Топография и характер поселений
В расположении на местности памятников раннего периода нет полного единообразия. Так, поселения у д. Уткино и Торхово занимают пологие невысокие склоны рек. Их площадь, определяемая по распространению подъемного материала, значительна: ок. 5 га Уткинского поселения и более 3 га Торховского. Также на склоне, но несколько более высоком (свыше 20 м) находится поселение уд. Слободка (Изрог). Здесь подъемный материал различных эпох встречается на площади до 40 га, что явно не соответствует размерам славянского поселка. Вероятно, поселение славянской поры располагалось лишь на участке, прилегающем к реке, и не превышало 5 га. В близких условиях располагались и поселения у д. Бутырки на р. Упа и пос. Победа на р. Шат, отнесенные условно к
[26]
ранним славянским. Они находились на пологих невысоких берегах рек и занимали площадь 3—4 га. Поселение у с. Супруты занимало только площадку более раннего городища площадью всего 0,6 га. Располагаясь на высоком (15—26 м), с крутыми склонами мысе над р. Упа, это поселение резко отличается от всех перечисленных выше. Исследования, проведенные за пределами городища, выявили следы поселений более раннего времени, но материалов славянского периода отмечено не было [Белоцерковская И. В., 1981. С. 197—206; Арх. ИА РАН. Р-1: № 20226].
Важной чертой большинства ранних памятников можно считать отсутствие на них искусственных укреплений. Пренебрежение возведением укреплений носит отнюдь не случайный характер. Так, славянское поселение у д. Торхово возникло на месте более ранних поселков в непосредственной близости от городища мощинского времени. Как показали раскопки последнего, укрепления на нем возобновлялись в древнерусское время и в XIV—XVI вв. [Гриценко В. П., 1997. С. 101]. В период функционирования славянского поселения никаких укреплений здесь не возводилось, более того — площадка городища оставалась незаселенной.
В результате разреза вала городища уд. Щепилово, произведенного в 1952 г. С. А. Изюмовой, было установлено, что первоначально он был возведен непосредственно на слое погребенной почвы [Арх. ИА РАН. Р-1: № 761. Л. 14. Чертеж 4]. Мощные напластования мощинской культуры позволяют предположить, что вал относится к раннему времени. Характер конструкции основной части вала также близок сооружениям мощинского периода. Следов укреплений славянского времени по материалам отчета не прослеживается. Не исключено, что площадка раннего городища использовалась славянами для небольшого неукрепленного поселения.
Поселение у с. Супруты для славянского периода его существования также неправомерно рассматривать как городище. В результате раскопок укреплений и со стороны поля, и по периметру удалось установить, что в основной своей части они были возведены в 1-й пол. I тыс. н. э. [Шеков А. В., 1997. С. 190, 191]. Можно предполагать и наличие легких укреплений по гребню вала в XIV— XVI вв. Ни малейших следов фортификационных сооружений славянской поры на памятнике не фиксировалось. Городище у д. Слободка (Изрог) на р. Шат также было возведено лишь во 2-й пол. XII в., оно частично перекрыло славянское селище.
Как уже отмечалось ранее, поселения, отнесенные ко второму периоду, немногочисленны. В основном они представлены селищами, расположенными на достаточно высоких (15—35 м) склонах небольших притоков р. Упа и имеющими значительную площадь. В частности, поселения 1 и 4 у пос. Майский и поселение 5 у д. Лужки, судя по распространению подъемного материала, занимали участки площадью более 8 га. Имевшие относительно небольшую площадь поселение у д. Озерки и селище 5 у пос. Майский отнесены ко второму периоду условно.
Вероятно, к указанному времени относится появление в регионе первых городищ. Но в настоящий момент это предположение носит глубоко предварительный характер. Укрепления городища у д. Снедка, несомненно, относятся к славянскому времени — сколько-нибудь значительных материалов иных периодов здесь не обна-
[27]
ружено. Полученный в ходе шурфовок и поверхностных сборов материал представлен исключительно лепной роменской керамикой, втом числе орнаментированной веревочным штампом. Наиболее вероятной представляется датировка памятника вторым периодом. Зачисткой повреждения вала, произведенной С. А. Изюмовой в 1954 г., было установлено, что он состоял «из простой и обожженной глины и древесного угля», который фиксировался «в виде продольно лежащих плах» [Арх. ИА РАН. Р-1: № 1009. Л. 6]. Судя по приведенному в отчете чертежу, «плахи» представляли собой остатки нижних венцов сруба шириной ок. 2 м. Можно предположить, что укрепления городища относились к простейшей системе, известной по материалам памятников роменской и родственных ей культур. Они состояли из одного ряда срубов, забутованных грунтом, взятым из находящегося перед стеной неглубокого рва. Размеры укрепленной площадки (всего 0,3 га) позволяют отнести городище к категории малых крепостей.
