Исследования лингвистов

К обширной семье славянских народов в настоящее время принадлежат русские, украинцы, белорусы, поляки, чехи, словаки, болгары, сербы, хорваты, македонцы и словенцы. В недавнем прошлом существовали еще так называемые полабские и поморские славяне, обитавшие в бассейнах рек Одера и Эльбы и на побережье Балтийского моря, заключенном между этими реками. Однако в XII-XIV вв. эти славяне подпали под власть немецких феодалов и рыцарей Тевтонского ордена и затем были частью истреблены, частью онемечены.

От полабских славян сохранилась только незначительная группа (немногим более 100 тыс.) лужицких сербов (по-немецки сорбов), проживающих в Дрезденском и Котбусском округах Германской Демократической Республики, а от поморских славян - небольшая группа кашубов, которые вошли в состав польской нации. В раннем средневековье отдельные племена и группы славян были известны в Греции, Малой Азии и даже в Италии, Сицилии, Северной Африке и далекой Испании, куда они попали в эпоху так называемого великого переселения народов и балканских войн. Византийский император Константин VIII Багрянородный называет два славянских племени - мелингов и езеритов, имевших поселения на склонах горы Пентодактиля (современный Тайгет) в Пелопоннесе. В «Истории Византии» Халконсодиля говорится, что славяне жили на мысе Тенарон в Лаконии. В Монемвасийской хронике, составленной в X-XI вв., отмечается, что «только восточная часть Пелопоннеса от Коринфа и до Малеи оставалась свободной от славянского племени вследствие гористости и непроходимости (местности)». Во франкских хрониках XIII в. Спартанские горы именуются Славянскими. Славянские племена драгувитов, сагудатов, велегизитов, ваюнитов, верзитов, ринхинов и другие жили в Эпире, Фессалии, Македонии. В источниках середины VIII в. упоминаются славянские княжества на островах греческого архипелага: Имбре, Тенедосе, Самофракии. В хронике византийского историка Феофана под 664 г. помещено сообщение о славянском поселении Скевокобле в Сирии, в Апамейской области. Феофан, историки Кедрен, Зонара (оба XII в.) рассказывают также, как на третьем году царствования Юстиниана II, в 687 г., было побито и взято в плен множество славян на реке Струме, часть пленных затем поселили в Малой Азии между городами Абидосом на западе, Никеей на востоке и Апамейской областью на юге. Впоследствии из этих славян был образован военный отряд численностью 30 тыс. человек. У Феофана, Никифора (IX в.) и Анастасия (IX в.) встречаются указания на ряд переселений славян в Малую Азию в 754 и 762 гг., в область Вифинию (в бассейн реки Артана). Феофан при этом называет и количество переселившихся - 208 тыс. человек. Военные отряды, сформированные из малоазийских славян, неоднократно упоминаются в описаниях войн византийцев с арабами (их выступление на той или иной стороне часто оказывало решающее влияние на исход отдельных сражений и кампаний). Переселение славян в Малую Азию имело место и в последующие годы. Например, известно переселение сербов в Никомедию в 1122 г.

