Центральная Азия и Южный Кавказ – борьба за приоритеты

Политизированное отношение к археологии не умерло вместе с Советским Союзом, и сегодня ею жадно интересуются даже высшие чиновники. Так, все президенты новых постсоветских государств Центральной Азии, ссылаясь на археологию, подчеркивают древние корни своих народов, которые якобы в течение тысячелетий сохраняли свою самобытность и идентичность. Например, первый президент Туркменистана Сапармурат Ниязов не только объявил легендарного Огуз-хана родоначальником туркменской нации, но произвольно отнес годы его жизни к началу III тыс. до н. э., назвав это время “золотой эпохой”. Тем самым, “туркмены стали неотъемлемой частью древних цивилизаций от Индии до Средиземноморья” и за период своего существования якобы построили свыше семидесяти разных государств. Ниязов рисовал туркмен автохтонным народом и объявлял такие знаменитые памятники бронзового века, как Анау и Алтын-депе, свидетелями древнейших государств, якобы созданных их предками и раскинувшихся на огромном пространстве от гор Копет-Дага до Волги. В его нарративе “Рухнама”, объявленном “священной книгой народа”, туркмены рисовались “древним государствообразующим народом”, и среди их древнейших государств назывались знаменитые Маргиана и Парфия.[15] Кроме того, он объявлял туркмен создателями колеса и первой телеги, а также древнейшими рудознатцами. Им приписывались и древнетюркские руны, получившие в науке название “орхоно-енисейского письма”, причем Ниязов относил создание “туркменского алфавита” к эпохе Огуз-хана.[16] Таким образом, туркмены оказывались много старше ислама (“тысячелетиями наши предки были и оставались туркменами”), хотя и исламскому периоду в его книге также отдавалась дань уважения.

Первый президент Кыргызстана Аскар Акаев тоже увлекался историей своего народа. Примечательно, что свою книгу о кыргызской государственности он начал воспоминаниями о том, как в далеком детстве отец показал ему остатки древнего городища, которое, как он узнал позднее, служило столицей Западно-тюркского каганата. Любопытно, что принцип автохтонизма не казался Акаеву существенным, и он признавал, что различные племена проникли на территорию современного Кыргызстана в разное время и разными путями. Гораздо более важной он считал государственность, причем в такой степени, что провозглашал кыргызов исконно государственным народом: якобы государство имелось у них еще в конце III в. до н. э., когда о них впервые упоминали китайские источники.[17] Руническую письменность он приписывал предкам кыргызов. Акаев с гордостью подчеркивал, что кыргызская государственность насчитывала 2200 лет, и в конце августа 2003 г. по всей республике проходили торжества по случаю этого юбилея. Акаев пропагандировал этот юбилей везде, где только возможно: на Втором всемирном курултае кыргызов, в своей лекции в Сорбонне, даже на одной из сессий ООН. В этом всемерную помощь ему оказывали известные местные ученые.[18]

Выступления Акаева звучали убедительно, и торжества по случаю юбилея киргизской государственности проходили под эгидой ООН. В частности, он использовал эти торжества для того, чтобы заручиться поддержкой России. Он подчеркивал, что, так как древнейшая киргизская государственность возникла в верховьях Енисея, российская земля была “колыбелью киргизского народа”. Он даже заявлял: “Мы родом из России”.[19]

Какие-либо сомнения в истинности названной президентом даты отвергались официозными СМИ как “очернительство” и “ультрарадикализм”.[20] Между тем, после того, как в марте 2005 г. Акаев был смещен с поста президента республики, в кыргызской печати появились серьезные возражения против его версии возникновения кыргызской государственности. Было показано, что упоминания о кыргызах в древнекитайских летописях не имели однозначной трактовки и что наиболее надежные сведения о них встречаются не ранее VII в. н. э.[21]

Любопытно, что еще во время юбилейных торжеств известный киргизский писатель Ч. Айтматов, подчеркивая их значимость, увидел в образе “древней государственности” национальную мечту, способную оказать помощь современным киргизам в справедливом устройстве своего общества.[22] Иными словами, речь шла не столько о научной обоснованности концепции (хотя Айтматов верил ученым), сколько о ее современной социально-политической актуальности. Действительно, как подтверждает киргизский социолог, проводившиеся в республике грандиозные празднества и юбилеи были призваны привить людям самоуважение и преодолеть негативные следствия “черного самосознания”. По инициативе Акаева был сформирован моральный кодекс народа, в основу которого были положены “Семь заповедей Манаса”, заимствованные из народного эпоса. Правда, идейного вакуума это так и не заполнило.[23]