Основная часть памятников позднего периода также представлена крупными открытыми поселениями. Обычно они располагаются на склонах небольших речек, ручьев и мокрых балок. Высота таких поселений 10—20 м, площадь концентрации подъемного материала 2,5—3 га. Отдельные исключения, например небольшое поселение 1 у д. Лужки площадью всего 0,5 га, не меняют общей картины.
Помимо многочисленных селищ, для этого времени становятся характерными и весьма крупные городища. На сегодня они известны в двух пунктах. Городище у быв. д. Кетри долгое время относилось исследователями к иным культурно-хронологическим группам. На нем фиксировались лишь отложения эпохи железного века и древнерусского (XII—XIII вв.) времени [Куза А. В., 1996. С. 128. № 595]. В ходе разведок А. М. Воронцова, проведенных в 2000 г., было установлено, что основная масса подъемного материала представлена раннекруговой керамикой. Отдельные венчики круговых сосудов также могут быть отнесены к рассматриваемому периоду. Материал мощинского типа не вычленялся, и его присутствие на памятнике находится под сомнением. В пользу славянской принадлежности укреплений говорят и следы вала по всему периметру городища, а не только со стороны поля, как это наблюдается у городищ эпохи раннего железа. Площадь укрепленной части, по предварительным данным, ок. 0,7 га, на плато за валом расположено обширное селище, содержащее аналогичный материал.
Среди всех памятников позднего периода выделяется комплекс у д. Тимофеевка в устье р. Волхона. Он состоит из крупного городища и двух открытых поселений. Городище занимает подпря-моугольный мыс, с юга и запада ограниченный болотистой поймой р. Волхона, а с востока и северо-востока — небольшим безымянным ручьем (рис. 6). Площадка городища площадью более 1 га возвышается над поймой на 10—15 м. Помимо естественной защиты, на городище была возведена сложная система укреплений. С северной, напольной, стороны в настоящее время хорошо сохранились две линии валов и ров между ними. Высота внутреннего вала более 6 м, внешнего — ок. 5 м. Интересно отметить, что столь крупное сооружение было возведено отнюдь не в самом узком месте перешейка, соединяющего площадку городища с плато. Очевидно,
[28]
что строители использовали особенности рельефа, но в то же время не были полностью от них зависимы.
Кроме укреплений с напольной стороны, остатки валов прослеживаются по всему периметру городища. Этот вал с восточной стороны является прямым продолжением внутреннего напольного вала, а с западной несколько расходится с ним, образуя узкий проход типа «захаба» (рис. 6). Подобная система сооружения въезда появляется в восточно-славянских землях относительно поздно [Моргунов Ю. Ю., 1990. С. 164—166. Рис. 22, 1]. В пользу того что укрепления с напольной стороны были возведены (во всяком случае в большей своей части) в славянское время, говорит и практически полное отсутствие в материалах раскопок находок мощинского периода. Укрепления по периметру площадки были исследованы в ходе раскопок на западном и восточном склонах городища. Они возникли и существовали исключительно в славянское время. В настоящий момент это единственные укрепления славянской поры, изученные в бассейне р. Упа.
Укрепления вдоль склонов Тимофеевского городища возводились единовременно. Первоначально была подготовлена основа для будущих деревоземляных стен. С этой целью вдоль западного склона была произведена подчистка, в результате которой образовались уступы шириной в одну клеть, понижающиеся к краю площадки городища. Вдоль более пологого, восточного, склона подготовительные работы велись масштабнее. Здесь с целью выравнива-
 |
[29]
ния площадки по ее краю была сделана подсыпка из материкового суглинка шириной ок. 3,5 м и максимальной мощностью (у края городища) до 1 м. По прошествии некоторого времени, на что указывают следы наплывов культурного слоя на западной части подсып-ки,;склон вместе с подсыпкой был эскарпирован. Высота этого эскарпа на исследованном участке превышала 1,50 м, а, судя по современному рельефу склона, была более 2 м. Так же, как и на западном склоне, поверхность подсыпки была выровнена для установки срубов, но здесь образовавшиеся ступени понижались от края городища к его центру (рис. 7).