По сведениям арабского писателя Ибн Хаукаля, в городе Палермо в Сицилии в X в. два из пяти городских кварталов были заселены славянами, о чем свидетельствуют их наименования: Сакалибах (Славянский) и Ибн-Сакалиба (Сын славянина). Они были самыми крупными в Палермо, на их территории находилась и морская гавань города. Полагают, что в Сицилию славяне попали из Северной Африки в первой четверти X в. при следующих обстоятельствах. В 924-925 гг. некий Масуд, славянин, командовавший арабским флотом, приплыл к берегам Сицилии и завладел здесь замком св. Агафьи. В 928-929 гг. из Африки в Сицилию прибыл другой славянин, состоявший на арабской службе, Сареб ал-Сакалаба на 30 судах и тоже обосновался в этих краях. В дальнейшем он вместе с сицилийским эмиром Салем ибн Ассадом на протяжении ряда лет грабил и опустошал итальянские области Калабрию, Сардинию и Геную. В VIII-X вв. славяне слыли храбрыми моряками и охотно принимались арабами на службу во флоте. В составе арабского флота славяне плавали по всему Средиземному морю, высаживались не только в Сицилии, но и в Италии и на Пиренейском полуострове, как это имело, например, место в 768 и 777 гг., когда арабский флот под командованием Абдалла бен Габиба ал-Сакалаби сделал попытку захватить город Барселону на северо-восточном берегу Испании. В IX-XI вв. в Кордовском халифате из славян набирались телохранители и гвардия халифов. При дворе халифа Абдуррахмана III насчитывалось 3350 (по другим данным 3387) славянских пажей и евнухов, на содержание которых ежедневно отпускалось 13 тыс. фунтов различного рода дичи и рыбы. Некоторые из славян занимали в иерархии халифата весьма видные посты военачальников и визирей. Славянская гвардия играла важную роль в междоусобной борьбе в халифате накануне его падения, а отдельные предводители из славян добивались даже власти в ряде городов и провинций страны. В том же Кордовском халифате были известны славяне - блестящие знатоки арабского языка и литературы, подобные некоему Фатине, после смерти которого осталось огромное собрание книг и рукописей, или славянину по имени Габиб, жившему в первой половине XI в. и написавшему любопытное сочинение под весьма характерным названием «Ясные и победоносные доказательства против тех, которые отрицают превосходные качества славян». В этом произведении, по словам испанского историка XIX в. Гаянгоса, ссылавшегося в свою очередь на арабского писателя ал-Макари, содержались различные подробности из истории славян в Кордовском халифате и других арабских странах и образцы их народной поэзии. Арабский писатель Баладзори (Белазури) упоминает о славянах где-то в районе Северного Кавказа, они, по его словам, были захвачены арабским полководцем Мерваном и в количестве 20 тыс. человек (по другой версии - 20 тыс. семей) поселены в Кахите (Кахетии). Во всех указанных местах (в Малой Азии, Северной Африке, Сицилии, Испании, Северной Италии) славяне впоследствии растворились среди местного населения, и только в Центральной и Восточной Европе, т. е. на основной территории своего расселения, да на Балканах они удержали позиции, потому что здесь славяне были более многочисленными, проживали компактной массой и составляли первоначально единый народ. Этот последний факт был хорошо известен древнерусскому летописцу, который в начале своего труда счел нужным отметить: «. . .Был один народ славянский» («Бе един язык словенеск») В древних польских и чешских хрониках также говорится о славянском единстве.

Сообщения древних летописей в отношении славянского единства подтверждаются и данными современной науки об их языке.

Например, русским словам, в основе которых встречаются звукосочетания оро - город, огород, корова, в польском соответствуют слова grodzic (загораживать), krowa(корова) с звукосочетанием rо, а в чешском - hrad, krdva с звукосочетанием rа; русской корневой частице ре/ри в польском соответствует rze \ rzy (же, жи): море, гриб - morze (може), grzyb (гжыб). Русским звукам дь, ть в польском соответствуют (за небольшим исключением) звуки с, с (ць, чь) и dz (дзь): тетя -ciocia (чёчя), гость - gosс (гошьць), медь - miedz (медзь) и т. д. В истории славяне считаются сравнительно молодым народом. письменные источники упоминают их под собственным именем, начиная лишь с VI в. Впервые имя славян в форме σχλαβηνος мы встречаем у Псевдо-Цезариуса около 525 г. Прокопий Кесарийский, писатель середины VI в., сообщает, что с началом царствования византийского императора Юстиниана I гунны славяне и анты ежегодно совершали набеги на Византийскую империю.

Изучая первые известия о славянах, ученые обратили внимание на один весьма любопытный факт: имя славян у раннесредневековых авторов пишется с согласным к в первом или во втором слоге: склавин, скловен, склав, склавус, сакалаб, сакалиба и т. п. Долгое время указанное обстоятельство объяснялось особенностями европейских и арабского языков, для которых сочетания, подобные славянскому ел в начальной позиции слова, не свойственны и представляются труднопроизносимыми (ср. средневековое латинское название Силезия и славянские Слеза, Сьленск). Однако в 30-х годах XX в. в советской исторической науке было высказано предположение о том, что написание скловен\склавин\сакалаб\ лав

