В первую очередь это материально-правовые положения международных соглашений (которые обладают, согласно ст. 15 Конституции РФ, приоритетом перед внутригосударственными нормами).
Унификация материально-правовых норм на международном уровне имеет, разумеется, свои пределы и не является исчерпывающей. Поэтому к материально-правовой составляющей авторско-правового режима (унифицированной de jure conventionis) добавляется та часть режима, которая существует на национальном уровне, восполняющая пробелы международных документов, к которой отсылают коллизионные нормы. При этом это не всегда будет национальный режим: хотя он применяется в авторско-правовой сфере наиболее часто (в российском праве - на основе общегражданского положения ст. 2 ГК РФ), известны, однако, случаи предоставления национальной авторско-правовой охраны через международный договор на основе режима наибольшего благоприятствования. Так произошло в Соглашении ТРИПС (Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности 1994 г.), в Соглашении о партнерстве и сотрудничестве 1994 г. <1>.
--------------------------------
<1>Соглашение о партнерстве и сотрудничестве, учреждающее партнерство между Российской Федерацией, с одной стороны, и Европейскими сообществами и их государствами-членами, с другой стороны, совершенное 24 июня 1994 г. Ратифицировано РФ Федеральным законом от 25 ноября 1996 г. N 135-ФЗ.
Сами же коллизионные авторско-правовые нормы унифицированы в международных договорах далеко не во всех случаях (о результатах такой унификации см. далее). Те коллизионные нормы, которые содержатся во внутреннем законодательстве (обычно это не специальные авторско-правовые нормы, а более общие нормы об интеллектуальной собственности), скорее, фрагментарны и не составляют всеохватывающей системы регулирования. Исключение составляет Закон Швейцарии 1987 г. "О международном частном праве", в котором предусмотрена компактная, но логически завершенная система коллизионных норм. Наряду с общей в нем содержатся специальные коллизионные нормы, применимые в случаях договорных отношений в сфере интеллектуальной собственности и случаях причинения вреда. В Законе также содержатся оговорки о пределах автономии воли и о признании при определенных обстоятельствах иностранных судебных решений по делам о нарушении прав интеллектуальной собственности.
В зарубежном праве возникновение, содержание и защита авторского права (и права интеллектуальной собственности в целом) определяется с помощью одной из двух привязок - к праву страны происхождения произведения или, гораздо чаще, к праву страны, в которой испрашивается охрана (Германия, Австрия, Италия, а также Швейцария, в праве которой коллизионная норма с такой привязкой выполняет функцию общей нормы, определяющей право, применимое к отношениям интеллектуальной собственности). Иногда эти привязки используются в сочетании (дифференцированно - применительно к первичным и вторичным правам - в праве Франции).
В части четвертой ГК РФ в отношении авторско-правовой охраны нашли прямое закрепление две важные коллизионные нормы.
Первая из них - изолированная коллизионная норма, позволяющая определить автора произведения (как первоначального правообладателя) в случаях, когда охрана предоставляется на основании международных договоров. В соответствии с п. 3 ст. 1256 ГК РФ автор определяется на основании привязки lex loci actus - по закону государства, на территории которого имел место юридический факт, послуживший основанием для приобретения авторских прав.
Если сравнить основания, признаваемые достаточными для возникновения авторских прав в праве различных стран, становится ясно: в данном случае есть почва для конфликта квалификаций. Действительно, несмотря на участие в Бернской конвенции 1886 г. (признающей неформальный порядок возникновения авторских прав), право США нашло лазейку для частичного сохранения принципа формализованной авторской охраны (с конститутивным характером регистрации и депонирования экземпляра произведения). В странах континентальной Европы такая охрана предоставляется по факту создания произведения (точнее, по факту облечения произведения в объективно воспринимаемую форму). Поскольку никакого специального указания о том, что именно следует считать правовым основанием для приобретения авторских прав, ГК не содержит, квалификация такого понятия, содержащегося в данной коллизионной норме, должна осуществляться по общему правилу ст. 1187 ГК РФ - в соответствии с российским правом. Значит, автор произведения, согласно российскому коллизионному праву, определяется по праву страны, где произведение фактически создано (где находится рукопись, где была прочитана публичная лекция и т.п.).