Сердцевину укрепления составляла стена из поставленных в ряд срубов шириной 2,40—2,60 м. Клети рублены «в обло» из бре-
 | |||||
| |||||
 | |||||
[30]
вен толщиной ок. 0,20 м и, вероятно, имели глиняную обмазку стены, обращенной к площадке городища. С внешней стороны к стене примыкал ряд срубов или ряд неполных срубов (без задней стенки), заполненных переотложенным материковым суглинком. Ширина их не превышала 1,10 м. Эти срубы начинались всего в 0,40—0,50 м от края эскарпированного склона. Скорее всего, чтобы избежать оползания внешней части укреплений, основание срубов было сделано с сильным, до 18°, уклоном к основной стене. Судя по сохранившейся на высоту до 0,35 м части, внешняя стена также имела заметный уклон (8° 30'). В процессе разрушения из-за пожара внешние срубы рухнули в сторону городища, образовавшийся при этом вал из материкового суглинка и углей позволяет предполагать, что в соответствии с его объемом общая высота внешних клетей вряд ли намного превышала высоту в 2 м.
Какова была общая высота и конструкция верхней части основной стены, по сохранившимся остаткам судить сложно. Внутренняя стена центральной клети разрушилась несколько ранее того момента, когда упали внешние забутованные срубы. При этом образовался весьма мощный слой сильно обожженной глиняной обмазки. Зная приблизительный диаметр бревен, а следовательно, примерный объем обмазки, соответствующий одному бревну, и учитывая относительную стабильность объема обожженной глины, можно попытаться в самых общих чертах вычислить высоту внутренней стены основного ряда клетей. Так, при усредненном диаметре бревна 0,20 м на 1 м его длины (ширина зачистки) приходится 0,0086 куб. м глиняной обмазки. Общий объем завала обмазки, образовавшийся в ходе разрушения стены, немногим превышал 0,2 куб. м, что соответствует обмазке 23—24 бревен. Т. е. высота центральной стены могла быть близка значению 4,60— 4,80 м.
С внутренней стороны стены, как по западному, так и по восточному склонам просматривались следы еще одного ряда клетей. Они имели такую же ширину, что и основные укрепления. Сохранность этого ряда срубов, полностью сгоревшего в пожаре, не позволяет делать каких-либо реконструкций. Можно лишь отметить, что в их заполнениях отчетливо виднелись следы хозяйственной деятельности.
Поиски аналогий описанной системе укреплений затруднены из-за крайне слабой изученности синхронных фортификационных сооружений по краю городища со стороны крутых склонов [Григорьев А. В., 2000. С. 71]. В то же время представляется очевидной связь укреплений Тимофеевского городища с укреплениями, исследованными с напольной стороны, целого ряда городищ ро-менской и родственных ей культур. Там также имеются невысокие (ок. 2 м) дерево-земляные сооружения, возведенные с внешней стороны от основной стены, названные автором «псевдоэскарпами» [Григорьев А. В., 1992. С. 43]. Основу стены, особенно на позднем этапе, составляют поставленные в ряд клети, не редки и хозяйственные клети по внутреннему периметру стены.
Однако в фортификации роменских городищ IX — нач. XI вв. полная система укреплений складывалась постепенно. К стене с напольной стороны, по мере углубления и расширения рва, пристраивался один или несколько «псевдоэскарпов». Также, со временем,
[31]
пристраивались клети с внутренней стороны стены и возводились стены по эскарпированным склонам городища [Григорьев А. В., 2000. С. 71]. Крепость приобретала завершенный вид лишь после нескольких крупных перестроек. Строители Тимофеевского городища попытались изначально использовать все известные фортификационные приемы. При этом первоначальный смысл некоторых из них был явно искажен. Так, «псевдоэскарп», активно использовавшийся роменцами со стороны присыпанных рвов, т. е. там, где настоящее эскарпирование было невозможно, здесь поставлен непосредственно над эскарпом склона, при этом сам натуральный эскарп не был укреплен деревом. Если более ранние эскарпы и «псевдоэскарпы» находились ниже основной стены и значительно увеличивали ее эффективность, то в рассматриваемом случае «псевдоэскарп» примерно наполовину закрыл основную стену, уменьшив таким образом ее высоту. С другой стороны, наличие за-бутованного «псевдоэскарпа» дало возможность отказаться от забутовки центрального ряда клетей, что также не повысило защитных качеств укрепления.
