Сеть безопасности, созданная goldman sachs

В той же мере, в какой банки Уолл-стрит жаждали, чтобы Вашингтон не мешал им заниматься своим прибыльным бизнесом, в такой же они не хотели остаться без защиты американского правительства. Такой подход в полной мере согласуется с историей отношений в Соединенных Штатах между бизнесом и государством. Хотя отдельные ученые-либертарианцы и политики этого толка порой выступали за введение дерегулирования в чистом виде, компании, действующие в реальном мире, относятся к приемам регулирования или дерегулирования лишь как к одному из способов улучшения своего положения на рынке или повышения потенциала доходности. Поэтому одним из преимуществ, которых хотели добиться банки Уолл-стрит, была безопасность, знание того, что фактически неограниченный баланс правительства и его столь же неограниченные возможности по заимствованию будут всегда использованы для спасения тех, кто окажется в тяжелом положении.

Брали ли руководители банков на себя чрезмерные риски сознательно, так как рассчитывали на то, что возможные убытки всегда будут покрыты деньгами налогоплательщиков? В такой логике действий вряд ли признается какой-нибудь генеральный директор с Уолл-стрит, и не исключено, что в каких-то отдельных случаях руководители этого уровня просто недооценили риски и ожидали, что их светлая полоса будет продолжаться бесконечно. Но, с другой стороны, по крайней мере некоторые банкиры изначально рассчитывали, что власти натянут под ними сеть безопасности. Эндрю Холдейн, исполнительный директор Bank of England, отвечавший за финансовую стабильность, рассказал о заседании (проведенном до последнего кризиса), где правительственные чиновники спросили у банкиров из частного сектора, почему те не проводят жесткие «стресс-тесты» содержимого собственных портфелей. По словам одного из участников, им ответили, что в случае сильного шока «властям придется в любом случае вмешаться, чтобы сохранить банки и другие учреждения, если те окажутся в тяжелом положении»⁹⁸. Как бы то ни было, поведение крупных финансовых учреждений можно было объяснить только наличием гарантий, предоставленных им правительством. В результате этого на свет появлялись увеличение кредитного плеча, повышение доли активов, предназначенных для совершения сделок, покупка более рискованных активов и продажа опционов, чьи цены были ниже или выше текущих цен финансовых инструментов, лежащих в их основе (например, кредитных дефолтных свопов), то есть все те стратегии, которые повышают доходность в хорошие времена, но увеличивают убытки в плохие. Все эти приемы лучше всего подходят банкам тогда, когда они могут перенести большие потери на кого-то еще. (Обычно кредиторы банков не позволяют им прибегать к таким рискованным стратегиям, так как под угрозой оказываются их деньги, но если кредиторы рассчитывают на помощь правительства, им не нужно слишком жестко контролировать банки.) Поэтому мы видели, что в течение последнего бума основные глобальные финансовые учреждения, в том числе и из Соединенных Штатов, активно пользовались всеми указанными стратегиями⁹⁹.

Мы знаем, что руководители по крайней мере одного крупного банка серьезно рассчитывали на сеть безопасности, натянутую под ними властями. С 1932 года статья 13 закона «О Федеральной резервной системе» предоставляет ФРС полномочия в «необычных и чрезвычайных обстоятельствах» выдавать кредиты любому, но только при условии, что предоставляемый в обмен залог является результатом «фактических торговых сделок»¹⁰⁰. Это требование специально исключило из такого обеспечения инвестиционные ценные бумаги, что было сделано преднамеренно: чтобы в кризис инвестиционные банки не имели возможности иметь какой-то признаваемый залог, под который они могли бы заимствовать у ФРС.

Такая опасность вызвала беспокойство у руководителей Goldman Sachs, обладавших удивительными пророческими способностями. По их предложению требование о «фактических торговых сделках» в 1991 году было устранено законом «Об улучшении деятельности Федеральной корпорации страхования депозитов» (Federal Deposit Insurance Corporation Improvement Act), где это было прописано в статье «Разное», в результате чего ФРС сейчас может в период кризиса выдавать кредиты под любое обеспечение¹⁰¹. Благодаря этому изменению ФРС получила возможность сделать защитный зонтик более широким, чтобы под его тень теперь попадали и инвестиционные банки. Причем все это делалось в тот период, когда эти банки повышали рискованность своих операций за счет увеличения числа сделок с деривативами, активизации сделок, совершаемых за счет собственных средств, и удлинения кредитного плеча. Указанное, казалось бы, незначительное изменение окажется очень важным через семнадцать лет, когда в 2000-х годах лопнет пузырь на рынке жилья, а с ним закончится и неограниченное, как казалось, количество денежных средств, поступающих на рынки благодаря все новым и новым и в основном нерегулируемым финансовым продуктам, в результате чего властям пришлось спасать не только инвестиционные банки, но и крупные страховые компании, выделяя на это государственные деньги.

