О. С.: Расскажи, пожалуйста о своих теперешних учителях.

Н. Д.: Теперь о моих учителях. Начну с Оли, которая уехала, и не знаю, вернется ли она к нам. Тем не менее хочу сказать о ней все самое хорошее, так как она очень близко к сердцу мои дела принимала и была в нашей семье, как ее член. Во всяком случае у меня было впечатление, что у мамы отношения с ней сложились родственные. А ее усилия меня чему-то научить были настолько энергичны, что я просто восхищаюсь ее настойчивостью и упорством. Ну и у меня с ней сложились самые дружеские отношения. Так что я буду огорчен, если она не вернется из Америки.

Теперь я хочу сказать о Маше, которая кажется мне наиболее талантливой из моих учителей. Именно Маша является творцом наших уроков, она делает, так сказать, стратегическую разработку всего наступления на мои недостатки. Я восхищен Машиным умом, я восхищен ее не меньшим, чем у Оли, упорством и тем, что она все это облекает в такую тихую неяркую манеру. И это мне очень важно, так как у меня нервы плохо реагируют на шум и требования, высказываемые жестким тоном, от чего родители не могут меня освободить, так как для них мои недостатки— проблемы их собственной ежедневной жизни.

Игорь — человек очень цельный, полностью отдает себя профессии, которую он выбрал. Такие

люди великолепные бывают профессионалы, и я убежден, что он таким и будет.

Что касается Мити, то он оказывает на меня большое влияние теми человеческим качествами, которые меня всегда пленяют. Я имею в виду его разносторонность большую, наверно, внутреннюю дисциплинированность. У меня всегда от Мити такое впечатление, что это положительный герой какого-то произведения, который все может, все умеет, помогает людям, на которого всегда можно положиться во всех делах и проблемах. Он очень умный, в таком, я бы сказал, практическом смысле слова, понимает, что в каждом случае надо делать, а что не надо.

Дима и Алеша — конечно, не столь еще умелые учителя, как Маша и Митя, тем не менее им очень хочется всему научиться, и мне кажется, что они очень хорошие, морально достойные люди, у которых все впереди, так как они, во-первых, преданы делу, которое они выбрали, во-вторых, честно и упорно учатся этой профессии.

Филипп — человек совершенно особенный, интересный, у него своя интересная богатая внутренняя жизнь, и интересы его очень разнообразны. Мне с ним именно поэтому интересно заниматься. Он на меня, как и отец, влияет интеллектуально. Но если влияние отца реализуется непосредственно через его рассказы, его ответы на мои вопросы, то Филипп влияет на меня иначе просто я улавливаю его реакцию на происходящее. У Филиппа есть способность как бы без слов направлять мои действия и мысли, и впечатления мои в каком-то направлении, которое я сам бы не мог найти.

Моя Москва

Февраля 1994 года

Н. Д.: Я бы сказал то, что Москва является не только родным моим городом, но и городом, который у меня вызывает много мыслей. Особенно после того, как я побывал в других таких же больших городах: в Париже и еще раньше в Петербурге и в Киеве.

Ну, прежде всего Москва для меня город, в котором не только моя жизнь проходит, но и происходит большинство тех явлений, процессов, которые меня непосредственно интересуют, которые связаны с нашей историей последних лет и нашим будущим. Я имею в виду будущее нашей страны, которое я не отделяю так уж резко от будущего моего собственного и будущего моих родителей. Я, конечно, не могу в этом детально разбираться, так, как мои родители, тем не менее я пытаюсь понять то, что происходит в нашей стране в эти последние годы и в настоящее время.

Это первое, а второе — это мой интерес к тем улицам и районам Москвы, которые так или иначе связаны с историей нашей семьи и нашими воспоминаниями. Я очень хорошо помню, как когда-то папа .повел меня гулять в Замоскворечье и показал там улицу, где он родился и жил с его мамой и моей бабушкой и откуда они уехали, когда мой папа был совсем мал. Мне тогда не показалось это интересным, я даже спросил отца, почему он мне это показывает, и он мне прекрасно объяснил, как важно для человека знать, откуда он появился, какие у него корни.

