О. С.: Расскажи, пожалуйста, еще о своих бабушках, i , -

Н. Д.: С удовольствием расскажу о своих бабушках. Моя бабушка Аня была первой моей воспитательницей, когда я был маленький. Она, правда, один раз надолго уехала, и я заболел, после чего у меня начала исчезать речь. Воспитание ее не было полезно. Она очень много на меня кричала, и я нервничал. Я не хочу от вас этого скрывать. Я ее все равно люблю, но она мне от моей болезни не помогла излечиться, была человеком нервным, вспыльчивым, легко меняла настроение. Воспоминания о ней

у меня смешанные. Она много времени проводила со мной, я ценю ее преданность, но она все делала на большом нервном напряжении, и я от этого страдал. А еще я хочу сказать, что она очень была человеком добрым и она очень часто со мной веселой бывала, шутила, развлекала, но если я что-то плохое делал, она очень злилась, причем вне зависимости от тяжести проступка. Ну, а память о ней хорошая, я очень жалел, когда она умерла, хотя, не могу скрыть этого, наша семейная жизнь после этого стала более веселой и спокойной.

Очень меня все это сейчас не устраивает, очень я мало доволен тем, что не могу о моей покойной бабушке сказать только хорошее, как мне хотелось бы, но ла меня ужасно плохо действовал ее тяжелый характер, и еще я очень тяжело переживал всякие семейные ссоры, которые происходили из-за ее характера. Из-за того я это говорю, что мне очень важными в семейной жизни кажутся те трудности, которые возникают потому, что люди с разными характерами должны много времени проводить вместе и вместе делать всякие дела.

Я много причинял трудностей, забот всем, я это понимаю, но я должен рассказать все, что я чувствовал тогда, а вы, если посчитаете нужным, можете это в книгу не включать. Я мало испытываю желания такие неприятные вещи рассказывать, однако так как мы договорились, что я буду рассказывать искренне, то я так и поступаю.

Моя вторая бабушка, Наталья Александровна, очень добрая, всегда была веселой и мягкой, никогда меня по-настоящему не ругала, и я ее любил. Однако, ей очень трудно было в доме бывать, моя первая бабушка ее не любила. Очень я это переживал, я чувствовал недоброе отношение к ней со стороны моей бабушки Анны Васильевны и деда, что меня нервировало.

А еще я хочу сказать, что очень я был благодарен родителям моим за то, что они меня старались вся-

чески развлекать, гулять, так как если бы я все время сидел дома, то больше испытывал бы разных неприятных моментов.

А еще я хотел сказать, что от моей бабы Наташи я очень много слышал всяких интересных рассказов, сказок, песен. Очень она со мной была нежна. А еще хочу сказать, что даже сейчас, когда она старенькая и слабая, очень хорошо со мной обращается. Она меня ругает, но я не чувствую с ее стороны злости и только чувствую свою вину.

Я думаю, что у нее, наверно, характер очень легкий. Она к нам приходила, проводила здесь целые дни. Отец уходил работать на ее квартиру, и она была со мной Так что получалось, что мы проводили много времени. Вообще она и теперь помогает мне успокоить нервы.

Отец стал для меня главным человеком, когда я научился общаться с ним, научился писать; тогда он стал играть в моей жизни важнейшую роль. До этого он был тоже важен, самые интересные прогулки были с ним, он катал меня на велосипеде, на плечах носил, но все-таки он много работал и уезжал за границу, и я много времени проводил с женщинами, и то, что происходило с ними, было для меня важно. Потом все изменилось, и женщины стали для меня менее важны, чем в раннем детстве.

Общение с отцом для меня важно, но отец требует от меня каких-то дел, бабушка Наташа и мама от меня ничего не требуют, кроме соблюдения каких-то правил, которые я все равно не соблюдаю. У них нет такого потенциала энергетического, чтобы заставить меня что-то делать. С женщинами, мне кажется, легче, с ними я делаю, что хочу, отец часто обращается со мной жестко Я это очень одобряю теоретически, но я не ручаюсь, что это мне доставляет удовольствие.

Обучение

Ноября 1993 года

H. Д.: Очень я придаю громадное значение занятиям, которые у меня происходят как с папой, так и с моими учителями. Думаю, что, хотя эти занятия не привели еще к очень крупным сдвигам в моем состоянии, без них оно было бы намного более неудовлетворительным. Но это все имеет, мне кажется, значение для других людей, которые попадут в положение, чем-то похожее на мое. Поэтому я постараюсь как можно яснее поделиться всем, что я думаю о наших занятиях, тем опытом, который накопился Очень для меня прежде всего важна непрерывность занятий. Ужасно я переживаю, если они по какой-то причине прерываются Не могу этого как следует умно разъяснить, но психологически перерывы в занятиях как бы лишают меня точки опоры и я теряю какой-то, хотя бы слабенький, маячок, которым для являются наши занятия.