СЛИШКОМ ОГРОМНЫЕ ДЛЯ КРАХА

Если перефразировать выражение великого военного лидера военного времени, то в финансовой области никогда так мало заемщиков не были так много должны такому большому числу кредиторов. И можно добавить, все это случилось при практическом отсутствии реальных реформ.

Мсрвин Кинг, управляющий Bank of England,

20 октября 2009 года¹

13 октября 2008 года, когда цены на акции рухнули, а краткосрочные перспективы выживания были туманными и вызывали сомнения, главы девяти крупнейших банков — Bank of America, Bank of New York Mellon, Citigroup, Goldman Sachs, JPMorgan Chase, Merrill Lynch, Morgan Stanley, State Street и Wells Fargo — прибыли в Министерство финансов для встречи с Генри Полсоном, его руководителем*. Каждому из приглашенных банкиров был дан лист с условиями соглашения о продаже акций правительству, и Полсон заявил, что его надо подписать².

Происходившее могло показаться поглощением финансового сектора правительством — переходом долей девяти крупнейших банков в руки власти. А учитывая то, что стояло в то время на кону — почти полное замораживание кредитных рынков, обрушение фондового рынка, потенциальный крах этих и еще большего числа банков, — этот вариант не казался слишком надуманным. Но фактически самым замечательным в этой встрече было то, что вовсе не правительство было инициатором этого шага, предназначенного для защиты финансовой системы США и, как следствие, всей мировой экономики. Поэтому на этой встрече можно было услышать и такой привлекающий внимание вывод, как «Это очень дешевый капитал!», который в самом начале озвучил Викрам Пандит, главный исполнительный директор Citigroup³. Для банкиров это была настолько хорошая сделка, что Джон Мак, главный исполнительный директор Morgan Stanley, немедленно подписал предложенное ему соглашение, даже не проконсультировавшись со своим советом директоров⁴.

* Представители девяти упомянутых банков также участвовали и во встрече 27 марта 2009 года, о которой рассказывалось во введении к этой книге. На ней не было Merrill Lynch, который за этот период приобрел Bank of America.

В то время, конечно, лишь немногие специалисты считали, что правительство должно сидеть сложа руки, не вмешиваться и оставить финансовый сектор на произвол судьбы, даже если он вообще рухнет. Но одновременно мало кто ожидал, что Полсон, председатель Федеральной резервной системы Бен Бернанке и Тим Гайтнер, президент Федерального резервного банка Нью-Йорка, займутся спасением банков на таких щедрых условиях. Сделка, совершенная 13 октября, была структурирована как приобретение привилегированных акций, что фактически означало, что Министерство финансов дает взаймы деньги банкам первоначально под 5 процентов годовых (по ставке, которую нельзя найти на рынке), которые на самом деле никогда не должны были быть погашены⁵. (Министерство финансов также получило опционы на покупку небольшого количества простых акций по заранее оговоренной цене.) Эти покупки теоретически означали, что в настоящее время правительству принадлежит часть банков, но Министерство финансов пообещало, что оно не будет вмешиваться в управление банками и не будет голосовать при выборах членов их советов директоров*. Такой вариант был почти эквивалентен получению бесплатных денег.

Почему же эта сделка оказалась такой сладкой для банкиров? Хотя банки большую часть своих денег занимают, всем банкам нужен капитал — деньги, которые у них не могут затребовать обратно кредиторы. Капитал служит в качестве буфера, помогающего банку не стать неплатежеспособным в трудные времена, когда его активы падают в цене. В хорошие времена, когда капитал легко доступен, банки предпочитают занимать как можно больше, чтобы максимизировать свою прибыль, сохраняя при этом низким уровень своего капитала, но в плохие времена, как в октябре 2008 года, когда банки больше всего нуждались в дополнительном капитале, он стоил им максимально дорого: разве есть такие, кто готов инвестировать в банк, который может на следующий день рухнуть?

