Связи предприятий с государством теперь уже не те, что были раньше
Снятие границ и сокращение роли государства не ставят перед предприятиями жизненно важных проблем, тревожащих государства — ведь в итоге они не лишились того, что можно было бы назвать чертами национального своеобразия. Они получают теперь меньше помощи, им оказывается меньше содействия зато они обрели больше свободы в выборе стратегии ииспользуемых средств. Тем не менее им приходится перестраиваться применительно к новым условиям, что неизменно выражается, помимо прочего, в том, что теперь им приходится гораздо больше считаться с конкуренцией и рынками, чем со странами, где находятся их корни, то есть со своими национальными государствами. Значит, и с их дипломатией? Именно так следует сформулировать очередную проблему.
Изменения, которые претерпели их отношения с государством, выражаются, прежде всего, в следующем: предприниматели стали меньше зависеть от своих государств, их происхожде-
ние, как и происхождение их изделий ныне не столь очевидны, как прежде, созданные ими структуры не укладываются более в политические, юридические и экономические схемы государства. Наконец, финансовые рынки вообще лишились национального своеобразия.
Предприниматели стали меньше зависеть от государства, потому что дерегулирование во всех его проявлениях лишило государство большей части рычагов, с помощью которых оно могло воздействовать на экономику, например, вмешиваясь в нее на уровне предприятий. Более не существует узко специализированного, регламентированного и льготного финансирования, более не требуется разрешения на иностранные капиталовложения внутри страны или капиталовложения за границей, стало меньше операций, связанных с субсидиями, государственный сектор сузился, а управление в рамках национальных предприятий стало более независимым, уменьшилась нужда в гарантиях и государственном финансировании, чтобы вкладывать капиталы или продавать товары в иностранных государствах. Короче говоря, предприятия меньше нуждаются в государстве, в его разрешениях и его благожелательном отношении за исключением случаев, скорее редких, когда оно выступает в качестве либо клиентов (например, самолетостроение либо оружейная электроника), либо эксперта (например, в ядерной промышленности), либо, наконец, может дать последние необходимые разрешения или финансы, которыми еще располагает, либо имеет в своем распоряжении дипломатические средства, на которые предприниматели могут опереться за границей. Вообще говоря «государственное попечение», французское выражение, непереводимое на другие языки, хотя само это понятие существует и в других странах, пришло в упадок, и государственная власть лишилась самых важных рычагов, с помощью которых она могла воздействовать на предпринимателей, переманивать их на свою строну и делать исполнителями своей верховной воли в этом грешном мире: радио- и телестанции перестали быть голосом Франции, французские самолеты не ассоциируются более только с Эр Франс, и всем хотелось бы, чтобы Эльф перестал быть чем-то вроде богатенького подручного французских властей в Африке.
Национальная принадлежность предприятия или его изделия становится все менее очевидной. Местоположения правления, являющееся с юридической точки зрения отличительным признаком, теперь уже недостаточно для установления страны происхождения предприятия. Акционеры, руководители, место расположения производственных установок и центральных органов, принимающих решения, рынки имеют различное наци-
ональное происхождение. Культуры, которые вбирают в себя предприятия, налагаются друг на друга и даже тяготеют к замене собой изначальной. Шелл и Юнилевер имеют британские и голландские корни, но начало их восходит к стародавним временам, и ныне оно забыто, уступив место некоей слитности, стершей национальные различия. Крупные объединения, раскинувшие свои ответвления по всему миру, приобрели даже собственные отличительные особенности, сохраняющиеся даже тогда, когда стратегические решения принимаются материнской компанией. Компания Форд Европа не только разрабатывает и производит свои автомобили и их детали в Великобритании, Германии, Франции и Бельгии, но еще и создала серию моделей автомобилей, отличающихся от выпускаемых в США, стране, где находилась головная фирма. То же можно сказать и об Опеле, филиале Дженерал Моторс в Европе.
