вызвали позднее, и она сказала мне, что щенок никогда не рычал при других обстоятельствах, обожал маленьких детей и был звездой на занятиях по послушанию в собачьей школе. Конечно, многие собаки не реагируют агрессивно на суровые наказания и угрозы, но данный владельцам совет поспособствовал тому, что чувство собственности пса по отношению к предметам значительно усилилось, что, в конечном счете, его и погубило. В этом случае особенно печален тот факт, что собаки с ярко выраженным чувством собственности по отношению к предметам, но послушные во всех других обстоятельствах, имеют крайне высокие шансы успешного излечения, и большинство трехмесячных щенков может быть обучено аккуратно отдавать вам то, что они держат в своей пасти. Если собаки усвоят, что они получат нечто сверхзамечательное, когда вы приблизитесь к ним и их «сокровищу», они быстро научатся обмениваться. После нескольких месяцев тренировки с использованием положительного подкрепления вместо насилия почти любая собака выпустит изо рта предмет, если ее спокойно попросить, независимо от того, держите ли вы лакомство в руке или нет. Как-то раз я вознаградила пятимесячного щенка бордер-колли за то, что он отдал мне разложившуюся тушку дохлого кролика, возвратив ее ему на несколько минут. Люди, наблюдавшие это, ужаснулись, но собака была покорена, и стала полностью мне доверять и в будущем.

Я хотела бы, чтобы истории подобные тем, что произошли со Скутером и Честером, были редкими, но они нередки. Точно так же, как людей учили жестко наказывать своих детей за те или иные проступки, так на протяжении многих лет со всех сторон раздавались советы вроде «добейтесь доминирования над вашей собакой», а доминирование нередко означает проявление агрессии. Даже монахи Нового Скита[42], чья книга “How to Be Your Dog's Best Friend" стала источником вдохновения для меня и, по меньшей мере, нескольких миллионов других, советовали хозяевам собак вести себя подобно волкам: совершать «альфа-броски» — переворачивать собак на спину, чтобы обеспечить признание ими лидерского статуса владельцев. Джоб Майкл Эванс, главный автор книги, позже заявил, что глубоко сожалеет об этом совете.

Хорошо социализированные, здоровые собаки не прижимают других собак к земле. Подчиненные индивиды занимают это положение сами. Это положение — сигнал одного животного другому, сигнал примирения, а не результат борцовского маневра. Принуждение собак к «подчиненности» и крик им в лицо — прекрасный способ вызвать защитную агрессию. Вполне логично, что собака в подобной ситуации может укусить, или, как минимум, угрожать укусом. С точки зрения ее социального окружения вы действуете, как ненормальный. Более того, даже зрелый волк никогда не стал бы нападать на щенка, который в этот момент держит что-то во рту. Он может рычать на щенка, чтобы предупредить его держаться подальше от предмета, лежащего между ними, но если предмет уже находится у щенка во рту, взрослый волк позволит ему держать его и дальше. Зрелые волки поразительно терпимы к щенкам, они позволяют им утаскивать игрушки, жевать их хвосты и беспощадно к ним приставать.

Но помимо всего прочего, волки делают массу вещей, которые нам нет никакого смысла перенимать: от поедания плацент своих новорожденных до уничтожения пришельцев из других стай, — поэтому рекомендации нам, людям, делать что-либо просто потому, что это делают волки, не слишком убедительный аргумент. Да и собаки не поведенческие копии волков. В итоге мы имеем четыре причины не использовать альфа-броски для наших собак: в первую очередь, собаки не копии волков, волки и сами не используют альфа-броски в воспитательных целях по отношению к другим волкам, это воздействие провоцирует защитную реакцию, а порой агрессию, и учит собаку не доверять вам.

Совет использовать угрозы, чтобы добиться доминирования над собакой, поразительно популярен. Его взяли на вооружение владельцы и тренеры собак, ветеринары, тренеры питомников для полицейских собак и ваш сосед за углом. Мне кажется полезным призадуматься, почему люди, которые никогда бы не ударили своего ребенка, так легко вопреки всем своим инстинктам, готовы последовать совету «экспертов» и использовать физическое насилие по отношению к своей собаке, чтобы добиться «доминирования» над ней. Полагаю, это основано, хотя и приблизительно, и неточно на фундаментальной истине, которую от природы понимает каждый человек: социальный статус важен и для людей, и для собак, и мы все это знаем.

Любой человек, даже с минимумом социальных навыков, может войти в комнату, полную незнакомых ему людей и быстро определить персону с наивысшим статусом. Остальные соберутся вокруг этой персоны, так что она окажется в центре внимания. Люди с большей вероятностью будут приносить ей еду и напитки, открывать перед ней двери и пытаться привлечь ее внимание. Вы также можете посмотреть, кто к кому прикасается: чем выше чей-либо социальный статус, тем менее вероятно, что кто-либо из остальных прикоснулся к этому человеку без его позволения. Подумайте о том, как бы вы вели себя на встрече с коронованными особами, и насколько вероятно, что вы подбежите и обнимете кого-то из них. Помните, как во время визита английской королевы в США какая-то женщина из Нью-Джерси заключила королеву в типично американские объятия? Британцы ужаснулись. Но если бы королева сама захотела обнять эту женщину, она бы выступила инициатором объятия, и никто даже не упомянул бы об этом[43].