Но, как признал Пандит, правительство предоставило банкам дешевый капитал, К примеру, Уоррен Баффет до этого инвестировал в Goldman Sachs под 10 процентов. (Баффет также получил больше опционов, чем Министерство финансов и с более высоким дисконтом от текущей рыночной цены.) Если очень коротко подытожить то, что произошло, то Полсон, который в прошлом был главным исполнительным директором Goldman Sachs, направил фактически бесплатные деньги своим бывшим коллегам. Филипп Суогел, в то время помощник министра финансов, позже писал: «Случившееся тогда было прямой противоположностью действий «клана Сопрано»: в данном случае была не угроза, с которой выступила одна сторона, чтобы запугать банки, а, наоборот, предложение настолько привлекательной сделки, что отказ от ее совершения банками был бы неразумен»⁶.

* Правительство имеет право участвовать в выборах директоров только в том случае, если банк шесть раз не выплатит дивиденды.

По словам Суогела, правительству пришлось предложить такие привлекательные условия, поскольку оно не могло заставить банки согласиться инвестировать хотя бы какие-то средства, и к тому же утверждения некоторых банкиров, что они не нуждаются в капитале, который им может предоставить правительство, были правдивыми⁷. Однако у правительства было несколько сильных козырей, которыми оно могло бы воспользоваться при ведении переговоров с банками: его полномочия по регулированию, возможность прибегнуть к угрозе отказать банкам спасать их в будущем, если они окажутся в тяжелом положении, а также тот факт, что некоторые банки рискуют не получить денег, в то время как их конкурентам они будут предоставлены. И правительственные чиновники, участвовавшие в той сделке, полностью понимали сильные стороны своей позиции. В ходе встречи Полсон в ответ на одно возражение, сказал: «Здесь присутствует ваш регулятор, — имея в виду директора Управления контролера денежного обращения и председателя Федеральной корпорации страхования депозитов. — И вы можете завтра получить извещение о том, что у вас недостаточно высокий уровень капитала и что вы не сможете собрать нужные вам деньги на частных рынках»⁸.

Щедрость правительства не ограничилась только выдачей капитала под низкие процентные ставки. На встрече 13 октября чиновники также сообщили банкирам, что правительство начнет гарантировать долговые обязательства, выдаваемые банками, что позволит им собрать деньги за счет продажи облигаций частным инвесторам, так как те теперь знают, что защитой их инвестиций займутся власти. В совокупности эти две меры стали необыкновенным подарком правительства, врученным финансовому сектору за счет налогоплательщиков.

В то время, когда Lehman Brothers стал банкротом, Bear Stearns и Merrill Lynch были проданы, a Goldman Sachs и Morgan Stanley для обеспечения более безопасного состояния поменяли свой статус и стали банковскими холдинговыми компаниями (что позволило им получить более широкий доступ к кредитованию Федеральной резервной системой в чрезвычайных условиях), многие наблюдатели считали, что этот финансовый кризис свидетельствует о кончине Уолл-стрит. Для когда-то «Властелина Вселенной» ситуация, когда ему пришлось взять деньги у государства, была унизительной и била по его самолюбию. Даже после создания подушки безопасности, появившейся благодаря крупным субсидиям правительства, банки, казалось, вряд ли смогут вернуться к доминирующему положению, которое они занимали в период бума. Ведущая деловая газета Америки сделала свое название частью заголовка книги «Руководство The Wall Street Journal по окончании существования Уолл-стрит в том виде, в котором мы ее знаем»⁹. Еще одна эпоха, повидимому, подошла к концу.

Однако сегодня ясно, что никакой кончины Уолл-стрит не произошло. Хотя некоторые легендарные учреждения исчезли, выжившие стали еще крупнее, прибыльнее и даже мощнее. Расплывчатые ожидания, что правительство выручит крупнейшие финансовые учреждения в случае необходимости, стали официальной политикой. Связи между Уолл-стрит и Вашингтоном стали еще более прочными. Демократическая администрация сделала все от нее зависящее для восстановления частного финансового сектора, получающего прибыль. Сторонний наблюдатель мог бы подумать (ему это позволительно), что Вашингтон ведет себя так же, как правительства в странах с развивающимся рынком в 1990-х годах, которые использовали государственные ресурсы для защиты нескольких крупных банков с прочными политическими связями. Было ли это сделано из-за захвата финансистами власти или обусловлено объективной экономической политикой, все равно итог был очевидным: в результате финансового кризиса Уоллстрит стала еще сильнее.