Даже когда повсюду в мире имеют хождение совершенно одинаковые товары, не видоизмененные применительно к местным условиям, их производство распределяется между несколькими регионами, то есть странами. Все более редки случаи, когда какое-либо промышленное изделие целиком изготовлено там, где оно сошло с конвейера. Предприятие прибегает к специализации своих производственных мощностей, сводя их в подкомплексы, и на каждой стадии производственного процесса использует большое количество комплектующих деталей, поступающих из других секторов производственного объединения, либо поставляемых субподрядчиками — снабжение материалами происходит в более широком международном масштабе, чем когда-либо прежде. Это особенно ярко выражено у таких многонациональных компаний, как АББ, Жек-Альс-том, у концернов Эрбус, Еврофайтер, но в равной степени относится и к предприятиям, производство которых не строилось изначально на столь многосторонней интернациональной основе. Мало того, что Эрбус производится при совместном участии Франции, Германии, Испании и Великобритании, 40% его оснастки и двигателей поставляются из США. Компания Боинг, оборудующая самолеты марки 727 двигателями КФМ 56, наполовину изготовляемыми фирмой СНЕКМА во Франции, и обеспечивающая своими заказами более двух третей оборота британской фирмы Роллс-Ройс, размещает многочисленные подряды в Европе; значительная часть инженерной деятельности итальянской фирмы Алениа зависит от поставок различных марок фирмы МакДоннелл Дуглас. Автомобили Рено, Пежо или Ситроен могут быть произведены на французских, испанских, британских и словенских заводах, а компьютеры IBM изготовляются во всех частях света. Столь развет-
вленной по всему миру сетью снабжения располагают и менее крупные предприниматели — как поставщики услуг, финансовые агенты, так и промышленники — ибо расстояний более не существует, до всего рукой подать благодаря развитию транспорта, путей сообщения, средств дальней связи и информатики. Если для организации некоторых производств требуется географическое комбинирование средств производства (близость клиента в своей отрасли при напряженном графике перевозок, близость рынка к сфере послепродажных услуг), эти производства строятся на вертикальных поставках из самых разных мест.
Итак, в наши дни деятельность предприятий основывается на участии партнеров, на поставках, на кооперировании, которые стирают понятие границ, что влечет за собой важные последствия для экономической дипломатии как на оперативном уровне в виде поддержки предприятий, так и на глобальном уровне, когда речь идет о внешней экономической политике.
Одна из задач, издавна стоявшая перед экономической дипломатией, заключается, как мы видели, в помощи закреплению предпринимателей своей страны за границей и распространению там их продукции. В минувшие времена задача была в высшей степени понятна, но теперь, когда в предприятиях переплетены разные национальности, а их продукция связана с еще более прихотливыми национальными сочетаниями, она сильно усложнилась. Когда торговый советник французского посольства содействует французскому автоконструктору, он, возможно, помогает продавать испанские или британские автомобили, но в то же время может не сомневаться в том, что способствует развитию предприятий, где все наиболее важное помечено французским клеймом: руководство, научные исследования, технические разработки, стратегические решения и создание моделей. Поддерживая коммерческие хлопоты Эрбус, он не уклоняется от выполнения своей исконной задачи, хотя речь идет о продаже самолетов менее, чем наполовину французских. В лучшем случае в решении этой задачи должны были бы участвовать его коллеги из стран-членов консорциума, но так бывает не всегда. Но когда конкурирующая компания Боинг предлагает летательный аппарат, процент начинки которого деталями и двигателями французского происхождения оказывается сравним с самолетами Эрбус, он может оказаться в замешательстве, и если он поборник здоровой конкуренции, ему не остается ничего другого, как умыть руки. И это не исключение: все чаще случается, что крупномасштабные проекты промышленного строительства или государственных работ оказываются по силам лишь международным консорциумам или
французские предприятия в составе многонациональных объединений конкурируют между собой в сфере предложения. Экономической дипломатии в подобных случаях приходится оставаться зрителем, пожелавшим победы лучшему. Таким образом, во все более многочисленных случаях она оказывается бессильна исполнять свои традиционные обязанности.