Нужно также пояснить, что в действующем российском праве интеллектуальной собственности используется особый юридико-технический прием для опосредованного закрепления критерия охраноспособности результата интеллектуальной деятельности - именно через определение автора (как лица, осуществляющего творческую деятельность, - п. 1 ст. 1228 ГК РФ). Учитывая это обстоятельство, понятно, что рассматриваемая коллизионная норма приобретает гораздо более важный характер, чем это кажется на первый взгляд: она указывает, по сути, на право, определяющее сам факт охраны результата творческой деятельности.
При наличии в международных соглашениях РФ иных привязок на этот счет преимущество должно отдаваться им, а положение п. 3 ст. 1256 ГК РФ будет применяться лишь субсидиарно. Если обратиться к Бернской конвенции 1886 г., то в ее ст. 3 для определения круга охраняемых произведений используется не приведенный выше, а уточненный вариант территориальной привязки в сочетании с личной привязкой (см. далее). Он и имеет приоритет при решении вопроса о факте охраны. Однако сфера применения российской коллизионной нормы все же в этом случае не сужается до ее буквального смысла - определить, кто должен считаться автором произведения. Дело в том, что вместе с территориальным критерием охраноспособности в авторском праве совокупно применяются также два других критерия - формальный (требующий выражения произведения в объективной форме) и в особенности сущностный (требующий, чтобы произведение было оригинальным, т.е. являлось выражением личной индивидуальной творческой деятельности). Бернская конвенция 1886 г. содержит положения по поводу формального критерия, а относительно сущностного критерия умалчивает. Это означает, что решение этого вопроса относится на внутригосударственный уровень. И тогда использование в российском праве описанной юридической техники позволит определить факт соответствия произведения тому пониманию сущностной охраноспособности, которое сложилось не в российском праве, а в праве страны, где произведение было фактически создано.
Вторая коллизионная норма ГК РФ - п. 2 ст. 1231 является законодательной новеллой. Она носит общий характер и распространяется не только на авторское право, но и на другие институты интеллектуальной собственности. Смысл ее заключается в том, что она выступает в качестве общей, субсидиарно применяемой для решения вопроса об объеме охраны, коллизионной нормы. Она действует при отсутствии в международном договоре положения об ином. Содержание исключительного права, признаваемого в соответствии с международным договором, действие этого права, установленные в его отношении ограничения, а также порядок его осуществления и способы защиты определяются, согласно этой норме, российским правом (причем в ряду источников российского права - исключительно централизованно, на уровне Гражданского кодекса).
Яркий пример установления в международном договоре иного применимого права дает Бернская конвенция 1886 г. Во-первых, в самом тексте Конвенции предусмотрен гарантированный минимум охраны, который и должен применяться в качестве унифицированных на международном уровне материально-правовых положений. Кроме того, коллизионные нормы Конвенции привязывают решение вопроса об объеме предоставляемой охраны к праву страны, где испрашивается охрана (а выбор этой страны зависит от усмотрения правообладателя).
Показательно, что коллизионная норма, сформулированная в п. 2 ст. 1231 ГК РФ, является односторонней. Принимая во внимание редкость и выверенный характер такого рода норм (которые призваны реализовать этноцентристские тенденции в регулировании), можно сделать вывод о придании законодателем особой важности отношениям по монопольному осуществлению имущественных прав на результаты интеллектуальной деятельности. Это означает, что в отсутствие предписывающих иное международно-договорных обязательств законодатель предпочел подчинить регулирование этих отношений отечественному праву. Объективное основание такого решения - строго территориальный принцип действия прав интеллектуальной собственности. В данной норме особо оговорено (и это еще раз подчеркивает следование принципу территориальности), что объем исключительных прав не ставится российским правом в зависимость от положений законодательства страны возникновения исключительного права.