Создается впечатление, что к моменту создания Тимофеевского городища у его строителей существовал устойчивый образ крепости, идентичный укреплениям роменской и родственных ей культур. Фортификационные сооружения Тимофеевки представляют собой пример дальнейшего развития этого образа.
Не совсем характерным является и соотношение укрепленной и открытой частей комплекса. На перешейке, за валами, культурный слой отсутствует. Отдельные находки синхронной керамики были сделаны на расстоянии ок. 0,5 км к северо-западу от городища. Основное поселение, вероятно, располагалось на месте современной деревни, в 0,1 км к востоку и северо-востоку от крепости, на противоположном берегу ручья. К сожалению, из-за современной застройки определить размеры этого поселения крайне сложно.
Несмотря на ограниченность имеющегося фактического материала, можно отметить, что в топографии и характере памятников, как и в их географическом положении, на протяжении изучаемого времени происходили достаточно отчетливые изменения. Разнообразие в характере памятников раннего периода, вероятно, указывает на непосредственную зависимость типа того или иного поселения от исполняемой им конкретной функции. Различия этих функций, как будет показано ниже, отразились и на других чертах материальной культуры. Отмеченное пренебрежение возведением укреплений говорит об уверенности населения в своих силах. В характере памятников следующего, второго, периода уже проявляется более простая и четкая функциональная дифференциация. С одной стороны, это крупные открытые поселения, расположенные в стороне от главной реки региона, с другой — небольшие городища, контролирующие пути от реки вглубь территории. Развитие этой системы наиболее полно наблюдается на материалах позднего периода. Резкий рост количества поселений в это время приводит к тому, что открытые селища фиксируются уже не только в верховьях мелких речек, но и непосредственно на берегах Упы, правда, преимущественно в верхнем ее течении. В центральной части региона, в среднем течении реки, возникают крупные укрепленные центры
[32]
Тимофеевка и Кетри. Постройка крупных крепостей на значительном удалении от границ региона может указывать на нестабильность политической ситуации и неуверенность в возможности защиты всей территории.
Планировка поселений
Как и на большинстве славянских памятников конца I тыс. н. э., возможности для реконструкции внутренней планировки поселений бассейна Упы крайне ограничены. Это связано и с малым количеством памятников, исследованных широкими площадями, и с плохой сохранностью слоя на большинстве из них, и с недостаточным вниманием исследователей к наблюдениям за стратиграфией слоя. В то же время важность вопроса вынуждает остановиться на нем подробнее и попытаться осмыслить ту информацию, которой мы располагаем в настоящий момент.
О сложности работы с материалами раскопок 50-х — 70-х гг. на поселении у с. Супруты неоднократно говорилось выше. Возможно, полная публикация материалов памятника позволит в дальнейшем рассмотреть его планировку в динамике. Предварительно можно охарактеризовать ее лишь в самых общих чертах.
Синхронными могут считаться постройки, погибшие в результате военного разгрома поселения. Его признаками являются не только следы гибели в огне, поскольку на городище известны жилища, сгоревшие в более раннее время, но и обязательное наличие большого количества материала и костяков как в виде погребений, так и не захороненных. Сложность достоверного вычленения на основе архивных материалов наземных построек этого этапа не позволяет точно определить их количество. Приблизительно за все годы было исследовано ок. 20 жилых сооружений, по времени соответствующих гибели поселка. Т. е. на каждые 100 кв. м исследованной площади приходится в среднем по одному жилищу. В ряде случаев постройки расположены всего в 2—4 м друг от друга. Столь высокая концентрация синхронных построек нехарактерна для славянских памятников конца I тыс., расположенных к востоку от Днепра. Плотность застройки не позволяет говорить о существовании здесь каких-либо зачатков усадебной планировки, известной на памятниках роменской культуры X — 1-й пол. XI вв. [Григорьев А. В., 2000. С. 77—79].