Не меньший интерес к прошлому проявляет и президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Так, в книге со знаковым названием “В потоке истории” он пишет: “Драма действующего политика состоит в том, что шлейф истории незримо присутствует в каждом его деянии или высказывании, будь то разрушительный или созидательный акт”.[24] Стремясь поднять дух казахов, он называет их “наследниками великих цивилизаций”. При этом он подчеркивает, что казахи столетиями формировались на своей “этногенетической территории”, сохраняя там культурную преемственность и не меняя своей идентичности.[25] Правда, при этом ему не удается избежать противоречий. С одной стороны, он призывает помнить о пятивековой собственно казахской истории, но, с другой стороны, не собирается забывать и о более величественном общетюркском прошлом; с одной стороны, указывая на открытие археологами древних городов на территории Казахстана, подчеркивает неправомерность сведения истории казахов к номадизму, но с другой – вдохновенно описывает славные деяния предков-кочевников; с одной стороны, делает акцент на синкретичном характере казахской культуры, лежащей в центре диалога самых разных евразийских культур, а с другой – настаивает на том, что казахи никогда не смешивались в массовых масштабах с другими этносами.

Опираясь на археологические данные, он пишет: “Нет нужды преувеличивать наше реальное историческое наследие. Оно столь велико и впечатляюще, что не требует никакой мифологизации”. И, апеллируя к мифологизированной пантюркистской версии прошлого, он с высоким пафосом дает отпор тем, кто говорит о “вековой отсталости степи”.[26] Мало того, среди далеких предков он находит ведических ариев и саков, изящно обходя вопрос об их языках, которые не имели никакого отношения к тюркским. Зато он отмечает в их внешнем облике “монголоидную примесь” и с гордостью объявляет о том, что в древности они “остановили нашествие иранских завоевателей”, после чего “тюрки покорили полмира”.[27] И он воспевает кочевые империи как “новый тип цивилизации”. Иными словами, Назарбаев создает великий националистический нарратив о предках, в немалой степени опираясь на достижения казахстанских археологов.

Президенты любят посещать археологические памятники и навещать “родину предков”, видя в этом важный символический капитал. Например, Ниязов гордился тем, что “побывал почти во всех местах древних обитаний туркмен”.[28] В свою очередь, Акаев в июле 2002 г. съездил в Хакасию и северо-западную Монголию и сфотографировался на фоне знаменитых оленных камней. Его поездка представлялась кыргызским телевидением как посещение “земли предков”.[29] А Назарбаев гордится тем, что дал распоряжение составить археологическую карту района Астаны, в результате чего там был найден древний город.[30]

Отношение Ниязова и Назарбаева к наследию кочевых предков было неоднозначным. С одной стороны, оба они стремились отказаться от советского историографического наследия, представлявшего кочевников в негативном свете как разрушителей высоких цивилизаций. Поэтому они всячески прославляли кочевую культуру как особую “кочевую цивилизацию”. Однако, с другой стороны, их не оставляли сомнения, заложенные советской историографией, и они пытались изобразить отдаленных предков оседлым населением, что было связано и со стремлением доказать их полную автохтонность. Так, согласно президенту Ниязову, далекие предки туркмен были оседлыми земледельцами, введшими в оборот “белую пшеницу”. Еще в октябре 1993 г. он инициировал проведение в Ашхабаде сессии по этногенезу туркменского народа, где выразил свое неудовлетворение предками-кочевниками и дал туркменским ученым установку на поиск местных оседлых предков. Некоторым из них удалось сделать это тут же на указанной сессии.[31]

Назарбаев менее последователен: с одной стороны, он доказывает наличие высокой культуры у кочевников, но, с другой, утверждает, что предки казахов не были вполне кочевниками, ибо у них имелись и города. При этом он опирается на археологические данные, благо они дают основание для обеих версий. Оба президента пытались связать историю своих народов с территорией их современных государств. Этому не мешали их пантюркистские экскурсы, ибо исконными и постоянными территориями обитания туркмен и казахов оказывались соответственно Туркменистан и Казахстан: даже если предки совершали далекие миграции, они в конечном итоге возвращались на “историческую родину”. В этом отношении Акаев занимал особую позицию: отмечая большую роль миграций, он протестовал против идеи об “исконной территории” и, кроме того, признавал кочевничество отсталым образом жизни и связывал прогресс с оседлостью.