Итак, экономическая дипломатия остается без работы и теряет привычные азимуты для определения общего направления своей деятельности. Действительно, сложное переплетение подрядчиков, альянсов, местных производств, лицензионных соглашений или отмены пошлин имеет следствием то, что на уровне каждой компании внешний аспект деятельности не ограничивается только экспортом и импортом и не оценивается только по этому показателю — о внешней деятельности судят в международном масштабе: по внешним рынкам, включающим отделения, филиалы, в том числе имеющие лицензии и освобожденные от пошлин. То же относится к любой отдельно взятой стране. Следовательно, торговый баланс, показатель широко используемый ввиду удобства пользования им, а также потому, что он изобилует легко поддающимися анализу данными, благодаря постоянным уточнениям во множестве точек контрольного замера, ныне не более, чем устаревший инструмент — ведь он восходит ко временам, когда не учитывался экспорт услуг, а внешние рынки обслуживались лишь отчасти иностранными отделениями компаний. Но до сих пор торговый баланс оставался основой, на которой строилось множество разновидностей политики и экономической дипломатии. Он считался показателем значения той или иной страны, величины ее рыночной доли («Франция — четвертый в мире экспортер»). На самом деле он отражает состояние лишь некоторой части деятельности ее предприятий1. К тому же при его определении учитывается и доля обосновавшихся в ней иностранных предприятий. Предполагалось также, что он свидетельствует об уровне конкурентоспособности страны. Таким образом, ставился знак равенства между положительным сальдо и конкурентным потенциалом, в то время, как существенная часть товаров, пересекавших таможенную границу, например, те из них, что перемещаются внутри одной и той же монополии (по приблизительным оценкам, такого рода товарообмена составляет около трети внешний торговли США, Японии и Франции), либо те, что представляют собой разные стадии производства между субподрядчиками и заказчиками, осуществляет-
1 Доля немецких изделий, производимых за границей, оценивается примерно в 20%, а японских — в 10%.
ПО
ся в соответствии со средне- или краткосрочными программами, не подверженными влиянию конъюнктурных изменений конкурентоспособности.
Изменения структуры предприятий также способствуют их переходу в положение, в котором не привыкла работать экономическая дипломатия. Наиболее показательны с этой точки зрения многонациональные предприятия. Они первые приходят на ум, но это не единственный пример.
В то время, как интернационализированные предприятия подобные тем, о которых недавно шла речь, могут принадлежать нескольким странам одновременно, многонациональные, напротив, могут не принадлежать ни одной из них. Благодаря тому, что их отделения размещаются во многих странах, они имеют возможность избегнуть чрезмерно строгих регламентации, помещая центры своей деятельности там, где законодательство более всего их устраивает. Они могут прибегать к разным уловкам, дабы использовать налоговую систему к наибольшей своей выгоде, выбирая для размещения штаб-квартиры наиболее благоприятное местоположение, рассчитывать трансфертные цены при сделках между предприятиями одного и того же объединения, дабы переводить фонды или прибыли в наиболее выгодное место, и т.д. Такая практика хорошо известна, в частности, государственным службам, особенно налоговым, которые использовали возможность убедиться в экономической разумности операций, совершаемых между составными частями одной монополии. Стратегия многонациональных предприятий не вписывается в политические, юридические или экономические рамки какого-нибудь одного государства, однако, пренебрегая щепетильностью и предрассудками, в рамки любого из них, где в каждом отдельном случае найдется выгодное для нее решение. В поисках средств финансирования или способа укрыться от эмбарго, она всегда найдет среди стран, где находятся ее филиалы, ту страну, в которой такое окажется возможно. С другой стороны, география деятельности многонациональных предприятий лишь в весьма небольшой степени зависит от конъюнктурной политики принимающего государства — оно определяется оценкой их среднесрочного экономического и политического развития, оценкой будущего рынков и равновесием между различными центрами деловой активности. Таким образом, государство не имеет подлинного влияния ни на стратегию, ни на организацию многонациональных предприятий, оно влияет на них лишь эпизодически. Со своей стороны, многонациональные предприятия более не участвуют в разработке стратегии могущества государств их происхождения. Что хорошо для Дженерал Моторс, может быть, хорошо для
Соединенных Штатов, но это так же хорошо и для Германии, где нашел приют филиал компании Опель, и не менее хорошо для всех стран, где на Дженерал Моторс работают местные предприятия.