является не простым приспособлением исконно славянского термина к артикуляционной базе греческого, латинского и арабского языков, а отражает подлинное произношение этого слова самими славянами в ту эпоху. Иначе говоря, форма на скло\скла есть первичная, а все современные ее разновидности вторичны и возникли в результате стремления осмыслить это наименование на основе славянской лексики. Тем самым подспудно признавалось, что этническое самоназвание славян - заимствованное. Указанную точку зрения впервые в законченном виде сформулировал в середине 30-х годов академик Н. Я. Марр, который полагал, что «племенные названия славянин и склав происходят от древнего имени скифов - сколоты». В последующие годы эта гипотеза, получившая широкое распространение среди советских ученых, была развита в работах Н. С. Державина, А. Д. Удальцова, С. П. Толстова и др. (ср. у А. Д. Удальцова: «Основное ядро славян составили сколоты, видоизменившиеся в склавин» ) Она имела хождение в научных кругах до начала 50-х годов, когда так называемое новое учение о языке Н. Я. Марра, исходившее из стадиальности развития языков во времени, допускавшее самые невероятные их скрещивания, было раскритиковано и отвергнуто в советской лингвистике. Вместе с тем это отнюдь не сняло с повестки дня вопрос о происхождении и значении этнонима славяне, попытки ответить на который предпринимались с давних времен. В XVII-XIX вв. имя славян связывали со словами слава, слово и глаголом слути-слыти. Так, например, известный чешский славист И. Добровский производил наименование славян от предполагаемой им гипотетической местности Слави, подобно тому как наименование полян русская летопись производит от слова поле, древлян - от дерево, дреговичей - от дрягва (болото) и т. д. Действительно, на территории, занятой славянскими народами, встречается целый ряд гидронимов, топонимов, содержащих в основе корень слов\слав, как-то: Слава, Славка, Славица, Неславка, Славина, Славута, Словак и др. Только на Украине подобных названий известно более десятка. Но, как показывают история литературы и данные лингвистики, они свидетельствуют лишь о проживании славян в указанных местах и ни о чем больше.

На рубеже XIX-XX вв. известный языковед И. А. Бодуэн де Куртенэ выдвинул иное предположение о происхождении этнонима славяне и иное его толкование. По мнению этого исследователя, название славяне возникло вначале в среде римлян, захватывавших на восточных границах своего государства множество рабов, вторая половина имени которых оканчивалась на слав - Владислав, Судислав, Мирослав, Ярослав и т. п. Это окончание римляне превратили в нарицательное название всякого раба вообще (в поздней латыни раб-sclavus), а в дальнейшем и народа, поставлявшего большинство этих рабов. От римлян оно было затем усвоено и самими славянами.

Можно было бы пройти мимо этой теории, если бы она не была впоследствии поднята на щит немецкими учеными-националистами, использовавшими ее для принижения роли культуры и значения славянских народов в истории раннесредневековой Европы. Действительно, термин рабов романских языках и слово словене-славяне имеют созвучный корень, но нет никаких оснований для утверждения, что второй из этих терминов произошел от первого. Прежде всего оба слова появляются в источниках одновременно; кроме того, полная форма, связываемая исключительно с названием народа, с самого начала упоминается гораздо чаще (и раньше) краткой, с которой только и возможно сопоставление нарицательного названия. Но главная слабость допущения И. А. Бодуэна де Куртенэ состоит в том, что невозможно объяснить, каким образом чуждый, более того, оскорбительный для себя термин восприняли все славянские народы, в частности восточные, которые ни под прямым, ни даже под косвенным владычеством римлян никогда не находились. И еще одно замечание: сам автор гипотезы исходит из того, что корень слав является исконно славянским («присутствует в именах славян»), следовательно, славянам не было никакой нужды заимствовать это слово у кого-то - оно и без того имело у них самое широкое хождение.

В начале XX в. финский лингвист И. Миккола термин славяне сближал с греческим (дорийским) словом (лаос) - «народ» и кельтским sluagos из древнеирландского sluag (слуаг) «община», считая, что первоначально наименование славяне-словене означало «люди одного племени, сородичи». Эту точку зрения сегодня поддерживают советский языковед С. Б. Бернштейн и польский лингвист Ян Отрембский. Последний полагает, что в основе этнонима словене лежит тот же корень *(slou), что и в словах слобода, слуаг и сходных с ними и, следовательно, славяне-словене обозначало «соплеменники», «свои люди», «члены одной территориальной (родовой) общины».

Другой известный польский лингвист Тадеуш Лер-Сплавинский в слове словене корнем считает slov/slav со значением «влажная страна». Советский историк М. И. Артамонов имя славянин производит от слова человек: человек->словак->славянин.