Он мне рассказал о тех людях, которые о себе ничего не знают, не имеют своей биографии, и как они мало похожи на людей. Тогда я продумал и понял,

как это важно, и стал по-другому относиться к Москве. До того я просто думал, что здесь живу, одни места приятнее, чем другие, теперь же стал думать о Москве, связанной с историей моей страны и моей семьи, а они, кажется мне, чем-то связаны. И это определяет мое отношение к Москве.

Это не значит, что я перестал воспринимать Москву чувственно и эстетически. Есть места, которые я очень люблю, переулки между Тверской и Никитской, люблю Патриаршие пруды... они стали мне особенно близки и интересны. И те переулки, которые идут между бульваром и Моховой, параллельно им, ну и есть другие места. Например, я люблю Екатерининский парк и находящийся рядом с Театром Армии старинный дворец времен Екатерины, где теперь Дом Армии. Хотя теперь это место испорчено спортивными сооружениями, которые построили за ними, оно все-таки имеет старый аромат, это островок, в котором находятся корни нашей истории.

Я не упомянул о Кремле, это само собой разумеется, это для всякого русского человека и символ, и центр русской культурной истории прежде всего в эстетическом плане, так как кремлевские соборы, как и мои родные говорят и сам я чувствую, это одно из самых великолепных творений человеческих.

Ну, я еще хочу сказать, что для меня Москва полна каких-то очень смутных детских воспоминаний. Например, у меня не было такого периода, когда я, как все дети, посещал бы школу, хотя одно время я ходил к Вам в группу каждый день, но это было недолго. Но все же есть места, связанные с определенным периодом. Ужасно я волнуюсь, когда прохожу мимо тех мест, которые, наверное, были теми первыми местами, в которых я почувствовал, что у меня пропадает речь. Я это впервые почувствовал, когда мы с папой находились недалеко отчнашего любимого Места прогулок. Я имею в виду чудесный парк рядом с теперь уже не существующим бассейном «Москва». И мы были не в этом парке, но в неболь-

шом сквере, который расположен между этим парком и церковью. Там мы находились и я читал папе стихи. Я понял, что мне трудно читать, хотя до этого я читал с удовольствием, что у меня как-то не получается. Это момент, который для меня незабываем.

Но это неприятное воспоминание, а есть и приятные. Например, мы были с отцом на улице Горького, и я впервые по просьбе отца показал какие-то буквы на афише и был ужасно рад, так как до этого не думал, что могу читать. И я уверился, и стал читать афиши, хотя родители мои еще этого не знали. Я ужасно еще не уверен был, что я умею читать, и вдруг понял, что умею.

Я ужасно люблю такие места, которые развлекают меня тем, что они оживленны, там много всяких магазинов, учреждений... Я особенно люблю одну улицу, где современная жизнь происходит в рамках старых, несовременных. Я имею в виду Петровку с ее старым монастырем и современными магазинами. Очень для меня ценен Большой театр, так как это единственный театр, где я сумел побывать и просидеть один спектакль. С тех пор мне это не удается. Мы еще раза два были, но приходилось уходить почти с самого начала. Это для меня было неприятно. И когда я прохожу мимо Большого театра, думаю, что сумел бы побывать в нем еще раз.