Многонациональное предприятие — противоречивое понятие, так как естественные условия его деятельности выходят за пределы какого-то одного государства, и оно одновременно использует многообразие своих местных отделений, однако очертания его ясно обрисовываются, и достаточно было бы международного органа власти, чтобы оно не оказалось в юридическом вакууме и вернулось в сферу компетенции экономической дипломатии. Но и тогда оно продолжало бы действовать минуя границы, потому что переходы власти от предприятия к предприятию и образование структур влияния на рынки могут привести к тому, что не станет нужды ни вывозить куда-то за границу товары или капиталы, ни покупать средства производства или долевое участие в рынке. Безусловно, в последние годы иностранные инвестиции были главным фактором развития предприятий, либо в виде роста изнутри благодаря созданию новых производственных мощностей, либо главным образом, благодаря приобретению контрольных пакетов акций, будь то с помощью слияний или приобретений, то есть в виде роста вовне. Однако сами по себе эти стратегии овладения контролем не могут обеспечить развитие предприятий, ибо, помимо мощной тенденции к сосредоточению усилий на главном профиле деятельности, к чему их толкают рынки, где конкуренция стала беспощадной (либо стать одними из первых в мире в своей области, либо свести ее к наиболее важному), они нуждаются в притоке извне, притоке чего-то первоклассного и по самым низким ценам: информации, научных исследований, продукции, периферийных услуг, рынков, независимо от того, будет ли этот приток осуществляться различными способами (по какому-то изделию, в какой-то определенной области научных исследований, по какой-то программе) или с использованием различных форм отношений (альянсы, ограниченное или полное партнерство, раздел издержек или видов продукции, и т.д.). Видно, таким образом, как создается то, что Роберт Рейх1 называет «сетевым предприятием», развивающимся в сторону узкоспециализированного производства, работающего по индивидуальным заказам (сверхспециальные стали, микропроцессоры особого назначения), где все различия выражаются не в ценах или качестве, но в «способности найти общее
«Труд Наций», 1991 г. (The Work of Nations, 1991).
между специфической технологией и специфическим рынком», которое ради достижения этой цели расстается с традиционной структурой в виде пирамиды и перестраивается в организацию, благоприятствующую внутренним взаимодействиям, экспериментам, многократным опробованиям различных технических решений и с предельной гибкостью обеспечивающую возможность для обмена взаимодополняющими познаниями, например, технического опыта на консультации экспертов по теоретическим аспектам маркетинга.
В конечном счете альянсы становятся преобладающей формой интеграции мировой экономики, и вложение капитала может стать символическим. Убедительный пример представляют собой авиационные компании, совместно пользующиеся пересадочными аэропортами, согласованными графиками движения, системами бронирования мест, корректирующими программами, обеспечивающие рейсы по некоторым маршрутам, причем все это дополняется системой бесплатных услуг. Так же поступают промышленники в области электроники. Хотя они и соперничают на международном уровне, но совместно работают на некоторых направлениях научных исследований, производства или реализации продукции. Такая кооперация способна соперничать с межгосударственными связями и, во всяком случае, создавать, минуя границы, коалиции, которые могут при случае оказать влияние на государства.
Эти взаимосвязи, видоизменяющие деятельность предприятий, не входят ни в одну из традиционных областей деятельности экономической дипломатии, не знающей, куда их отнести, как классифицировать или как к ним относиться.
Финансовые рынки словно перебрались на другую планету. Местонахождение терминала, откуда поступает распоряжение или информация, не поддается привязке к определенной географической точке, как и вычислительной машины, накапливающей данные и передающей сообщения. Валютный рынок функционирует круглосуточно, переходя от одного часового пояса к другому в зависимости от того, когда открываются различные финансовые центры, но не отдавая предпочтения ни одному из них. Рынки не имеют более национальности, даже если больше нельзя обойтись без таких финансовых центров, как Лондон и Нью-Йорк, благодаря эрудированности операторов, компетентности персонала банков и других финансовых учреждений, опыту, накопленному в создании новых финансовых продуктов, качеству имеющегося в их распоряжении оборудования для передачи данных и электронной котировки. Рынки прочно привязаны к известным центрам, что объясняется, несомненно, многолетней профессиональной традицией,
накопленной финансовой культурой, а также бдительностью властей, всегда следивших за тем, чтобы поддерживались наилучшие условия их функционирования. Так, надзор за валютным обменом, когда он еще существовал в Соединенном Королевстве, никогда не затрагивал деятельность Сити, а дерегла-ментация лондонского рынка и ее обновление в результате «Большого взрыва» 1986 года опередила соответствующие меры в других финансовых центрах. Но этим и исчерпывается британское своеобразие лондонского рынка — все прочее интернациональной закваски, нечто вроде офшорной зоны: пропускаемые через него капиталы вливаются в британскую экономику, они появляются из внешнего мира и туда же возвращаются, значительная часть служащих состоит из иностранцев — там работают банки и финансовые учреждения всего мира. Сила лондонского делового центра заключается в том, что любым деньгам, независимо от суммы, будет найдено полезное применение, что любому заемщику предлагается широкий выбор фондов, требующих вложения, что он привлекает наилучших специалистов мира высокопрофессиональной средой, благоприятной системой налогообложения, большой гибкостью занятости, когда всегда можно найти себе подходящую работу, словом, в притоке и работников, и капиталов, и складов ума со всех концов земли.