Лето 1997 года

Н. Д.: Раньше я короткие занятия предпочитал длинным. Потому что у меня даже от занятий нетрудных довольно быстро наступало утомление и я терял необходимую для них энергию. Впоследствии же опыт занятий с моими молодыми учителями яприучил меня к длинным занятиям, и я перестал от них уставать Но они могут быть и короткими и не

обязательно каждый раз связанными с преодолением каких-то трудных для меня барьеров, но важно, чтобы занятия происходили каждый день, тогда я действительно чувствую какое-то движение, пусть и медленное, не всегда внешне заметное.

Теперь о том, чем и как занимались. Прежде всего начну с тех занятий, которые у меня вызывают наибольшее притяжение и отталкивание из-за их трудности. Я имею в виду мои занятия письмом. У них очень длинная история. Начались они, когда я был маленьким, наверно, было мне лет 8. Писал я тогда практически держа свою руку в руке отца. То есть писали мы как бы вдвоем. Прогресс у меня произошел через несколько лет. Наконец, я научился писать, не прикасаясь к руке папы. Пишу я теперь сам. Очень может это показаться большим успехом, шо в действительности дело обстоит не так хорошо, ведь пишу я неловко, неуклюже, часто путаю буквы, прерываю письмо посередине буквы, часто приводится прерывать и зачеркивать написанное. И, главное, если у отца появляется желание заставить меня писать так, чтобы он не участвовал, то есть не видел, что я в каждый момент делаю, практически письмо прекращается. Иными словами, хотя физической поддержки отец теперь мне не оказывает, но все равно очень я нуждаюсь в его участии, и это пока не удается изменить.

Почему дела обстоят таким образом, я не могу понять и я об этом много думаю. Частично дело объясняется тем, что я так и не научился правильно держать ручку. И хотя непрерывно папа меня этому учит, но положение не меняется. Ужасно трудно мнe что-либо написать, даже одну букву, если отец отходит от стола. Вот те проблемы, которые меня мучают в этой области. У меня такое ощущение, что если бы я мог писать сам, то я мог бы и говорить. Это не просто предположение, но я проверял на опыте: если письмо у меня идет лучше, чем обычно, у меня появляется желание что-то сказать, и я говорю

какие-то слова. Ну вот, пожалуй о письме и все. Мы не оставляем наших усилий, продолжаем заниматься систематически, тем не менее у меня нет уверенности, что я преодолею те трудности, которые у меня возникают, когда я сажусь писать,

Теперь я хочу сказать об интеллектуальной стороне наших занятий с отцом и Ольгой Сергеевной. То, что Ольга Сергеевна и отец разговаривают со мной на сложные темы, всячески меня побуждают обдумывать и мои собственные, и общечеловеческие проблемы, для меня громадное счастье. Это в сущности единственное, в чем я могу себя по-человечески выявить, без этого я был бы как мертвец. Пожалуй, это то, что я хотел сказать.

Что касается конкретных тем, то они отличаются большим разнообразием. И отец, и Ольга Сергеевна у меня пробудили желание думать не только о тех делах, которые меня лично касаются, но и о самых разных исторических, этических, философских проблемах, о положении в нашей стране. Я особенно благодарен Ольге Сергеевне за то, что она меня ввела в мир великой русской литературы, научила читать книги не поверхностно, но глубоко, и папа это тоже делает.

Вообще я ужасно люблю такие интеллектуальные занятия, хотя для меня не обязательно, чтобы они каждый день происходили. Они мне особенно нужны, потому что единственное, что я могу делать, не опираясь на помощь отца, — это думать. Конечно, не время от времени нужно сообщать свои мысли даюдям, но довольно долго я могу удовлетворяться своими мыслями.

С отцом мы в основном занимаемся историей, это соответствует моим интересам. Эти занятия охватили пока не все эпохи, но все-таки какие-то периоды русской и зарубежной истории'я представляю. И это меня радует, так как дает материал для моей умственной работы. То же я могу сказать о литературе. К сожалению, я могу читать только вместе с

отцом или в его присутствии, и я читаю гораздо меньше, чем другие люди моего возраста и моих интересов, но я все же расширяю круг чтения. Недавно я познакомился с Ибсеном, и Пер Гюнт произвел на меня большое впечатление.

Раньше у меня были занятия по другим предметам. Мы занимались математикой, немного физикой, я прошел весь школьный курс биологии. Большая часть вряд ли у меня осталась в памяти, но какое-то представление о естественных науках у меня есть, хотя, конечно, очень слабое. Но что делать? У меня очень узкие возможности, но я пытаюсь как-то что-то из моих знаний, полученных раньше, включать в мои размышления, а это позволяет мне в какой-то мере их сохранить.