Историю финансового кризиса 2007—2009 годов рассказывали уже много раз¹⁰. Политики, экономисты и комментаторы указали при этом на многие причины и факторы, вызвавшие этот крах, начиная от «избыточно высокого сбережения» в Китае до вылезания наружу глубинных свойств человеческой психологии¹¹. Но при этом мало кто отрицает, что главнейшую роль в создании кризиса сыграла американская финансовая система, которая надувала пузырь активов при помощи дешевого кредитования, изготовления в колоссальном количестве сложных и потенциально токсичных ценных бумаг, которые к тому же для получения максимальной прибыли использовались с привлечением заемных средств, и явный перекос в сторону краткосрочного финансирования. Даже если верна теория (популярная у американцев), что поток дешевых денег в США, приведший к избыточным заимствованиям и надуванию жилищного пузыря, пришел из Китая, где возникли избыточные сбережения, все равно эти деньги должны были проходить через американскую финансовую систему, которая феноменально плохо выполнила свою работу по их эффективному распределению.

Такая система стала возможной благодаря росту финансового сектора в течение последних трех десятилетий. Члены вашингтонского истеблишмента прониклись видением Уолл-стрит, в котором ставка делалась на свободно перемещаемые капиталы и беспрепятственно осуществляемые финансовые инновации. Не зависимо от того, действительно ли эти политики верили в такое видение или были просто циниками, стремившимися получить максимальную отдачу от своего участия в проводившейся кампании или повысить потенциал своих будущих доходов, они помогали крупным банкам: ослабляли регулирующие правила, отказывались применять на практике действующие регулирующие нормы или игнорировали новые рынки, что позволяло тем действовать без регулирования. Именно поэтому создателям ипотечных продуктов разрешили предоставлять займы, размеры которых со временем становились все больше и больше, из-за чего погашать их заемщикам становилось все труднее и труднее. Именно поэтому ипотечные кредиты можно было упаковывать в виде ценных бумаг с замаскированным присущим им риском. Именно поэтому банки могли прятать эти ценные бумаги при помощи приемов забалансового учета и притворяться, что они не владеют ими. Именно поэтому они могли пользоваться изощренными моделями риска, в которых утверждалось, что с этими ценными бумагами ничего неправильного произойти не может. Именно поэтому те же ценные бумаги потом участвовали в других сделках на триллионы долларов. Именно поэтому в конечном счете активы стоимостью в триллионы долларов оказались опасно расположенными в верхней части пузыря задолженности.

В 2006 году, когда этот пузырь стал сдуваться, цены на жилье начали падать, после чего заемщики, которые теперь не могли рефинансировать свои ипотечные кредиты, стали объявлять о своей неплатежеспособности, причем их число динамично росло. В 2007 году, когда растущая доля неплатежеспособных заемщиков привела к резкому падению цен на ценные бумаги, обеспеченные пулом ипотек, и облигации, обеспеченные долговыми обязательствами (СDО), гора активов, в основе которых лежала стоимость жилья, начала обрушаться. В 2008-м возникшая из-за этого лавина почти накрыла всю глобальную финансовую систему. Главные политики из системы власти предприняли огромные усилия по спасению финансовой системы. Но меры, к которым они прибегли, в конечном счете показали, насколько Вашингтону важно иметь собственное мировоззрение, и подтвердили, что крупные, склонные к риску банки имеют решающее значение для нашей экономики и нашего образа жизни.

НА КРАЮ ОБРЫВА

Финансовый кризис проявил себя, помимо прочего, и в виде все более пугающих эпизодов, случившихся на Уолл-стрит. Каждый из них вызвал беспокойство в Вашингтоне. Но три человека, доминировавшие в те годы в экономической политике до конца деятельности администрации Буша, Полсон, Бернанке и Гайтнер, надеялись, что все-таки удастся избежать прямого вмешательства государства, и предпочитали вариант амортизирующего устройства, смягчающего падение, для создания которого они использовали повышение ликвидности и низкие процентные ставки. И только в 2008 году они признали, что имеют дело с коллапсирующим долговым пузырем, похожим на тот, который был в странах с развивающимся рынком, когда там в 1990-х годах разразился кризис, и признали, что нужен сценарий, предусматривающий более жесткие меры.