Другой особенностью внутренней планировки памятника является то, что большая часть изученных жилищ располагается по периметру площадки, вдоль склонов и подошвы раннего вала. Подобная планировка отмечалась на ранних этапах существования городища у с. Горналь Курской обл. [Куза А. В., 1981. С. 27, 28]. Однако следует отметить, что центральная часть площадки Супрутско-го городища максимально повреждена распашкой и карьером. Поэтому фиксация здесь наземных и слегка углубленных построек чрезвычайно проблематична.
Помимо расположения построек по территории поселения, обращает на себя внимание их ориентировка. Большинство жилищ позднего этапа ориентировано углами по сторонам света. В то же время имеются постройки, в частности в южной части раскопа XV и
[33]
в северо-западном углу раскопа XIV, ориентированные по сторонам света стенами. Как показывают немногочисленные стратиграфические наблюдения, подобная ориентировка более характерна для строительного этапа, предшествующего пожару (раскоп XXI, постройка 1). Вероятно, смена построек двух последних этапов происходила постепенно и к моменту гибели поселка еще продолжали функционировать жилища, построенные ранее, вскоре после предыдущего пожара.
Планировка поселения уд. Торхово, несмотря на относительно небольшую исследованную площадь, более пригодна для рассмотрения в динамике. Здесь достаточно отчетливо выделяется несколько компактных групп последовательно существовавших жилищ (рис. 8). Группа А отмечается в раскопах III, IV, VI (1996— 1999 гг.), группа Б — в южной части раскопа II (1993 г.). Наиболее ранние из жилищ — постройка 1 (раскопы III—IV) и яма 35 — (раскоп II) — расположены на расстоянии ок. 30 м друг от друга. В непосредственной близости от них находились сгоревшие наземные постройки, отнесенные к третьему хронологическому этапу (постройка 2 в раскопах III, IV, VI и печь 3 в раскопе II). На последнем этапе, предшествующем гибели поселения, в указанных группах существует уже по две жилые постройки: постройка 4 и яма 63 в раскопе VI и ямы 30 и 35, 1 в раскопе II. Кроме того, в 18 м от построек
|
[34]
группы А в это время появляется постройка (яма 33), отнесенная к группе В.
Очевидная связь с группами наблюдается в расположении развалов отдельных каменных отопительных сооружений. Не исключено, что они также являются остатками наземных жилищ. Возможно, эти постройки были разобраны, а не погибли в огне и потому иных следов, кроме развалов печей, не оставили. В случае, если данное предположение верно, структура групп не меняется — на каждом строительном этапе, кроме последнего, в состав группы входило по одной жилой постройке. Помимо жилищ, определенное тяготение к группам прослеживается и в концентрации хозяйственных сооружений, прежде всего зерновых ям.
Наличие групп последовательно существовавших жилищ не является уникальным для памятников роменского круга. Подобные структуры внутренней планировки уже отмечались автором в ряде поселений Северской земли [Григорьев А. В., 2000. С. 78, 79. Рис. 27]. Строительство жилищ на протяжении жизни нескольких поколений в пределах определенного участка, вероятнее всего, указывает на сложение той или иной формы собственности на землю в границах поселения. Усадебный характер застройки, очевидно, присущ и Торховскому селищу.
Изначально усадьбы ориентировались вдоль склона террасы по линии юго-восток—северо-запад. Границы между ними проходили перпендикулярно склону. Постройки располагались чрезвычайно свободно, площадь усадьбы превышала 500 кв. м. Такая ситуация сохранялась почти на всем протяжении жизни поселка. Вероятно, возникавшие в ходе естественного роста населения новые хозяйства строились по незаселенным окраинам поселения. Определенный дефицит свободных площадей мог возникнуть на позднем этапе. В это время наблюдается деление усадеб А и Б. Границы между новыми участками прошли параллельно склону в пределах ранних усадеб. Размеры новых владений могут быть достаточно точно определены для ближайших к склону хозяйств А1 и Б1. Они составляли ок. 300 кв. м. Отметим, что подобную площадь имели усадьбы, выделенные на памятниках роменской культуры Левобережья Днепра [Григорьев А. В., 2000. С. 189]. Возможно, участок площадью 250—350 кв. м являлся необходимым минимумом для ведения хозяйства в рассматриваемый период.