Люди могут получить высокий статус различными способами, но независимо от того, каким образом они его добились, и кажется это справедливым или нет, личности с высоким социальным статусом могут делать вещи, которые остальным не позволены. Эрик Цимен, один из самых видных исследователей волков, биологического вида с выраженным осознанием статуса, так охарактеризовал это в своей книге "Wolves of the World": «Доминантные отношения между двумя животными выражаются степенью социальной свободы, которую позволяет себе каждое из животных во время встречи». Конечно, у находящихся у власти представителей нашего и иных видов все равно есть социальные ограничения, но они меньше ограничивают тех, кто у власти, чем остальных. Недавно я видела по телевизору выступление губернатора Миннесоты Джесси Вентуры, который хвастался тем, что превышает допустимую при езде на машине скорость, когда только захочет, до 230 километров в час, зная при этом, что ему не грозит штраф. Он был уверен, что его социальный статус губернатора дает ему такую свободу, которую остальные из нас не имеют. Вне зависимости от того, приятно вам превышение скорости или нет (и хвастовство этим), все мы понимаем, что социальный статус губернатора выше, чем у остальных из нас. Обычно это представляется подобающим (я вспоминаю конференции Общества исследователей поведения животных, на которых статусные ученые могут позволить себе одеваться неформально и отпускать такие шуточки, которые — на таком собрании — аспиранты не позволили бы себе даже в мечтах).

Значение социального статуса точно так же очевидно во взаимоотношениях между собаками, которые ежедневно напоминают нам, насколько это для них важно. Подобно шимпанзе, использующим каждую церемонию приветствия для прояснения или подтверждения рангов, собаки используют определенные телодвижения, чтобы обозначить социальный статус во время встречи. Понаблюдайте за хвостами двух собак, когда они приветствуют друг друга, и вы получите прекрасное представление о том, как каждая собака воспринимает себя на фоне другой. Посмотрите, кто поднимает основание хвоста, а чей хвост опускается (следите за основанием их хвостов, а не за кончиком). У некоторых пар различия чрезвычайны: хвост одной поднят, как флаг, а хвост другой покорно поджат под животом. В других случаях эти различия могут быть более тонкими, но остальные телодвижения также могут служить сигналами: одна собака может податься туловищем вперед больше, чем другая, возможно, будет стоять при этом выше и прямее, ее уши будут направлены вперед, а не назад — это собака с более высоким социальным статусом. Если обе собаки выглядят как зеркальное отражение друг друга: с высоко поднятыми хвостами, выпрямленными и неподвижными туловищами, — тогда лучший совет — отвлечь их и побудить думать о чем угодно, но не друг о друге. Обе собаки посылают сигнал, что хотят более высокого социального статуса. Большое спасибо, но это зрелище редко бывает приятным, особенно когда два претендента на высокий социальный статус впиваются друг другу в лицо.

Собаки также демонстрируют свое отношение к иерархии, когда мочатся в строго определенном порядке: высшие по статусу ставят свои метки после меток, оставленных мочой других. Это можно видеть каждый вечер у меня дома. Перед тем, как всем нам подняться в спальню, я вывожу собак на последнее пи-пи. Когда мы только приступили к этому ритуалу, низшая по рангу Пип была первой, кто садился, тогда как Лесси и Тулип ждали окончания ее «работы» с тем, чтобы помочиться следующими: сначала Леси, затем Тулип. Это порядок можно наблюдать у волков: высокостатусные особи ставят своей мочой метки поверх меток низкостатусных. Если у вас живет несколько собак, особенно собак одного и того же пола, понаблюдайте за тем, имеется ли порядок в том, кто когда мочится, и предсказуемо ли, что определенная собака «перемечивает» своей мочой метки, оставленные мочой других собак. В последнее время в собачьем ритуале моих собак произошли изменения, поскольку прошлой зимой мне надоело ждать на холоде в 10 часов вечера, пока четыре собаки обнюхают все последние новости о бурундуках. Я стала давать им лакомства, как только они закончат, чтобы подстегнуть их (это действо творит чудеса). Теперь они склонны придавать куда меньшее значение тому, кто сходит первым, и концентрируются на том, чтобы получить лакомство. Но я все еще не видела, чтобы Пип мочилась поверх лужи, оставленной Лесси, и вы все еще можете поставить на то, что Люк будет ждать, когда Лесси сделает свое дело, чтобы иметь возможность помочиться после этого.

Социальный статус также очевиден во время игры, и хотя многое в социальной иерархии во время игры игнорируется (как и у нашего биологического вида), эти различия имеют значение. Тулип отберет мяч у Пип, но Пип положит мяч перед Тулип, даже если получила его первой. У меня никогда не было собаки, которая так любила бы играть в мяч, как Пип, но королева Тулип пользуется большей социальной свободой, чем Пип, и это означает, что она получает мяч, если хочет этого. Иногда она просто не хочет его, поскольку, подобно другим королевам, Тулип может сказать, что именно важно для нее и когда.

Люди и собаки предрасположены к иерархическим социальным системам, поскольку оба биологических вида нуждаются в способах разрешения конфликтов, которые неизбежно возникают при совместном существовании индивидов в любой группе. Эти потенциальные конфликты могут возникать из-за того, кто проходит в дверь первым, кто получает лучшее спальное место, или кто с кем должен спариваться. Как мы, люди, хорошо это знаем, один из способов разрешения подобных конфликтов — драка. Но драка не лучшее решение, когда конфликты происходят один за другим в течение одного дня: это опасно и отнимает много энергии. Особи могут избегать вовлечения в драку каждый раз при возникновении конфликта, используя систему социальных рангов, при которой каждая особь обладает в группе определенным статусом. Это должно быть достаточно хорошим решением перед лицом неизбежных конфликтов при групповом существовании, поскольку распространено среди всех социальных животных. Ранг особи может изменяться, и в эгалитарных обществах он весьма подвижен, но место, занимаемое каждой особью в каждый данный момент, настолько же реально, насколько и ее физическое присутствие.