Проблемы наглядно проявили себя летом 2007 года, когда возникли трудности сначала у Bear Stearns, а затем у BNP Paribas с внутренними хедж-фондами, которые инвестировали значительные средства в субстандартные ипотечные кредиты. Появление этой информации заставило инвесторов серьезно задуматься о том, в каких еще многочисленных фондах могут быть заложены бомбы с уже включенным часовым механизмом. Федеральная резервная система ответила на эти опасения дополнительной ликвидностью, снижением учетной ставки и ставки по федеральным фондам*, что было сделано в попытке стимулировать кредитование и предотвратить ограничение кредита.

Однако страхи только росли, так как инвесторов стали беспокоить финансовые организации, занимающиеся структурными инвестициями (SIV), которые в больших количествах создали многие банки с целью получения прибыли от структурированных ценных бумаг, таким образом минимизируя требуемый от них капитал. Когда усилились слухи о том, что SIV либо станут банкротами, либо заразят своей болезнью балансовые отчеты своих банков-спонсоров, правительство попыталось провести закулисную сделку с привлечением денежных средств из частных банков. Считалось, что SIY столкнулись лишь с кризисом краткосрочной ликвидности: если им предоставить время, они восстановят стоимость своих активов, и поэтому банки, имеющие много денег, могут безопасно их купить. В октябре 2007 года по настоянию Министерства финансов несколько крупных банков объявили о создании фонда MLEC (от Master Liquidity Enhancement Conduit), название которого можно перевести как «главный канал насыщения ликвидностью», предназначенного для покупки ценных бумаг на сумму в несколько сотен миллиардов долларов у неблагополучных SIV. Однако в декабре эта идея без всякого шума сошла на нет. Скорее всего, банки поняли, что использование их собственных денег на спасение своих же SIV или, как некоторые подозревали, объединения денег многих банков для спасения SIV, принадлежащих Citigroup, не является удачным решением.

* Учетная ставка — ставка, по которой банки могут занимать деньги непосредственно у Федеральной резервной системы; ставка по федеральным фондам — ставка, по которой банки занимают деньги друг у друга в варианте овернайт.

Неудача с MLEC подтвердила, что крупные банки могут столкнуться не только с простым кризисом ликвидности и что им, возможно, потребуется больше капитала. На данный момент такой капитал по-прежнему были готовы предоставить суверенные фонды благосостояния (инвестиционные фонды, принадлежащие другим странам). В период с октября 2007 по январь 2008 года CITIC (Китай) обязался инвестировать в Bear Stearns, a Abu Dhabi Investment Authority и инвестиционная группа правительства Сингапура уже инвестировала в Citigroup, China Investment Corporation вложила средства в Morgan Stanley, a Temasek (Сингапур), Korean Investment Corporation и Kuwait Investment Authority — в Merrill Lynch¹². Но когда банкам в следующий раз потребуется капитал, получить его будет гораздо труднее.

Следующая буря разразилась в марте 2008, после краха Bear Stearns, в то время считавшегося самым слабым в большой пятерке действующих самостоятельно инвестиционных банков. Bear Stearns рухнул из-за современного варианта массового изъятия банковских вкладов¹³. Если сравнивать положение дел, он гораздо сильнее подвергался риску из-за структурированных ценных бумаг, обеспеченных пулом ипотек, чем его конкуренты, и к тому же очень сильно зависел от краткосрочного финансирования — денежных средств, поступающих при очень краткосрочных заимствованиях, большей частью в варианте овернайт¹*. Это означало, что его кредиторы могли отказаться пролонгировать свои кредиты, выдаваемые сегодня с возвратом на следующий день, и вместо этого потребовать возврата своих денег. Если такое произошло бы, у Bear Stearns не было бы никакой возможности это сделать, так как многие из его активов были неликвидными, при срочной продаже структурированных ценных бумаг могли возникнуть сложности, да и сама такая продажа привела бы к значительному снижению их цен. Если некоторые кредиторы решили бы, что такое может произойти, они постарались бы получить свои деньги в первую очередь, что спровоцирует других кредиторов сделать то же самое и приведет к массовому изъятию банковских вкладов, так как никто не захочет быть последним в очереди на получение своих денег.