Итак, рынки перестали быть национальными. К тому же, обращающиеся на них денежные массы несоизмеримы с теми, которыми располагают государства в виде бюджетных статей и запасов валюты. В 1995 году среднесуточный объем обменных сделок в мире оценивался в 1230 млрд долларов, в то время, как валютные резервы центральных банков составляли всего 1100 млрд долларов. После появления евродолларов и валютной дерегламентации часть денежной массы каждой страны можно без труда переместить за ее пределы через банковские депозиты в национальной валюте, помещенные за границей.
Порвав всякие связи с национальной почвой, финансовые рынки становятся таким образом независимой силой, но отторжения не происходит — рынки оказывают мощное совокупное влияние на экономическую политику государств, карая их (воздействием на процентные ставки, или обменные паритеты) за всякие вольности вроде инфляции или финансовой разба-лансировки, наказывая за невыполнение поставленных задач, то есть вынуждая их в конечном счете способствовать поддержанию общего равновесия системы. Словом, все происходит так, как если бы уже не государства распоряжались рынками, а рынки — государствами, так что их экономическая дипломатия как бы лишилась всякой возможности играть на них какую-то
роль, и ей осталось лишь следить за их реакцией и принимать в ответ какие-то меры на нижних уровнях.
Дипломатия имеет дело с реальной действительностью в той мере, в какой представляемое ею государство и те, к кому она обращается и с кем ведет переговоры, не порывают с действительностью, способны воздействовать на нее, короче, обладают властью. Сделанный выше общий обзор экономической жизни показывает, что многие шестеренки старой машины крутятся вхолостую. Тарифная политика или практика предоставления субсидий, направленная на восстановление нарушенного равновесия в торговле, лишилась смысла даже если бы и была возможна. После пересмотра регламентации, правительства потеряли контроль над тем, что еще сохранилось от этого арсенала и было передано в ведение других органов власти (большая часть — ВТО, а для Пятнадцати государств Европы — в Комиссию Европейского союза). Деятельность предприятий происходит в мире, где разгораживание национальными перегородками перестало быть разумным и где трудно определить правильный баланс интересов каждой отдельной страны, сообразуясь со стратегией этих предприятий. Государства могут, по существу, лишь в чем-то влиять на предприятия, и экономическая дипломатия лишилась, таким образом, некоторых средств, к которым прибегала, дабы убедить их принять ее точку зрения или, напротив, оказаться им полезным. Добавим, что поток информации увеличился, и поступает она через агентства печати и специальные службы по крайней мере столь же оперативно, что и по дипломатическим каналам, и что теперь, когда открытие границ стало свершившимся фактом, возможно постепенное исчерпание круга вопросов, могущих стать предметом переговоров. Невольно напрашивается вопрос, что ждет дипломатию, которая через несколько лет утратит свою роль, заключающуюся в ведении переговоров, информировании и поддержке предприятий, и лишится возможности влиять на стратегию экономических операторов.
А между тем экономическая дипломатия изо дня в день доказывает свою жизнеспособность.
Дело в том, что политический вес в экономических вопросах непрерывно растет, о чем свидетельствует то обстоятельство, что теперь они рассматриваются отдельно, а не в качестве приложения или в подкрепление чисто политической тематики, и что в государственных кругах стало больше людей, в том числе, лиц благородного происхождения, занимающихся этими вопросами. Никогда прежде главы государств и правительств
не собирались для обсуждения исключительно валютных вопросов — в прошлом они оставлялись на рассмотрение узких специалистов. В наши дни на всех, даже самых высоких ступенях власти нужно уметь разбираться в экономике.
Соответственно и экономическая дипломатия вот уже на протяжении полувека совершает свой путь в новых мирах, вращается в сферах, к которым ранее не принадлежала, сталкивается с проблемами, возникшими лишь два поколения тому назад. В силу всех этих причин ей нужно приспособиться к этой новой расстановке сил в экономике. В чем состоит это приспосабливание и как далеко заведет оно дипломатию?
Глава IV