Интересно отметить изменения в ориентировке жилых построек Торхова. На протяжении ранних этапов все они ориентировались стенами по сторонам света, с небольшими, по-видимому, сезонными отклонениями. Постройки последнего этапа ориентированы углами по сторонам света. Смена ориентировки происходит достаточно быстро и может служить хронологическим показателем.
Изучение поселения у д. Уткино производилось тремя не связанными между собой раскопами. При значительной длине их ширина составила всего 8 м (для раскопов 1 и 2) и 4 м (для раскопа 3). Такая система была продиктована необходимостью исследовать как можно большую часть памятника, поскольку работы носили охранный характер. Однако при данной форме раскопов, несмотря на их значительную площадь, практически невозможно установить какую-либо закономерность в расположении вскрытых объектов. Глубокая распашка и связанные с ней сложности в установлении
[35]
cтратиграфических связей еще более осложняют ситуацию. Поэтому единственное, что можно отметить в данном случае, это свободное расположение синхронных построек. Очевидна близость внутренней планировки памятника к планировке поселения у д. Торхово и отличие от планировки Супрутского городища.
Таким образом, несмотря на недостаточность фактического материала, уже сегодня можно предположить существование на памятниках раннего периода двух весьма различных принципов планировки поселений. Если планировка Торховского селища и, возможно, Уткинского характерна для близких по времени и культуре славянских памятников, то планировка Супрутского поселения отражает иную систему внутрипоселенческих отношений.
О планировке памятников второго и третьего периодов славянского заселения бассейна Упы можно будет говорить лишь после проведения на них широкомасштабных исследований. На относительно хорошо изученном городище у д. Тимофеевка только одна постройка может быть интерпретирована как жилище. Поэтому сказать что-либо определенное о расположении жилых и хозяйственных построек на этом памятнике в настоящее время невозможно. Интерес может представлять расположенная в северной половине раскопов 1—4 зона, не содержащая никаких следов ям или построек. Она проходила в виде полосы через все раскопы с запада, от места предполагаемого въезда в крепость, на юго-восток, по направлению к центру площадки. Ширина этой полосы до 6 м, протяженность исследованной части — до 20 м. Не исключено, что она образовалась вследствие прохождения здесь дороги.
Жилые постройки
В соответствии со степенью изученности подавляющее большинство известных жилищ относится к раннему периоду славянского заселения Упы. Они были исследованы на поселениях Супруты, Торхово и Уткино. Несмотря на относительно небольшое их количество, можно говорить о значительном разнообразии конструкций жилых построек раннего периода. По характеру фиксируемых в раскопах нижних конструкций сооружений их следует разделить на три основные категории: постройки с углубленной жилой (отапливаемой) частью, с нежилым котлованом и без какого-либо углубления.
Жилища с отапливаемым котлованом, обычно квалифицируемые как «полуземлянки», известны на всех трех отмеченных выше поселениях. Указание С. А. Изюмовой на преимущественно наземный характер построек Супрутского поселения [Изюмова С. А., 1974. С. 53] не вполне соответствует действительности. Сведения о целом ряде углубленных жилищ содержатся в отчетах С. А. Изюмовой [Арх. ИА РАН. Р-1: №№ 1197, 3488, 4056 и т. д.], такие же сооружения были изучены на памятнике А. В. Шековым в 1995 г. [Шеков А. В., 1996. С. 201—203].
От построек этой категории, как правило, хорошо сохраняются углубленные в землю котлованы с остатками отопительных сооружений. Некоторую сложность для исследователя представляют лишь ситуации, при которых часть котлована вырыта не в материке,
[36]
а в более ранних слоях и заполнениях построек. Так, в ряде раскопов 50—60-х гг. на поселении у с. Супруты не были прослежены границы между очевидно разновременными жилищами. Например, в отчете по раскопу III 1955 г. указывается, что была исследована «часть столбового жилища, углубленного в материк на расстояние от 0,50 до 2,00 м, длиной 14 м по северной стенке» [Арх. ИА РАН. Р-1: № 1197. Л. 5]. Зафиксированные в заполнении этого «котлована» три развала каменных отопительных сооружений, залегавших на различной глубине, различия в глубинах самого котлована позволяют с уверенностью говорить о том, что в данном случае речь идет о трех или более разновременных жилищах, котлованы которых совпали лишь по одной (северо-восточной) стенке. Так же, вероятно, остатки нескольких жилищ были исследованы в 1954—1955 гг. в раскопе I и интерпретированы автором раскопок как «жертвенники» [Арх. ИА РАН. Р-1: № 1197. Л. 2—4]. Список подобных примеров можно продолжить. К сожалению, тексты отчетов и графический материал по большей части не дают возможности реконструировать основные параметры указанных построек. В то же время хорошо зафиксированные С. А. Изюмовой жилища раскопок и постройки, исследованные в 1995 г., позволяют говорить о «полуземлянках» как о весьма распространенной категории жилых сооружений на памятнике.