Все банки в этом отношении являются потенциально уязвимыми, так как они берут взаймы на короткий срок, а кредитуют на длительный срок, то есть занимают деньги, которые обещают вернуть по запросу, без заблаговременного предупреждения (депозиты), и дают взаймы на длительный период времени (ипотечные кредиты). Классической характеристикой финансового кризиса во всем мире, особенно на развивающихся рынках, является стремление кредиторов получить свои деньги первыми. В Соединенных Штатах с 1930-х годов страхование вкладов в целом позволило не допускать массовых изъятий депозитов вкладчиками, но это страхование не распространяется на деньги учреждений, выдающих кредит овернайт Bear Stearns, и хедж-фондов, которые разместили свои ценные бумаги в этом инвестиционном банке.

В начале марта появились слухи, что Bear Stearns оказался в тяжелом положении. Когда нервные кредиторы и клиенты хедж- фондов стали сокращать свои вложения в этот банк, из-за чего его наличные средства быстро закончились, эти слухи быстро стали самосбывающимися. Министерство финансов и ФРС столкнулись с перспективой банкротства крупного инвестиционного банка, что приведет к замораживанию его активов арбитражным судом на несколько месяцев, а то и лет и оставит его кредиторов и контрагентов без доступа к своим деньгам. Сначала ФРС попыталась одолжить Bear деньги через посредничество JP Morgan Chase (как инвестиционный банк Bear Stearns не имел права получать кредиты непосредственно от ФРС). Когда этот вариант не удался из-за недоверия сторон, Полсон, Бернанке и Гайтнер организовали продажу Bear тому же JP Morgan за ничтожные 2 доллара за акцию. Но даже при этой цене JP Morgan отказывался от этой сделки без поддержки правительства, и поэтому федеральный резервный банк Нью-Йорка согласился взять на себя все убытки в размере 30 миллиардов долларов по неликвидным ценным бумагам Bear Stearns.

Условия этой сделки вскоре были пересмотрены, цена одной акции повысилась до 10 долларов, JP Morgan теперь был готов внести первый миллиард долларов убытков в общий пул в сумме 30 миллиардов долларов, который был размещен в специализированном фонде под названием Maiden Lane¹⁵. Этот вариант был удачей и для всего JP Morgan, который платил за Bear Stearns примерно столько же, сколько стоило его здание¹⁶, и для его генерального директора Джейми Даймона, который, так уж случайно оказалось, был членом совета директоров федерального резервного банка Нью-Йорка. В тот день, когда было объявлено об этом приобретении, в надежде не допустить, чтобы остальные действующие самостоятельно инвестиционные банки не постигла та же учесть, что и Bear Stearns, ФРС также объявила о разработке программы кредитования первичных дилеров (Primary Dealer Credit Facility), позволяющей инвестиционным банкам впервые занимать деньги непосредственно у ФРС¹⁷. Это позволило правительству гораздо шире натянуть сеть безопасности для банковской системы.

Но с ускорением падения цен на жилье финансовая эпидемия продолжала распространяться все шире и шире. Из-за сложного способа создания облигаций, обеспеченных долговыми обязательствами (CDOs), и других структурированных ценных бумаг, снижающиеся цены на жилье и увеличение числа неплатежеспособных граждан оказывали непропорционально сильное влияние на многие такие ценные бумаги, которые упали в цене на 50 процентов и более*. Например, в июле 2008 года Merrill Lynch продал портфель CDOs номинальной стоимостью 30,6 миллиарда долларов инвестиционной компании Lone Star Funds всего за 6,7 миллиарда долларов, то есть за 22 цента на доллар, и при этом даже дал Lone Star взаймы 5 миллиардов долларов, чтобы совершить эту сделку¹⁸.

Никто не знал, сколько таких токсичных активов указано в балансовых отчетах крупных банков или какими будут убытки, если эти активы придется продать. Каждый квартал банки осуществляли крупные списания, сокращая бухгалтерскую стоимость этих активов, чтобы учесть снижение их качества*. В 2007 году Citigroup списал свои активы в размере 29 миллиардов долларов, Merrill Lynch — 25 миллиардов долларов, Lehman — 13 миллиардов долларов, Bank of America— 12 миллиардов долларов, Morgan Stanley— 10 миллиардов долл¹⁹. Но никто не знал, происходили ли эти списания до уровня фактической стоимости активов или нет и как долго эти списания будут продолжаться. В 2008 году Citigroup списала свои активы еще на 63 миллиарда долларов, Merrill — 39 миллиардов долларов, Bank of America — 29 миллиардов долларов, Lehman — 14 миллиардов долларов, JPMorgan Chase — 10 миллиардов долларов, Morgan Stanley — 10 миллиардов долларов. Все больше распространялись подозрения, что, если банки были бы вынуждены признать, на сколько действительно снижалась стоимость их активов, некоторые крупные банки могли бы оказаться неплатежеспособными