Однако форма словак фиксируется в источниках лишь с XV в. и территориально ограничена Северо-Восточным Прикарпатьем. Это подтверждается и формой женского рода словенка и прилагательным словенский вместо словачка, словацкий.

Интересную мысль высказал в конце 50-х годов академик Б. А. Рыбаков, который в термине словене увидел сложное слово, состоящее из двух частей. «Вторая часть вене, - пишет он, - настолько близка к сохранившемуся до сих пор эстонскому наименованию славян (wene от древней формы венеды), что с этим нужно считаться. Возможно, что новые поселенцы на Дунае, на Дону или на Ильмене, появившись в чужеязычной среде, называли себя так, чтобы указать на свою связь с коренными землями вендов. . .» И далее: «Они хорошо осознавали родственную связь как между собой, так и с племенами, покинутыми ими, и это сознание выразилось в наименовании словънъ, которое, быть может, следует перевести примерно так: «люди (из земли) венедов» или «происходящие от корня венедов» Наличие большого числа самых разнообразных, подчас исключающих одна другую точек зрения свидетельствует о том, что вопрос о происхождении и семантике этнонима словен-славянин весьма сложен. Чтобы в нем разобраться, нужно помнить следующее. Во-первых, в славянской этнонимии этот термин распространен чрезвычайно широко и известен всем трем славянским ветвям: восточной (летописные приильменские словене), западной (современные словаки, словинцы - старое наименование части кашубов) и южной (словенцы). Во-вторых, следует иметь в виду, что в древности это слово произносилось только с о - словене, так оно зафиксировано в русских летописях и звучит в речи тех славянских народов, которые сохранили его в качестве самоназвания до сих пор - словене, словенцы, словаки. («Акающий» вариант его, вероятно, более позднего происхождения.) В-третьих, нельзя забывать о том, что для всех языков на ранней стадии их развития характерна известная нерасчлененность понятий Подобного рода нерасчлененность и обнаруживается в лексеме слово, лежащей в основе этнонима словене-славяне. Действительно, в сербскохорватском языке слово наряду с прочими имеет значение «речь, буква», а глагол словити - «носиться слуху». В чешском языке производные от лексемы слово глаголы - sluti, slovu, sluyu равнозначны нашим глаголам «слыть, называться, быть известным». В словаре русского языка С. И. Ожеговаслово объяснено как «речь, способность говорить» (курсив наш). В таком именно значении оно, в частности, употреблено под 7103 г. в Мизурском летописце: «Того же году приидоша к Москве, к государю, послы от шаха козылбашского с великой честию и з дары и по словаху (курсив наш. - В. К.), чтобы з государем быти в вечном братстве и любви». Добавив к основе слов суффикс прилагательного ен или енин, в полном соответствии с грамматикой славянских языков получаем словен (позжесловенин, славянин) - дословно «говорящий, понимающий (данный язык)».

Таким образом, «говорящими» славяне называли себя сами и использовали это наименование в качестве своеобразного пароля, чтобы отличать (в этом заключается в конечном итоге цель всех этнических названий) своих соплеменников от чужаков, иноязычных, «немых», не понимающих их речи.