Котлованы полуземляночных построек имеют в плане прямоугольную, близкую к квадрату форму. Они весьма точно ориентированы по сторонам света углами или стенами. Размеры котлованов различны — от 3 х 3 м до почти 5 х 5 м. Определить соотношение количества котлованов различной площади по имеющемуся материалу сложно. Можно лишь отметить, что площадь котлованов двух жилищ этой категории поселения у д. Торхово составляла менее 8 кв. м, две такие постройки, исследованные на поселении у д. Уткино, имели котлованы площадью 11 и 11,5 кв. м. Площади котлованов построек Супрутского поселения колеблются от 12 до более чем 18,5 кв. м, однако, установить средний размер котлованов жилищ этого поселения не представляется возможным. В целом отмечается преобладание на памятниках раннего периода построек с котлованами малой площади (до 16 кв. м), что на сопредельной территории Северской земли является характерным для жилищ раннего этапа (2-й пол. VIII—IX вв.) [Григорьев А. В., 1990. С. 157, 159]. Глубины котлованов весьма стабильны, в пределах 0,5—0,9 м.
В углубленных жилищах применялись две схемы обшивки стен котлована. Это обшивка при помощи досок, заложенных между материковыми стенами и столбами, поставленными по углам и по центру стен котлована (Уткино, Супруты, 1995, постройка 1), и бесстолбовая конструкция. При последней в котлован либо опускался сруб (Супруты, 1995, постройка 3), либо сруб ставился за пределами котлована, стены которого оставались без обшивки (Торхово, постройка 1). Котлованы, имевшие только по два или четыре столба по центру противоположных стен, широко распространенные в VIII—IX вв. на Левобережье Днепра и отнесенные автором к типу II [Григорьев А. В., 1990. С. 154], в изучаемом регионе не зафиксированы.
Отопительные сооружения в постройках данной категории относятся к двум основным типам. Наиболее распространенными были печи-каменки, следы которых выявлены во всех углубленных
[37]
жилищах. Они располагались в одном из углов котлована, чаще всего в северной его половине. Поды печей — материковые, редко подмазанные глиной. Стенки сложены насухо из необработанных камней, как правило, крупных в основании и мелких у свода. Своды, вероятно, также складывались из камней. Лишь в одном случае в жилище 2 раскопа XIV (1971 г.) поселения у с. Супруты было зафиксировано применение глины при возведении свода печи [ИзюмоваС. А., 1972. С. 93; Арх. ИА РАН. Р-1: № 4593. Л. 9J. Не исключено, что глина применялась при сооружении сводов печей достаточно широко, однако в подавляющем большинстве случаев своды не сохранились.
Печи иного типа, вырезанные в виде подбоя в материковой стене котлована, известны лишь на одном памятнике — поселении уд. Уткино [Арх. ИАРАН. Р-1: № 13613. Л. 27, 28, 48]. В обеих полуземлянках (раскоп 1, яма 34 и раскоп 2, яма 8 — по отчету) эти печи не были единственным отопительным сооружением и соседствовали с обычными печами-каменками. Они представляли собой ниши размерами 0,80 х 0,90 и 0,80 х 1,00 м, вырезанные в одной из стен котлована. Дно и стенки этих ниш сильно обожжены. В постройке 1 (яма 34) под печи был выложен в один слой мелкими камнями, в постройке 2 (яма 8) обмазан глиной.