Следующими крупными учреждениями, оказавшимися под повышенным давлением, стали Fannie Мае и Freddie Mac, хотя и частные, но финансируемые правительством организации (GSEs), которые обеспечивали поддержку рынку жилья. Хотя Fannie и Freddie сравнительно поздно занялись сделками с субстандартными ипотечными кредитами, их балансовые отчеты свидетельствовали об их значительной зависимости от рынка жилья, и поэтому падающие цены на жилье проделали большие дыры в их балансовых отчетах и даже стали угрожать их существованию. Это напугало рынок жилья, который вряд ли продолжил бы функционировать без гарантий Fannie и Freddie.

* Из всего пула ипотек или ценных бумаг, обеспеченных пулом ипотек, которые вошли в состав CDO, первыми пострадали младшие транши CDO, и поэтому коэффициент неплатежеспособности всего в 6 процентов мог означать, что обесценился весь транш ценных бумаг CDO. Хотя секьюритизация распределяет риски среди многих инвесторов, она также приводит и к тому, что риски концентрируются в младших траншах.

** Считается, что балансовый отчет банка отражает стоимость его активов; списание является снижением зафиксированной стоимости активов. На практике правила о том, какими стоимостями пользоваться при оценке активов, могут меняться в зависимости от многих факторов. Только некоторые активы должны фиксироваться «в текущих рыночных ценах», то есть их стоимости должны быть скорректированы с учетом текущих рыночных цен.

Такое положение дел испугало и правительства других стран, прежде всего Китая, которые на сотни миллиардов долларов купили облигации Fannie и Freddie и рассчитывали, что правительство США защитит их от неплатежеспособности.

В июле 2008 года Полсон попросил разрешения поддержать Fannie и Freddie деньгами налогоплательщиков и получил его, так как он заявил, что это единственный способ, чтобы остановить панику. «Если у вас есть базука и люди знают, что она у вас есть, вам, может быть, не придется ею воспользоваться», — сказал он в то время²⁰. Но этого было недостаточно. 7 сентября Fannie и Freddie были переданы государству, и над ними было установлено внешнее управление, эквивалентное внешнему управлению при банкротстве²¹. Правительство обещало, что организации типа GSE продолжат функционировать, и в обмен на это получило контрольный пакет их акций и право управления. Акционеры потеряли большую часть своих денег, а руководители были заменены. По сути, федеральное правительство взяло под свое управление эти два столпа финансовой системы из-за того, что они были слишком огромными, чтобы потерпеть крах. Реакция на эти действия в целом была положительной, а критические замечания отчасти объяснялись тем, что никто не хотел защищать квазичастный, квази- государственный статус GSE. Другие финансовые учреждения уже давно жаловались на то несправедливое преимущество, которым пользовались Fannie и Freddie благодаря своим тесным отношениям с правительством, позволявшим им дешевле занимать деньги.

В итоге этот шаг властей стал последней операцией спасения, с которой все согласились. Чтобы его сделать, Полсону, Бернанке и Гайтнеру потребовалась ровно одна неделя.

До сентября в основном государственной поддержкой занималась Федеральная резервная система, которая предоставляла ее в рамках новых программ кредитования (гарантии активов Bear Stearns были структурированы в виде займа) и используя более низкие процентные ставки. Действуя в качестве кредитора последней инстанции, ФРС надеялась выйти из бума в варианте «мягкой посадки», то есть добиться той цели, которую основатели ФРС сформулировали еще в 1913 году. Однако в ходе ее реализации эта стратегия приближалась к своим пределам, из-за чего Полсону, Бернанке и Гайтнеру пришлось выбирать между позволением свободному рынку следовать своим курсом и в конце концов закончить финансовой и экономической катастрофой, с одной стороны, и разработкой масштабного вмешательства государства в деятельность финансовой системы. Условия этого вмешательства покажут, насколько длительным уже является влияние и сила идеологии Уолл-стрит, считавшей, что крупные частные, действующие в режиме небольшого регулирования финансовые институты являются для Америки благом.