Президент Узбекистана Ислам Каримов старается избегать пантюркизма и апелляции к археологическим памятникам, ибо делает установку на наследие Тимуридов как достаточно престижных предков, снабжающих Узбекистан искомой неувядающей славой. Однако и он в своих речах не без гордости упоминает о “землях древнего Турана” и Великом Шелковом пути как важных элементах символической политики.[32] Не забывает он упомянуть и о том, что “основы узбекской государственности были заложены 2700 лет тому назад…”.[33] Некоторые узбекские ученые идут еще дальше и изображают далеких предков тюркоязычными создателями местной оседлой цивилизации, якобы развивавшейся на территории Узбекистана еще в глубокой древности до появления там индоевропейцев.[34]

В свою очередь, президент Таджикистана Эмомали Рахмонов, восславляя Средневосточное Возрождение, связанное с государством Саманидов IX-X вв., усматривал его корни в более ранней эпохе, когда зороастризм якобы навечно наделил предков таджиков высокой духовностью. Рахмонов с гордостью отмечал, что, несмотря на периодические катастрофы, таджики якобы в течение тысячелетий сохраняли свою идентичность и культуру, а “таджикский язык стал ведущим языком многих государств и империй”.[35] В 2000 г. Рахмонов издал первый том своего труда “Таджики в зеркале истории” под красноречивым названием “От арийцев до Саманидов” и с тех пор в своих выступлениях с особой страстностью подчеркивал преемственность между исламской династией Саманидов и более ранним арийским зороастризмом.[36]

Этот взгляд на прошлое опирался на разработки таджикских историков и археологов. Речь идет, прежде всего, об одном из ведущих таджикских историков, академике Нумоне Негматове, разрабатывавшем с 1994 г. “Программу комплексных исследований этногенеза и этнической истории народов Центральной Азии”. Предками таджиков он называл протоариев и ариев, придавая этим терминам не только лингвистический, но и “расово-антропологический” смысл.[37] При этом формирование “раннеарийских общин” Негматов начинал с “эректусонеандертальского этапа Homo sapiens”, объявляя это “восходом арийской зари”.[38]

Среди предков он также перечислял саков, массагетов, маргианцев, парнов и других ираноязычных обитателей древней Центральной Азии, которых, как мы видели выше, местные тюркские политики и интеллектуалы причисляют к своим собственным предкам. Аналогичным образом ареал формирования таджикского народа он помещал между Иранским Хорасаном и Северным Афганистаном на юге и Хорезмом на севере, где сегодня живет основная масса тюркских народов Центральной Азии. Именно с этой территорией он и связывал историческую судьбу таджикского народа, что неизбежно вовлекало таджикскую версию прошлого в конфликт с подобными версиями соседних тюркских народов. Мало того, на включенной в его книгу карте “арийская зона” охватывала огромную территорию от городов Хараппской цивилизации на юго-востоке до селений культуры Кукутени-Триполье на западе, что должно было свидетельствовать о былой славе “арийцев”. Правда, в тексте книги Негматов предпочитал говорить не об “арийской”, а об “авестийской цивилизации”, хотя “единое арийское (иранское) бытие” также находило место в его концепции.[39]

Этот проект не ограничивался чисто интеллектуальной конструкцией, а активно использовался властями Таджикистана для укрепления таджикского национального единства, чему служили массовые общественные мероприятия. В 1999 г. под руководством Рахмонова таджики справили 1100-летие государства Саманидов как “великого национального государства”. Ведь именно с ним местные ученые связывают формирование таджикского народа и его наивысший расцвет в эпоху Средневековья, иными словами, его Золотой век. Рахмонов рассчитывал, что обращение к общей славной истории снизит социальное напряжение и приведет нацию к сплочению.[40] Кроме того, это было вызовом давнему сопернику, Узбекистану, где в 1996 г. с помпой отпраздновали “Год Амира Тимура”. Таджикистан демонстрировал свою более глубокую, а тем самым и более престижную историческую традицию. Одним из важных символических актов, посвященных юбилею, стало установление альпинистами летом 1999 г. бюста Измаила Самани на высочайшей вершине Памира, пике Ленина, который с тех пор получил имя основателя династии Саманидов.