Еще для меня ценны музеи: Музей изобразительных искусств и музейное здание на Крымском валу — там мы бывали с папой и мамой на разных выставках, и в Третьяковке один раз были на выставке Серова. Очень я эти места люблю, так как они одни из тех, куда мне удается ходить. Ну, еще вы, может быть, удивитесь, я люблю ходить в ГУМ. Мне нравится, как он устроен, эти длинные галереи, и в них идет торговля. Еще есть улицы, которые я люблю,— Малая Дмитровка и улицы, которые к ней примыкают, в них есть какой-то шарм, и еще потому, что мне о них много рассказывал отец, у которого школьные годы прошли в этих

местах, и он мне показал школьные здания, в которых он учился. Их целых три, я все живо представил, тем более, что у меня этого не было, через отца я приобщился к школьным делам, и все это расширило мои представления о наших семейных корнях. Я еще хочу сказать, что московские улицы меня интересовали и своей политической жизнью. Раньше ее вообще не было, ну а после того, как началась перестройка, начались демонстрации, митинги, мне это тоже казалось интересным. Конечно, не то, во что это потом превратилось, когда дело дошло до прямой войны на улице. Наверное, это неизбежные издержки тех колоссальных перемен, которые происходят в нашей стране. Я, конечно, прохожу с большим волнением по Погодинской, где были непродолжительное время мои занятия. Вообще, район Пироговской, пожалуй, самый приятный, потому что наши лучшие прогулки происходили там и на Воробьевых горах. Я не перестаю его любить до настоящего времени.

Таким образом, я мало могу сказать о Москве, если говорить о ней в связи с моей еще короткой биографией. Тем не менее я могу еще сказать о своеобразии Москвы по сравнению с другими городами, где я был. Так, мне кажется, что в Москве жизнь гораздо более уютная, чем в Петербурге, хотя красота его произвела на меня колоссальное впечатление. Конечно, это поверхностное впечатление. Я жил в гостинице, а не в квартире, бывал, где все туристы бывают, тем не менее впечатление, что жизнь там не такая, как в Москве.

Ну, и в общем, Киев мне тоже очень понравился, он очень живой, веселый город, когда я там был. Тем не менее тогда он еще не был настоящей столицей, сопоставимой с Москвой по темпу жизни, по тому, как выглядят люди, как они себя ведут. Они живут более тихой и размеренной жизнью. Мне так показалось, может быть, потому, что мы были там в очень хорошее время.

Путешествие во Францию

Февраля 1994 года

H. Д.: Я не думал, что эта мечта когда-нибудь осуществится. У меня не было никаких надежд на это. И когда папа нам сообщил, что едет в Париж и берет нас с собой, то для меня это было не то чтобы неожиданностью, но просто каким-то радостным шоком. Я, конечно, очень переживал, так как не было у меня до последнего момента уверенности, что это все произойдет. Уже за много лет до того у нас тоже был такой план, но из этого ничего не получилось. Я очень много об этом думал, а когда папа принес домой наши билеты на самолет, то я уже всерьез поверил, что мы уедем.

А в аэропорту у нас произошла странная история. Мы не смогли сесть на самолет из-за какой-то аварии, которая на аэровокзале случилась, и из-за толпы, которая стояла у входа таможни. Мы не смогли попасть на самолет и остались ждать другого самолета: может быть, нам удастся на него попасть. Тогда я решил, что опять какие-то обстоятельства поме-

шают нам попасть вместе в Париж. Тут у моих родителей появилась идея через высокое начальство аэропорта попасть на самолет. Отец ушел, его долго не было, потом он появился и сказал, что мы не только сядем на самолет, но и в максимально благоприятных условиях, вместо обычного класса, который у нас был, в роскошный первый класс. И все это было как сон. Нас носильщик проводил до пункта, где мы отдали наши чемоданы, и мы оказались уже в том зале, где ждут посадки. И мы были голодные, так как целый день сидели на наших вещах, и папа повел нас в ресторан, где мы ели очень вкусную рыбу, и потом мы пошли в самолет, и там действительно было роскошно. Нас посадили на первые и очень глубокие и удобные кресла и, как только мы поднялись в воздух, нас начали кормить роскошными блюдами и мама с папой стали пить водку и вино, и были очень вкусные закуски, и я очень большое удовольствие получил от всей этой роскошной еды.

Н. Д.: Очень они нас ублажали, и я был этим просто потрясен.