Заключение

Проблема происхождения славян - извечная проблема нашей отечественной историографии. От Нестора и до наших дней делались попытки найти прародину славянских народов, ответить на вопрос, «откуда есть пошла Русская земля». Споры вокруг проблематики славянского этногенеза никогда не утихали в нашей науке, продолжаются они и теперь. Особенно энергично вопросы славянского этногенеза разрабатывались в нашей историографии накануне и в годы второй мировой войны. Тогда решающее слово, бесспорно, принадлежало археологам, которые в области этногенетики вели благородную борьбу против расистской идеологии германского фашизма. Борьба эта, несомненно, придавала их работам тех лет высокий гражданский пафос, ибо это была патриотическая борьба, решительный протест не только против антиславянского, но и против античеловеческого существа фашистских планов переустройства мира. Правда, предложенная нашими этногенетиками схема происхождения славянства после известной дискуссии о языке, связанной с критикой ошибок Н. Я. Марра, была признана слабоаргументированной, чем и объясняется определенный спад интереса к вопросам происхождения славян, наблюдавшийся в конце 50-х и даже еще в начале 60-х годов. Важно, однако, подчеркнуть, что, когда в 60-х годах исследования в области славянского этногенеза, и притом в достаточно широких масштабах, возродились, они по-прежнему велись советскими учеными с позиций интернационализма, на основе марксистско-ленинского учения, признающего вклад в общечеловеческий прогресс как больших, так и малых народов. Обращение к проблематике этногенеза славян, попытки решения со строго научных позиций проблемы происхождения современных славянских народов, того коренного населения Европы, которое сегодня по занимаемой им площади и по своей численности составляет самую большую часть населения Европейского континента и значительную часть Азии, не имеет и никогда в советской историографии не имело панрусистского, панславянского или какого-либо иного националистического налета. Что касается продолжающихся и далеко еще не решенных в нашей науке споров по конкретным вопросам этногенеза славян, то они прежде всего объясняются общей неразработанностью как теории, так и методики современных исследований этногенетических процессов вообще и этногенетических процессов, происходивших в глубокой древности, в особенности. Нельзя не отметить, впрочем, что в самое последнее время в результате дискуссии, проведенной советскими этнографами в 1969-1972 гг., был сделан все же существенный шаг вперед в разработке этнических процессов современности. К сожалению, сколько-нибудь существенных попыток использовать результаты этой дискуссии для изучения процессов палеоэтногенетических сделано не было. Между тем вопросы теории и методики исследований, всегда имеющие решающее значение, тем более важны при изучении палеоэтнических процессов, в том числе и процессов славянского этногенеза (до образования в связи с переходом к классовому обществу отдельных славянских народностей), поскольку изучение это осложняется чрезвычайной узостью источниковедческой базы. Исследователям палеоэтногенетических процессов приходится обращаться к безгласным памятникам археологии, с одной стороны, и к не имеющим сколько-нибудь точных хронологических показателей данным языка - с другой, опираясь одновременно на крайне фрагментарные и относительно поздние свидетельства источников письменных. При этом сама методика, принципы сопоставления этих разных групп источников (не говоря уже об источниках антропологических, этнографических, фольклорных) совершенно недостаточно определены в науке, как и не вполне ясным до сих пор остается значение каждой из этих групп источников для изучения процессов этногенеза.

Речь идет здесь в первую очередь о развернувшейся и далеко еще не завершившейся в нашей исторической науке дискуссии о соотношении этноса и материальной культуры. Но это не единственный спорный теоретический и методический вопрос. Столь же спорным остается и вопрос о соотношении процессов этногенеза и глоттогенеза, т. е. процесса формирования языка. В связи с этим делались и делаются попытки расширить круг привлекаемых источников за счет ономастики (науки об именах). Последние исследования в этой области дали даже, как кажется, довольно существенные наблюдения. Вместе с тем, однако, и в данном случае нельзя не обратить внимание на свойство этнонимов отходить от первоначально обозначаемых ими этносов, переходить на другие. Поэтому наличие в письменных источниках того или иного этнонима еще далеко не всегда гарантирует реальное присутствие первоначально обозначенной соответствующим этнонимом этнической общности. Очень подвижными оказываются также топонимы, в связи с чем в последнее время особое значение придается исследованиям лингвистов, посвященным данным гидронимики, ибо гидронимы (названия рек и прочих водных объектов), как кажется, являются гораздо более устойчивыми, чем другие географические названия.

При таком состоянии источниковедческой базы исследований славянского (да и не только славянского) этногенеза не будет ничего странного, если мы скажем, что книга, с которой только что познакомился читатель, не претендует, да и не может претендовать на сколько-либо исчерпывающее решение всех затронутых в ней вопросов. Практически все рассмотренные в ней вопросы как были, так и продолжают оставаться спорными. В связи с этим и основной тезис автора, стремящегося возвратиться к теории паннонской прародины происхождения славян, также, естественно, должен рассматриваться лишь как, одна из рабочих гипотез, и не более. Здесь нет нужды, пожалуй, подробно говорить о том, что большинство исследователей в настоящее время являются сторонниками гипотезы об одро-висленском или одро-днепровском ареале славянского этногенеза, либо противопоставлять гипотезе автора аргументы, фигурирующие в специальной литературе (в какой-то мере об этом говорится на страницах самой книги). Важнее обратить внимание читателя на другое, на то, что, на наш взгляд, составляет главную особенность настоящей работы, а именно на то обстоятельство, что она написана этнографом, в течение многих лет занимавшимся изучением сложных этнических процессов на Кавказе и в ряде других областей Советского Союза, и от них, в силу внутренней логики занятий, пришедшего к славистике» Впрочем, славистика для В. П. Кобычева область знания отнюдь не новая. Она интересовала его еще в студенческие годы, когда им была написана первая исследовательская работа о славянских просветителях Кирилле и Мефодии. С тех пор в течение двадцати с лишним лет автор систематически самостоятельно собирал материал по славянскому этногенезу, основательно изучив круг связанных с ним вопросов и источников.