Затем в 2001 г. было принято решение отпраздновать новый юбилей - 2700 лет священной персидской книги “Авесты”, и это вызвало повышенный интерес таджикских ученых к проблемам зороастризма и “арийских” основ таджикской культуры. Родину Зороастра они стали с особой страстью искать в Средней Азии, т. е. на территории “исторического Таджикистана”. Так в Таджикистане центральной властью и местной интеллектуальной элитой стал культивироваться арийский миф, призванный, во-первых, сплотить нацию путем апелляции к единым древним предкам, во-вторых, наделить таджиков славой древнейших цивилизаций, в-третьих, снизить накал религиозных противоречий между суннитами и исмаилитами, в-четвертых, создать глубокие культурно-исторические основания для союзнических отношений как с Россией, так и с Ираном и, наконец, в-пятых, провести резкую границу между таджиками и узбеками, изобразив их народами с совершенно разными корнями, включая “расовые”.[41] Кроме того, как “саманидский” проект 1997-1999 гг., так и “арийский” проект 2001-2006 гг. должны были подчеркнуть мудрость и непререкаемый авторитет Э. Рахмонова накануне президентских выборов соответственно в 1999 и 2006 гг. и ослабить позиции исламистов.[42]

Чтобы придать этому мифу научную достоверность, таджикские ученые должны были заполнить досадный разрыв между эпохой Зороастра и Саманидами. Вскоре эта задача была успешно решена: ссылаясь на китайские источники, таджикская исследовательница обнаружила некое государство Кирпанд, существовавшее в II-VII вв. и занимавшее обширную территорию от р. Инд до Хорезма. Якобы эта “империя” была создана предками таджиков, и в ней господствовал “арийский язык”.[43]

После этого 12 сентября 2003 г. президент Таджикистана смог с полным удовлетворением издать указ о праздновании в 2006 году “Года арийской цивилизации”. При этом он, с одной стороны, обличал расизм и дистанцировался от нацистской псевдонауки, но с другой – с гордостью говорил о “чистом культурном наследии”. Он доказывал, что “арийская цивилизация с ее культурно-нравственными ценностями, сыграла поистине очень важную роль в формировании человеческой цивилизации и связей между цивилизациями и культурами, о чем свидетельствуют исторические памятники, сохранившиеся на территориях проживания арийских народов и в других странах. Ценности арийского наследия и культуры считаются предметом гордости не только для их наследников, но и всего человечества, являясь общечеловеческим историческим достоянием”. Эти ценности казались ему настолько значимыми, что он требовал восстановления в правах названия “арии” в отношении иранских народов как традиционного. При этом, ссылаясь на археологию, он с вдохновением указывал на огромные по размерам пространства, освоенные иранскими (“арийскими”) народами в раннем железном веке. Но “извечной родиной” ариев он представлял Среднюю Азию.[44]

В своих рассуждениях Рахмонов опирался на работы двух ведущих таджикских историков, академиков Н. Негматова и Р. Масова, которые, с одной стороны, делали все возможное для того, чтобы очистить “арийство” от нацистских ассоциаций, а с другой – обвиняли в “вековых несчастьях таджикского народа” тюркских завоевателей.[45] С одобрением предстоящих торжеств выступил и президент Академии наук Таджикистана М. Илолов, подчеркнувший, что “тема ариев представляет собой не только и не столько историческую проблему, сколько современную”. По его мнению, арийская идентичность необходима современным таджикам для самопознания и пробуждения созидательной энергии.[46] Любопытно, что как президент Рахмонов, так и ведущие таджикские ученые всячески подчеркивали, что обращение к наследию пророка Зороастра нисколько не противоречит исламу.

С конца 2005 г. улицы таджикских городов заполнились плакатами, украшенными знаками свастики и объявлявшими таджиков прямыми потомками славных арийцев, а в сентябре 2006 г. в Душанбе состоялся представительный форум, посвященный Году арийской цивилизации.[47] В честь славного праздника в Таджикистане даже была выпущена памятная серебряная монета достоинством в один сом. Тогда же отпраздновали и 2700-летие Куляба, родного города таджикского президента.

Все это вызвало немедленную реакцию ведущего узбекского археолога, академика А. Аскарова, попытавшегося наделить часть арийцев тюркоязычием и изобразить их предками узбеков. Он доказывал, что степное население с эпохи бронзы было многоязычным и включало как иранские, так и тюркские группы, обитавшие в тесных контактах друг с другом. В подходе своих оппонентов узбекский академик усматривал европоцентризм с его колониальной направленностью,[48] хотя трудно было винить таджиков в каких-либо колониальных устремлениях.