Главным фактором снова стал крах инвестиционного банка — Lehman Brothers, на этот раз самого небольшого из четырех крупных действующих самостоятельно инвестиционных банков. Как и в ситуации с Bear Stearns, появились слухи, что Lehman не хватает наличных средств, и эти слухи быстро стали самосбывающимися. В течение всех выходных, 13—14 сентября, правительство обдумывало, кто мог бы стать покупателем в этом случае. Но на этот раз Полсон и Гайтнер дали понять, что они не хотят вмешиваться при помощи денег налогоплательщиков. Полсон жаловался: «Меня называют господин Спасение. Но я не могу все время выступать в этом качестве». Более осмотрительный, Гайтнер в этой ситуации заявил: «Нет никакой политической воли, позволяющей прибегнуть к федеральному спасению»²². В ночь на субботу, зная, что средства из федерального бюджета не будут выделены, Джейми Даймон сказал своим подчиненным из JPMorgan Chase: «Мы только что врезались в айсберг. Корабль заполняется водой, хотя музыка все еще играет. Спасательных шлюпок на всех не хватит. Кому-то придется умереть»²³. Когда план Barclays приобрести Lehman в воскресенье провалился, рано утром в понедельник пришлось перейти к резервному плану, который предусматривал банкротство.

Полсон, Бернанке и Гайтнер отказались организовать масштабные спасательные работы, которые потребовали бы огромного кредита от ФРС с гарантированными притязаниями на большую часть активов банка. (Эти руководители все еще утверждали, что у них нет правовых полномочий, чтобы спасти Lehman, так как этот банк не имеет достаточного залога, который мог бы стать обеспечением при получении чрезвычайного кредита от ФРС, но этот аргумент появился лишь через несколько недель.) Они надеялись, что с марта, когда Bear Stearns оказался в чрезвычайном положении, финансовые учреждения подготовятся к возможному краху Lehman. Выступая в конгрессе, Бернанке заявил: «[Мы] полагали, что у инвесторов и контрагентов было время, чтобы принять меры предосторожности»²⁴. К сожалению, эти учреждения усвоили совсем другой — противоположный — урок: они решили, что правительство не позволит Lehman рухнуть. Вот что пишет Эндрю Росс Соркин, рассказывая о днях накануне банкротства Lehman: «Большинство людей на Уолл-стрит... думали, что правительство вмешается и не допустит неудачи [Lehman] »²⁵. Финансовый сектор предполагал, что и в этом случае он сможет получить свой кусок пирога и его съесть, что правительство предоставит ему неограниченную лицензию на получение денег в период бума, а при спаде оградит его от убытков. Однако оказалось, что правительство не располагает ресурсами, достаточными для защиты всех крупных банков. На этот раз ограниченным ресурсом стал политический капитал, необходимый для спасения еще одного банка в условиях критики действий правительства со стороны конгресса и общественности.

Банкротство Lehman вызвало цепную реакцию, круги от которой пошли по всем финансовым рынкам. Так, все три основных рейтинговых агентства снизили рейтинг American International Group, которая к тому времени уже испытывала трудности из-за последствий своих сделок с деривативами, что могло вызвать запросы заинтересованных лиц о достаточности обеспечения, а это, в свою очередь, грозило привести к банкротству*. Во вторник после продолжающей снижаться стоимости обеспечения, вызванного крахом Lehman, пришлось вмешаться Федеральной резервной системе и предоставить кредитную линию AIG на 85 миллиардов долларов, чтобы удержать ее на плаву, так как ФРС опасалась, что если эта крупная страховая компания объявит дефолт по своим сотням миллиардов долларов в кредитных дефолтных свопах, ее контрагенты понесут огромные убытки или по крайней мере страх возникновения таких потерь остановит работу финансовых рынков.

Также во вторник Reserve Primary Fund, один из крупнейших фондов денежного рынка, объявил о «ломке бакса» (термин break the buck означает, что цена акции опустилась ниже 1 доллара. — Прим. перев.), что случилось из-за его убытков по долговым обязательствам Lehman, и поэтому он не может вернуть один доллар за каждый доллар, вложенный инвесторами. В результате из фондов денежного рынка деньги стали уходить потоком, что заставило Министерство финансов создать новую программу по страхованию этих средств. Бегство денег из фондов денежного рынка обнулило спрос на коммерческие бумаги, используемые корпорациями для управления своими наличными средствами, что привело к повышению угрозы того, что крупные корпорации могут оказатьс<