Как указывалось выше, до сих пор главную роль в изучении славянского этногенеза играли археологи. Им принадлежали и основные схемы решения этого вопроса, появлявшиеся на страницах наших отечественных изданий. В первую очередь здесь надо упомянуть имена таких исследователей, как П. Н. Третьяков, М. И. Артамонов, В. В. Седов, Ю. В. Кухаренко, И. И. Ляпушкин. В несколько меньшей мере участвовали в разработке этой проблематики наши лингвисты, глубоко исследовавшие отдельные стороны процесса, но по основным проблемам дававшие замечания слишком общего порядка (см., например, работы С. Б. Бернштейна, Ф. П. Филина). Поэтому показателен и даже знаменателен сам факт обращения к этой теме этнографа, тем более что по существу процессы славянского этногенеза были процессами палеоэтническими, для изучения которых собственно сопоставительный этнографический материал должен иметь огромное значение. К сожалению, нельзя не отметить, что в публикуемой работе В. П. Кобычев не использовал всего того богатства этнографического материала, которым он обладает, своего большого опыта исследователя-этнографа и пошел по традиционному пути сопоставления данных лингвистики, археологии и письменных источников. О трудностях и неясных вопросах, связанных с такого рода сопоставлениями, выше уже говорилось. Именно неразработанность их методики определяет в настоящее время слабые стороны наших этногенетических исследований.

Забегая несколько вперед, не ожидая завершения идущих в нашей науке дискуссий, позволю себе высказать здесь свое убеждение, что на смену прежним, опытом не подтвержденным сопоставлениям отдельных показаний письменных, археологических, лингвистических и других источников должно прийти сопоставление реконструкций, основанных на совокупности данных по каждой отдельной группе источников. Такое сопоставление первоначально может представлять, конечно, только имеющее несколько вариантов решение. Постепенное сужение рамок возможных вариантов решения тех или иных этногенетических проблем потребует большой систематической работы. Но это будет принципиально новый подход, новый источниковедческий прием обработки имеющихся материалов. Возвращаясь к книге В. П. Кобычева, следует сказать, что для читателя, без сомнения, больший интерес представили бы этнографические параллели, которые известны этнографической науке и к которым в ряде случаев обращается, но, скорее, попутно автор. И это, пожалуй, самый главный недочет книги, объясняемый отчасти состоянием исследуемой проблематики, общей теоретической и методологической слабостью наших этногенетических исследований.

Ввиду этого с особой осторожностью следует отнестись к некоторым лингвистическим построениям В. П. Кобычева, прежде всего к тем из них, с помощью которых он стремится подтвердить свою точку зрения относительно паннонской прародины славян. Хотелось бы надеяться, что в будущем, продолжая работу над проблематикой славянского этногенеза, автор сделает больший упор на данные этнографии, тем более что, по собственному признанию, его работа в области славянского этногенеза данным изданием не завершается. Настоящая же его книга, хотя и не может (и, как говорилось, не претендует) дать окончательный ответ на волнующий всех нас вопрос о славянской прародине и происхождении славянских народов, написанная в доступной форме, насыщенная большим фактическим материалом, все же удачно вводит читателя в круг той проблематики, над которой со времен русской летописи XI в. работала наша отечественная историческая мысль.

Список использованной литературы

1. Всемирная история: Учебник для вузов/ Под ред. – Г.Б. Поляка, А.Н. Марковой. – М.: Культура и спорт, ЮНИТИ, 1997. – 496 с.

2. Кобычев В.П. 'В поисках прародины славян' - Москва: 'Наука', 1973 - с.168.

3. http://redstory.ru/education/slavic_gods/03.htm