В свою очередь, некоторые туркменские интеллектуалы еще в 1980-х гг. пытались представить арийцев предками туркмен, как это делал, например, художник Сулий Яранов. Любопытно, что тогда он противопоставлял арийцев тюркам и отвергал пантюркизм.[49] Его выступление в местной газете вызвало полемику между археологами, вновь подтвердившую значительные расхождения, существующие в науке по поводу древнего расселения индоиранцев (ариев). Если один археолог выводил их с севера из степного пояса, то другой настаивал на локализации их прародины на территории Юго-западной Туркмении.[50] Вместе с тем, оба они отмечали древний иранский субстрат в этногенезе туркмен, что вскоре и дало повод для поисков предков туркмен в Парфии.[51] Действительно, прошло несколько лет, и о “тюркоязычии” мидийцев, скифов, саков, массагетов и парфян заговорил советник президента Ниязова, археолог О. А. Гундогдыев. Он доказывал, что якобы они-то и были предками туркмен. Тем самым, по его словам, туркмены пронесли народное единство через тысячелетия.[52]

Таким образом, во всех постсоветских тюркских государствах отмечается заметная тенденция к своей легитимизации путем обращения к идее автохтонизма, рисующей далеких предков безусловными “коренными жителями”, обитавшими на данной территории с глубочайшей первобытности. В этом следует видеть прямое следствие советского этнонационализма, определявшего государство в культурно-исторических, а не гражданских терминах. Вот где берет начало неизбывная тяга многих тюркских политиков и ученых отождествлять своих предков с древними местными обитателями и принижать роль известных массовых миграций кочевников. При этом стратегии “обретения предков” допускают некоторую вариативность. В одних случаях акцент делается на биологическом и культурном наследии, и тогда предки объявляются “арийцами”, которые с течением времени сменили свой изначальный язык. В других случаях те же самые предки наделяются исконным тюркоязычием. Однако все это вызывает неприятие у армянских и таджикских ученых, усматривающих в этом неправомерное “присвоение чужого прошлого”.[53]

Между тем, принцип автохтонизма оказывается важным и для других постсоветских государств далеко за пределами Центральной Азии, где археология также оказывается важным политическим орудием. Так, не забывал об археологии и бывший президент Грузии Э. А. Шеварднадзе. В связи с тем, что археологи обнаружили в Дманиси (Южная Грузия) останки Homo erectus, датированные временем 1700–1800 тыс. лет назад, в октябре 2000 г. в Тбилиси была устроена археологическая выставка. Она была призвана продемонстрировать миру “древнейшего европейца” и тем подчеркнуть ориентацию Грузии на Европу и ее стремление влиться в сообщество европейских народов. В связи с этим посещение выставки президентом Грузии имело, несомненно, знаковый характер.[54] Сегодня экспозиция Национального музея Грузии в Тбилиси открывается изображениями людей из Дманиси, причем им там даны грузинские имена, что должно представлять “древнейших европейцев” грузинами.

Европейская идентичность воодушевляет и нынешнего президента Грузии М. Саакашвили, выступившего перед депутатами Европейского парламента в Страсбурге со следующим заявлением: “Грузины являются европейцами с того времени, как Прометей был прикован цепями к скале и в Грузии побывали аргонавты в поисках ‘золотого руна’”.[55] Эта концепция пытается опираться на научные данные. В октябре-декабре 2008 г. в Кембридже (Великобритания) демонстрировались археологические находки из поселения Вани эпохи Колхидского царства второй половины I тыс. до н. э. Комментируя эти находки, в своем интервью теленовостям “Евроньюз” директор Национального музея Грузии назвал Грузию “страной Золотого руна”, которая якобы всегда была с Европой. Иными словами, стремление получать щедрую финансовую поддержку и военную помощь из Европы ищет себе оправдание в глубинах древнейшей истории.

В свою очередь, во время празднования Абхазией Дня независимости 30 сентября 2008 г. в центре Сухума была вывешена огромная карта древнего царства Апсны. Этим абхазы давали понять, что объявление Абхазией независимости было легитимным актом, возвращавшим стране статус, потерянный в далеком Средневековье.[56]