Углубленные жилища с печами-каменками широко распространены на славянских памятниках, начиная с VI в., однако на землях, лежащих к востоку от Днепра, аналогии им не столь многочисленны. В бассейне Верхней Оки постройки близкого времени изучены очень мало. Углубленные жилища на поселении Лебедка имели глинобитные печи [Никольская Т. Н., 1957. С. 177], тип печей на поселениях у д. Береговая и Жабыньского монастыря не определен [Городцов В. А., 1905. С. 521, 527]. Датировка перечисленных памятников также требует уточнения. Максимальное распространение печей, вырезанных в стене котлована, наблюдается в VIII—X вв. в нижнем течении р. Дунай. Это Джеджова Лозя [Въжарова Ж. Н., 1965. С. 113], Гарван [Въжарова Ж. Н., 1986. С. 23—25], Цар Асеново [Въжарова Ж. Н., 1965. С. 137, 138. Обр., 94 1, 2] и другие памятники Болгарии.
Наиболее полные аналогии жилищам Упы мы находим на памятниках боршевской группы на Дону [Москаленко А. Н., 1981. С. 79—92]. Здесь прослеживается практически полное сходство как по форме и размерам котлованов, так и по системе отопительных сооружений. Некоторое отличие донских жилищ выражается в большем удельном весе построек с полным набором столбовых ям, несколько большей средней площади котлованов, а также в отсутствии печей, вырезанных в виде подбоя. Отмечая несомненную типологическую близость углубленных жилищ памятников Упы и Дона, необходимо учитывать, что поселения боршевского типа существовали синхронно поселениям бассейна Упы и продолжали существовать позже. Поэтому говорить о преемственности этих двух групп памятников вряд ли допустимо. Можно лишь констатировать родственность традиций, имевших, вероятно, единое происхождение.
На памятниках роменской культуры Левобережья Днепра наиболее широко представлены печи, вырезанные в материковом останце. Печи-каменки здесь единичны и зафиксированы исключительно в ранних жилищах. В несколько большем количестве, но
[38]
также только на ранних памятниках (Волынцево, Битица, Опошня, Новотроицкое) известны печи в виде подбоя [Григорьев А. В., 1990. С. 153. Табл. I]. Отметим, что полуземляночные жилища Упы по ряду показателей (средние размеры, конструкции обшивки котлованов и печей) имеют аналогии в части наиболее ранних жилищ Северской земли, датирующихся 2-й пол. VIII — 1-й пол. IX вв. Общая близость углубленных жилищ рассматриваемого региона с постройками соседних славянских территорий Верхнего Дона и Северской земли позволяет реконструировать их аналогично (рис. 9, 10).
Жилое пространство построек второй категории находилось целиком выше уровня древней дневной поверхности. В связи с этим фиксация подобных жилищ затруднена. В большинстве случаев от них сохраняется нежилая углубленная часть со следами просевшего пола и печи в заполнении. Часто такие постройки интерпретируются авторами раскопок как хозяйственные ямы неизвестного назначения.
По форме углубленной части эти жилища можно разделить на два основных типа. К первому относятся постройки, котлован которых занимал почти всю площадь сооружения. От жилищ первой категории их отличает отсутствие печей в нижней части, как правило, меньшая глубина и не столь ровные и отвесные стенки котлована. На сегодняшний день постройки этого типа достоверно фиксируются только на Супрутском поселении. Судя по отчетам С. А. Изюмовой, подобные жилища были исследованы в раскопах II (постройка 1), VIII (постройка 5), XIV (постройка 1) и, возможно, еще в ряде случаев. Котлованы этих построек имели подквадратную в плане форму размерами ок. 4 х 4 м и были ориентированы углами по сторонам света. Они были заглублены на 0,5—0,9 м и имели пологие стенки. В верхней части заполнений прослеживались прослойки угля и материкового суглинка, понижающиеся от стен к центру котлована. На этих прослойках фиксировались каменные развалы отопительных сооружений, человеческие костяки, отмечалась концентрация находок.
Жилище указанного типа было исследовано в западной части городища в 1999 г. (рис. 11). Несмотря на то что слой на участке раскопа был полностью уничтожен при вскрыше карьера, основные параметры постройки фиксировались достаточно надежно. Углубленная часть имела подквадратную в плане форму размерами по верхней границе 3,60 х 3,60 м. Котлован был ориентирован углами по сторонам света, стенки его были очень пологими, глубина не превышала 0,35 м от сохранившегося уровня материка. Вдоль северо-западной стенки в полу котлована находились три хозяйственные ямы глубиной 0,20—0,30 м, диаметром 0,50—0,65 м. Вдоль других стен углубления располагались три погребения, совершенные по обряду ингумации в небольших вытянутых ямах. Костяки лежали на спине головой на юго-во