Мне хотелось бы отдельно сказать о моих занятиях французским языком, которых теперь нет, и то, что было раньше, было скорее от случая к случаю, просто не хватало сил. Тем не менее, у меня французский язык легко шел, мне казалось, что я уже раньше его знал и эти занятия мои старые знания пробуждают. Как это объяснить, я не знаю, но мне кажется, что если бы я оказался во Франции и много общался бы с французами, я понимал бы язык и не чувствовал себя в иноязычной среде.

Теперь я скажу о моих занятиях практических, обучении меня каким-то новым навыкам и организации целенаправленного движения самообслуживания. Ну это тоже достаточно большая тема.

Декабря 1993 года

H. Д.: Очень я вообще доволен тем, что М. к нам все-таки более-менее систематически ходит. Очень я вообще с ним охотно занимаюсь, так как он прекрасно ко мне относится и хочет мне помочь. Тем не менее с М. не все получается так, как хотелось бы. Мне не очень трудно те задания выполнять, которые

он мне дает. Я их выполняю с удовольствием. Тем не менее у нас, как мне кажется, нет настоящей стратегии работы.

Ну, я постараюсь объяснить, что я имею в виду. М. все время ищет какие-то новые методы, и это, наверное, правильно, тем не менее, мне кажется, надо было бы ему на чем-то одном остановиться, иначе это не учит меня новому. М. исходит из идей, которые ему приходят в голову и не очень прямое отношение имеют к моим проблемам.

Уроки бывают интересные, М. музыку ставит, мне ее приятно слушать, музыка, которую я не знаю, американская, которой дома у меня нет, я с ней знакомлюсь. М., видимо, преследует цель успокоить меня, но мы вместе слушаем. Это другая культура, по сравнению с той, которую я узнал от родителей и Ольги Сергеевны.

М. использует азбуку, и я пишу какие-то слова, буквы — это приучает меня к целенаправленным движениям, но все это поверхностно и случайно. Эти занятия мне меньше дают, чем мои занятия с отцом, которые объединены с умственной работой.

Декабря 1993 года

Н. Д.: Хотел сказать о том, что у отца нет возможности со мной заниматься так, как, скажем, мог бы заниматься учитель в школе, то есть каждый день и в одно и то же время. Так не получается, и я это понимаю, так как ему трудно планировать время. Тем не менее мои занятия с отцом меня удовлетворяют.

Отец ищет новые формы так, чтобы мне не было скучно от повторения. Однако он не. меняет основные цели. Цель, как мне кажется, во-первых, поддержать мою способность к самостоятельному мышлению, так как каждое занятие сопровождается интересным для меня разговором на достаточно интересные, требую-

щие глубокого размышления сюжеты. Это меня всегда радует. Во-вторых, научить меня хорошо и самостоятельно писать. В общем, у нас этот процесс идет, хотя не прямолинейно. Я возвращаюсь к тому, что уже прошел, но в общем, успех налицо. Я могу без помощи отца писать, хотя не очень еще быстро, и не всегда я пишу правильно, сами буквы приходится зачеркивать. Очевидно, у меня нет умения писать автоматически; если я не концентрирую внимание, может получиться что-то дурацкое.

И, наконец, отец пытается расширить мои знания. Но это трудно, поскольку я не умею читать самостоятельно. Чтение входит в тот же бюджет времени занятий с отцом.

И последнее время не очень часто и не очень систематически происходят занятия по самозаданиям. Это приятная разрядка, так как они требуют других качеств, чем письмо.

О. С.: Самозадания — это придуманные нами упражнения по развитию самостоятельного целенаправленного действия. Николай должен сначала задумать, что он хочет, сообщить это нам (написать или сказать с помощью отца), а потом сделать. Действия самые простые, например переложить книгу со стола на подоконник, но по самозаданию выполнить их ему нелегко, легче сделать просто по нашей просьбе.

Н. Д.: Что я думаю о занятиях с отцом в целом — они ужасно важны, так как они поддерживают во мне человеческую личность. Личность не может существовать без общения, а такого общения, кроме как с отцом и с вами, у меня нет. Главное, конечно - общение с отцом, оно дает мне возможность рассказать, спросить, поделиться - это, наверное, самое главное.

Насчет письма: у меня такое чувство, что у нас не найдено какого-то назревшего перехода к новому качеству, такого, чтобы я мог писать без его присутствия, и я не знаю, и отец не знает, как можно к этому качеству перейти, и кроме огорчения эти

попытки ничего не приносят. И мы возвращаемся к старой системе. Можно научиться писать чище и аккуратнее, но я не умею писать самостоятельно. И, конечно, не менее важная проблема — самостоятельное чтение. Мне кажется, что если бы я эти две проблемы решил, преодолел их, у- меня многое бы решилось и, может быть, с речью тоже.